Глава двадцатая: люди нового мира

Тьма.. везде только тьма… Ничего не видно. Абсолютно.

Может, я умер?

Но разве так должен выглядеть Рай? Или Ад?... А как они вообще выглядят, хоть кто знает? Скорее всего.. никто.

Я не чувствовал ничего… Хотя, стоп. Нет! Я чувствовал, неровные, прерывистые покачивания. Будто бы я маятник, медленно прекращающий дёргаться на нити. Колебания то шли более-менее ровно, то ненадолго останавливались, то одну сторону тянуло назад, когда другую почему-то толкало вперёд, то наоборот… Так, что вообще происходит?

Понемногу я начал ощущать своё тело… Ясно, и в этот раз умереть не удалось…

Чёрт, вновь размыкать веки. Эх… Как же надоело.

Но другого выхода у меня не оставалось. Тем более надо же узнать причину моего беспокойства.

Я попробовал открыть глаза. Не вышло: на ресницах появилась влага и там же, видимо, замерзла, ввиду чего теперь требовалось приложить усилия даже для столь простого дела, как посмотреть на мир… Хотя, что на его смотреть. Всё равно вряд ли что можно увидеть: он сам слеп и погружён во мрак, поэтому и тебе ничего углядеть не даст.. наверное. Да и насчёт “простого дела” тоже подумать следует… Но не сейчас.

Сильно зажмурившись, – по крайней мере, мне показалось, что сильно, – я резко развёл веки. На этот раз получилось.

Вокруг действительно было темно. Ха, чего же я мог ещё ожидать? То ли глаза покрыла некая еле осязаемая дымка, то ли вокруг витал слабый туман, однако размытость у всего, на что я только кидал взгляд, присутствовала. А на что я кидал взгляд? На одиноко блуждающий по рельсам, слабый лучик фонаря. Только он один и был, кроме него ничего…

Он то затухал, то вновь начинал светить. Как только в очередной раз свет прекратился, я еле-еле расслышал шипящий, досадный, и в то же время чуть злобный голос, сопровождаемый ударами чего-то твёрдого о нечто такое же твёрдое. Били явно сам цилиндр фонаря, может быть об стену туннеля, может ещё обо что. А голос…

Я мало когда слышал хоть какие чувства в словах Антона, и, наверное, именно поэтому запомнил их так хорошо. Да, говорил именно мой молодой напарник… Ну, по крайней мере, я так думал.

Чувствительность тела всё возрастала. И только спустя где-то минут пять я понял, что не смотрю вперёд, я уставился вниз, не в силах поднять головы. Тогда же я и попытался это исправить, но сил до сих пор не хватало.

Я ощущал, как ноги цепляются за шпалы, безвольно волочась за слабо раскачиваемым телом, державшемся только лишь на чьих-то руках, время от времени теряющих хватку. В те моменты я терял равновесия и сильнее обычного заваливался на какой-нибудь бок. Один раз и вовсе показалось, что сейчас упаду, однако невидимый помощник (хоть я и догадывался, кто это) успел исправить ситуацию.

Из-за постоянной качки внутри всё клокотало и рвалось выйти наружу. По крайней мере, такие были ощущения. Но вот только главного составляющего я в желудке не ощущал… Точно, я уже даже не помню, когда ел.

Слух ещё больше увеличился. Теперь я мог разобрать хотя бы части слов спасителей. Что, конечно, не могло не радовать.

– Он … жив?... – послышался знакомый голос.

Смысл фразы, несмотря на её нецелостность, был ясен. Говорили явно обо мне.

– Дышит… – устало сказал кто-то в ответ.

Второй голос был уж очень тих и сильно отдавал хрипотцой. Но даже не глядя на это, я бы узнал его из сотни: Гоша.

Значит, мои товарищи всё-таки остались живы… С души будто камень упал, как же было приятно частично (я всё ещё плохо понимал происходящее вокруг) осознавать то, что с ними всё в порядке. Ну, или более-менее в порядке.

По их разговору, а точнее тому, как они говорили, можно было спокойно утверждать, что отнюдь не всё так гладко, как хотелось бы…

А вообще, что недавно произошло?

Ответить на данный вопрос я не успел, да и при всём желании не смог бы: с головой пока действительно было нехорошо. Однако главным, помешавшим, фактором оказалось неожиданное падение на холодные рельсы.

Идущий слева Гоша вдруг, чуть вскрикнув, оступился и резко завалился в бок, на раненую ногу. Видимо, именно она и сыграла немаловажную роль.

Конечно же, при приземлении он попытался, ища опоры, схватиться за меня. Но как я сейчас мог помочь? Антон тоже упал, что я понял, только когда рядом с моим лицом рухнуло ещё одно тело. Чего и следовало ожидать: ослабленный и измождённый человек вряд ли бы смог выдержать вес двух мужчин.

– А-а… А-ай… – стонал где-то вдалеке (для меня) Гоша.

