Структура российской благотворительности

(по состоянию на начало XX в.)

Схема 2

 

НЕГОСУДАРСТВЕННАЯ

ГОСУДАРСТВЕННАЯ

 

ЦЕРКОВНАЯ

СВЕТСКАЯ

 

МИЛОСЕРДИЕ

ПРИЗРЕНИЕ

ПОПЕЧЕНИЕ

ОРГАНИЗАЦИОННЫЕ ФОРМЫ

Милостыня, подаяние

 

Воспитатель-	Благотворитель-	Амбулато-
ные дома	ные квартиры	рии
Приюты	Богадельни	Больницы
Сиропитатель-	Вдовьи дома	Летние дачи
ные дома	Дома инвалидов	Санатории
Школы	Дома призрения
Училища	Дома трудолюбия
Земледельче-	Ночлежные дома
ские колонии	Странноприимные
Мастерские	дома

 

Структурно, если так можно выразиться, благотворительность подразделялась на государственную и негосударственную, послед­няя, в свою очередь, делилась на церковную и светскую. На протя­жении XIX в. церковная благотворительность оставалась на уров­не личного милосердия отдельных духовных лиц. Церковь всецело зависела от самодержца, и ее волеизъявления в сфере призрения регулировались государственным законодательством. Что же каса­ется способов благотворительности, то она могла реализовываться как милосердие, призрение и попечение.

Милосердие — сердоболие, сочувствие, любовь на деле, го­товность делать добро всякому; жалостливость, мягкосердность.

Призирать — приглядывать, присматривать, наблюдать.

Приказ общественного призрения — губернское место, заве­дующее этой частью, заботой о нищих, калеках, больных, сиротах, содержащееся на средства земства.

Попечение — забота, усердие, рачение и старание о чем.

[В. И. Даль, Толковый словарь]

Под милосердием понималась потенциальная готовность де­лать добро, на практике жалостливость и сочувствие к детям-инва­лидам чаще всего реализовывались в виде милостыни, подаяния. Призрение подразумевало активные действия, выражающиеся в создании заведений временного проживания (ночлежек, стран­ноприимных домов, приютов, богаделен, вдовьих домов и т. п.), где инвалид мог рассчитывать на кров и еду. Попечение (попечитель­ство) детей-инвалидов означало широкую деятельную заботу об их будущем.

Попечительство не сводилось только к удовлетворению ви­тальных потребностей ребенка в еде, одежде и жилье, но и обеспе­чивало потребности культурные и социальные — воспитание, обу­чение грамоте и ремеслу.

Итак, к концу XIX столетия набрало силу государст­венное и общественное призрение и стремительно обрело наивысшую свою форму — попечение. Вне контекста полити­ческих преобразований, либеральных реформ, роста личных сво­бод и образовательного уровня населения ничего подобного слу­читься не могло. Отмена крепостного права, учреждение земства и органов городского самоуправления (Городских дум), судебная ре­форма (1864) привели к изменению уклада жизни наших соотече­ственников, следствием чего и стало развитие организованной бла­готворительности.

| Филантропы организуют обучение слепых детей

Сострадательно-милосердное отношение к слепым, как уже не раз отмечалось, характерно для всех христиан, однако россияне, охотно подавая слепцам милостыню, не могли взять в толк, зачем отсылать их в школу. Зная о различиях позиции католической, протестантской и православной церквей относительно обучения детей-инвалидов, не станем искать причин, по которым в право­славной стране с преобладающим сельским населением вплоть до приезда Гаюи не зафиксированы прецеденты индивидуального обучения незрячих. Родители из лагеря «цивилизации» в этом во­просе ничем не отличались от родителей из стана «почвы», и те и другие не имели повода отдавать ребенка-инвалида в «науку». В подобной ситуации могла бы помочь прогрессивная позиция мо­нарха (вспомним Англию, Францию, Австрию, Пруссию) либо на-

