Государство д’Аннунцио: опыт аристократического анархизма на республиканской почве.

Александр Большаков

Кай Врагнародов

Прекраснейший холокост

Габриэле д’Аннунцио, «человек в сущности простой, но с опасными причудами», как о нём отозвался Андре Жид

Впрочем, как оказалось, война окончилась не для всех. Келлер вошёл в историю не только как один из известнейших итальянских асов Великой войны, но и как один из заводил авантюры Фиуме (Fiume, по-русски допускается написание Фьюме). Город, который тогда назывался Фиуме (нынче же это — хорватский город Риека) и на момент прекращения военных действий входил в состав Авcтро-Венгрии, был известен тем, что подавляющее большинство его населения составляли итальянцы, которые и собирались присоединить свой город к своей Большой Родине, к Италии, но в апреле 1919 года американский президент Вильсон запретил итальянцам это делать.

В мае новообразованное Королевство Сербов, Хорватов и Словен, претендовавшее на Фиуме, отклонило компромиссный вариант, предложенный Францией, — создать из города независимое государство. Договор о мире с Австрией, подписанный 10 сентября 1919, оставил этот вопрос так же неразрешенным. Итальянские патриоты справедливо негодовали. Наряду с частями французских войск, выполнявшими роль посредников и миротворцев, в этом приморском городе находились также итальянские войска, а в гавани стояли корабли итальянского военно-морского флота. Итальянское население находилось в состоянии национал-патриотической эйфории, чествуя своих солдат.

Рим требовал выполнения Лондонского договора 1915 года, который предусматривал передачу Италии после окончания войны Южного Тироля, Истрии и Далмации (нынешнее побережье Хорватии). Знаменитый итальянский поэт и герой войны (тоже лётчик, как и Келлер) Габриэле д’Аннунцио, «человек в сущности простой, но с опасными причудами», как о нём отозвался Андре Жид, вместе с несколькими офицерами итальянского Генштаба разработал план захвата города Сплит. А летом 1919 года Национальный совет Фиуме разработал план присоединения города к Италии и возложил руководство операцией на д’Аннунцио. 9 июня великий итальянский поэт и воин писал: «Итак, Фиуме кажется сегодня единственным живым городом, единственным пылающим городом, единственным одушевлённым городом, наполненным ветром и огнём, болью и неистовством, очищением и изнеможением: это холокост (это греческое слово означает «всесожжение», то есть весьма значительное жертвоприношение – К.В.), прекраснейший холокост, прекраснейшая жертва, которая когда-либо бросалась алтарь. Итак, подлинное название этого города не Фиуме, но Olocausta: Поглощённый Огнём».

Итальянскому присутствию во Фиуме должен был, согласно решениям мирной конференции, наступить конец в августе 1919 года. После нескольких столкновений итальянцев с французами группа молодых итальянских офицеров обратилась к д’Аннунцио: «Мы поклялись: Фиуме или смерть! На что вы готовы для Фиуме?» В ответ на это д’Аннунцио объявил 6 сентября 1919 года о своей готовности на любые действия, какие только можно представить. Вскоре после этого он сообщил Бенито Муссолини, который к тому времени стал лидером итальянского фашизма, о своём намерении занять Фиуме и попросил о поддержке.

11 сентября колонна из трёхсот добровольцев на грузовиках (угон которых организовал Келлер, предоставивший их в распоряжение д’Аннунцио, сопроводив этот дар огромным букетом красных роз) и бронемашинах выступила на Фиуме. д’Аннунцио жестоко терзала лихорадка, от которой он лечился, принимая коктейль из кокаина и стрихнина. По мере движения колонны к ней присоединялись части итальянских войск, в том числе солдаты легендарной дивизии «Чёрное пламя». Значительную часть отряда составляли ветераны штурмовых отрядов «ардити» (arditi — смельчаки, храбрецы), чей боевой гимн “Giovinezza” («Юность») был заимствован инсургентами и позднее стал фашистским гимном.

