Глава двенадцатая: Могилевская

– То есть вы утверждаете, что вы из Бреста… – глава КПП Валерий Юрьевич сделал паузу, презрительно посмотрев на нас. Мы сидели, а точнее он сидел, мы же стояли, в небольшой комнатушке, находящейся между сочленением моста с холмом. Стенами и входом в неё служили металлические детали разобранного легкового автомобиля, – приехали сюда… через несколько сотен километров наполненных хрен знает чем… только ради того, чтобы этот парень, – он указал на меня, – попал на Могилёвскую? Слушайте мужики, то ли я слеповат стал, то ли что, да вот только что-то я не вижу, как вы нимбами потолок мой царапаете…

– Вы можете нам верить, можете нет, но главную нашу цель мы вам уже сообщили, поэтому просто, пожалуйста, пропустите нас и всё, – медленно и негромко, однако всё с тем же уверенным взглядом, сказал Гоша, в такт словам жестикулирую руками, будто расставляет что-то по полкам.

Валерий, довольно потёртый жизнью мужик, хмурый и серьёзный, сидел, смотря на нас пытливым взглядом, при этом чуть нагнувшись над столом и скрестив пальцы.

Мы стояли и, почти так же, но только иногда отводя взгляд (уж слишком тяжёлый он для нас соперник в подобном поединке), смотрели на него.

Сейчас нам было куда лучше: мы снова помылись. Как только мы зашли внутрь укреплённого остовами автомобилей, – которые были сложены друг на друга и составляли, таким образом, стену, закрывающую пролёты между проезжими частями, – моста. То нам, ощутив наш запах и увидев нашу усталость, потому как в небольшие открывшиеся ворота мы скорее ввалились, чем зашли, приказали умыться. Конечно же, всё оружие они тоже забрали, а мы ничего спрятать толком не успели, поэтому всё нашли. Ванной у них оказалась комнаты сколоченная из таких же деталей авто, как и эта, но та была чуть больше: она растянулась от одной колонны к другой по горизонтали, если смотреть сверху. Туда нам принесли три десятилитровых ведра холодной воды и один кусок мыла, при этом сказав, что одежду мы тоже должны постирать сами и воду для неё они принесут чуть попозже.

Не пойму, почему, но такое отношение к нам, мне понравилось куда больше и почему-то сразу вселило некую надежду.

Затем, когда умывание было закончено, они забрали у нас мокрую одёжку и дали три комплекта чистого белья: чёрную футболку, которых было миллион до войны, такого же цвета спортивные штаны и резиновые тапочки. Одежда была довольно лёгкой и, особенно после такого “тёплого” душа было особенно холодно, однако солдаты сослались на то, что тут и так жарко, при этом, конечно, посмеялись, и пообещали, что через пару часов вернут нам нашу одежду – это сказали вполне серьёзно. Они же, солдаты, и направили нас сюда, к их командиру: человеку, который встретил нас, но потом удалился, чтобы дождаться в своём кабинете.

Весь путь до кабинета главы, я втирал гель от ушибов, купленный ещё в Бресте (долго я о нём не вспоминал). Вместе с этим нас провожали своим бледным светом две довольно немалых флуоресцентных лампы, которые освещали всё пространство под мостом. Раньше их было шесть, теперь работала только пара. Кабеля от них шли к одной из колонн и спускались по ней до самого низа, где стоял аккамулятор нехилых размеров. Рядом с ним был присобачен ещё один, поменьше, наверное, запасной. От главной “большой батарейки” вверх по всё той же колонне подымался кабель в чёрной изоляции, он струился по потолку и скрывался за стеной из автомобилей. Скорее всего, он продолжался и снаружи, но только куда он уходил…

Хотя, это уже совершенно другая тема. Тогда нас направили к человеку, держащему всё происходящее здесь под своим контролем, и думы о подобном были далеко на второстепенном плане. К нему, к человеку, мы шли между мелких хибар, приткнутых к колоннам моста, который был в раз так пять больше того, железнодорожного. Всего я насчитал пятьдесят колонн: пять рядов по десять штук. И к ним было приставлено около сорока малых будок, собранных из дверей легковушек. Маловато как-то, хотя, тут я и людей много не видел, где-то штук тридцать-сорок и уловил. А если учесть, что все мужчины и в военной форме, то можно предположить, что их главное обиталище отнюдь не здесь. Тогда где?

Когда мы дошли до пункта назначения, то начало происходить то, что вы только что наблюдали:

– К нам и раньше прибегали те, кто утверждал, что смог уйти от тех сумасшедших фанатиков, однако все они появлялись тут не таким большим числом. Двое – максимум, было только один раз. Конечно, не только сектанты виноваты, логово горгулий ещё пройти следует. На нём-то многие и проваливались. А вот как вы…

– Погодите, вы этих летающих мутантов называете горгульями? – спросил я.