13-Малофесв. Ч. 1 193

личие закона об обязательном начальном обучении (как в Герма­нии или странах Скандинавии). Но и это в России случиться не могло — закон о всеобуче отсутствовал, а император вскоре после открытия первого училища для слепых охладел к французской ди­ковине, без его заинтересованности прожект оказался никому не нужным. Неудача, постигшая в начале XIX в. первое император­ское училище для слепых, закономерна и объяснима. Опыт, заим­ствованный в стране, проживавшей третий период эволюции отно­шения к инвалидам, оказался явно преждевременным для России, исповедующей ценности второго периода. Устроительству специ­альных учебных заведений должен предшествовать весьма дли­тельный период церковной и светской благотворительности, за­кладывающий фундамент их будущей жизнеспособности. К моменту монаршего решения открыть в Петербурге институт слепых на манер парижского отечественный опыт деятельной бла­готворительности оставался весьма скудным, филантропов можно было пересчитать по пальцам. Финансово обескровленная право­славная церковь не могла соперничать с западной в деле благотво­рительности и призрения. Учебное заведение просуществовало всего десять лет (1807—1817), а его основатель без почестей рас­стался с негостеприимной страной. Ни искушенная столичная публика, ни просвещенная знать (участливо подававшая милосты­ню слепцам), ни профессура, ни чиновники Министерства просве­щения иноземной диковиной не заинтересовались, педагогические семена упали на неподготовленную почву. После того как интерес императора к чужеземной новации угас, а приглашенного устрои­теля отправили восвояси, не просто закрылось необычное учили­ще, на многие годы заглохло в России дело школьного обучения слепых.

Уместен вопрос: почему созданное по французским лекалам одним и тем же человеком — Гаюи — училище глухонемых успеш­но функционировало и крепло, а училище слепых захирело? Воз­можно, «пережив все волнения и ужасы, опытно, так сказать, испытав опасность даже соседства революции и лично насмотрев­шись на разгром Западной Европы, Александр из нетерпеливого реформатора превратился в самого ярого охранителя внешнего и внутреннего порядка»¹. Тогда почему «ярый охранитель», закрыв одно учреждение, не тронул другое? Поместив факты в куль­турно-исторический контекст жизни империи, мы сможем найти ответ.

Войдя в конфронтацию с Францией, Россия, естественно, с по­дозрением начала относиться к любым парижским веяниям, чего бы они ни касались. Пожалуй, ярче других охранительные тенден­ции после Отечественной войны 1812 г. прослеживаются в деяте­льности Министерства народного просвещения. Особое рвение при искоренении либеральной крамолы (или того, что на нее походило) проявили попечители Петербургского и Казанского

¹ Алешинцев И. История гимназического образования в России (XVIII— XIX вв.). - СПб., 1912. - С. 10.

учебных округов Рунич¹ и Магницкий², чьи имена «затмили собою саму Николаевскую эпоху»³. Еще раньше (1811) министр про­свещения А. К. Разумовский⁴ начал ожесточенную борьбу со вся­ким влиянием Запада на русскую школу. Однако столичные учи­лища глухонемых и слепых не подчинялись министерству и графа А. К. Разумовского не интересовали. Роковым для детища Гаюи событием стала утрата монаршего интереса. Мария Федоровна, не в пример сыну, об училище глухонемых пеклась, и оно крепло, опираясь на крамольные западные идеи. Александр I от института слепых отвернулся, и чиновников словно с цепи спустили. Бюро­крат лишен собственной воли, он отождествляет государственные интересы с интересами непосредственного начальника, и коль ско­ро царский энтузиазм остыл, то пропала и корысть заботиться о необычном училище. Столичное общество по известным причи­нам не испытывало восторга по поводу обучения слепых, а потому не заметило, как училище тихо угасало. Тогдашнее понимание за­слуг Гаюи отражает краткость записи письмоводителя канцелярии ИЧО в год перевода училища (1819) в подчинение этой благотво­рительной организации: «Прежде оно находилось под управлением

¹ Рунич Дмитрий Павлович (1778—1860) — государственный деятель.
В 1821—1826 гг. — попечитель Петербургского учебного округа, добился уволь­
нения из Петербургского университета ряда либерально настроенных про­
фессоров. Вместе с М. Л. Магницким участвовал в разработке проекта цен­
зурного устава (1826). В 1826 г. был отдан под суд за злоупотребления.