– Что … такое? – быстро подскочил молодой охотник и направился мне за спину: помогать Георгию.

Я же остался лежать.. один.

Отлично… Просто, ха, прекрасно… И что же теперь делать?

“Когда не знаешь, что делать дальше – посмотри вперёд” – вдруг всплыли у меня в голове ранее слышимые слова. Они были сказаны совершенно не моим внутренним голосом. Нет. Они будто бы были сказаны кем-то другим… И теперь я знал, кем.

Вперёд значит, да? Ну что ж… Я еле приподнял голову. Изо рта вырвался пучок горячего воздуха, частица его попала на замерзшие рельсы, растопив на них тонкую кромку льда. Затем же остаток облачка присоединился к такому же плотному и непросветному туману, слабо витающему над путями.

Некоторые мгновения я действительно ничего не мог заметить сквозь эту белёсую пелену. Однако спустя некоторое время мои глаза свыклись ещё больше. И вот когда зрение вернулось почти полностью, я заметил, что молочная мгла всё-таки пропускала сквозь себя некие лучи света, идущие откуда-то спереди.

Станция… Неужели.. населённая?

Я не мог верить своим мыслям, однако надежду в душе уже хранил и лелеял. Ведь, как же это будет… Нет, стоп, пока нельзя.. пока, нельзя.

Сейчас надо было думать о другом: как до туда добраться. Во-первых, надо встать.

Я опустил взгляд обратно на стылые рельсы. Затем посмотрел на свои ослабевшие руки и проследил, как они медленно поднимаются, а затем упираются в грязную, замерзшую почву. Теперь надо было лишь напрячься. Но я уже истратил все силы только лишь для того, чтобы приподнять их… Чёрт, как же я слаб…

Но сдаваться было уже поздно.

Просчитав про себя до трёх, я, с резким выдохом, сделал рывок вверх. Получилось приподняться только на пару сантиметров, после чего я рухнул обратно на заледеневший металл, больно ударившись него рёбрами – если бы не мастерка, удар был бы ещё болезненнее.

Что ж, ещё раз… Вновь до трёх, выдох, рывок… На это траз получилось подняться на ещё меньшую высоту. Всё же силы исчерпывались, и так быстро их было не вернуть.

“Пытаться!” – это был уже мой внутренний голос. “Раз.. Два.. Три!” – выдох, рывок… И тут я почувствовал чьи-то руки на моих плечах, эти же руки меня и потянули вверх.

Всё. Я встал. Теперь надо было только устоять… Чуть пошатнувшись я, размахивая безвольно болтающимися руками, всё же умудрился не потерять равновесие.

Теперь надо было только идти… Идти вперёд.

Я и пошёл.

Шатаясь, время от времени спотыкаясь, тяжело дыша – я двигался к еле видимому мною свету. Единственному, что сейчас было не чуждо мне в этих катакомбах.

Конечно, соображал я пока ещё плохо. Поэтому внезапное появление передо мной лица Антона должным вниманием не счёл.

Он что-то говорил, причём очень яростно и злостно. Однако я не отдавал этому никакого отчёта и продолжал тупо идти вперёд, пытаясь обойти назойливую фигуру молодого напарника.

В уши будто ваты натолкали: я действительно ничего не слышал. В голове тоже никаких мыслей не было. Надо было только шагать. Сквозь туман, сквозь тьму, преодолевая препятствия выйти к спасительному острогу…

Как Антон поднял руку, как замахнулся – я не заметил. Я почувствовал только боль в левой щеке. Такую резкую, припекающую, раздражающую боль…

Я отступил на шаг. Пощёчина.. чтобы разбудить меня.. да, точно… Но тогда я этого не понял.

Приставив руку к повреждённому участку, я почувствовал жарящую, прям горящую, кожу под дланью. Отставив ладонь от щеки, я посмотрел на неё. Конечно, темень была такая, что я ничего не увидел, однако мне показалось, будто даже там кожа стала красной и теперь начала также припекать.

Моё состояние не давало успокоиться нервам, из-за чего подсознательно я ещё больше увеличивал боль. В конце концов не выдержав, я попытался закричать. Как ребёнок, у которого отняли конфету. Я стоял в полусогнутом состоянии и пытался выдавить из себя хоть какой-то звук, но судя по всему выходил только хрип, и я надрывал связки ещё больше, при этом продолжая осоловело смотреть на свою руку.

Так длилось до того, как чьи-то руки вновь не легли на мои плечи и не потянули к себе. Это был вновь Антон. Развернув меня к себе лицом, он схватился за ошмётки моего дождевика и притянул поближе к своему грязному, в красно-коричневых разводах, лицу, на котором уже красовался немалый порез над правой бровью и еле заметная недельная щетина.

Он вновь что-то кричал, притом не переставая меня трясти. Ввиду чего, конечно, мне было больно. Думаю, поэтому организм сработал сам: ответил на внешнюю угрозу.