Мужик посмотрел на меня удивлённо и ответил с ехидной улыбкой:

– Ну да, а что, можно как-то иначе?

– У нас в Бресте их пассажирами кличут. А так как они слепые, то уйти от них не так уж трудно, главное себя звуками какими-либо не выдавать, что мы и сделали в конце. Хорошо, что у вашего КПП, так бы несдобровать, – вдруг встрял Гоша, говоря размеренно и приглушенно, в общем, как всегда. Раньше, правда, погромче чуть было, теперь же резких движений скулами ему, собственно, как и мне, совершать не следует.

Валерий посмотрел на него, взгляд его стал серьёзным. После он, шмыгнув носом и приподнявшись в кресле, сообщил:

– Ладно, их устройство вы знаете, и, видимо, связывались с ними не впервой. В этом, так уж и быть, я вам поверю, только всё равно название вы им странное дали… Пассажиры, ха… Ну да ладно, я вам о наших беженцах говорил: так вот, другие семь раз – добирался только один. А тут вас целых трое, как объясните? Не, я вам в некоторой степени верю, так как такое обморожение карандашом на щеках явно не намалюешь, но всё же…

– Нам повезло: у нас есть человек, который сумел скрыться ещё до того, как его схватили, – сказал я и кивнул в сторону Антона.

Командир, раскрепив “замок” и сложив руки на столе, посмотрел на него, явно ожидая услышать хоть какие слова, но парень продолжал всё так же молча и подспудно, с неким прищуром, глядеть, в ответ, на него.

– А не слишком ли он молод для такой высокой конспиративности? – поинтересовался Валерий, когда Антон, наконец, не выдержал и чуть потупил взор.

– Большая часть его воспитания происходила именно в этом, военном и послевоенном, мире. Поэтому для него в подобном нет ничего необычного, он привык, – сказал Гоша, украдкой, но с уважением, взглянув на молодого охотника.

– Хм. Да-а, каждому времени, свои люди. С этим не поспоришь, – сказал Валерий, чуть поразмыслив. – Вы сказали, что вам на Могилёвскую надо. Ну, это ясно, да вот только, надо-то не вам, а этому парню… как там тебя… – он вопросительно посмотрел на меня, я ответил. – Да, вот, Саше. И мне что-то несильно верится, что вы ему просто так помогли. При этом вы даже не остановились, когда потеряли первого человека. Хотя, уже тогда, наверное, не было пути назад, но всё равно, факт остаётся фактом. – Он шумно выдохнул, ненадолго отвернулся и, сделав небольшую паузу, чтобы подумать, продолжил, не поворачивая от стены головы: – Когда ваше количество уменьшалось, а препятствия становились трудней, вы всё равно продолжали стремиться сюда, когда по-настоящему это было нужно лишь одному из вас. Но подобному стремлению всегда есть разумное истолкование, и я, выученный горьким опытом жизни, в обычную, безвозмездную помощь, причём такого масштаба, не верю, – тут он повернулся и, сверкнув злобным взглядом, спросил: – Что нужно в Минске вам двоим?

Моё дыхание, почему-то, немного участилось. Я медленно перевёл взгляд с одного на другого, и обратно. Гоша и Антон стояли и, не пряча взгляда, молчали. Так продлилось с полминуты, пока, впервые за нашу встречу, первым глаза не спрятал Валерий. Он, явно сам не ожидавший от себя такого, посидел немного удивлённый ещё пару секунд, затем, снова посмотрев на нас, чуть улыбнулся и произнёс, привстав:

– Всё с вами ясно, мужики, убедили вы меня. Значит так, завтра от нас отправляется караван к Могилёвской за боеприпасами, едой, питьём, а так же новыми людьми. Почему именно на неё? Да потому что это наша станция, – тут он чуть приостановился, явно желая рассмотреть нашу реакцию. На остальных я не посмотрел, однако сам сильно не был шокирован. – В караване будет десять человек, они же бойцы, которые закончили свою службу за этот год, они на “могилёвке” и останутся. Вы пойдёте с ними. Обувью мы вас обеспечим. Но не оружием: у самих немного. Однако не волнуйтесь, защита у вас будет, причём надёжная. Ночёвкой также не обделим, свободных домишек у нас есть пару, хватит. Пока пройдите к ванной комнате, там рядом похожее строение, в нём несколько столов с табуретами. Что пожрать у вас есть, а там можно это устроить в более-менее спокойной обстановке. Через пару минут направлю туда парней, чтоб показали вам, куда на ночлег устроится.

– Спасибо, – коротко сказал Гоша, когда тот закончил, мы с Антоном лишь кивнули в знак благодарности.