² Магницкий Михаил Леонтьевич (1778—1844) — государственный дея­
тель. В 1810—1811 гг. был сотрудником М.М.Сперанского при подготовке
проектов государственных реформ; по отстранении того от службы Магниц­
кий был сослан в Вологду. В ссылке резко изменил взгляды, став крайним
реакционером. С 1819 г. служит в Министерстве духовных дел и просвеще­
ния. Проводя ревизию Казанского университета, предложил его закрыть и
даже «торжественно разрушить» университетское здание. В 1826 г. за рас­
трату казенных средств и превышение власти уволен в отставку.

³ Весной 1824 г. директор заведения М. С. Пилецкий-Урбанович обращается
к попечителю Д. П. Руничу с прошением о введении телесного наказания в целях
«укрощения» слепых, не довольных правилами проживания и своими обязанно­
стями. Воспитанники требовали освободить их от обучения и перевести в бога­
дельню. Пилецкий жалуется, что в случае перевода слепых в другое заведение
«расстроится пение в институтской церкви и музыкальных хор». Если же будут
введены телесные наказания, то педагог гарантирует «совершенную тишину, бла­
гонравие и беспрекословную подчиненность питомцев». Рассмотрев прошение
директора, Совет ИЧО и попечитель Д. П. Рунич разрешили телесные наказания
II училище. (По материалам «Русской Старины», 1871, Т. IV.) Пилецкий-Урбано-
вич Мартын Степанович (1780—1859)— директор Петербургского училища сле­
пых (1823—1832). Служил надзирателем по учебной и нравственной части в
Царскосельском лицее (1811—1813), откуда был уволен за дурное обращение
с.лицеистами. Служил в петербургской полиции, в 1837 г. был удален из столи­
цы за участие в «мистических изуверствах» секты Е. Ф. Татариновой.

⁴ Разумовский Алексей Кириллович (1748—1822) — государственный де­
ятель. Попечитель Московского университета (1807), министр народного
просвещения (1810—1816), член масонской ложи.

13* 195

А..

■ъ.^;л^ ь^*^*

с;,-:«^;'''-Ч.»>«.*.;:

*%/

 

французского профессора и его помощника»¹. Всего через пару лет после отъезда Гаюи никто не вспомнил имени великого тифлопе­дагога, с глаз долой — из сердца вон. Соотечественники не осозна­ли грандиозности масштаба замысла парижанина, а потому при переводе института под патронаж ИЧО школу низвели до уровня дома призрения.

«В заведение постановлено было принимать тех слепцов всяко­го возраста, которые лишены средств к своему пропитанию, и обу­чать грамоте и музыке способных к тому, направляя дарования их к существенной для них пользе и прославлению Бога и отвлекая от праздности; занимать их полезными и приличными физическому состоянию упражнениями».

Отныне основной задачей института становится филантропиче­ское призрение незрячих. Дело, безусловно, милосердное, но не имеющее ничего общего ни с замыслом Гаюи, ни с тем, что делалось в то время в европейских учебных заведениях для слепых. «Впрыг­нув» по воле Александра I в круг стран — лидеров обучения незря­чих, Россия через десятилетие откатилась в стан аутсайдеров.

Пальма первенства перешла к уже упоминавшемуся провинци­альному Варшавскому институту глухонемых, который с 1842 г. на­чал принимать незрячих детей. По прошествии более полутора ве­ков не станем обсуждать правильность принятого варшавянами решения, тем более что подобное объединение глухих и слепых практиковалось в середине XIX в. некоторыми специальными шко­лами Англии, Бельгии, Испании, Франции. Варшавский институт, в отличие от всех остальных дореволюционных российских специ­альных школ, являлся учреждением государственным и подчинялся в описываемый момент Министерству внутренних дел. Своей це­лью институт ставил подготовку слепых к самостоятельной жизни. Отделение, где учились слепые воспитанники, было весьма неболь­шим, так, в 1896 г. из общего числа пансионеров (253) слепых на­считывалось всего 35 человек. Приему подлежали дети в возрасте от 8 до 15 лет, обучение обходилось в 150—200 р. в год, правда, за малообеспеченных и особо одаренных воспитанников платил Вар­шавский магистрат либо местные филантропы. За шесть лет обуче­ния предусматривалось дать курс, формально соответствующий программе трехлетней первой ступени городского училища.