Я всё ещё не управлял собой, поэтому сам не понял, как поднял руку и как попытался ударить ею своего товарища. Конечно, в его глазах это было жуть как медленно, так что парировать слабый толчок ему не составило большого труда: Антон просто отошёл чуть в сторону. Я же, оставшись во власти инерции, полетел дальше, прямиком на холодные рельсы.

Приземление было не очень удачным.

Не успевая за событиями, я просто не успел выставить вперёд руки, из-за чего повалился наземь, что мешок картошки: также плашмя и также неуклюже. Разразился новый приступ боли, пробежавший по всему телу и сильно давший в голову. Тогда-то всё вокруг чуть и прояснилось: я начал полноценно слышать.

– Эй.. мужик, что с тобой?! – гневно и растерянно доносился сзади голос Антона.

Тело начало слушаться чуть лучше и смог немного привстать с первого раза. Как только я через боль поднял голову, в свете фонаря сразу появился силуэт моего молодого товарища (фонарь, кстати, также был его).

– Эй… Ты чего? Эй… – он, направив луч в другую сторону, схватил меня за плёчо, взглянул в глаза и, поняв мою неосмыслённость, пощёлкал пальцами перед лицом. – Эй.. ты как? Что это с тобой? Всё нормально? Что это с то…

– Да! – только и смог выпалил я, пару секунд наблюдая за щелчками, а после всё-таки сообразив, что от меня просят.

Но оторвать взгляд от его пальцев я так и не сумел. Всё же пока поминал я далеко не всё так же, как прежде.

– Да-да-да! – почему-то очередью отчеканил я, как угорелый.

Было такое чувство, будто мой язык просто не успевал за мыслями, и все слова оставались на нём, выходя впоследствии запоздало…

– Я понял! Я понял… – теперь уже схватил меня за оба плеча Антон. – Ну как, лучше? – он чуть потряс меня. – Лучше я спрашиваю? – сначала приблизился к моему лицу, потом отдалился и побил меня по щекам товарищ.

Я же смотрел на него как придурок, просто не в силах хотя бы прищурить глаза. Хоть я и понимал, что надо было ответить.. просто не мог.

– Эй, Саня! Что с тобой?! – вновь по-старому заволновался напарник. – Парень! Давай, давай приходи в себя! Гоша плохо! Нужно помочь!.. Парень, ты меня понимаешь?! Гоше…

– Понял! – опять, будто идиот, выкрикнул я и затараторил: – Понял! Понял! Да, я понял!

– Всё, всё, всё.. Молодец, давай вставай. Тебе, видимо, только язык чуть отняло, остальное вроде как в более-менее порядочной норме, – всё это он сказал, уже двигаясь к Гоше, и обращаясь, скорее всего, к себе.

Единственная частица света, находившаяся в руках Антона, осветила ногу пострадавшего. Видимо, Гоша не мог встать именно из-за неё.

Он сидел на рельсах, чуть окутанный рвущимся на лоскуты туманом, и, разбросив ноги в разные стороны, гладил больную конечность.

Снова гвоздь. Память о нём крепко засела в пятке Георгия.. как бы комично это не звучало, однако это так. Что-то мне подсказывало, что мы ещё не раз вспомним о нём, во время нашего путешествия, до завершения которого… Я даже уже и не знал, когда оно кончится: не мог же мне привидеться разговор со своим Альтер-эго. А если так, то и словам его поверить надо, а они говорят, что моя участь совсем не та, что представлялась мне ранее…

Ну да ладно. Об этом уж точно не сейчас надобно рассуждать. Надеюсь, ещё будет время.

– Ну как, лучше? – приблизившись к Гоше, а затем чуть присев, спросил Антон.

Тот лишь чуть головой помахал.

Кровавая сетка на его щеках разрослась, стала больше и теперь выглядела куда устрашающе, нежели раньше. Она была не просто красной, тёмно-багряной. Отчего становилось боязно за старшего товарища. Давно не бритое лицо осунулось, на небольшой бородёнке волосы склеились и теперь торчали штырями во все стороны. Потные патлы с макушки же и вовсе падали на мокрое, грязное чело, чуть закрывая глаза, ввиду чего те становились немного темнее. От этого тоже было не по себе.

Вообще сейчас, наверное, я наблюдал наихудшее состояние Гоши. Даже в сырой, промозглой яме каннибалов он выглядел лучше. А теперь… Что же всё-таки произошло на Пролетарской, и какие тайны хранит эта станция в себе? Может, когда-нибудь мне и удастся это знать, что, конечно, вряд ли.

– Идти сможешь? – задал ещё один вопрос Антон.

Я же просто стоял в стороне и наблюдал. Меня чуть шатало из стороны в сторону: всё же не всё со мной ещё в порядке. Да оно и ясно…

Наверное, Антону сейчас чувствовал себя лучше чем я с Гошей вместе взятые. Хотя, кто его знает. Этот парень умеет закрывать какие бы то ни было эмоции на прочный замок.. надолго. Однако спустя некоторое время, и он не выдерживает.