Мы уже развернулись, чтобы выйти из этого чересчур тесного помещения, как сзади донеслось:

– Вот чёрт, мужики, погодите, мне же вас в список проходных ввести надо. Вы свои фамилии, имена и отчества скажите, и всё, больше ничего не нужно…

– Гирлинок Антон Георгиевич, – я аж удивился, когда обычно скрытый Антон наконец сказал своё полное имя. После этого он, конечно, быстро удалился. А фамилия у него интересная…

– Норковец Георгий Васильевич.

Человек за столом быстро написал и вновь прислушался. Теперь была моя очередь:

– Косневечьский Александр Аркадьевич.

И успев лишь краем глаза заметить, как поднимаются его лицо, увенчанное полными удивления и неверия в услышанное зрачками, я вышел.

***

Всё прошло на удивление быстро и гладко.

Сразу после нашего выхода мы направились в столовую, там перекусили из своих же запасов, что немного огорчило: могли бы хотя бы провизией немного поделиться. Хотя, сейчас каждая крошка на счету, так они правильно поступили, а во мне уже заиграла обычная человеческая жадность и жажда выгоды…

Тут недалеко послышался лай собаки. Я, отогнувшись на табурете, выглянул во входной проём, рядом с которым прошёл дозорный, держа на коротком повадке обычную немецкую овчарку. Оп-па, давно я их не видел.. приятно всё же.

Но о чём это я, ах да, так вот, мы чуть поели и уже устроили перекур, но с этим делом нас немедля приструнили проходящие мимо солдаты, мол, система воздухообмена в “Форпосте” и так никакая, поэтому курить внутри запрещено, только снаружи. И мы, снова чуть расстроившись, принялись уже вталкивать не раскуренные толком сигарет обратно в пачку, как внутрь заглянули как раз те, кто должен был.

Двое ординарных, для этого места, бойцов попросили нас подняться и пройти с ними. У одного лицо закрывала повязка, у второго же во внешности не нашлось ничего особенного, кроме большого ровного лба, поэтому и его я толком не запомнил. Они провели нас в другой конец помещения в небольшую комнатушку, уставленную четырьмя досками на небольших деревянных, грубо обтёсанных ножках. На самих длинных ДСП был постелен обтёртый матрац – это и были кровати.

Собственно, сейчас нам хватало и этого.

Мы улеглись, и спустя где-то час к нам пришёл солдат и сказал, чтобы мы зашли в сушильную камеру и забрали свои вещи, до места он проведёт. За этим делом вызвался пойти Антон, вскоре он вернулся с двумя целлофановыми пакетами в руках. Как оказалось, в одном была вся наша, ранее, грязная одежда, а во втором две пары кирзовых сапог. Вот за этот презент, лично я, был им очень благодарен.

Теперь же мы втроём стояли у входа из КПП вместе с пятью бойцами и ждали остальной отряд с каким-то грузом, который они должны доставить на станцию.

Когда они подошли, то оказалось, что этот груз – это три телеги с пустыми мешками на них. Именно таким старомодным способом сюда каждый месяц доставляли еду: гречневую да овсяную крупу – остатки былой жизни людей. Воду же сюда возили специально каждую неделю подобные отряды, только поменьше.

Всё это рассказал Гоше Сергей: прошедший на этот год свою службу боец. Не сказать, что он был стар, наоборот, он мне показался сверстником Антона, даже черты лица были схожи, только, разве что, он был чуть пониже, однако в его глазах я увидел такую печаль и усталость, что на душе сразу стало немного неуютно и неспокойно… что же заставило потухнуть искру, ранее, наверное, проглядывающуюся в его взоре? Неужели столица? Что ж, это мне только предстоит узнать…

И тут, как раз, двое солдат начали раскрывать внутрь створки самодельных ворот, сваренных из дверей автомобилей и впихнутых между их, поставленных друг на друга, ржавых кузовов. Всё, Минск открывался передо мной.

Как ни странно, когда мы вышли наружу, нашему взору не предстали разрушенные многоэтажки, перевёрнутые автомобили: словом, эпические развалины, говорящие о бывшем величии человеческого гения. Нет, мы увидели лишь привычный, такой обычный и в то же время таинственный, белёсый туман, сквозь чью мглу невозможно было разглядеть ничего уже через три метра.

А автомобилей здесь, и ещё ближайшие метров двадцать, быть не должно: все они пошли на возведение огромной стены, на которую я взглянул перед отправлением. Невзначай я поднял взгляд чуть выше и заметил выходящие из-за машин кабеля в изоляцией. Это ведь те самые, от батарей. Они выходили изнутри и поднимались вверх к странному, довольно громоздкому агрегату, прикреплённому к краю моста.

По отдельности я понимал составляющие этого механизма: некое подобие двигателя снизу, оно и было прикручено к бетону, а сверху на нём медленно крутился винт, примерно метра полтора в диаметре и с чуть приподнятыми кверху лопастями.

