Училище глухонемых в г. Санкт-Петербурге

института глухонемых Жан Батист Жоффре¹, с легкой руки кото­рого Опытное училище встанет на французские сурдопедагогиче­ские рельсы².

Парижанин изменил школьный устав, прежде всего разделив воспитанников на два класса: в один вошли дети из «благородных» семей, в другой — из «простых». Класс «простых» укомплектовали сиротами из Воспитательного дома и детьми родителей, принадле­жавших к так называемому «подлому» сословию (табл. 1).

Инициатива Жоффре разделить учеников по сословной принад­лежности естественна для носителя западной культуры, но почему российские устроители Опытного училища не обращали внимания ни на пол, ни на сословную принадлежность воспитанников? Дело в том, что изначально кандидаты в императорское училище почти что рекрутировались. О родителях Саши Меллера уже сообща­лось, учить сына их обязала лично Мария Федоровна, но набрать недостающих до 12 (числа учеников, полагаем, рекомендованного Гаюи и Анзельмом) оказалось затруднительно. Ни слепых, ни глу­хих дворянских отпрысков в столице найти не удалось, а потому, дабы исполнить повеление матушки-императрицы немедленно, в училище зачислили всех, кто оказался под рукою. Принцип ком­плектования специального, но все же придворного заведения за-

¹ Жоффре (ТаийтеГ) Жан Батист Клер (?—1824) — французский и рос­
сийский сурдопедагог, ученик Р. Сикара. По рекомендации последнего при­
глашен в Петербургское училище глухих императрицей Марией Федоров­
ной (1810). Директор и сурдопедагог училища с 1810 по 1824 г.

² Согласно воспоминаниям воспитанника Павловского училища Саши
Меллера, «в том же году патер Сигмунд, к нашему сожалению, оставил по
болезни службу и уехал обратно в Польшу» [4, с. 74]. Да и Саша, которого
императрица за учебные успехи наградила золотыми часами (1809), в 1812 г.
покинул училище и стал брать частные уроки все у того же Гаюи.

"кС*ф-

- " • '......................'.....'' ■' ' '•" ■ ' ■■■-

::;,:.

СИСТЕМА СПЕЦОБРАЗОВАНИЯ

 

падноевропеица поверг в недоумение, для россиян же со времени петровских «цифирных» школ подобный способ приобщения де­тей к образованию стал привычным. Напомним, что за полвека до описываемых событий власти столкнулись с похожей проблемой при учреждении Смольного института для благородных девиц (1764). Екатерина II Великая рассчитывала на высокий конкурс и даже полагала ввести отбор претендентов по «справкам из героль­дии» (родословным), но знатных родителей, желающих отдать до­черей в Смольный институт, явилось крайне мало. «Учреждение общественного учебного заведения для знатных девушек не встре­тило, особенно в начале, сочувствия, а вызвало скорее изумление, преимущественно в высших кругах. Идея и не могла быть в то время принята сочувственно» — так характеризует отношения рус­ского дворянства к школьному обучению девочек Е. Лихачева [11]. Понятно, с какими душевными муками соглашались родите­ли-дворяне отдать глухого (больного) ребенка в казенное заведе­ние. Школьное обучение большинству россиян по-прежнему пред­ставлялось не привилегией, а тяглом (службой). Комплектование опытного училища шло трудно, рады были любому глухому ребен­ку, о каком-либо отборе вопрос не поднимался.

Таблица 1 Списочный состав учеников Павловского училища глухонемых (по состоянию на 1810 г.)

 

 

 

 

	Кто именно:	Чьи дети, когда поступили	Воз­раст
Благородные
	Раецюй Иванъ Меллеръ Борис Меллеръ Александръ Наумовъ Михаилъ Разживинъ Николай Наумова Анна Наумова Соф1я Шилина Вильгельмина	Польскш уроженецъ З.ХМ.1806 г. Артиллерм генералъ-маюра 12.1.1807 г. Секундъ-маюра 10.111.1807 г. Пров(антскаго коммиссюне-ра 13-го класса 14.111.1810 г. Секундъ-маюра 10.111.1807 г. Колонновожатаго 14.Ш. 1810 г.	14 1311 10 17 16 9
	Простые
11 12 13	Никитина Дарья Николаева Ульяна Крашенинникова Анна Яковлева Прасковья Яковлева Анна	Воспитанница № ^368 2.XI 1.1806 г. 1794 Воспитаница № ^666 2.Х11.1806г. 1791 Крестьянина З.ХН.1806 г. Солдата 27.ХИ.1808 г. Конопатнаго подмастерья	17 9