Георгий, не произнеся ни слова, подспудно посмотрел сначала на молодого напарника, а затем на меня. В его глазах читалась надежда и мольба… Какая? Я пока не понял.

После, продолжая сидеть на промёрзшем металле, он, будто маленький ребёнок, протянул к нам обоим руки. Из его рта с хрипом вырвался некий неразборчивый звук, явно подразумевающий под собой просьбу поднять его, Гошу, со стылых путей.

– А… А? Поддержать тебя? – спустя секунду понял Антон.

Кстати я понял это в тот же момент, однако продолжал тупо пялится на происходящее, покачиваясь взад-вперёд, дёргая свисающими безвольно руками.

Георгий обдумав ему сказанное (все действовали как-то замедленно) быстро закивал.

– Ага.. понял. Сейчас… Сашка, Саш! Сюда иди… Помоги.. Давай! – напарник уже ввалил на себя одну руку поверженного старика (сейчас Гоша выглядел именно так) и пытался приподнять отнюдь нелёгкую фигуру.

Что от меня хотят, я понял довольно быстро. Но отреагировать смог не сразу. Прошло секунд десять, прежде чем я опрометью кинулся под вторую конечность. Когда та оказалась у меня на плечах, я ещё долго (пару секунд – довольно много) не мог понять, что делать дальше. В конце концов, просто последовал примеру Антона, приседавшему вниз-вверх, при этом крича мне что-то неразборчивое. Однако явно требовательное и злое. Конечно же, затем я начал понимать, что он мне кричал, и если опустить трёхэтажный мат, то можно даже сказать, что в те моменты, обращаясь ко мне, он не произнёс ни звука.

Я постарался тоже встать. Но пальцы ещё до конца не слушались, поэтому я быстро потерял хватку и выпустил руку старшего товарища. Не знаю, как так вышло, однако в тот момент я на мгновение обрёл прежнюю скорость (адреналин подействовал) и, быстро повернувшись, схватил запястье друга обратно. Теперь более надёжно.

Ноги, конечно, подкашивались, но сейчас для Гоши мы были единственными опорами, так что надо было забыть о своих проблемах, и хотя бы недолго пожить ради другого… ради того, кто тебе дорог.

Волоча почти не подающее признаков жизни тело Георгия, мы устремились к свету. К спасению…

Постоянно оступаясь, было трудно держать ритм шагов, так что пару раз мы чуть не валились наземь. Лишь Антон спасал ситуацию. Он вообще молодец; и путь освещает, и большую часть работы делает, и меня, если что, подправляет. Даже Гоша, изредка подёргивая ногами, пытался внести свою лепту.

Неожиданно Антон прокричал:

– Саша… Са-аш! – я вдруг понял, что это обращались ко мне.

– Что?... – словно контуженный, резко отреагировал я.

– О. Неплохо, уже лучше стал понимать. Всё, ничего… – только спустя секунду я понял, о чём он.

Да, уже, конечно, лучше. Но всё-таки пока что не то…

Станция (я был уверен, что это она) манила к себе. Лучи высоковольтных ламп чуть смягчались, проходя сквозь суспензионную занавесь, поэтому рези в глазах не ощущалась: привыкание шло постепенно.

Вот она, жизнь. Такая близкая, и неизмеримо далёкая. Главное, надо было только добраться.. только дотерпеть.

И я терпел, так же как и терпел Антон, а вместе с ним, наверное, и Гоша. Мы все терпели и держались из последних сил, еле волоча ноги к такому приковывающему к себе маяку, будто охранный костёр стоявшему посреди неизведанного и жутко опасного царства тьмы.

Собрав все свои оставшиеся силы и волю воедино, я думал, что ничто не способно свалить меня с ног, на подступах к оберегающей цитадели. Но я ошибся.

– Эй! Кто это там?!.. Стоять! – вдруг донеслось со стороны Первомайской.

Звук был приглушён и я, в силу свой “отсталости”, не счёт его неким серьёзным внешним фактором, способным на что-то повлиять. И уже тем более в тот момент я не подумал, что данная фраза вообще могла быть произнесена человеком: я просто шёл.

Однако, как выяснилось позже, она была произнесена именно представителем рода людского с довольно немалой должностью в обществе, обитающем в том оазисе, к которому направлялись мы.

В общем, слова сыграли отнюдь не малую роль: вслед за ними сразу же вглубь туннеля ударил мощнейший свет прожектора.

Подобного я, конечно, не ожидал. Тут же выпустив кисть Гоши, я упал, лицом вниз, на землю, прикрывшись руками и почему-то закричав. В тот момент мне просто резко “резануло” ярким лучом по глазам, из-за чего стало нестерпимо больно. На короткое время, правда. Но всё же. Я бы пережил это, будь в нормальном состоянии, а так я просто завопил, испытывая боль, которая уже давно прошла. Не правда ли, странно…

Что сделали остальные, я не знаю. Однако некие оклики и ругательства с их стороны всё же расслышал, но они настолько неконкретны, что я уже и не могу построить из них хоть какую цельную картину.