В Фиуме Габриэле д’Аннунцио звали просто — Команданте

«Ардити» стали культовыми фигурами за их храбрость и анархический настрой против порядка любого рода. К полудню их колонна, уже увеличившаяся до 2500 человек, беспрепятственно заняла Фиуме. Инсургентов встречали колокольным звоном, приветствовали рёвом сирен и орудийным салютом с итальянских военных кораблей. Началась полуторогодовалая эпопея одного из самых странных государственных образований за всю историю человечества – республики Фиуме (впоследствии — Регентства Карнаро). Габриеле д’Аннунцио был провозглашен губернатором города и выступил с речью перед многотысячной толпой: «Итальянцы Фиуме! Я прошу только о праве быть гражданином Города Жизни. В современном уродливом и трусливом мире Фиуме — островок свободы! И этот чудесный остров посреди океана жизни сияет немеркнущим светом, в то время как все континенты Земли погружены во тьму торгашества и конкуренции. Мы — горстка мистических творцов, которые призваны посеять в мире семена новой силы, что прорастёт всходами отчаянных дерзаний и яростных озарений!». Было учреждено Командование Фиуме, которое возглавил воин-поэт д’Аннунцио. Герой нашего очерка, Гвидо Келлер, познакомившийся с д’Аннунцио во время войны и участвовавший вместе с почти семидесятью другими итальянскими лётчиками в захвате Фиуме, получил пост ответственного секретаря Командования.

14 сентября итальянский адмирал приказывает кораблям своего флота покинуть гавань Фиуме — но экипажи кораблей отказываются подчиниться и переходят на сторону инсургентов.

Акция получила поддержку национал-синдикалистов, представлявших левое крыло итальянских фашистов, и футуристов. Тысячи новых добровольцев устремились во Фиуме, но ни Муссолини, ни премьер-министр Италии Франческо Саверио Нитти ничего не предпринимали. В письме, адресованном Муссолини, д’Аннунцио писал: «Я потрясён вашей косностью и нерешительностью… Где ваши фашисты?.. Проснитесь!.. [Своим бездействием] Вы позволяете заклеймить вас как подлейшего обманщика в истории вселенских мерзавцев». Переговоры с Муссолини о подготовке революционных выступлений по всей Италии оказались безрезультатными, хотя будущий дуче лично приезжал во Фиуме, прислал туда своих бойцов и пожертвовал инсургентам некоторую сумму из казны фашистской партии. Муссолини в то время уже пытался занять место в итальянском политическом истеблишменте, а поэтому он уже не мог позволить себе отчаянных жестов и действий, чтобы не дать повода «серьёзным политикам» обвинить его в маргинальности. И он затаил жгучую зависть к предводителям инсургентов, осмелившимся на поступок, на который не осмелился он. Поэт-футурист Филиппо Томмазо Маринетти прибыл во Фиуме и чествовал войну как единственное средство очищения мира. Будучи одним из основателей «Боевых фаший» (или «Союзов бойцов», как изначально называлась организация фашистов), он требовал распространения революции Фиуме на всю Италию.

После нескольких столкновений итальянцев с французами группа молодых итальянских офицеров обратилась к Д’Аннунцио: «Мы поклялись: Фиуме или смерть! На что вы готовы для Фиуме?» В ответ на это д’Аннунцио объявил 6 сентября 1919 года о своей готовности на любые действия. (Стрелки указывают на Келлера и д’Аннунцио)

«Однажды в гостинице на лестнице я столкнулся с Гвидо Келлером, секретарём Команданте (как называли д’Аннунцио — К.В.), — вспоминал Джованни Комиссо, поэт и писатель, участник авантюры Фиуме. — Я смотрел на этого странно выглядящего человека с пронзительными чёрными глазами… Мы говорили о том, что нужно устроить революцию, которая бы радикально изменила армейские порядки, что следует отменить звания выше капитана, воссоздать традиционные для средневековой Италии ватаги солдат удачи, и чтобы итальянские солдаты впредь равнялись на бойцов-«ардити», и что следует внести изменения в униформу, отменив жёсткий закрытый воротник и бесполезную саблю…»

Вместе они основывают в Фиуме движение «Йога — Союз Свободных Духов, взыскующих совершенства», символами которого стали свастика и пятилепестковая роза. Движение, в основе которого лежали эзотерические и, как бы их назвал, например, Жорж Батай, трансгрессивные тенденции (то бишь преодоление чего-либо путём не воздержания, о наоборот, доведения до высшей степени накала), ставило своей целью воспрепятствование умеренным и консервативным элементам, которые были в окружении д’Аннунцио и пытались на него влиять, провозглашало идеи свободной любви (в том числе гомосексуальной) и объявляло, что воры и проститутки для них предпочтительнее унылых добропорядочных буржуа. В манифестах «Йоги» теоретически обосновывалась необходимость «науки Любви как Преображения». В листке, выпускаемом движением, размещались фотографии обнажённого Келлера.