Прибывший не просто из другой страны, но из «другого време­ни» парижанин не считал глухонемоту основанием отказаться от соблюдения сословных правил при приеме воспитанников. По убеждению Жоффре, глухие дети из благородных семей в силу происхождения обладали правом на образование и достойные условия содержания в учебном заведении. Сиротам же и выходцам не из дворян не следовало предлагать жизнеустройство, которого они прежде не имели и не смогут достичь по завершении обуче­ния. Само зачисление в училище, по мысли француза, являлось для них привилегией, о комфорте и единой программе не могло быть и речи, а потому Жоффре предложил привычное (справедли­вое для западной культуры) сословное разделение воспитанников.

Подопечные Опытного училища в реальной жизни встретиться едва ли могли, в стенах же уникального заведения дети гене­рал-майора и подмастерья, мальчики и девочки, выходцы из семей разного вероисповедания (православные, католики, протестанты) сидели за соседними партами. Политкорректность, проявленную при комплектовании училища, можно объяснить отсутствием у со­отечественников интереса к обучению детей-инвалидов. Те, кто по долгу службы взялся за исполнение монаршего поручения, отнес­лись к нему как к мимолетной прихоти, а потому не рассматрива­ли опытное заведение как часть российской системы образования. Училище понималось вотчиной императрицы, здесь она решала, кого, как и зачем учить.

В отыскании глухих Мария Федоровна испытала те же трудно­сти, что и Гаюи в розыске слепых детей в Санкт-Петербурге. Прав­да, в отличие от заезжего тифлопедагога государыня могла рекрути­ровать учеников, что она и сделала, повелев укомплектовать класс сиротами из подведомственного ей же Воспитательного дома (см. таблицу 1). Вот причина, по которой сирот Дарью Никитину и Уль­яну Николаеву зачислили в Павловское училище на месяц раньше дворянских отпрысков Меллеров, во благо которых оно изначально задумывалось.

Обратим внимание и на тот факт, что воспитанники имели раз­личную конфессиональную принадлежность, что объясняется двумя обстоятельствами. Во-первых, отбор детей в училище не регламенти­ровался инструкциями Министерства народного просвещения, так как последнее не смело контролировать «педагогический экспери­мент», начатый с благословения члена царской семьи. Во-вторых, веротерпимую императрицу — протестантку, принявшую правосла­вие, не смущало ни нахождение в учебном заведении детей из право­славных, протестантских и католических семей, ни конфессиональ­ная разномастность педагогов.

Так в начале XIX в. в России был создан прецедент, благодаря которому впоследствии становится возможным и открытие специ­альных школ для иноверцев, и объединение детей разных сосло­вий, как и педагогов разных вероисповеданий, под одной крышей. Закон, регламентирующий специальное обучение, в дореволюци­онный период не появится, и устроители новых учебных заведе­ний, открывая свои частные школы, смогут, невзирая на сословную

 

и конфессиональную принадлежность, отбирать воспитанников и учителей, ссылаясь на придворный образец. Отметим, западноевро­пейские государства не практиковали подобного конфессионально­го конгломерата в стенах одного учебного заведения. Невиданный демократизм, проявленный при комплектовании российского Опыт­ного училища для глухих, несомненно, носил непреднамеренный ха­рактер. Внутренней потребности в подобной веротерпимости не су­ществовало, государственная власть «осчастливила» подданных не только без их на то желания, но и вопреки их ценностным установ­кам. Специальное образование пока не было востребовано даже «ци­вилизацией», традициям же «почвы» оно и вовсе противоречило.

Инициаторы специального обучения говорили на разных язы­ках (подчас не владея русским), принадлежали к разным ветвям христианства, придерживались несовпадающих педагогических доктрин, не были едины в выборе сурдопедагогических методов. Даже первоначальный список книг опытного училища глухих но­сил случайный характер.

Иноземные учителя привозили традиционные и органичные для культуры, носителями которой они являлись, методические пособия, отечественные учебники и программы отсутствовали. Иностранцы использовали учебники, популярные на тот момент на их родине. Свирепствовавшая относительно иностранных книг цензура библиотеки специальных учебных заведений своим вни­манием обойдет.