– Эй… Это что, люди?... – громко пронеслось по тоннелю. Или мне просто показалось, что громко.

В общем, говорили или рядом, или в громкоговоритель. Хотя суть остаётся одной и той же: даже я расслышал эту фразу.

Дальше я смутно припоминаю что было: на эти пару секунд я будто выпал из мира сего. А потом раздалось радостное, на этот раз совсем близко:

– Мужики! Это реально люди! Это парни.. Чёрт побери, живые! Мужики, сюда идите! Мужики! Ахахаха!

Ещё я слышал смех Антона, или мне просто показалось, что его. Так же через всех поступал и голос Гоши – это бы я не спутал нигде и ни с чем. Он явно что-то говорил, но что, я так и не понял. Я просто продолжал лежать лицом вниз, при этом накрывшись сверху руками.

И так продолжалось, пока кто-то не подошёл ко мне сзади, не потряс за плёчо и не спросил:

– Эй. Ты как? Всё нормально?.. Эй!.. – я слышал уже этот вопрос: его задавали остальным моим товарищам.

Вот теперь настала и моя очередь.

Я понимал его суть, но ответить никак не мог. Вместо этого тело рвалось ответить агрессией на внешний раздражитель, который вообще, конечно же, является спасителем.. может быть…

Но мои чувства и действия пока были плохо подвластны мне.

Последней каплей (не для меня, для непослушной наружности) стал резкий подъём туловища на ноги. Тут-то физиология не выдержала, а я просто не успел её остановить.

– Эй… – только и успел выговорить неизвестный мне мужик в противогазе, прежде чем я с разворота (конечно же медленно) попытался его ударить.

Движение, ясное дело, вышло неуклюжим и я, по закону жанра, вновь пошёл вниз, на свидание с рельсами, как только осквернённый помощник спокойно – хоть и с некоторым не понимаем, – отошёл в сторону.

Посадка вышла не самой лучшей: мой лоб в который раз столкнулся с холодный сталью путей. Поэтому далее происходящее я помню не полностью. Всё происходило будто в калейдоскопе, с небольшими пробелами, олицетворяемыми моими “отключениями” от данного мира.

Помню щелчок затвора и громкие слова Антона:

– Нет! … стреляй … контуженный …

Размытое лицо охранника, одетого легкий, потрёпанный бронежилет и шлем с пластмассовым щитком, сквозь который я и заметил нечёткое изображение его лица, на котором в тот момент повисла гримаса не понимания.

Затем кратковременная тьма.

После вновь свет, но теперь менее ослепляющий, но всё равно непривычный и режущий. Я понял только то, что меня кто-то тащит, причём довольно грубо: позвонки каждый метр неприятно сталкивались с сырыми шпалами.

Кстати про свет. Я не мог крутить головой, но уже по новому потолку да и простому освещению было ясно: мы на станции. Я даже чуть припоминаю, как мы проходили блокпост, укреплённый мешками с песок снизу и цельными, длинными древесными досками сверху, которые, идя от одного края арки к другому, закрывали большую часть выхода из туннеля. Над досками, вроде бы, и находился прожектор. Ещё помню небольшое количество людей, стоявших на своих постах и ошеломлённо смотревших на меня… С чего это они?

Сначала он показался мне неистово ярким, но спустя пару секунд я понял, что он сильно приглушен, наверное, ввиду малого количества лампочек – это нормально. На Первомайской находилась впотьмах. И так, даже, было лучше. Людей на находящейся справа платформе было не видно. Откуда лилась мелодичная, спокойная игра гитары, а рядом, явно, был включен неработающий радиоприёмник, который своим шипением лишь дополнял и так приятный звук, от которого по коже бежали мурашки.

Через секунду я оказался под каким-то навесом (только после я узнал, что это), стало ещё темнее. Только редкие свечки, установленные у путей, освещали проход. Однако их неровный свет несильно разгонял мрак, ещё спокойствия прибавила прекратившаяся трясучка ног, будто пути куда-то убрали, именно поэтому я, поддавшись окружающей атмосфере, позволил закрыть себе глаза.

Конечно же, из-за этого я впал в новое беспамятство. Которое, в свою очередь, перешло в мой обычно неспокойный, но в этот раз, на удивление, такой здоровый и, впервые за долгое время, такой умиротворённый сон.

***

Проснулся я от.. да не от чего я ни проснулся, просто так. Иногда организм понимает, что с него хватит отдыхать, и ни с того ни с сего начинает бодрствовать. Так получилось и в моём случае.