«Постановка учебной работы в Варшавском отделении, — пишет 3. И. Марголин, — стояла на довольно большой высоте. Все лучшие образцы западноевропейских школ слепых заимствовались этим отделением. Педагоги Варшавского отделения слепых обычно пе­ред вступлением на работу, кроме общей подготовки, знакомились со школами слепых Франции, Германии и других стран. Помимо об­щеобразовательных предметов, слепых обучали музыке, пению и щеточному ремеслу. Девочки обучались рукоделиям. Главное вни-

¹ Троицкий П. Исторический очерк совета Императорского человеколю­бивого общества и подведомственных ему благотворительных учрежде­ний. - СПб., 1898. - С. 465.

■Л ■,,.'.. ■'...■:;.

■лиЛ'' --■■л. -* ■■"•■■ ■-■'■ -

»р*у%8«%^

мание уделялось музыке и пению, так как, по мнению администра­ции института, они лучше обеспечивают слепых в городе Варшаве, чем какие-либо ремесла. Здесь, несомненно, образцом послужил Парижский институт слепых, в котором к этому времени музыкаль­ное обучение являлось основной формой профессиональной подго­товки. После окончания курса слепые оставались в институте, где продолжали заниматься музыкой и ремеслом. По наступлению со­вершеннолетия воспитанники переводились в специально для них оборудованное при институте общежитие».

[Марголин 3. И. История обучения слепых. — М., 1940. — С. 30].

Кроме Варшавского института, следует назвать еще одно заве­дение — московскую богадельню для слепых женщин¹ (1846), ко­торая, правда, не являлась учебным заведением, но заслуживает упоминания хотя бы потому, что других специализированных уч­реждений для незрячих на тот момент в России просто не сущест­вовало.

Итак, отсутствие в первой половине XIX столетия ди­намики в развитии школьного обучения незрячих в России объясняется не столько антилиберальной внутренней по­литикой правящих монархов или позицией Министерства народного просвещения, сколько пассивностью общества в целом — население империи не находило смысла в орга­низации обучения слепых. Со времени публичного выступления доктора А. И. Скребицкого на Втором съезде представителей про­фессионального и технического образования (Москва, 1896 г.)², где он подверг резкой критике деятельность Попечительства о сле-пых в России, подобные упреки в специальной литературе стали общим местом. Но справедливы ли они в полной мере?

В Германии и Англии к концу 50-х гг. XIX в. действовало 28 учебных заведений для незрячих, но они «по большей части бы­ли частными заведениями, и только спустя много времени их при­няли в число общественных. Конечно, этих учебных заведений бы­ло недостаточно для обучения всех слепых, поэтому часто рекомендовалось отдавать слепых детей в начальные школы зря­чих, а для учителей этих школ издавались руководства для обуче­ния слепых» [33, с. 127].

Известный немецкий тифлопедагог Ф. Цех, анализируя исто­рию обучения слепых в Европе, отмечает разобщенность, замкну-

Богадельня открыта в 1846 г. на средства статского советника Андреаса фон Аллера. Размещалась в доме по Средней Пресненской улице, который согласно завещанию фон Аллера в 1847 г. перешел в собственность евангели-ческо-лютеранской общины при храме Апостолов Петра и Павла. В богадель­ню принимались бедные одинокие женщины, в том числе слепые, лютеран­ского вероисповедания. В 1847 г. в Москве возникает Попечительство о бед­ных людях евангелическо-лютеранского вероисповедания.

² «Обзор результатов деятельности Попечительства о слепых в России за четырнадцать лет на основании его отчетов, с 1881 по 1894 г. (включитель­но). Речь, произнесенная 2 января 1886 г. доктором А. И. Скребицким на Втором съезде» [27].

■■■'■'■■■■<

Л. «.л.г^;„«:Л:.

^Шт 4 ■

2, ^:

 

■.*...,.

'•'''■^

 

тость образовательных учреждений: «Если бы школы слепых имели в то время возможность обмениваться мнениями, они, несо­мненно, объединились бы по многим спорным вопросам воспита­ния и обучения слепых. Но они работали каждая особняком, рев­ниво охраняя то, что было утверждено давностью и опытом» [33, с. 128]. По мнению авторитетного немецкого специалиста, карди­нальные перемены пришлись на последнюю треть XIX в., когда «в области обучения слепых наступило заметное оживление». Оте­чественные учебные заведения для незрячих также были частны­ми и не претендовали на выход в «число общественных» школ. Петербургский и Варшавский институты демонстрировали такую же обособленность и закрытость, что и их европейские собратья. И в России, и на Западе «заметное оживление в области обучения слепых» пришлось на последнюю треть XIX столетия.