Итак, при создании первой императорской школы для глухо­немых была заложена традипия сословной и конфессиональной терпимости, либерального отношения к выбору методов специаль­ного обучения. Что же до источников финансирования пионера отечественного специального обучения, то они были предложены и узаконены императрицей.

«Воспитательного Дома Опекунскому Совету. Следуя постоянно коренному правилу Воспитательнаго Дома, избытки его обращать на дела благоугодныя и обществу полезныя, и почитая до-стоинымъ оныхъ употреблен1емъ пожертвовать некоторою частью на со-держаые заведеыя для несчастныхъ детей, лишенныхъ отъ природы двухь изъ важнейшихъ способностей, слуха и глагола, Я полагаю, что наступило время, поэлику не токмо на самомъ деле доказать успехи въ обученм здесь таковыхъ детей существующимъ въ Павловске на Моемъ изждивенм Опытнымъ Училищемъ глухонемыхъ, но и ожидается вскоре выписанный мною искуссный наставникъ оныхъ, ученикъ славнаго въ воспитаны глухо­немыхъ Аббата Сикарда. И такъ, съ соглаая ИМПЕРАТОРА, Любезнаго Моего Сына, основывая подъ Ведомствомъ С.-Петербургскаго Опекунска-го Совъта Училище глухонемыхъ на изждивеыи обоихъ Воспитательныхъ Домовъ и участвуя Сама въ содержали онаго, Я препровождаю при семь утвержденное Мною учреждеые и стать сего Училища съ принадлежащи­ми къ тому исчислен1ями, для надлежащего исполнен1я и повелеваю изъ общихъ доходов обоихъ Воспитательныхъ Домовъ производить по 2-й ста­тье учрежден1я ежегодно по семи тысячъ рублей, равными частями, да по 4-й статье, сколько когда причитаться будетъ, а на первое заготовлеые потребныхъ для 12 питомцевъ Воспитательныхъ Домовъ вещей, исчислен-ныхъ по росписан1Ю подъ Лит. Д., семьсотъ пятъдесятъ рублей единовре­менно, поставляя см последые на счеть С.-Петербургскаго и Московскаго

10—Малофеев. Ч. 1

домов соразмерно числу питомцевъ, которые изъ одного или другого по-ступять въ число положенныхъ по стату двенадцати. По окончаыи же почи-нокъ, производящихся въ Доме, повелен1емъ Моимъ С.-Петербургскому Опекунскому Совету, отъ 2 декабря для сего заведеыя назначенномъ, Учи­лище въ немъ открыто быть имееть 28 сего месяца».

«Мар1я».
Въ С.-Петербурге, Съ подлиннымъ верно.

Генваря 1 дня 1810 г. Оберъ-Секретарь

Васил|й Крюковсюй». [3, с. 29]

Текст монаршей записки заслуживает особого анализа. Как мы уже знаем, от изначальных официальных распоряжений короля относительно источников финансирования придворного специаль­ного института впоследствии зависела не только его судьба. Позд­нее возникающая сеть специальных школ всегда строилась с оглядкой на столичный образец. Как же складывался механизм финансирования отечественной специальной школы? Основным, если не единственным, источником содержания избрали благотво­рительные средства. Защитив казну от затрат на Опытное учили­ще, верховная власть невольно поставила будущее специальных школ в зависимость от складывающейся внутриполитической и виутриэкономической ситуации, любая нестабильность вмиг ли­шала их необходимых средств. Принятое решение было небезуп­речно и для потенциального дарителя, так как деньги, жертвуемые им на призрение детей-сирот, могли переадресовывать на иные нужды. В отличие от Запада, где филантроп и высшая власть со­трудничали во имя общей цели, Российское государство, поощряя частных лиц к благотворительности, предпочитало использовать полученные средства по собственному усмотрению.