Голова гудела. Я приложил ладонь ко лбу и сразу же отдёрнул её обратно, при этом чуть вскрикнув и повалившись обратно на продавленный матрац скрипучей, старой койки. Прошло немного времени и я с крика перешёл на обычный стон. Лежал я стиснув зубы и закрыв глаза, из которых уже начинали литься слёзы. Что же так больно?.. Ах да… Воспоминания пришли сами собой. Я вспомнил всё. Конечно, отрывками, но и их было достаточно.

Через минуту я осмелился ещё раз легонько прикоснуться до лба. Как и ожидалась: рассечение, а над ним ещё одна огромная шишка, и всё на правой стороне. Швы были свежие. Когда я оттянул кисть обратно, то на кончиках пальцев увидел мелкую рябь не до конца засохшей зелёнки.. очень свежие.

Полежав с ещё полчаса и дождавшись, пока головная боль сойдёт на минимально возможный “нет”, а комната перестанет плясать в моих глазах, я рискнул опять сесть. Получилось, правда, на мгновение бетонные стены зашевелились ещё сильней, однако это быстро прошло.

Итак, где же я?

Медленно поворачивая голову, я осмотрел помещение: небольшое, даже очень, рядом с моей стоит ещё три койки (напротив, ближняя к двери, рядом со мной, одна, и ещё две параллельные друг другу у противоположной стены), на той, которая была ближе, спал Гоша. Неспокойно спал. Дыхание неровное, пот на лбу очень явно проступает мелкой испариной, а на больной ноге повязка из старого, чуть желтого бинта. Странно… Сначала я подумал, что стоит его разбудить, однако потом сразу решил, что лучше не надо; человеку необходимо выспаться, хоть как-то.

Я медленно поверну голову назад и ещё раз убедился, что комната действительно мал. Как оказалось в ней шесть кое: три смотрят на три своими покрытыми ржавчиной спинками. Такое немалое количество мест для лежания было очень странно для кулуара в шесть на три метра. Но мало того, у последних двух кто-то ещё и капельницы умудрился разместить.. неплохо. Кстати на одной из этих последних раскладушек сидел человек. Мужчина, дет пятидесяти, морщинистый, с бородой, сросшимися бровями и таким привычным грустным взглядом. Он насмешливо смотрел на меня, а затем, когда увидел мой, застопорившийся на нём взгляд, сказал:

– Ну-с, с возвращением, – голос был сильно прокурен и хмур, однако небольшой прищур никак не давал воспринять его слова всерьез.

Я понял, что мужик, в чью руку была воткнута игла капельницы, обратился ко мне, но вновь где-то секунду не мог ответь. Хотя, это время уже куда меньше того, что было раньше: не может не радовать.

– Ага… – я, с открытым как у умалишенного ртом, по-дурацки кивнул. Но спустя ещё мгновение сообразил: – Спасибо.

– Хе. Это тебе спасибо. Я-то уж думал, что вновь с трупами ночую. Надоело мне… – он ещё раз ухмыльнулся, после чего, по-старчески медленно принял горизонтальное положение и с хрипом водрузил свои ноги на матрац.

Я уж подумал, что это значило конец разговора, однако не тут-то было.

– Вас двоих тут парень какой-то всё караулил. Просил передать, чтоб, как только проснётесь, в противоположную комнату, на соседней платформе, сходили. Там глава станции у нас существует, так ваш парнишка сейчас явно у него за всех троих отчитывается, хе-хе.

Я с полминуты обдумывал всё сказанное, пока не спросил то, что и требовалось:

– Соседняя платформа? То есть?

– То и есть. Соседняя платформа. Выходишь, по мостику или по верху проходишь, а там уже разберешься. Главное, где лазарет находиться – запомни. И по памяти комнатку нужную найдёшь. Но сейчас лучше пока не иди: слаб ещё ты, парень, – мой собеседник перевернулся на левый бок и, уставившись в стену, уснул.

Так как последнюю его фразу я не уловил, то, понятно дело, совету не последовал.

Встать получилось только со второго раза. Ноги всё ещё были ватные, что, конечно, плохо. Однако уже тело держали, причём сами – хорошо.

Я попытался сделать шаг, и когда голая ступня левой ноги приземлилась на холодный мрамор, а затем сразу же предательски начала скользить в сторону, в мыслях я успел трижды проклясть свою самонадеянную идею. Но спустя мгновение, на моё удивление, свидания с жёстким полом больницы не состоялось… Всё же не подвели. Не знаю как, но я сумел в последний момент согнуть колено и прекратить движение вниз, амортизировав его в области чашечки. Так и устоял.

Медленно разогнув ногу обратно, я вновь выпрямился во весь рост.

Что ж, теперь оставалось только продвигаться дальше.

Я передвинул ещё правую ногу. На этот раз получилось лучше.

Опять левую – снова неплохо. И тут я остановился. Всё-таки о больных в этой дыре не забывают: у моих голых стоп стояла пара синих вьетнамок. Размер явно был маловат, но грех жаловаться.