– Ээм, а что это? – нерешительно спросил я ближнего солдата, показывая на чудо инженерии нового времени.

– О, хаха, а это то, с помощью чего человек вновь начал использовать силы изменившейся природы, – скупо улыбнувшись, сказал молодой веснушчатый парень с носом картошкой. – Некое подобие ранних ветряков, только здесь, как видишь, технология чуть другая: пропеллер не стоит вертикально, а присоединен к динамо-машине сверху на специальной втулке, которая, в свою очередь, внутри, благодаря хитрой системе шестёрен, крутит педали, от них энергия передаётся на трансформатор, оттуда уже идёт ток… Или как-то там всё по-другому… я точно уже и не смогу сказать, ха, но суть ясна, – он чуть приостановился, но спустя секунду продолжил: – Вообще, чаще всего, он находится именно в том состояние, в котором, ха, ты его видишь, – измученная улыбка никак не сходила с его лица. – Преимущественно он был создан специально для Песочных Штормов, поэтому и винты у него чуть загнуты, чтобы побольше потоки воздуха ловить. Того, что он вырабатывает за один день Шторма – нам хватает примерно на неделю, в зависимости от силы прошедшего природного явления, – он говорил так странно, как-то, немного, научно, приглушённо и медленно, будто пытался в то же время и для себя всё расставить по местам. – Однако, огромного песчаного облака уже давно не наблюдалось, и это не может не настораживать…

– Ого, то есть вы уже научились использовать Песчаные Бури в своё благо? – спросил я, чуть поражённый подобным собиранием такой огромной энергии, при помощи такого примитивного способа.

Веснушчатый о чём-то задумался и, казалось, меня не слышал. Я тронул его за плечо и он, чуть встрепенувшись и резко переведя взгляд с серых, туманных небес на меня, спросил:

– А?

– Я спрашиваю: … – я повторил всё заново, глядя парню прямо в глаза, в которых читалась некая растерянность и небольшая тревога.

– А, ха, бури, ну, да научились. Даже тут выжить смогли. Эту технологию уже пол-Минска, ха, применяет. Человеку уже просто жизненно необходимо электричество, если он хочет сохранить рассудок. А то станем как те, ха, сектанты, ненавидящие технику, от которых вы сбежали, и тоже с катушек слетим.

И тут я вспомнил, что Антон обещал рассказать то, что видел там, внутри здания, и, поблагодарив грустного, с неубедительной картинкой улыбки на лице, парня, быстрым шагом направился к нему.

Нагнал я напарника довольно быстро. Они с Гошей шли прям в центре отряда, когда я, до этого, плёлся чуть позади. Георгий заметно прихрамывал: гвоздь не давал о себе забыть. В его пальцах медленным дымком тлела недавно закуренная сигарета. Антон же, как обычно, шёл молча и спокойно, всё время размеренно вертя головой то влево, то вправо.

Я позвал его ещё с расстояния в три шага:

– Эй, Антон, – тот медленно повернулся, за ним подобно поступил Гоша, и ещё два-три человека из отряда: просто так, посмотреть на разрушителя тишины (хотя мелкое шебуршание разговоров, смешков и окружающего звукового фона, здесь слышалось всё время). Я, чуть улыбнувшись, продолжил: – Слушай, ты ведь нам ещё раньше говорил, что, когда момент выдастся, ты всё, что внутри здания видел, расскажешь… Чем не момент?

Он с некой жалостью взглянул на меня, потом на Гошу, обратно на меня и спокойно спросил:

– Вы уверены?

– Ну, – чуть замялся я, – ты вообще-то сам нам обещал…

Антон поднял взгляд к серому, навеки закрытому небу, шумно выдохнул, и начал рассказ:

– Ну что ж, уговор дороже денег… – он чуть призадумался. – Честно сказать, я очень благодарен небесам, что мне не пришлось видеть, в отличие от вас, гибель Петра, – внутри меня сжалось, в глаз Гоши я прочёл мимолётное бешенство и горечь. – Однако мне удалось повидать кое-что иное. Когда я посреди ночи пробирался по этому магазину, я заметил одну особенность, нигде не было электронных ламп, только редкие факелы…

– Конечно только факелы, эти придурки же электронику ненавидят, и все смертные грехи к ней приписывают, – вдруг шумно встрял, даже не обернувшись, один из впереди идущих солдат.

Антон замолк, затем, уперев тяжёлый взгляд в спину бойца, сказал:

– Вообще-то, существует такая вещь, как деликатность.

– Ха, ага, как же, нет уже такой вещи, и причём довольно давно, – хамски ответил впереди идущий, не оборачиваясь.