Насколько уязвим избранный механизм финансирования спе­циальных школ, выявится в будущем, пока же все складывалось весьма успешно. Эффект обучения глухих оказался столь значитель­ным, что в рождественские дни 1810 г. государыня приняла реше­ние придать своей необычной педагогической затее официальный статус. Так, возглавляемое ею Ведомство управления благотвори­тельными заведениями (после кончины государыни его назовут Ведомством учреждений императрицы Марии)¹ пополнилось Опытным училищем глухонемых. Утверждается его штатное рас-

¹ «Ведомство учреждений императрицы Марии (ВУИМ) — в России ор­ган управления системой учебно-воспитательных, благотворительных и ле­чебных учреждений, находившихся под покровительством императрицы. Ве­дет историю с 1796 г., когда императрица Мария Федоровна по указу Павла I взяла в свое ведение созданные в 1760—1770 гг. по плану И. И. Бец­кого Воспитательные дома в Москве и Санкт-Петербурге» [22, с. 129]. Пре­емницей дела Марии Федоровны после ее кончины (1828) станет супруга Николая I императрица Александра Федоровна. Возглавленное ею ВУИМ руководило Опекунскими советами, Санкт-Петербургским попечительским со­ветом заведений общественного призрения, Комитетом главного попечитель­ства детских приютов с 81 приютом, Благотворительным обществом г. Моск­вы, частными благотворительными учреждениями.

I

■, ■)

 

 

-4: #	...■ ■■..,
■:■■'■&,.■■.■<.::,.! Л
^*р*%#*%^

 

писание, число учебных мест увеличивается до 24¹, финансирова­ние училища осуществляется из бюджета Ведомства управления благотворительными заведениями. Не забывает свое детище и им­ператрица, только в 1816 г. она жертвует на его содержание 256 000 р. из личных средств, сумму по тем временам фантастиче­скую, «училище начинает жить вполне прочной жизнью» [3, с. 79].

Формальное сравнение российского училища с западными ко­ролевскими институтами, безусловно, окажется в пользу отечест­венного заведения, никто из европейских монархов не проявил по­добной заботы о сиротах из простонародья. Решив создать уникальное для России училище, государыня не жалела на него ни сил, ни времени, ни средств. Однако прямое сопоставление «до­статка» специальных школ разных стран бессмысленно, ибо их устроители руководствовались несходными мотивами, намечали неодинаковые цели, пытались решать разные задачи. В Европе мо­нарх, открывая институт для глухих или для слепых, всегда отве­чал на вызов времени, призывая в помощники соотечественни­ка-единоверца, хорошо осведомленного в вопросах специального обучения. Королевский указ об открытии столичного заведения служил своего рода сигналом необходимости поддержания част­ных инициатив правительством, а потому вслед за первой в корот­кий срок появлялось еще две-три государственные или городские специальные школы.

Поступок Марии Федоровны понимания, тем более поддержки со стороны подданных не нашел, поскольку государыня заимствовала модель обучения без учета со­циально-культурных реалий страны.

Через столетие от момента создания учреждения врач училища М. В. Богданов-Березовский² с горечью напишет: «Просматривая историю развития вопроса в России, мы встречаем массу единич­ных фактов, когда отдельные личности своим высокогуманным при­мером и неутомимою энергией в святом деле любви к ближнему старались поднять вопрос о призрении глухонемых в нашем отече­стве на должную высоту. К сожалению, эти немногие сподвижники не заразили своим добрым примером русского общества, и оно, в большей своей части, рассматривало эти факты с точки зрения простой филантропической забавы и вовсе не хотело придавать всему этому оценку серьезного, научного, общегосударственного вопроса. Даже и тогда, когда на этот предмет обратила свое мило­стивое внимание императрица Мария Федоровна, основав училище

¹ Предполагалось, что основную массу учащихся необычной школы со­
ставят глухие сироты из столичных Воспитательных домов, а также «глухо­
немые дети всех сословий».

² Богданов-Березовский Михаил Валерианович (1867—1921) — доктор
медицины, приват-доцент Военно-медицинской академии, лейб-отиатр
(1911—1917). Работал врачом Петербургского училища глухонемых, состоял
членом Попечительства о глухонемых ВУИМ с момента его создания, редак­
тор журнала «Вестник Попечительства о глухонемых». Автор монографии
«Положение глухонемых в России» (1901).

для глухонемых, русское общество с умилением встретило новый акт монаршего человеколюбия, но и тогда дальше благих намере­ний оно не пошло» [3, с. 2].