С небольшим трудом надев их, я взглянул на свои теперь не мёрзнущие пальцы, и продолжил путь. Но через секунду до меня, наконец, дошло: на мне не просто были чужие тапки, кроме этого я был одет в больничный (порванный в некоторых местах) халат. Но самое главное состояло в том, что я ещё был и полностью чист…

Приблизившись к Гоше, я посмотрел на него. Да, он также был вымыт…

Охохо, неплохо. Похоже, нам наконец-то… Хотя ладно, лучше не нужно заранее.

Сперва толчок получился слабым, поэтому дверь не открылась. Когда же я чуть поднажал на ручку и ещё немного насел плечом, сперва сделав рывок назад и обратно, то всё получилось. Правда, я чуть не вывалился. Помогло только то, что рука крепко держалась за дверь.

Ненадолго мой взгляд оказался направлен на бетон, однако когда я его поднял, а пряди давно не стриженых волос отошли назад, я увидел то, что, наверное, уже никогда не мечтал увидеть.

Чистоту.

Не просто гигиеническую, а всеобщую. Более расширенную в понятие: вокруг действительно было чисто, но вместе с этим почти не было и людей.

Только два человека. Один, странно покосившись на меня, пошёл куда-то наверх по лестнице, находившейся в арке в семи метрах от лазарета. Второй заходил на дощатый настил, построенный посреди странного сооружения: некой коробки, державшейся на рельсах (вот почему я не почувствовал их, когда меня только тащили сюда) взятых с путей под зданием и идущих от одной платформы станции к другой. Да, именно тогда я понял, что имел в виду дед.

Первомайская, точно! Я очень мало здесь бывал, поэтому ничего и не помню. Она ведь была сделана не так, как другие: один перрон и два пути. Тут было всё чуть по-иному: два перрона, и два, раздёлённых бетонной перегородкой, пути посередине.

Этот короб покрывал и пути, и, даже, небольшую часть платформы. А так же в нём были прорезаны дыры правильных квадратных размеров.. стёкла? Нет, стекла вроде не было. Хотя, зачем оно. Ещё по краям, сооружение имело двери. Да, именно двери. Подтёртые, взятые с поверхности, уже чуть обветшалые, но всё равно ещё годные двери, которые сейчас, с обоих сторон, были закрыты.

Неужто это жилой дом такой? Посреди и так небольшой станции (потолок и впрямь для метрополитена был низок) был построен квартирный дом?... Да ладно.

Хотя, какая мне разница. Это их дела. А вот то, что строение впечатляло – с этим поспорить было трудно.

И, конечно же, мне захотелось разобраться.

“Наверняка этот настил и есть мост…” – подумал я и, мысленно пожав плечами, неуверенно двинулся к нему.

Света было немного. Я поднял взгляд. Как и ожидалось: только две флуоресцентные лампы у каждого из выходов в туннель. Наверное, и на той стороне также – увидеть мешал.. ну вы поняли.

Такой полумрак был даже мил мне. Как-то, так привычней.

И вновь я услышал лелеявший сознание звук гитары, виртуозно струящийся из-под пальцев мастера-музыканта. Я поглядел в ту сторону, откуда доносилась эта прекрасная мелодия, и увидел некого человека, сидящего за столбом у стены. Он был одет в нелепые лохмотья. Лицо его скрывала коричневая, побледневшая от времени шляпа с длинными полами и разноцветный шарф, накрученный на пол-лица. Кисти в порванных, грязных зимних перчатках старательно перебирали струны явно старого, чуть потемневшего от влаги инструмента. А рядом с бродягой стоял маленький радиоприемник, который с моего прошлого раза так и не удосужился заработать.

Я постучал себя по карманам… Ха, ну откуда у меня могли быть деньги. Да и вообще ещё было неизвестно, ценятся ли они тут вообще.

На секунду мне аж стало грустно от своей не способности чем-либо помочь. Однако потом я улыбнулся и мысленно сказал, не посмев тревожить творца: “Спасибо”. И, продолжая наслаждаться великолепной музыкой, направился дальше.

Сооружение было целиком выполнено из дерева. По бокам от моста оно сильно выступало вперёд, делая, таким образом, тоннель ещё на середине станции.

Когда же я наконец ступил на древесный настил, тот сразу же протяжно заскрипел под моими ногами. На мгновение создалась иллюзия, что я проваливаюсь. Однако это, слава Богу, было не так.

Я прошёл от силы метра три, пребывая целиком в окружении небольших островков плесени на стенах и приятного запаха старых, мокрых брёвен, по которым нередко уже ползали жуки и тараканы, как увидел фигуру в конце. Она чуть-чуть попала в область освещения одинокой лампочки, висящей посреди коридора, а я уже понял, кто это.

Навстречу мне размеренно, лишь иногда покачиваясь, вышагивал Антон. В слабом свете были отчётливо видны мешки под глазами парня и его лёгкая небритость, хорошо дополняющая образ вымотанного, усталого бойца.