– Это у тебя, и таких же, как ты хамов, её нет, – спокойно отреагировал Георгий. – А у людей, которые её соблюдают, она существует. К какому виду относишь себя именно ты, решать тебе же.

Парень замолчал, так и не повернувшись.

Антон же в то время, медленно снимая свой взгляд с впереди идущей спины, продолжил:

– Действительно, у меня возникло такое предположение. Однако из головы никак не выходила ванная комната, там же всё было. Чуть позже я подслушал разговор двух монахов этой секты. Хотя, подслушал – это слишком сильно сказано. Скорее, услышал одну фразу, вывод из которой состоял в том, что “умывальня – это предмет необходимости”, поэтому только там они использовали оставшиеся следы человеческого ума. Таким образом, я подтвердил свою догадку, формулировку которой вы только что слышали, – он ненадолго перевёл взгляд на впереди идущего парня. – Но это было далеко не всё, прежде, чем мне удалось добраться до хранилища, мне пришлось побывать в их “очистительной зале”: комнате, которую они нам сначала выдали за лазарет. Именно туда и повели Петра. Там было два стола, на одном были держатели, второй же был вымазан в крови и рядом с ним лежал поднос, на котором покоились, тоже окровавленные, режущие столовые предметы. Я даже думать не хочу, что они там с ним делали. Чуть изучив её, я понял, что перед казнью мученика не улаживали на второй стол, использовался только первый… – я повернул пытливый взгляд на Антона. Тот сразу всё понял: – Как я об этом догадался? Именно над вторым на стене были выцарапаны слова, которые я вряд ли забуду…

Напарник чуть призадумался и поднял лицо с закрытыми глазами к верху, после чего, подняв веки, опустил голову и медленно произнёс:

– Да пусть будет искоренён неверный,

Разрушено его чрево на несколько сот частей,

Пусть будет изничтожен он, в нутре праведных.

Он замолк, давая нам, и окружающим, обдумать услышанное.

– По этим надписям я предположил, что они… – объяснения не требовалось.

Вокруг послышался тихий галдёж. Кто-то уточнял у ближнего о правильности своего довода. Некоторые говорили: “Знаем. От ранее сбегавших слышали”. Слышались так же и вопросы бойцов, непонимающих смысла этого изречения. Однако лучше всего я услышал слабый вскрик Гоши, сдавившего от прильнувшей ярости в кулаке свою недокуренную и непотушенную сигарету. Кисть он, конечно же, сразу разжал, но поток скоротечного гнева всё равно успел оставить о себе воспоминания, в виде небольшого ожога на синих пальцах.

Разминая полуомертвевшие конечности, Георгий зло спросил сквозь зубы:

– Что-нибудь ещё было?

Шумно выдохнув, Антон ответил:

– Да нет, больше ничего этакого. Разве что ещё имя их жреца узнал, – он взглянул на Гошу, – Ермолай.

– Ха, каков человек, таково и имя, – зло ухмыльнувшись, прокомментировал он.

Была у Георгия одна странность: он странно относился к людям, с редкими и необычными именами. То ли недолюбливал их, то ли презирал. В общем, у каждого свои странности, вот у него были такие.

Да-а, вот это надо же, как человек меняется, когда меняется мир вокруг него.

“Вообще люди странные существа: на всё пойдут, ради того, чтобы выжить. Не просто себе подобных есть начнут, но и свои фекалии даже жрать станут, если потребуется,” – вдруг сказал голос в моей голове. Мне даже сначала показалось, что это кто-то шепнул на ухо, однако нет, никого вокруг на таком близком расстоянии не было. Неужели показалось? Хотя стоп… Дежа-вю, по-моему, со мной уже случалось подобное.

Странно как-то… Не успел я додумать мысль, как в тумане проступил контур арки при входе на станцию метро.

Добрались.

***

Алая буква “М”, когда-то венчавшая красный каркас входа на станцию, теперь исчезла со своего места и явно лежала где-то за несколько километров отсюда, ранее прихваченная неистовыми ветрами Песчаной Бури.

Да и сами “рёбра” чуть истлели, теперь они не были такими яркими, как тогда, до войны. Краска облупилась и почти сошла с металла, оголив коррозийные подтёки. Однако даже сейчас они служили кое-чем: опорами для небольших ветровых электростанций, лениво покачивающих своими винтами на медленном ветре. Да, они были полностью идентичны тем, что были на мосте. Только тут их было больше: на двух входах, находящихся параллельно друг другу, было по одному, такие же каркасы находились и на другой стороне дороги, всего, примерно, шесть, то есть, и ВЭС было, примерно, шесть… наверное.

Но даже эти две – уже неплохо.