Не станем упрекать российское общество в равнодушии к пе­дагогическим экспериментам с глухими детьми. В отличие от Ма­рии Федоровны и современных ей европейских сторонников спе­циального обучения россияне продолжали следовать ценностям предшествующего второго периода¹. В пору возникновения не­обычного придворного учебного заведения в стране продолжали действовать невольничьи рынки, где торговали крепостными (взрослыми и детьми). Под благотворительностью понималась жалость, сострадание, реализуемые в форме милостыни, подаяния деньгами или хлебом. Попытка выучить глухонемых грамоте в глазах россиян (быть может, за исключением следовавших про­тестантской вере) человеколюбивым деянием не выглядела. Появ­ление школы воспринималось как царская прихоть, а потому не обсуждалось, не осуждалось, но и стать примером для подражания не могло. Одной из главных причин пассивности соотечественни­ков оставалась их политическая несвобода.

«Семья глухонемых все размножалась, росла, и вместе с подня­тием умственного и экономического уровня в русском обществе во­обще уровень этот должен был подняться и в среде глухонемых, они также поняли, что без специальных знаний, без работы и ума, и мысли жизнь полная, жизнь разумная немыслима даже и в деревне. До 19 февраля 1861 г. вопрос этот оставался как-то незамеченным и на очереди как будто не стоял, но когда времена крепостничества отпали и жажда самостоятельной гражданской и духовной жизни начала охватывать и наше сельское сословие, все убогое и умст­венно обездоленное, все, что прежде рабски, без всякого протеста ютилось в деревнях, не найдя теперь там себе ни поддержки, ни утешения, все это потекло к большим городам, к столицам и вооб­ще к свету, твердо веря, что знания и опытность этих житейских и ученых центров поддержат их и научат, как бороться им с природ­ными физическими и умственными недостатками. Так было и с глу­хонемыми» [3, с. 2—3].

Либерализация жизни, обретение относительной свободы, в том числе в предпринимательстве, приведут к осознанию всеми слоями населения значимости образования². Люди из средних сословий, чья деловая инициатива на протяжении многих веков сдерживалась традицией, смогут реализовать свою энергию на ниве организации школьного обучения. Возникнет и быстро наберет силу встречное

¹ Для справки: всего двумя годами позже начала обучения глухих в Пав­
ловске в России принято решение о запрете публичной продажи людей (кре­
постных крестьян) на рынках и ярмарках (1808).

² Дворянство, состоятельные граждане не могли не задуматься о необхо­
димости обучения детей после выхода Указа об обязательности высшего об­
разования или прохождения экзамена для получения высших гражданских
административных постов (1809).

движение энтузиастов (педагогов, медиков, священнослужителей, подвижников-филантропов), одержимых идеей народного просве­щения, а также родителей, возжелавших наконец дать своим детям школьные знания. Правда, случится это в конце XIX в. после отме­ны крепостного права, а пока вернемся в училище императрицы Марии Федоровны. Численность его воспитанников неуклонно росла: в 1811 г. их было 23, в 1815 г. - 34, в 1835 г. - 100, в 1843 г. -160 (в том числе 100 мальчиков и 60 девочек).

Как и в случае с открытием образцового московского Воспита­тельного дома, множился список титулованных жертвователей, вдохновленных или принужденных примером государыни. Словно соревнуясь между собой, приближенные к царской особе аристо­краты передают учебному заведению в Санкт-Петербурге немалые суммы: граф Разумовский дарит ему 5000 р., российский посол в Великобритании маркиз Гертфорд — 10 000 р., тайный советник Калинин завещает 20 000 р., гофмейстерина Нарышкина жертвует более 150 000 р. Исключительный состав лиц, заинтересовавшихся делом помощи глухим детям, особый статус придворного учрежде­ния, высокий ранг жертвователей и размеры их вкладов позволят Опытному училищу в короткий срок стать одним из лучших в мире.

Как же протекала жизнь уникальной школы, кто, чему и как учил в ней глухих воспитанников? Напомним, с 1810 по 1824 г. училище возглавлял парижанин Жоффре.

«С течением времени до наших дней самый курс обучения и распределение учебных занятий менялись много раз сообразно с требованиями, данными и наукой, и опытом. <...> Для того чтобы понять начальный ход учебного движения нашего первого отечест­венного училища, необходимо бросить беглый взгляд на положение этого вопроса на Западе в период основания его, т. е. за время конца XVIII и начала XIX столетия. Первыми руководителями нашими в этом отношении были представители французской школы. Это было то время, когда все русское общество в лучших слоях своих и помыслах и на деле старалось тяготеть ко всему французскому, без критики перенося на русскую почву все, что ни выходило посредст­венного или выдающегося из-под пера французских авторов. Этим только и можно объяснить, почему первые шаги обучения глухоне­мых в России были сделаны под влиянием именно французской, а не какой-либо иной западной школы. В конце XVIII столетия во­прос об обучении глухонемых во Франции не отличался ни давно­стью существования, ни прочностью постановки, ни даже превос­ходством метода» [3, с. 82—83].

