Философская проза французского Просвещения (Вольтер, Д. Дидро, Ш. Монтескье). Приём остранения и авторская позиция.

В эпоху Просвещения на передний план выносится вопрос о «естественном человеке». Попытка отделить человека от культуры, по-новому взглянуть на него и окружающий мир делает популярным метод остранение. Этот метод заключается в желание сделать объект странным, необычным, чтобы переосмыслить его. Так, в литературе, начинают использовать прием оценки мира глазами человека вне цивилизации или неевропейца.

Этот прием хорошо виден на примере философской прозы французских просветителей. Одним из них был Монтескье, автор «Персидских писем» (1721). У Монтескье внешнее действие сведено к минимуму. Основные герои романа персы, Узбек и Рика, путешествуя по Европе и живя во Франции, пишут письма на родину и получают ответы. Они наблюдают жизнь во Франции и описывают ее, подвергая критике. Так автор добивается развенчания европейской культуры, показывая ее странности в глазах восточной культуры. Монтескье высказывает в романе свои воззрения. Отрицая религиозные моральные принципы и нормы, основой морали писатель считает следование справедливости, врожденному инстинкту человека, существа социального по своей природе.

Еще одни примером остранения служат философские повести Вольтера, в частности «Простодушный». Здесь на европейскую культуру смотрит уже европеец по происхождению, но индеец по воспитанию. Это дает возможность автору ярче показать странности французского общества, не списывая образ мышления героя на его национальность.

Новаторским для французской и европейской прозы XVIII в. стал роман «Монахиня» (1760, опубл. 1796). Продолжая и углубляя проблематику философских повестей Вольтера, роман Дидро в жанровом отношении совершенно отличен от всех предшествовавших произведений просветительской прозы. Дидро не прибегает ни к восточному маскараду, ни к условно-фантастическим ситуациям. Разоблачение института монашества перерастает в осуждение всякого насилия над естественными правами человека. Самокритический анализ бытия и сознания составит основу его следующего философского романа-диалога «Племянник Рамо». Собеседник — только рупор определенной концепции, образ его дан в общих контурах, не индивидуализирован. Иное дело — племянник Рамо. Характеристика и оценка его отличается большой сложностью, так как в Рамо много совершенно различных и порой даже взаимоисключающих черт. Именно потому, что он не лицемерит, предельно, цинично откровенен, он каждым своим шагом и каждой репликой разоблачает это общество. Этот циничный, отравленный всеми пороками, но все насквозь видящий персонаж одерживает победу над своим антагонистом — просветителем, полным иллюзий, одушевленным высокими идеями и благородными моральными принципами. И здесь ярко выражена установка Дидро на сам процесс мышления, на доведение хода мысли до логического конца, даже если он неприятен.

Вольтер и эстетические установки Просвещения. Отношения Вольтера с творчеством Шекспира.

Просвещение основано на убеждении в решающей роли разума и науки в познании «естественного порядка», соответствующего подлинной природе человека и общества, ставившее своей целью распространение идеалов научного знания, политических свобод, общественного прогресса и разоблачение соответствующих предрассудков и суеверий. Невежество, мракобесие, религиозный фанатизм просветители считали причинами человеческих бедствий. Верное воспроизведение законов природы позволяет построить естественную нравственность, естественную религию и естественное право. Разум, освобожденный от предрассудков, является единственным источником знания. Рациональное знание должно освободить человечество от социального и природного рабства; общество и государство должны гармонизировать с внешней природой и натурой человека. Теоретическое познание неотделимо от практического действия, обеспечивающего прогресс как высшую цель общественного бытия. Характерна пропаганда науки, воспитания граждан, воспевание созидательного труда.

Девизом Вольтера было не разрушать основы, а исправлять извращения

Заметное место в художественном творчестве Вольтера занимают драматические жанры, в особенности трагедии. Вольтер прекрасно понимал действенность театрального искусства в пропаганде передовых просветительских идей. В трагедиях Вольтера еще яснее, чем в поэзии, выступает трансформация принципов классицизма в духе новых просветительских задач.

По своим эстетическим взглядам Вольтер был классицистом. Он принимал в целом систему классицистской трагедии — высокий стиль, компактность композиции, соблюдение единств. Но вместе с тем его не удовлетворяло состояние современного трагедийного репертуара — вялость действия, статичность мизансцен, отсутствие всяких зрелищных эффектов. Вольтер стремился воздействовать не только на разум, на сознание зрителей, но и на их чувства.

Этим и привлек его Шекспир. Упрекая английского драматурга за «невежественность» (т. е. незнание правил, почерпнутых у древних), за грубость и непристойности, недопустимые «в порядочном обществе», за совмещение высокого и низкого стиля, сочетание трагического и комического в одной пьесе, критиковал призраков (как суеверие, которому не место в просвещенном театре), Вольтер отдавал должное выразительности, напряженности и динамизму его драм.

Он старался адаптировать Шекспира: создает перевод-переделку шекспировского «Юлия Цезаря», рискнув обойтись в этой трагедии без женских ролей. Тема шекспировского «Юлия Цезаря», хотя и лишилась у Вольтера своего исторического и философского масштаба, зато выиграла в политической целенаправленности, в прямом выражении пафоса борьбы с деспотизмом.

В «Смерти Цезаря» в центре оказался образ Брута, благородного носителя свободолюбивых традиций Древнего Рима. Для большей остроты конфликта между деспотической властью, представленной Цезарем, и восставшей против нее республиканской непримиримостью, выраженной в образе Брута, Вольтер, доверившись старинной легенде, сделал Брута сыном Цезаря. Цезарь и Брут оставались страстными политическими врагами. Это придавало трагедии психологическую глубину и действенность.

В «Заире» Вольтер использовал некоторые мотивы шекспировского «Отелло». Но английская и французская трагедии отличались друг от друга самым решительным образом. При сравнении «Заиры» с «Отелло» видно, что у Вольтера глубокая тема шекспировской трагедии оказалась сведенной к традиционному противопоставлению любви и долга. Правда, это противопоставление было сделано с новых позиций — религиозный долг был показан как сила губительная и фанатическая, препятствовавшая естественным склонностям и чувствам людей, их подлинно человеческим устремлениям.

Просветитель Вольтер своей трагедией говорил, что природные склонности человека заключают в себе истинно разумное начало, а долг в его фанатическом понимании неразумен и враждебен обществу. Вольтер увидел в произведении Шекспира только трагедию безвинно погибшей любящей женщины; недаром он назвал свою пьесу именем жертвы. Основной конфликт трагедии — конфликт между Отелло и Яго—был французским драматургом отброшен. Позаимствовав у Шекспира лишь драму ревности, Вольтер лишил ее той психологической правды, с которой она развивалась у английского драматурга. Но при этом надо сказать, что Вольтеру раньше, чем кому-либо, удалось раз­глядеть благородство натуры шекспировского Отелло, и в то время, как на английской сцене венецианский мавр изображался в пароксизмах африканской ревности, Вольтер увидел, что сущ­ность его характера, его поведения составляет не ревность, а Доверчивость.

В последние десятилетия жизни, став свидетелем растущей популярности Шекспира во Франции, Вольтер всерьез встревожился за судьбу французского классического театра, явно отступавшего под натиском пьес английского «варвара», «ярмарочного шута».