Объявлялось, что истинный смысл слова «философия» — это не «любовь к мудрости», а «мудрость любви». Авантюра Фиуме объявлялась мигом спонтанности и несерьёзности в деловитом, серьёзном мире, непрерывным праздником в мире, разучившемся праздновать, в мире, порабощённом тупым бессмысленным трудом. Заявлялось, что «Йога» выступает против духовных движений, зиждящихся на непререкаемом авторитете одного-единственного человека. Один человек, дескать, будь он даже величайшим гением, всё же по своей природе вполне может быть ограниченным и нетерпимым и не сможет вместить противоположных взглядов на вещи — а именно диалектическая способность объять противоположные позиции объявлялась Келлером признаком полноты жизни. Таким образом, диктат одного человека создаёт губительное однообразие, которое есть отрицание жизни.

Келлер и Комиссо также разработали проект «Замка Любви», костюмированной мистерии в духе средневековых карнавалов, намеченной на 1920 год.

Отчаянная любовь

Государственный флаг Республики Фиуме — на пурпурном фоне созвездие Большой Медведицы, окольцованное змеем Уроборосом, символом вечности

Келлер, кроме того, основал подразделение телохранителей д’Аннунцио — «Отчаянные» (Disperati), сформированное из группы безбашенных (как бы сказали сейчас) парней, которым Командование Фиуме отказало в зачислении на службу в виду их бесшабашности и которые обосновались в районе судостроительных верфей. Келлер пришёл туда посмотреть, чем они там занимаются. Некоторые купались в море, ныряя голышом со старых кораблей, другие пытались управлять старыми паровозами, прочие пели песни, взобравшись на подъёмные краны. Эти красивые беззаботные парни привели его в восхищение. Келлер собрал их и привёл на обозрение к д’Аннунцио, назвав их самыми красивыми и лучшими солдатами Фиуме и предложив их д’Аннунцио в качестве личной гвардии. Это вызвало бурную негативную реакцию со стороны высших офицеров Командования Фиуме, но Команданте д’Аннунцио согласился на предложение Келлера.

С создания подразделения «Отчаянных» Келлер начал реализовывать свои идеи о новом воинском порядке. Большую часть времени «Отчаянные» занимались плаванием и физическими упражнениями, пели, маршируя по городу, одетые в одни шорты. Они не обязаны были сидеть по казармам. По вечерам они собирались в безлюдной местности, где развлекались, разделившись предварительно на два отряда, устраивая настоящие сражения с применением стрелкового оружия и боевых гранат, в результате чего довольно часто имелись раненые. После с песнями они проходили по городу, увитые гирляндами цветов. «Небольшой отряд решительных, циничных, жестоких парней, прекрасных в своём порыве: цвет восстания и свободы, люди, просеянные через сито войны, революционеры, если не по своим идеям, то по состоянию духа. Эти парни были известны как “солдаты смерти”. Никакая грязь не липла к ним — проклинаемым мудрецами мира сего и посредственностями — явившим миру цвет человечества в эпоху сумерек духа», — писал об отряде Келлера Джованни Комиссо. Девизом их было “me ne frego” («меня не запугать» или «мне плевать»). Его, как и многое другое из воинской эстетики инсургентов, впоследствии заимствовали и использовали итальянские фашисты

В Городе Огня, следуя целиком своей склонности к театральным постановкам, Габриэле д’Аннунцио сотоварищи превратили политику в эстетическое действо. «В лагере “ардити”. Вечером. Настоящий огонь. Речь, воодушевлённые лица — раса, рождённая в огне. Хоровое пение… Шествие. Кинжалы блестят, сжатые в кулаках. Величие, целиком римское по духу. Кинжалы воздеты кверху. Возгласы. Воодушевлённая поступь когорт. Мясо жарится на огне на дровах. Вспыхивающее пламя обжигает лицо — горячка мужества. Рим — цель», — записывает д’Аннунцио в один из тех дней. Команданте и его легионеры разработали символические ритуалы, впоследствии перенятые фашистами. Легионеры-инсургенты позаимствовали марокканские фески в качестве головного убора. Чёрные рубашки и черепа стали символами власти над жизнью и смертью. На их знамёнах был изображён римский орёл с распахнутыми крыльями. Геометрически строгие массовые шествия анонимностью своих участников символизировали неприятие буржуазности. Перенос театральных техник в политическую действительность способствовал возникновению особой связи между Команданте и массами, которых покоряла сила символов и мифов.