Процесс формирования отечественной сети учреждений для слепых протекал, подчиняясь общим с Европой закономерностям, но имел и некоторые национальные особенности. Общим можно считать резкое усиление общественного интереса к проблеме обра­зования слепых, пришедшееся на последнюю треть XIX в. Особен­ность же в том, что либеральные реформы и внутриполитические изменения, обусловившие интерес просвещенной и экономически независимой части общества к организации разнообразных учреж­дений для глухих и слепых, стали возможными в России много позже, чем в известных нам странах-лидерах.

Политическая оттепель конца XIX в., стремительный подъем экономики, увеличение численности обеспеченного населения вы­звали оживление общественной деятельности в сфере помощи незрячим, в частности слепым детям. Если первые шаги на этом пути сделаны по единоличной воле монарха, если многие десяти­летия жизнь учреждений теплилась благодаря ИЧО, то в конце столетия создание Мариинского Попечительного совета о слепых¹ (1881) стало в известной мере ответом власти на инициативы сни­зу. Не появись на исходе века Мариинский совет, обязательно ро­дилось бы попечительство с иным названием, но с аналогичными целями. Начавшийся процесс общественной деятельности в сфере помощи незрячим уже нельзя было остановить. Вот плоды либе­ральных реформ и светской благотворительности, вот дистанция, которую одолело сознание российского общества всего за 80 лет! Принципиальное различие благотворительных акций конца XIX в. заключается в том, что филантропическую инициативу перехвати­ла прогрессивная и экономически независимая часть общества. События в России развивались тем же порядком, что и в Европе

¹ Объектом особого милосердия и внимания ВУИМ всегда оставались детские приюты, о чем свидетельствует сам факт постоянного приращения их количества. Так, за период 1839— 1899 гг. ежегодно открывалось более двух приютов, к 1899 г. их насчитывалось 161. В состав ВУИМ входили осо­бо интересующие нас попечительства — Попечительство императрицы Ма­рии Александровны о слепых и Попечительство императрицы Марии Федо­ровны о глухонемых.

(в протестантских странах прежде всего), только там подобное случилось несколькими десятилетиями раньше. Парадокс России заключается в том, что училища для глухонемых и слепых детей возникли прежде, чем учебное заведение для детей элиты (Цар­скосельский лицей основан в 1811 г.), раньше, чем многие универ­ситеты¹!

Либеральные реформы и перемены в обществе по понятным причинам не могли не отразиться на жизни придворного (закры­того) института слепых. Еще в 1864 г. предполагалось преобразо­вать богадельню в учебное заведение, но в жизнь этот проект во­плотился спустя пять лет (1869), еще через два года (1871) в стены учебного заведения допустили девочек и открыли для них отделение на 10—15 человек. Когда институтки повзрослели, попе­чители столкнулись с новой проблемой — их дальнейшим жизне­устройством. Учитывая, что многие девочки отбирались из Воспи­тательных домов, лучшим решением посчитали открытие при учебном заведении приюта (1888). «Призреваемых в приюте к 1897 г. было 17, хотя число вакансий по уставу, утвержденному в 1882 г., было 60. Плата за пансион составляла 250 р. в год. Ника­кой учебной работы в стенах приюта не велось. Таким образом, приют походил на обычную богадельню. Его отличие состояло лишь в том, что здесь призревались уже грамотные бывшие воспи­танницы Императорского человеколюбивого общества» [11, с. 34].

Пока в Петербурге решали, что нужнее незрячим — обучение или призрение, в западных губерниях открылись два небольших учебных заведения для слепых (Гельсингфорс, 1865 г.; Рига, 1872 г.), ориентированные на немецкие образцы. Так, устроитель­ница рижской школы И. Валентинович отправилась из остзейских земель не в православную столицу и не в католическую Варшаву или Париж, а в близкий по духу протестантский Кенигсберг. Рижский институт, естественно, не походил на столичный, но, по­добно европейским, имел два отделения — общеобразовательное и музыкальное. Небольшая рижская школа (в 1885 г. ее посещали 24 ученика) безбедно существовала на щедрые пожертвования земляков и даже обзавелась со временем дачей с большим земель­ным участком.