Лидера официальной французской сурдопедагогики Эпе не убедили блестящие результаты учеников Якоба Перейра¹, и он не поддержал устный метод, отстаивая приоритет мимического. На тех же позициях остался преемник Эпе аббат Сикар, ставший кре­стным отцом Санкт-Петербургского училища. Его протеже Жоф­фре продолжал дело авторитетных предшественников, в силу чего,

¹ Подробнее см. «Специальное образование в меняющемся мире. Евро­па». Гл. 2, ч. 12.

поработав немного по венскому методу, училище перешло на французский.

Успехи российских учеников впечатляли бывавших там гос­тей. Так, приглашенный на экзамен (1819) петербургский митро­полит Михаил¹ «был поражен разумными ответами экзаменую­щихся». Безусловный прогресс школы в первые двадцать лет ее существования обеспечили профессионализм Жоффре и «изуми­тельная, редкая, почти материнская заботливость» императрицы. Мария Федоровна «самолично рассматривала планы и сметы по ремонту училища», привлекала все новые источники для его фи­нансирования, озаботилась поиском профессионального садовни­ка, дабы устроить при школе фруктовый сад и парк. «Она прово­дила в училище целые часы, посещала уроки, присутствовала на экзаменах, интересовалась ходом всех дел, не оставляя ни одного из них без подробной и обстоятельной резолюции» [3, с. 104]. За­ботили императрицу не только учебные успехи питомцев, она пек­лась об их дальнейшем устройстве, так как большинство выпуск­ников не могло рассчитывать на помощь семьи и нуждалось в заработках. Императрица мечтала дать воспитанникам профес­сиональное образование, со временем преподавательский состав расширился за счет учителей рукоделия, мастеров «портняжного, столярного, токарного и литографного дела». Согласно духовному завещанию императрицы, в 1829 г. училище получило «святую икону и токарный станок»!

Урок в школе глухонемых (постановка звуков)

¹ Михаил (Десницын) (1762—1821) — митрополит Санкт-Петербургский (с 1818 г.). Образование получил в Троицкой семинарии и филологической семинарии при «Дружеском ученом обществе», слушал лекции в Москов­ском университете и Духовной академии. Управляя Черниговской епархией (с 1803 г.), особенно заботился об улучшении состава причетников и о под­нятии уровня образования в местной семинарии.

Изначально штат заведения состоял из директора Жоффре «и двух его помощников — смотрителя и смотрительницы». После смерти парижанина (1824) государыня лично утвердила правила для директора-преемника, один из первых пунктов коего строго предписывал: «Ни под каким предлогом самовольно, без письмен­ного дозволения Почетного Опекуна, не отступать от методы быв­шего директора, равно и никаких книг для употребления воспиты­вающихся без предварительного дозволения Почетного Опекуна не вводить, который всякий раз, прежде дачи позволения, обязан доводить до сведения Ее Императорского Величества» [3, с. 104].

В 1824 г. дела принял серб Георгий Гурцов¹, с 1822 г. служив­ший в этом училище педагогом. В 1835 г. он разработал новый Устав, в котором учитывался накопленный опыт, вводились чет­кие правила комплектования: приему подлежали дети от 7 до 12 лет, срок обучения увеличивался с 6 до 10 лет, ибо прежний оказался «слишком кратким для достижения необходимых успе­хов». Увеличивались ежегодный расход на содержание одного уче­ника, а также общая численность воспитанников; отменено сослов­ное деление учащихся; открыт класс для слабослышащих детей. В сетке занятий появились такие предметы, как гимнастика, тан­цы, рисование. Отметим, что рисование и чистописание препода­вал глухонемой педагог, чье присутствие, безусловно, делало школьный климат более «мягким» для неслышащих учеников. Не забывали попечители и о здоровье воспитанников, «признано не­обходимым перевести детей на летнее время за город».

Оригинальным образом решили проблему подготовки педаго­гических кадров; в 1835 г. в специальную школу зачислили 9 слы­шащих детей из сиротских учреждений. Предполагалось, что слы­шащие, выросшие в тесном контакте с глухими, лучше научатся понимать их, что пригодится впоследствии. Интегрированным слышащим ученикам по окончании училища и получении допол­нительного образования в гимназии и университете надлежало возвратиться в альма-матер в роли наставников.