Фиуме был блокирован итальянскими правительственными войсками, подвоз продовольствия и прочих продуктов был прекращён. Келлер предложил добывать для города продовольствие с помощью пиратства, благо в гавани стояло несколько военных кораблей, чьи экипажи присоединились к инсургентам. Командованию Фиуме идея пришлась по вкусу — и военные корабли вышли в Адриатическое море, останавливая и грабя встречающиеся на их пути торговые суда. Именно пиратство стало источником снабжения «государства Красоты» продовольствием и предметами первой необходимости. Кроме того, Келлер и его лётчики взялись доставлять в блокадный город продовольствие по воздуху — так в город попадали свиньи, купленные, а порой — отнятые у крестьян окрестных деревень.

Ветераны штурмовых отрядов «ардити» (arditi — смельчаки, храбрецы), чей боевой гимн “Giovinezza” («Юность») был заимствован инсургентами и позднее стал фашистским гимном

В это странное государство стали стекаться странные замечательные люди: поэты и контрабандисты, воры и авантюристы, певицы кабаре и безумные изобретатели, солдаты удачи и различные маргиналы, которым не было места в современном обществе, — всех их с распростёртыми объятьями принимал Город Жизни. Их привлекал аромат абсолютной свободы и беззакония. На улицах Фиуме ночи напролёт шумел праздник. Хлеба, правда, порой не хватало — зато для поддержания боевого духа и творческих способностей бесплатно раздавали кокаин. Вожди инсургентов практически не спали — постоянно принимались и издавались декларации и приказы, обращения к населению города и человечеству (!), д’Аннунцио приходилось выступать на митингах и собраниях по нескольку раз в сутки (в том числе и в ночное время). Кокаин принимали и он, и Келлер, судя по всему, именно тогда к нему пристрастившийся.

Эпопея Фиуме — бесчисленные празднества с наркотиками и алкоголем, которыми город снабжал «Красный крест». В течение нескольких недель инсургенты растратили всю городскую казну на красочные праздничные шествия. Постепенно обострялся конфликт между умеренными национал-консерваторами и радикалами, возглавляемыми Гвидо Келлером. Келлер хотел мобилизовать все имеющиеся в наличии отчаянные элементы против сторонников буржуазного порядка и призывал к тому, чтобы использовать в качестве подкрепления обитателей сумасшедших домов.

Первый проект основного закона государства был написан д’Аннунцио в стихах, что немало ошарашило членов Национального совета Фиуме. В конце концов, был принят другой проект основного закона (в прозе), однако д’Аннунцио настоял на добавлении в него нескольких курьёзных пунктов, например, об обязательном музыкальном образовании для детей, без которого гражданство Фиуме не предоставляется. Также вводился государственный культ муз с сооружением соответствующих храмов.

В качестве министра культуры в город был приглашён Артуро Тосканини. Маэстро согласился и, прибыв в Город Жизни, услаждал слух граждан симфоническими концертами на городской площади. На должность министра иностранных дел был назначен бельгийский поэт-анархист Леон Кохницки, по предложению которого 28 апреля 1920 года была создана Лига за свободу угнетённых народов — с расчётом на поддержку Советской России. Советское правительство ответило сочувственной, но довольно осторожной телеграммой.

Горшок репы на парламент

14 ноября 1020 года Келлер совершил рискованный вылет на самолёте и своеобразно бомбардировал Рим — разбросал над Ватиканом и королевским дворцом красные розы, а на здание парламента сбросил ночной горшок, наполненный репой, — прозрачный намёк на экскременты

Фантазии и мистико-поэтические эксперименты д’Аннунцио, Келлера и их приверженцев всё больше отдаляли от них поднявших изначально восстание отцов города и «средний класс». Целью последних было всего-навсего войти в состав Италии. Их шокировал государственный флаг, придуманный поэтами, — на пурпурном фоне созвездие Большой Медведицы, окольцованное змеем Уроборосом, символом вечности. Авантюристы из окружения Келлера (министр финансов, например, имел три судимости за кражи, ибо был самым настоящим вором, чего не скрывал) были ненавистны этим буржуазным обывателям.

Ещё в конце ноября 1919 года д’Аннунцио в принципе был уже готов к сдаче и хотел уйти в случае, если итальянское правительство со своей стороны заявит о присоединении Фиуме к Италии. Предложение итальянского правительства ввести в город итальянские войска и присоединить его к Италии в обмен на уход инсургентов было принято Национальным советом Фиуме. Но радикалы отвергли этот план, и, в конце концов, колеблющийся д’Аннунцио встал на их сторону и аннулировал результаты голосования в Национальном совете Фиуме. Радикалы Келлера образовали Комитет общественной безопасности. Началось бегство из города умеренных националистов, и дело дошло до митингов против власти Команданте.