Первым городом, открывшим учебное заведение для слепых на исконно русских землях, оказалась Москва (1871), но и здесь не обошлось без западного влияния. Подавляющее большинство жите­лей Первопрестольной и в конце XIX в. воспринимало слепца как нищего, нуждающегося в призрении, и только. Однако среди тысяч москвичей нашелся тот, кто решился обогнать медленно текущее «российское время», этим подвижником оказался обер-пастор

«Россия тогда имела 6 университетов (в Москве, Дерпте, Вильно, Каза­ни, Харькове и Санкт-Петербурге), 48 гимназий и 337 школ. В гимназиях на­считывалось 5500 учащихся, в школах — около 30 000 человек. Университет и Дерпте был немецким до конца XIX столетия. Университет в Вильно до своего закрытия после Польского восстания 1831 г. был польским. Вместо него в 1833 г. в Киеве был открыт русский университет» [12, с. 185].

 

/..-...■; ■ -

..:>-.:■■.-.■■■ ^:.;^:-- ■■"■■..■-■■*■':■: ' ■■■■■■■■:,:Щ: ■..:

евангелическо-лютеранского храма Апостолов Петра и Павла¹

епископ Генрих фон Дикгоф².

Г. Г. Дикгоф

На заре своей пасторской карьеры Дикгоф поддержал начинания глухого единоверца И.К.Арнольда (1860), вся­чески помогая тому открыть в Москве школу для детей, лишенных слуха. С тех пор Дикгоф старался во время частых зарубежных поездок посещать образцовые европейские благотвори­тельные и учебные заведения для де­тей-инвалидов, дабы передавать новые знания землякам в Москве. Европейски образованный священнослужитель, хо­рошо знавший о существовании специ­альных учебных заведений за границей, не мог смириться с тем, что на его роди­не для детей-инвалидов делалось край­не мало. И если обучение глухих как-то начинало организовываться, то для сле­пых по-прежнему существовала только одна перспектива — нищенская сума. Священник-протестант решает открыть

в родной Москве в дополнение к училищу глухонемых школу для

слепых детей. К намеченной цели Дикгоф идет по-немецки плано-

¹ Евангелическая лютеранская кирка Апостолов Петра и Павла была заложе­
на в 1818 г. в честь пребывания в Москве прусского короля Фридриха-Вильгель­
ма III. С 1846 г. при храме начала действовать первая женская богадельня,
с 1854 г. — вторая. В 1865 г. при кирке открываются мужская гимназия и реаль­
ное училище, в 1894 г.— женская гимназия. В 1883 г. построена евангелическая
больница. В Москве находился церковно-административный орган (совет) про­
тестантской церкви — Евангелическо-лютеранская консистория. В Московский
консисториальный округ входили евангелическо-лютеранские приходы всех гу­
берний Центральной и Южной России, а также Харьковская губерния, Арме­
ния, Грузия и Сибирь. С 1858 по 1862 г. вице-президентом консистории являл­
ся Карл Генрих Вильгельм фон Дикгоф, отец Генриха фон Дикгофа. В 1917 г.
действовавший в Российской империи Устав единой лютеранской церкви был
отменен, подведомственные консистории школы и приюты закрыты. В 1936 г.
члены Евангелическо-лютеранского совета и пастор Штрек были арестованы,
кирка закрыта. Здание храма занял кинотеатр, затем склад, в 1954 г. его переда­
ли студии «Диафильм». Богослужение в кирке Апостолов Петра и Павла во­
зобновлено в 1991 г.

² Дикгоф Генрих Генрихович фон (1833—1911) —епископ протестантской
церкви, российский потомственный дворянин немецкого происхождения, фи­
лантроп. Отец — пастор Карл фон Дикгоф, мать — Елизавета Штральборн. За­
кончил теологический факультет Дерптского университета (1856). Некоторое
время преподавал Закон Божий в ряде учебных заведений Москвы. В 1858 г.
получил приход храма Апостолов Петра и Павла Евангелическо-лютеранской
общины, в 1862 г. обрел чин обер-пастора. В конце жизни «за многолетний труд
во имя Отечества» пожаловано почетное звание епископа. Дикгоф являлся ак­
тивным членом более 40 благотворительных обществ.