Я, чуть улыбнувшись, остановился. Взгляд моего товарища был нацелен на пол, однако как только он на мгновение поднялся, то сразу же зациклился на мне. Охотник, не сбавляя шага и чуть ухмыльнувшись, теперь целенаправленно шёл ко мне.

– С неплохим тебя, – сказал, в своей привычной манере, с середины тоннеля Антон.

– Ха, и тебя.. с ним же, – недолго думая ответил я.

– А меня нечего, как то не удалось его поприветствовать, – вновь загадочно сказал напарник, уже вплотную подойдя ко мне и протянув руку.

Как только наши кисти встретились, Антон сразу же перекрутил свою таким образом, чтобы сцепленными оказались только большие пальцы. Я последовал его примеру. В конце концов у нас получилось некое “замочное” рукопожатие, приправленное в конце ударом правых плеч… Неплохо вышло.

Что-то я давно не замечал за своим молодым товарищем столь ясного показа эмоций. Видать, нечто в нём изменилось… Оно и к лучшему.

– Ого, что ж так, – разминаясь обратно, спросил я.

– А вот так. Вы же вырубились оба…

– То есть как оба?

– Ну, не оба. Сначала ты, а потом уже Гоша. Но всё-таки в итоге как вышло: – мы повернули обратно в ту сторону, откуда я пришёл, и я даже догадывался, зачем, – более-менее что-то рассказать мог только я. Вот меня всю ночь Нырков и штурмовал расспросами. Для них же как получается…

– А кто такой Нырков? – опять вставил я.

Антон на мгновение осёкся. Затем, поняв суть вопроса, продолжил:

– Ах, да, ты же ничего… Ну это главный тут, в общем. Так вот, для них, ну, здесь живущих, что получается: люди, пришедшие со стороны Пролетарской – огромная редкость. Последний раз, вроде бы, восемь месяцев назад было, и то он умер потом.. кажется.. или не умер. А хотя чёрт с ним, кто его знает.

Я заметил как голос охотника становился всё тише, а говорил он всё медленнее. Он погружался в свои мысли, а вместе с этим и засыпал.

– Эй, – я чуть толкнул того в плечо.

– А.. чего?

– Ты что-то про редкость рассказывал, – напомнил я остановившись: Антон тоже остановился, причём первый.

– Ах.. да. Извини, что-то я… – смачно зевнув, парень продолжил: – Совсем раскис.

– Тебе бы поспать.

– Да нет-нет всё хорошо… Так о чём это я, – я уже было открыл рот, чтобы вновь напомнить, как напарник встрепенулся, вытянув вперёд руки, будто отталкиваясь: – Я помню, я помню… В общем, редкость, да – это и в правду бывает не часто. И мы стали настоящим сюрпризом, потому что они уже свыклись тем, что из этого туннеля изредка только грызуны выбегают, а тут опа, мы… Ха, знаешь ли, не очень ожидаемо.. ого, откуда это такое?

Антон услышал музыку. Он, будто изголодавшийся человек, почуявший запах пищи, сразу же выпрямился и поднял кверху нос – будто бы это чем-то могло ему помочь.

Я пальцем указал на одинокого музыканта.

– Чёрт, ничего себе.. я сейчас, – охотник подошёл к бродяги.

В руке он сжимал небольшую кипу наличности. Недолго постояв и немного насладившись столь атмосферной мелодией, парень присел и сунул деньги под ноги незнакомцу, на что тот ответил лишь кивком: творец ни на мгновение не сводил взгляд с инструмента.

Антон выпрямился, постоял ещё с полминуты, затем, возвратившись ко мне, сказал:

– Так бы и остался там… Ну да ладно. Кстати, как ты узнал, где меня искать.

– Старик сказал.

– А, тот, что за тобой лежал?

– Ага.

– О, молодец. А Георгий уже кстати проснулся?

– Когда я уходил – нет.

– Ясно, ты ведь, думаю, уже понял, что мы к нему идём…

– Нет, конечно, не понял, откуда мне, – чуть улыбнувшись и нацелив взгляд на бетон под ногами, замахал головой я.

– Ха-ха, ну мало ли, – бесчувственно ответил собеседник.

– А кстати, он, ну, этот… – спустя недолгую паузу начал я.

– Нырков, - напомнил Антон.

– Да, он тебе ничего про Пролетарскую не говорил. Ну, мало ли, вдруг они что-то знают…

Парень, недобро ухмыльнувшись, выдохнул и ответил:

– А что они могут знать? А если и знают, то уж точно нам не скажут. Поведал лишь, что тамошняя напасть лишь год назад там образовалась. Раньше, мол, неплохая станция была. Ничейная. Зато через дыру можно было вниз габаритные, но более-менее лёгкие предметы спускать.

– Ух ты.. и что же они спустили? – с небольшой издёвкой задал вопрос я.