Пламя авантюры Фиуме не распространилось. А среди инсургентов всё больше усиливались внутренние разногласия. Национальный совет был против революционных экспериментов и интересовался исключительно присоединением к Италии. Консерваторам, возглавляемым премьер-министром Гуриати, противостояли сгруппировавшиеся вокруг Келлера футуристы, национал-синдикалисты и авантюристы всех мастей. д’Аннунцио же предпочитал оставаться над конфликтом. Результатом нового альянса с национал-синдикалистами стало провозглашение 8 сентября 1920 года Хартии Карнаро — основного закона Регентства Карнаро (названного в честь залива Карнаро, или Кварнеро, омывающего южную оконечность Истрии), как теперь называлось это странное государственное образование на территории Фьюме.

Хартия начиналась анархистскими стихами на латыни:

“Quis contra nos? / Кто против нас?
Statutum et ordina. / Закон и порядок.
Tum est, / Таким образом,
Juro ego, / Заявляю я,
Si spiritus pro nobis, / Если Дух за нас,
Quis contra nos? / Кто против нас?”

 

Слова «Кто против нас?» значились на флаге Регентства

Габриэле д’Аннунцио был провозглашен регентом (правителем), а Альцесте де Амбри, один из лидеров национал-синдикалистов, — премьер-министром. Хартия Карнаро должна была стать образцом для будущего государственного устройства Италии: «Фиуме — это самый дальний пост, это самая отдаленная скала итальянской культуры… Из Фьюме дух итальянской нации освещал и освещает берега и острова…»

Несмотря на новую организацию вооружённых сил, введённую 27 октября 1920 года, которая сделала его непосредственным главнокомандующим, д’Аннунцио вместе с де Амбри на глазах теряли сторонников из среды консерваторов. Смертельный удар всему предприятию нанёс заключенный 12 ноября 1920 года в Рапалло договор между Италией и Югославией. Истрия отходила к Италии, но Фиуме становился нейтральным «свободным государством». В качестве протеста против договора 14 ноября Келлер совершил рискованный вылет на самолёте и своеобразно бомбардировал Рим — разбросал над Ватиканом и королевским дворцом красные розы, а на здание парламента сбросил ночной горшок, наполненный репой, — прозрачный намёк на экскременты, дескать, с..ть мы на вас хотели, — в знак протеста против «политики лжи и страха», проводимой итальянским правительством. Возвращаясь назад, он сбился с курса и, когда закончилось горючее, совершил не очень удачную вынужденную посадку — самолёт врезался в дерево, но Келлер серьёзно не пострадал.

Эмблема «Отчаянных»

Как оказалось, он приземлился на территории Республики Сан-Марино — крошечного, но очень древнего государства (древнейшей республики Европы!), со всех сторон окружённого итальянской территорией. Он был радушно принят местными жителями и правительственными чиновниками, когда он объяснил им, что он — борец за свободу из небольшого государства, вроде Сан-Марино. Правда, он не стал пытаться объяснить им своих радикальных идей, справедливо подозревая, что они не найдут понимания у сан-маринцев. Однако на следующий день гостеприимные хозяева выяснили кое-что из газет и стали задавать Келлеру вопросы уже не так гостеприимно, как прежде. Но наш герой, всегда умевший расположить к себе людей, заклинал их верить ему, а не продажным газетам. В конце концов, он сумел убедить своих хозяев, и те снабдили его бумагами чрезвычайного посла Республики в Регентстве Карнаро, чтобы он смог беспрепятственно добраться до Фиуме через Италию, — ведь задерживать послов, согласно международным договорам, никто не имеет права.

Муссолини заявил, что Италия не в состоянии вести новую войну, и отказал радикалам Фиуме в запрашиваемой помощи. Исполнительный комитет фашистской партии единодушно встал на сторону Национального совета Фиуме, который после Хартии Карнаро совершенно поссорился с д’Аннунцио. И после этих событий конфликт с «интрансигенти», революционным крылом фашистского движения, теперь постоянно будет сопутствовать деятельности Муссолини.