 

 

•

|^Г**И:

уу%#%^

СИСТЕМА СПЕЦОБРАЗОВАНИЯ

 

мерно и последовательно. Прежде всего он отправляется в ознако­мительную поездку в ведущие учреждения Австрии, Германии и Швейцарии. Заграничное путешествие неожиданно сводит энтузи­аста специального обучения с путешествующей в тех же краях им­ператрицей Марией Александровной¹. Дикгоф получает уникаль­ную возможность не только побеседовать с государыней, но и посвятить высочайшую особу в свои планы. Императрица благо­склонно восприняла прожект лютеранского священника и даже одобрила его инициативу.

Окрыленный напутствием Марии Александровны, обер-пастор возвращается на родину преисполненный надеждами и направляет императрице докладную записку (1871). Документ содержит по­дробный отчет и проект организации специального обучения сле­пых в России. Тем временем в Москве все складывается как нельзя лучше, здесь открывается Международная политехническая выстав­ка (1872), и Дикгофа, являвшегося членом Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, избирают председателем ее педагогического отдела. В этом разделе выставки предполагалось представить материалы по проблеме начального об­разования, а также по вопросам воспитания и обучения слепых и глухонемых детей. Готовя экспозицию, Дикгоф включает в нее ряд специальных руководств и пособий, изданных в Австрии, Англии, Германии, Франции, Швейцарии, а также две собственные брошю­ры — «О глухонемоте» и «О воспитании и обучении слепых детей». Небольшие по объему книжечки знакомили соотечественников с немецким опытом помощи детям с нарушениями слуха и зрения. Старания энергичного пастора заслужили внимание и одобрение со стороны Марии Александровны.

Расценив похвалу императрицы как сигнал к действию, Дикгоф, мечтавший открыть училище для слепых, обращается к высокород­ным и известным землякам с предложением организовать в Москве особое Попечительное общество. Идею поддержали князья А. Б. Ме­щерский и Д. М. Голицын, братья П. П. и Д. П. Боткины, Г. И. Браун², И.Ю.Давидов, В.Д.Коншин³, К. К. Шильдбах⁴, Д.Д.Шумахер, ор­ганизовавшие так называемый Совет учредителей (1874). Члены совета незамедлительно подготовили проект устава Попечительства и, согласно строго действовавшим правилам, направили его на со­гласование в Министерство внутренних дел. Формально устав не

¹ Мария Александровна (Максимилиана-Вильгельмина-Августа-Со-
фия-Мария) (1824—1880) — императрица, супруга императора Александ­
ра II. Дочь великого герцога Гессенского Людвига II от брака с принцессой
Вильгельминой-Луизой Баденской. В 1840 г. приняла православие.

² Браун Густав Иванович (1827—1897) - врач-офтальмолог, профессор
Московского университета.

³ Коншин Владимир Дмитриевич (1824—1915) — купец, фабрикант, филан­
троп. Занимал пост церковного старосты храма Илии Обыденного, при котором
па собственные средства открыл церковно-приходскую школу (1875).

⁴ Шильдбах (ЗсЬлЫЪасп) Константин Карлович (?—1892) — купец родом
из обрусевших немцев. Основал Московское кредитное общество, председа­
тель Московского биржевого комитета.

> е*ч

...

 

 

 

илш

 

___

 

 

вызвал возражений и был завизирован, но официальное разреше­ние содержало оговорку, тормозящую реальное дело.

Правительство не возражало против открытия учебного заведе­ния для слепых, но потребовало предварительно подготовить соот­ветствующее помещение и собрать начальный капитал в 20 000 р. За два последующих года удалось найти лишь половину требуемой сум­мы, тем временем истек срок, отведенный на организацию училища. Только личное вмешательство московского генерал-губернатора кня­зя В. А. Долгорукова¹ помогло добиться отсрочки. Столкнувшись с бюрократическими препонами, учредители создают Распорядитель­ный комитет (1881)², члены которого взяли на себя поиск средств и помещения под будущее училище.