Мы спустились вниз по лестнице, покрытой небольшим слоем гнили, намешавшей в себе что угодно, а так же припорошенной песком. Спускались медленно: ещё ведь была тележка. Конечно же, её катили по предназначенным для этого бетонным рельсам сбоку, но всё-таки, там было ещё более скользко, нежели на самих ступеньках, поэтому трём парням, выполняющим эту работу, приходилось быть вдвойне аккуратными: сверзиться вниз-то никому не хочется.

Наконец мы оказались под двухметровым слоем бетона и вступили на ровную поверхность.

Тут тумана не было, хоть некая еле видимая дымка и витала в воздухе, но всё равно отнюдь не то, так что мы видели всё на добрые метры вперёд: помещение само было далеко не бесконечное. Поэтому, как только мы зашли за угол, нашему взору сразу представились три охранника, сидящие за мелким, хлипким столиком без ножки, и часто размахивающие руками, при этом что-то гневно выкрикивая. Только подойдя ближе, я понял, в чём дело.

Дурак. Самая популярная карточная игра. Наверное, только в неё умели играть все, от мала – до велика. Даже после ядерного конца света, она не утратила своей популярности. И сейчас, эти три крепких на вид мужика, строго это доказывали, размашистыми движениями кидая карты на грозящий развалиться стол.

Как только один из них заметил нас, – тот, что сидел к нам лицом, – он сразу встал, жестами приуспокаивая остальных, и, не убирая с лица ехидной, окружённой недельной седой щетиной, улыбки, кивком поприветствовал наш отряд. Затем его взгляд упал на Гошу и только тогда улыбка как-то сама собой сошла.

– А это вы кого притащили? – громогласный бас разнёсся по небольшому помещению, указательный палец огромной ладони показал на Гошу, однако ввиду его размера показалось, будто сразу на нас троих.

– Не волнуйтесь, Арсений Викторович, они от фанатиков сбежали, помощи требуют, – спокойно сказал впереди стоящий мужик лет тридцати пяти, явно моложе этого охранника.

– Вообще-то не требуем, вы сами нам её предложили, мы просто путь до Могилёвской спросили, – вдруг твердо встрял Гоша.

Все три головы охранников повернулись к нему. Тот, что стоял слева от Арсения, сказал с нескрываемой усмешкой:

– Ха, а яйца у них имеются. Думаю, их можно пропустить, Валера бы через “Форпост” кого угодно не провёл бы.

– Да, да вот только хотелось бы ещё узнать цель их визита, – присаживаясь, сказал правый охранник.

– Вот-вот, Кирилл дело говорит, – подтвердил, чуть сдвинув брови, Арсений Викторович, и вышел из-за стола.

– С Аркадием увидеться хотят, – сказал всё тот же мужик.

Постойте, а говорил ли я им свою цель? Не помню. Вроде нет, но как же тогда… А: мою фамилию они разузнали, остальное просто по логике понять можно…

Все солдаты вдруг повернулись к нам, наверное, из них всех об этом знал только этот переговорщик.

– Хо-хо, не хило, о на что завернули. Может, их ещё с Бугром познакомить, а? – добрая половина захохотала.

Я не знал никакого Бугра, поэтому лишь скупо улыбнулся, чуть посунувшись, сгибаясь под тяжестью психического давления массы… Давно со мной подобного не было.

– Так вы пропустите нас, или нет? – послышался твёрдый, жёсткий голос Георгия.

Давно он так не говорил, а сейчас, после обморожения, ему и вовсе было трудно просто слова произносить, не то что так… Однако это, собственно, как всегда, сработало. Все сразу затихли, а глава охраны посмотрел на нас совсем другими глазами.

– Хм, ну что ж, ладно, проходите. Только одних в комнату Аркадия их не пускать, – наставил Арсений и направился растворять забитые металлическими листами двери.

Раньше в них было стекло, теперь – железо. Когда-то между ними были прорезиненные столбцы, теперь это пространство покрывал выходящие за пределы рымы листы всё той же жести.

– Арсений Викторович, ну уж за дураков нас не держите, – разведя руками, с небольшой улыбкой, сказал всё тот же парень.

– А кто вас знает, – устало промолвил глава охранного поста и, чуть приподняв за крепкую рукоять тяжёлую дверь, грузно, с еле слышимым натужным кряхтением, начал толкать её.

Когда он оказался по ту сторону железного порога, он, подперев дверцу кирпичом, лежавшим там, крикнул кому-то, находящемуся с левой стороны от нас:

– Гриша, сейчас пропустишь кой-кого. Не заморачивайся, мы уже во всём разобрались, просто путь открой, – выкрикнув это, он пошёл обратно, на ходу мерно качая головой в стороны, будто не соглашаясь с чем-то.

– Мужики, давайте эту уже вы, – устало сказал он, подходя к столу. Посмотрев на нас, он пояснил: – Старею.

Дважды его помощникам повторять не пришлось: в четыре руки они справились довольно скоро.