В конце ноября итальянское правительство приступило к полной блокаде города. После ратификации Рапалльского договора итальянским сенатом Рим направил ультиматум Команданте о немедленной сдаче Фиуме. Но тот не поверил в серьёзность намерений итальянского правительства. Последовавшие рождественские события показали, что он ошибался. В рождественский сочельник 1920 года итальянский крейсер открыл огонь по дворцу, в котором заседало правительство Регентства Карнаро. В то время как находившийся на волосок от гибели д’Аннунцио сдался без борьбы, люди Келлера — Brigata Disperata — оказали отчаянное сопротивление вступающим в город правительственным войскам, потеряв 203 человека убитыми. Так закончилась великая авантюра Фиуме. Впрочем, в новообразованном «свободном государстве Фиуме» уже в марте 1922 года — ещё перед походом Муссолини на Рим — власть захватили фашисты и бывшие инсургенты. Но им не удалось возродить Город Красоты.

Вечный праздник

В Фиуме Келлер создал движение «Йога — Союз Свободных Духов, взыскующих совершенства»

После авантюры Фиуме Келлер, как и многие оставшиеся в живых инсургенты, присоединяется к фашистскому движению, а точнее — к его радикальному антибуржуазному крылу, которое не уставало критиковать Муссолини за умеренность за всё время его двадцатилетнего премьерства. Келлер ведёт беспорядочную жизнь и всё больше увлекается кокаином.

В 1925 году наш герой для прохождения дальнейшей воинской службы был направлен в Северную Африку, в Бенгази, что в итальянской колонии Киренаике. 27 февраля того года самолёт, на борту которого находился Ферруччо Капуццо, командующий итальянской авиацией в Киренаике, из-за неполадок в двигателе совершил аварийную посадку в пустыне. На итальянцев напали непокорные туземцы и перебели их всех до одного. Это вызвало негодование итальянцев как в северо-африканских колониях, так и в метрополии, они требовали отомстить за убитых.

Келлер испросил разрешения совершить полёт с целью обнаружения сил мятежников. Он пилотировал свой истребитель над пустыней, завернувшись в белый бурнус, какие носят мятежные берберы. Обнаружив, в конце концов, скопление берберов, Келлер снизился, насколько возможно, едва не цепляя песок своим самолётом, и неоднократно обстрелял берберов из пулемёта. Капуццо был отомщён. Около получаса после, уже во время возвращения на базу, двигатель его самолёта заглох, и Келлеру пришлось приземлиться. Он выскочил из кабины, сжимая в руках карабин, решив отдать свою жизнь подороже. Вскоре к месту посадки начали подтягиваться группы вооружённых берберов. Они медленно и осторожно приближались, поражённые видом этого бородача со смуглой кожей: возможно, это один из них, возможно, это святой, спустившийся с небес. Судьба вновь оказалась благосклонной к Келлеру. Между мятежниками оказался один, свободно говорящий на итальянском; он обратился к пилоту, и Келлер с большим присутствием духа, отбросив карабин, вышел навстречу туземцам с протянутой рукой. Они встретили его объятиями, и он забил им головы разными небылицами, рассказывать которые он всегда был мастер. В результате его как почётного гостя провели в шатёр берберского предводителя.

В тот же вечер авиационное командование в Бенгази приказывает начать поиски Келлера, который, как предполагают его товарищи, уже мёртв. Чтобы найти хотя бы его самолёт и тело, в последующие дни итальянские лётчики совершают множество полётов над пустыней, но всё безрезультатно — самолёта Келлера они обнаружить так и не смогли. Все уже были убеждены, что Келлера постигла участь Капуццо, когда утром к аэродрому на лошади, завёрнутый в бурнус, подъехал уже оплакиваемый своими товарищами Келлер, сопровождаемый почётным эскортом из покорённых им мятежников. Лошадь ему подарил их предводитель.

Оставив через некоторое время службу в военной авиации, Келлер на некоторое время оказывается в Турции, где безуспешно пытается организовать лётную школу, потом — в Берлине, где приобретает довольно большую известность в определённых кругах благодаря своему нонконформизму. Не успев вернуться в Италию, по поручению фашистского правительства он отправляется с коммерческой миссией в Латинскую Америку. Он провёл зиму в Венесуэле и прошёл по течению реки Ориноко вплоть до её источников с исследовательской экспедицией, пересёк с приключениями Гайану и достиг Карибского моря. Очарованный увиденными им плодородными неисследованными землями, вернувшись на родину, он разработал проекты коммерческих связей, которые должны были поддерживаться с помощью гидросамолётов, которые могли бы садиться на реки и возле бразильских, колумбийских, венесуэльских берегов.