Жесткий надзор за школой, установленный Николаем I, не по­мешал его матушке-императрице отменить по просьбе Гурцова де­ление учеников на «благородных» и «простых». Напомним, что Жоффре ввел в училище сословное деление: один класс составляли дети из «приличных семей», другой пансионеры из Воспитатель­ного дома и дети простонародья; различие сохранялось в одежде, еде, организации досуга. «Различие это признано было неудобным и отменено почти полностью» (1835) всего через десять лет после выступления декабристов на Сенатской площади, в период жесто­кого искоренения любых проявлений либерализма. Упразднялись

¹ Гурцов Георгий Александрович (1778—1858) — один из первых россий­ских сурдопедагогов, серб по происхождению. С 1822 г. педагог, затем дирек­тор (1824—1838) Санкт-Петербургского училища глухонемых, надворный советник. В 1843 г. приглашен княгиней Е. К. Воронцовой, супругой гене­рал-губернатора Новороссии и Бесарабии князя М.С.Воронцова, в Одессу для организации частного училища для глухонемых.

<*%

'.'

'[....-;;;«>:■:«■■:<;>;

....... '1М./М,

■.................. I ■ ■...

■, • ^ ~- ^?^^; :^4

 

сословные барьеры не где-нибудь, а в Опытном императорском училище.

Советские авторы, упоминая об училище, давали ему своеоб­разные характеристики. Предоставим читателю возможность озна­комиться с ними и самому оценить объективность сказанного:

1935 г. Директор Московского института глухонемых М. О. Гвар-диев: «О деле обучения глухонемых никогда не думала помещи-чье-дворянская царская Россия, ограничивая свои заботы о глухоне­мых узким кругом привилегированных классов. <...> Учреждения для глухонемых <...> создавались, чтобы популяризировать существова­ние благотворительных обществ среди некультурных народных масс» [23, с. 5].

1949 г. Профессор А. И. Дьячков: «Призрение и воспитание глу­хонемых детей становится исключительно делом филантропических обществ и объединяющего их деятельность особого ведомства им­ператрицы. Широкие филантропические мероприятия этого ведом­ства были, по существу, продуманным политическим маневром самодержавия, рассчитанным на то, чтобы усыпить классовое со­знание общественных низов. Поза благотворителя человечества помогла скрыть или хотя бы затушевать неприглядную сущность са­модержавия» [31, с. 10].

1984 г. Профессор А. Г. Басова: «Хотя филантропическая дея­тельность Ведомства императрицы Марии и поддерживала матери­альную основу существования Павловского училища, она в то же время весьма отрицательно влияла на развитие этого сурдопедаго­гического учреждения. Отрицательное влияние определялось тем, что императрица стремилась слепо подражать всему иностранно­му. <...> По причине крайней недостаточности источников «дохо­дов» кассу училища приходилось пополнять даже за счет продажи поношенного платья воспитанников. Уже один этот факт достаточно красноречиво свидетельствует о состоянии бюджета училища и мнимой щедрости венценосной крепостницы — императрицы Ма­рии» [2, с. 120—121].

Конец 30-х гг. XIX столетия был ознаменован публикацией первых отечественных трудов по теории и практике сурдопедаго­гики. В. Флёри издал монографию «Глухонемые, рассматриваемые в отношении к их состоянию и к способам образования, самым свойственным их природе» (1835). Г. Гурцов публикует описание методик обучения глухих, применяемых в училище, — «Энцикло­педический курс методических и практических уроков, составлен­ных из кратких назидательных фраз, приспособленных к мимиче­скому языку, относящихся к человеку, житейским нуждам, познаниям и ко всем обязанностям его в обществе, для обоего по­ла глухонемых детей, воспитывающихся в Санкт-Петербургском императорском училище глухонемых в особенности и для говоря­щих детей вообще, начинающих учиться отечественному письмен­ному языку» (1838).

Отмечая двухсотлетний временной разрыв между первыми учебниками по сурдопедагогике на Западе (Боннет, 1620 г.) и в России, признаем, что был сделан чрезвычайно важный

 

шаг — изданы учебники, написан­ные по-русски и созданные с опо­рой на отечественный опыт обу­чения глухих детей.