Когда всё было закончено, мне предстала часть панорамы, описывающая собой вход в теперешнее метро: турникетов не было, их, так же, как и будку контролёра, убрали для личных целей – каких, пока только предстояло узнать. По бокам у лестницы стояло два бруствера из мешков с песком. Точку продажи жетонов, превратили некое подобие ДОТа: стёкла были закрыты жестью, а из маленьких окошек, как из бойниц, торчали, пока опущенные, дула ружей. Остальную, левую, или же выходную, часть я видеть не мог.

Зато когда мы прошли, я смог лицезреть и её: там не было ничего примечательного, только, разве что, немалая палатка, в которой горел слабый, неровный свет масляной лампы. Из неё, палатки, вышло трое людей, все следили за нами. Центральный стоял нахмурившись и скрестив руки на груди. “Наверное, ему и кричал Арсений Викторович”, – мимолётно подумал я. Лица этого человека, как и лиц остальных двух, у меня разглядеть не получилось – мешал сумрак, царящий здесь.

Быстро пройдя грозно смотрящих на нас защитников станции, иногда кивающих, в знак приветствия, молодому мужику впереди, мы ступили на бетонную лестницу.

– А тут что, гермоворот нет? – поинтересовался вдруг Антон.

– Есть, конечно, ты вверх посмотри… Подняли их просто пока: без надобности они сейчас.

Я не удержался и тоже поднял взор. Было плохо видно, однако я действительно заметил чуть выступающий и выделяющийся на фоне побелённого камня, не слишком толстый, расположенный по всей длине между стен прямоугольник. Прошли мы его быстро, и здесь было недостаточно светло, да и потолок уже довольно нехило закоптился, поэтому я не мог точно утверждать, однако я был почти уверен, что видел то, о чём говорил нам этот парень.

Интересно, а как его зовут, парня, и кто он такой вообще… А, хотя, какая разница? Всё равно скоро разойдёмся как два корабля в море.

И в этот момент моему взгляду, выплыв из-под бетой плиты, открылась станция. Могилёвская является небольшой станцией, то есть совсем. И я был довольно сильно удивлён, когда на столь малом пространстве, не увидел копошащихся везде человеческих фигур, слившихся в одну, сплошную массу. Нет, конечно, люди были: они ходили между небольшими дощатыми постройками на перроне, так же иногда я замечал, как несколько фигур проскальзывали на рельсах. Но всё равно их было мало, я ожидал большего числа, гораздо большего… Кстати, насчёт рельс, тут было нечто непонятное: они теперь были как бы прикрыты продолжающими перрон металлическими или деревянными пластами, на которых иногда можно было увидеть сидящих людей. Пласты были наклонены чуть вперёд и каким-то родом напоминали покатую крышу… а может, это она и была…

Я на секунду перевёл свой взгляд вверх, и мой взгляд наткнулся на людей в одеждах цвета хаки, расхаживающих по небольшому балконе, являющимся, как бы, переходной между продольными навесами с двух сторон платформы. Ещё я понял, что тут не было никаких факелов и костров, на самой станции, в отличие от охранных пунктов, работало электричество. Правда, горело только четыре флюоресцирующих лампы, но и их света вполне хватало… учитывая их размер: куда больший, чем были на мосту. Конечно же, некое тёмноватое марево присутствовало, но куда же без него? Подобное марево уже поглотило души людей, хрусталики их глаз стали гораздо менее яркими, и теперь, даже если включить самую мощную лампу накаливания, человеческий глаз всё равно не потеряет этой дымки…

– Вот, это, собственно, и есть станция минского метрополитена Могилёвская, – сказал, повернувшись к нам и чуть улыбнувшись, мужик спереди. – Это главная, так сказать, площадь. Раз главная – значит, торговая. В этих палатках и хибарах вы сможете, думаю, подыскать себе что-нибудь... хотя, это, конечно же, было бы возможным, будь у вас деньги, ха-ха, – половина солдат немного хохотнула. – Теперь по другим вопросам: под этой лестницей, по которой мы только что шли, с одного бока находится общая душевая и туалет, а с другого – столовая, тоже общая. Однако вам это уже не требуется, на “Форпосте” вы свой след уже оставили… На рельсах вы можете наблюдать жилые будки, они небольшие, но их довольно много. Они ещё и в туннели уходят, причём как в сторону Автозаводской, – он повёл рукой в подразумеваемую сторону, – так и в сторону Шабанов. Кстати, в них жилища, больше всего. Но вам же не это нужно… – он дождался нашего любопытного взора, направленного на его персону. – То, ради чего вы сюда шли, находится с той стороны станции, под параллельной нам лестницей, – боец повернулся обратно. – И сейчас я собираюсь отвести вас туда. Вы, парни, – обратился он к подчинённым, – сами знаете, что делать. Груз отвезите в столовую, остальные по домам, и спасибо за отличную службу.