Для пропаганды своих идей комитет публикует и распростра­няет среди горожан брошюру, рассказывающую о целях и содер­жании будущей работы. «Делу мешали пессимисты, которые утверждали, что дети, лишенные навсегда зрения, по окончании курса обучения в заведении не смогут применять на практике при­обретенные ими знания, не смогут своим собственным трудом до­бывать средства на пропитание. Они утверждали также, что шко­лы для слепых детей из бедных крестьянских семей совсем не нужны, так как в дальнейшей жизни эти дети будут лишены того, чем заботливо окружили их в учебно-воспитательном заведении» [24, с. 7-8].

Комитет командирует в Германию Е. А. Фрезе³, «пожелавшую посвятить свою жизнь делу воспитания слепых детей, для изуче­ния способов и приемов обучения слепых детей в западных стра-

¹ Долгоруков Владимир Андреевич (1810—1891) — князь, московский ге­
нерал-губернатор (1865—1891). При Долгорукове в рамках общероссийских
преобразований в Москве проведены земская (1865) и городская (1870) ре­
формы; открыты Московская консерватория (1866), Высшие женские курсы
(1872), Исторический музей (1883); проведены Политехническая (1872), Все­
российская промышленно-художественная (1882), к 25-летию Общества по­
ощрения трудолюбия в Москве (1888) и другие выставки. При активном со­
действии Долгорукова во время Русско-турецкой войны 1877—1878 гг.
в Москве и Московской губернии организовано около 20 комитетов Общества
Красного Креста, собрано около 1,5 млн р. пожертвований в пользу общества,
устроены помещения для госпиталей на 2400 коек. В соответствии с должност­
ным статусом Долгоруков являлся президентом, председателем, попечителем,
покровителем, почетным, постоянным и действительным членом различных ор­
ганизаций. Пользовался большой популярностью у москвичей.

² Почетным председателем Распорядительного комитета согласился
стать генерал-губернатор Москвы князь В. А. Долгоруков, председателем из­
брали Г. Дикгофа.

³ Полагаем, Е. А. Фрезе — дочь Фрезе Александра (Августа) Устиновича
(1826—1884) — одного из первых профессоров психиатрии в России. А. Фре­
зе — сын обер-пастора из Ревеля. Служил ординатором в Преображенской
больнице для душевнобольных (1854), открыл частную психиатрическую ле­
чебницу (1855—1863). С 1866 г. основал и возглавил Казанский окружной
дом умалишенных, одновременно преподавал психиатрию в Казанском уни­
верситете.

ГЩтР

^; ■••/:-■■■ ■
.

СИСТЕМА СПЕЦОБРАЗОВАНИЯ

 

нах» [25, с. 8]. По возвращении госпожа Фрезе (так как школа все еще не была открыта) приступила к обучению слепых детей, нахо­дившихся в приюте принца Ольденбургского (открыто при бога­дельне Московского дамского попечительства о бедных). Тем вре­менем Распорядительный комитет сумел собрать недостающую сумму, и, наконец, в 1882 г. Московское учебно-воспитательное за­ведение для слепых детей открылось, приняв 20 воспитанников.

Училище, разместившееся на арендованной площади дома Ве­ры Ивановны Фирсановой¹, состояло из двух отделений — школь­ного и ремесленного. Неудивительно, что московские энтузиасты, большинство из которых составляли лютеране или принявшие православие немцы, особый акцент сделали на обучение ремеслам. Они, как и первая попечительница всех благотворительных учеб­ных заведений — императрица Мария Федоровна, важнейшим итогом обучения считали экономическую независимость и само­стоятельность выпускников специального училища. Члены иници­ативной группы мечтали дать слепому возможность обеспечить будущую жизнь собственным трудом. Попечительное общество распространило свою заботу на детей, живущих преимущественно в Москве и Московской губернии, без различия вероисповедания и происхождения.

Несмотря на многие субъективные и объективные причины, не позволявшие энтузиастам быстро исполнить намеченные планы, школа крепла. Уже через три года после создания она располагала необходимым оборудованием для книгопечатания шрифтом Брай-ля² и начала издавать оригинальную, не уступающую европейским стандартам учебно-методическую литературу.

Однак