В 1928 он попадает в очередную авиакатастрофу на пилотируемом им гидросамолёте: гибнет его товарищ, сам же он не получает серьёзных травм.

Келлер присоединяется к футуристам и мечтает о таких проектах, как постановка воздушного спектакля «Завоевание солнца» и Город Жизни, сообществе художников и эстетов, в котором можно воспроизвести мистериальное действо вечного праздника авантюры Фиуме.

Символами движения «Йога — Союз Свободных Духов, взыскующих совершенства» стали свастика и пятилепестковая роза

Для иллюстрации образа жизни, характера и темперамента Келлера позволим себе привести довольно длинную цитату из воспоминаний русского эмигранта Михаила Семёнова, проживавшего тогда в Италии: «Между тем моя жизнь в тот период была несколько скрашена моим знакомством и потом дружбой с авиатором Гвидо Келлером. Однажды футурист Вазари привёл его в “Аличаро” (тавернa недалеко от мавзолея Августа, исчезнувшая в ходе реконструкции Рима) вместе с бродячим музыкантом, которого Келлер случайно встретил в Остии. Этот музыкант играл на одном инструменте, состоящем из бычьего пузыря и приделанной к нему струны, и был настоящим виртуозом. Келлер пришёл от него в восторг и вскоре уже не расставался ни с музыкантом, ни с нашей компанией.

Он обыкновенно нам рассказывал очень комичным образом о своих приключениях и подвигах времён Первой мировой войны; морщил нос, подобно охотничьим собакам, улыбался, хохотал. Его приключения общеизвестны; существует целая литература, которая о них повествует, и я мог бы добавить к этому лишь немногое. Из-за своей взъерошенной кудрявой шевелюры, неухоженной бороды и кривого носа он был похож скорее на абиссинца, чем на итальянца, и действительно его часто принимали за опасного иностранца. Однажды вечером по его просьбе я организовал в остерии “Аличаро” небольшой банкет… Пришло много людей… Мы пропели и прошумели до рассвета, но Келлер так и не появился. Что же произошло? На следующее утро он, наконец, показался и рассказал, что по дороге к нам, стоя на трамвайной площадке, он заметил рядом с собой красивую девушку. Тут же он начал строить ей гримасы; испуганная девушка поспешно вышла из вагона, он — вслед за ней вдогонку, не замечая, что его преследуют два агента, которые следили за ним ещё в трамвае из-за его необычной внешности. Келлера арестовали и продержали в комиссариате целую ночь. Всё это время он только и делал, что протестовал и ругал, не выбирая слов, Муссолини за отвратительную организацию его полиции, и требовал, чтобы дуче немедленно позвонили и лично сообщили о его аресте. Агенты пребывали в неведении и даже отдалённо не могли предположить, с кем имеют дело, и только утром, связавшись с начальством, узнали, что задержали известного летчика Келлера, героя последней войны и товарища д’Аннунцио по походу на Фиуме. Келлер любил рассказывать самые невероятные истории относительно этой кампании.

- Вы думаете, что мы с д’Аннунцио взяли Фиуме? Полная ерунда! Всё происходило куда проще: в Падуе был некий дом, которым заправляла одна немка из Фиуме, подобравшая прекрасный ассортимент девиц, так что все военные, расквартированные в этом городе, регулярно посещали её заведение. Дела у немки шли просто замечательно, и, подкопив деньжат, она решила вернуться в родной город. Забрала с собой всех своих девиц и возвратилась на родину. Все офицеры, чувствуя себя брошенными и покинутыми, поспешили вслед за ней… и заняли Фиуме! Вот как было дело. Поверьте мне, что только моё объяснение этого события является действительно историческим! Ни д’Аннунцио, ни я здесь ни при чём!»

Остаётся добавить, что 9 ноября 1929 года Гвидо Келлер погиб в автокатастрофе с двумя своими друзьями: Витторио Монтильо (самый молодой лётчик, удостоенный Золотой медали в Великую войну) и Джованни Баттиста Салина. Вечером в дождь они выехали из Рима по направлению к Валломброза. Несчастье случилось в окрестностях Отриколи. На повороте машина, по причинам, так никогда и не выясненным, но, вероятно, из-за темноты и скользкой дороги, врезалась на большой скорости в ограждение моста. Келлер и Монтильо погибли при ударе, Салина умер в больнице несколько часов спустя. Для самого Келлера такая смерть, пожалуй, была не худшим финалом — человек-катастрофа погиб в катастрофе.