Он пожал оставшимся солдатам руки. Некоторые решили не дожидаться благодарности и разошлись ещё тогда, когда мы только вступили на перрон.

Теперь нас осталось четверо. Вёл нас всё тот же мужик, который, пройдя сначала два шага, неожиданно остановился, встал вполоборота к нам, посмотрел на меня, и сказал:

– А тебе, парень, я советую готовиться, – повернулся и пошёл дальше.

Да, что и следовало доказать, они всё поняли. Гоша с Антоном тоже проняли тему, и не стали приставать со странными, раздражающими вопросами. Мы просто шли дальше, думая о чём-то своём.

Мимо проплывали одинокие люди, иногда встречались небольшие кучки. Все были несчастны и, как будто, чем-то озабоченные. В неярком свете ламп отчётливо виднелись огромные мешки под глазами и борозды морщин. Взгляд был устремлён вниз, в нём ничего не читалось, кроме тусклости и тщетности бытия. Никто, вообще никто, ни шёл вперёд с поднятой головой. Ни у единого не было хотя бы мизерной искорки в глазах… Пусто, совсем.

Одежда представляла собой каким-то неясным способом сшитые вместе порванные простыни, шторы и другие тряпки. Мало когда попадались люди с облачённые в уцелевшие куртки, байки, штаны и так далее.

Всё это немногочисленное число людей шло, будто на расстрел. Все они, своим общим потоком негативной энергии, нагоняли такую тоску и создавали внутри такую затхлость, что поневоле и моя голова потихоньку начала клониться вниз.

Мы проходили недалеко от краёв перрона, на которых находились особо не отличающиеся друг от друга прилавки. Иногда я бросал краткий взгляд на грубо сбитые маленькие домишки. На глаза мне попадались шкуры то ли животных, то ли мутантов. Подпортившиеся овощи, кое-где встречалось даже мясо (только непонятно, чьё), часто проскальзывало оружие. Иногда в неплохом, а иногда в ужасном состоянии. Что меня немного поразило, так это то, что тут тоже всё покупалось за старые, довоенные бумажки, называемые “купюрами”. Вот это правда меня чуть удивило, ведь тут-то я ожидал, что всё будет по-другому, то есть полностью всё (и первые впечатления о столице это лишь подтверждали), однако нет, кое-что было схоже.

И почему же меня это не радовало? Как-то даже наоборот, немного нагоняло грусти на душу… А почему?...

Мы дошли до лестницы, сверху так же, как и на противоположной стороне, виднелся охранный пост. Мне захотелось спросить, сколько вообще людей живёт на станции, но я почему-то воздержался. Сам даже не понял, почему…

Пройдя по краю перрона, мы миновали лестницу и прошли за неё. Нас встретили ещё два охранника, стоявшие у двери, ведущую внутрь помещения, находящегося под ступенями. Один сидел, сложа ноги наподобие буддистов, и на разложенном перед ним куске ткани чистил разодранный АКС. Рядом стоял второй, парень юных лет, и, приняв вольготную позу, смолил самокрутку.

Оба посмотрели на нас недружелюбно.

– Так, мужики, я пока внутрь зайду, вопрос решить надо, а вы этих посторожите, а то наделают ещё чего недоброго, – обращаясь к охранникам, сказал, не оборачиваясь, наш провожатый, и зашёл внутрь.

Странно. Не спросил, есть ли кто там, можно ли ему? А может, уровень его авторитета здесь куда выше, чем я предполагаю…

Курящий парень посмотрел на нас беспристрастным взглядом, хмыкнул и, повернувшись в другую сторону, продолжил курить. Занятый автоматом юнец поднял на нас усталые глаза. Его лицо выглядело ещё более молодым, чем Антона, больше шестнадцати я ему бы даже и не дал. Медленно осмотрел нас. Потом, положив обратно затворный механизм, взялся за рукоять ножа – всё это он делал медленно, как бы показывая своё нежелание драться, а желание предотвратить драку, – и потянул вверх. Когда лезвие вышло из ножен – находящихся на поясе, – полностью, он так же медленно положил его рядом с собой, и продолжил заниматься своим прежним делом, предварительно сняв с нас свой взор.

Всё, теперь до нас вновь не было ни кому никакого дела.

Я стоял смирно, думая о том, что сейчас будет. Мысли разбегались. Моё внимание привлекала каждая мелочь вокруг, никак не получалось сосредоточиться на основной цели: представить картину разговора. “Может, это даже и к лучшему?” – вдруг спросил чей-то голос внутри меня, я вновь обернулся, думая, что это кто-то рядом. Но нет, до меня, как обычно, никому не было никакого дела.

На секунду я отвлёкся на поведение остальных членов команды: Гоша, недолго посто