Училище же ждали очередные изме­
нения, связанные со сменой руководите­
ля, в 1838 г. бразды правления из рук
Гурцова перешли к В. Флёри¹, до того
двадцать лет проработавшего педагогом.
Поначалу Флёри не владел ни русским
языком, ни азами сурдопедагогики, зара­
батывая на жизнь преподаванием фран­
цузского языка в Опытном училище и
в гимназии при Петербургском универси­
тете. Сурдопедагогом Флёри стал благо­
даря самообразованию и помощи Жоф­
фре, а потому до конца своих дней
хранил верность учителю, внеся сущест- В. Флёри

пенные изменения во французский ми­мический метод. Среди несомненных за­слуг Флёри написание таких работ, как «Правила нравственности» (1847), «О преподавании изустного слова глухонемым» (1859), раз­работка нового Устава (1843), а также открытие особого «рукодель­ного класса» и «образцовой кухии». Как сурдопедагог Флёри оказал­ся удивительно прозорлив: многие его предположения впоследствии получили научное обоснование и воплотились в практику.

Полтора столетия тому назад Флёри был убежден в том, что: необходим дифференцированный подход к обучению глухо­немых, позднооглохших и слабослышащих детей; необходимо учить глухих устной речи;

при обучении неслышащего ребенка словесной речи необхо­димо сочетать различные формы речи, учитывая индивиду­альные особенности ученика;

целесообразно более раннее (дошкольное) начало специаль­ного обучения детей с нарушением слуха; глухота не является препятствием к интеллектуальному и нравственному развитию ребенка. Осознав важность обучения глухого устной речи, Флёри пи­сал: «Ныне... когда наконец наклонили весы к методу произноше­ния, нельзя не желать, чтобы скоро несчастное дитя, ища убежища бедствию своему в училище, не встретило в нем, напротив, бездны, долженствующей поглотить последнюю его надежду и совершить расторжение его с обществом говорящих; но, чтобы оно было сча-

¹ Флёри (Р1ешу) Виктор (Виктор Иванович) (1800—1857) — один из основоположников отечественной сурдопедагогики и дактилологии, по про­исхождению француз. Семнадцати лет по приглашению Жоффре приехал и Россию, преподавал французскую словесность в гимназии при Петербург-псом университете, одновременно работал в Петербургском училище глухо­немых, которое со временем возглавил (1838).

 

,

Г..Л.4, Ф^ШС>

■.,.,:..:::;■■:■: ■ ™*К** ■.

стливо, надо найти это необходимое соединение искусства и тер­пеливости, просвещения и дружбы, которое, озаряя разум, откры­ло бы совершенно его уши и развязало язык. Сделан уже опыт, успех увенчал его, остается одна добрая воля» [32, с. 135].

«Самым важным, самым крупным делом» Флёри М. В. Богда­нов-Березовский считает «обновление программы училища в смысле внесения в нее нового метода обучения. Это событие да­тируется 8 мая 1847 г., когда положением Опекунского совета «определено было ввести в училище обучение устной речи». С этого времени в императорском училище взгляды на мимиче­ский способ как на единственно прочные основы обучения глухо­немых потеряли свою прежнюю безаппеляционность и подверг­лись давно желательной, вполне резонной критике. В самом деле, это было то время, когда уже нельзя было закрывать глаза, глядя на блестящие успехи учителей по устному способу как в Герма­нии, так и во Франции, и недостатки прежней французской шко­лы, остававшиеся почему-то малозамеченными, теперь станови­лись все более и более яркими и ощутительными» [3, с. 115].

Знакомясь с этапами деятельности и успехами петербургского училища глухонемых, можно было бы ожидать, что оно станет образ­цом для подражания, как это не раз случалось на Западе, когда открытие столичного учреждения приводило к стремительному со­зданию похожих учебных заведений в других городах. Однако этого не случилось по вполне понятной причине: необходимые социокуль­турные предпосылки к развитию сети школ для глухих не сложи­лись, модель специальной школы оказалась для страны преждевре­менной. Столетняя история обучения детей с нарушениями слуха в Опытном училище Марии Федоровны — это исто­рия прекрасного, но отдельного и единичного учебного заве­дения, которое на протяжении многих десятилетий прак­тически не влияло на ситуацию в стране.

Шли годы, ширились ряды учеников Опытного училища, соот­ветственно росло число его выпускн