 

 

Борис Акунин

Любовь к истории

 

Тема «Поэт и царь» нам хорошо знакома, все варианты и разновидности ее досконально изучены: Пушкин — Николай, Пастернак — Сталин, Вольтер — Екатерина, Зеркальце — Царица.

Знаем мы из истории и сюжет «Царь-поэт» (это когда его величество балуется сочинительством, как Фелица, или лицедейством, как Нерон, или музыкой, как Иван Грозный). Однажды монарх (Марк Аврелий) даже оказался философом отнюдь не дилетантского уровня. Властитель, бряцающий на лире, это интересно. Но в гораздо меньшей степени, чем поэт, который сунул лиру под мышку и взял скипетр.

Мне, пожалуй, известен всего один подобный случай: Габриэле Д’Аннунцио — полновластный диктатор «республики Фиуме».

Флаг поэтической республики

В течение 15 месяцев Поэт был наделен неограниченной властью над большим количеством людей, принимал политические решения, устанавливал законы, провозглашал манифесты, награждал одних и карал других. Античный идеал Поэта-Правителя осуществился в неромантическом двадцатом веке.

И стало мне любопытно, как это всё происходило. И стал я про это читать книжки. И узнал много занятного.

В первой половине поста напомню, как разворачивались события. Про политтехнологические методики диктатора-декадента расскажу в следующий раз, а то получится слишком длинно.

Сразу видно — поэт!

Кто только не потешался над Игорем Северяниным, жеманно восклицавшим в 1915 году:

· Друзья! Но если в день убийственный

· Падет последний исполин,

· Тогда, ваш нежный, ваш единственный,

· Я поведу вас на Берлин!

Ну действительно, смехота. Вот он, гений (в бутоньерке хризантема, в руке лилия, где пузырится шампанское), топает в белых гамашах по направлению к Берлину, а за ним, спотыкаясь и роняя меховые боа, цилиндры и веера, марширует толпа грезэрок, кокаинистов и прочих прожигателей жизни. Грозный тевтон в ужасе бросает «Большую Берту» и улепетывает.

Однако Д’Аннунцио, не менее нежный, чем Северянин, и еще более единственный, взял да и устроил именно такой перформанс в реальной жизни.

Правда, Д’Аннунцио был не только нарцисс и позёр, но еще и легендарный храбрец, бессчетное количество раз дравшийся на дуэли и совершивший во время войны множество картинных подвигов. Однако это не делает поход на Фиуме менее фантастическим.

Оно, конечно: в те времена вся Европа съехала с глузда и уже мало чему удивлялась. Континент был покрыт свежими кладбищами, дымились руины, сыпались короны, повсюду бурлили революции. Троцкий с Лениным раздували мировой пожар, миллионы людей умирали от испанки. Женщины, воспользовавшись неразберихой, остригли волосы и стали носить платья выше щиколотки. Содом и Гоморра!

Мнения властителей дум разделились пополам: половина считала, что рождается новый мир, половина — что настал апокалипсис.

Но даже на этом живописном фоне эскапада великого и ужасного Габриэле потрясла мир. Д’Аннунцио был в высшей степени наделен талантом держать публику в саспенсе и исторгать у европейцев восторженное «ах!».

У поэта в 1919 году на повестке дня было два «проэкта»: либо идти маршем на Фиуме, либо совершить беспрецедентный для того времени авиаперелет в далекую Японию. Газеты взволнованно следили за колебаниями гения — что он выберет?

Поэту пообещали, что в Фиуме его выйдет встречать поголовно всё население с пальмовыми и лавровыми ветвями — как Иерусалим встречал Спасителя. Можно ли было устоять?

Что такое по сравнению с этим триумфом обожания какой-то полет в Японию? Участь Икара красиво смотрится только в легенде, а на практике свалиться в воду где-нибудь в пустынном уголке океана не очень-то приятно.

Зато на миру и смерть красна. В общем, Д’Аннунцио выбрал Фиуме.

Не стану тратить драгоценное мониторное пространство на описание истоков итало-югославского территориального конфликта. Если совсем коротко: город, большинство населения которого составляли итальянцы, оказался в югославском владении, и патриотам Италии это не понравилось. Для нас сейчас важен не исторический фон перформанса, но артистизм исполнения.

Д’Аннунцио осуществил римейк эпической драмы «Триумфальное возвращение Наполеона с острова Эльба». Он возглавил колонну пламенных энтузиастов (так называемые arditi, «страстные») и повел ее маршем на Фиуме. По пути войско всё время разрасталось. Пра