Метаполіс, або Куди рухається технологічне суспільство

Известный биржевой игрок, миллиардер и филантроп, ученик и последователь философа и методолога К.Поппера, автора концепции «открытого общества», Дж.Сорос убежден, что время господства либерального капитализма окончено. По его мнению, регуляторов, заложенных в концепцию капитализма, недостаточно для устойчивого развития современного общества, и количество кризисов, а также их глубина, если не изменить идею общественного устройства, будут постоянно увеличиваться. Возможность спекулировать на виртуальных финансовых потоках вне связи с состоянием хозяйства уже повлекла за собой цепную реакцию финансовых кризисов, захвативших многие страны мира (о подобном способе зарабатывать деньги Сорос знает не понаслышке). Взамен Сорос предлагает проработку и реализацию идеи «открытого общества», в том числе посредством программ своего фонда. Идеи этого типа общественного устройства предполагают

- отказ от крупных проектов социального переустройства,

- акцент делается на локальных проектах,

- на включении активных членов общества в мировое коммуникативное пространство,

- на усилении роли образовательных программ и тому подобном.

Другой концепцией (или, возможно, другим ракурсом той же линии общественных преобразований) является получающий все большее распространение корпоративизм, то есть представление о ведущей роли предпринимательских организованностей, преимущественно в виде транснациональных корпораций, в современном мире. Это уже, как правило, не корпорации-производители вещей, а корпорации-производители услуг, и даже более того, конструирующие новые формы жизни на базе традиционных укладов и новейших технологий.

Обе концепции отказываются от идеи господства демократии, понимаемой как господство большинства, и предполагают ведущую роль некоторых, как бы обезличенных, а по сути глубоко персонализированных, форм управления, таких как программы, стратегии, организационные принципы. Однако заложенные в них технологии опоры на ресурсы (в первую очередь образовательные, культурные, технологические, а потом уже сырьевые) в итоге дают больше возможностей малым группам, уникальным культурам, личным инициативам, чем ориентация большинства на массовое и усредненное.

Корпоративизм не предполагает и массовых форм включения в корпоративную жизнь большинства населения, а претендует лишь на одну из технологий управления, правда через разработку и удержание принципов и стратегий развития. Высказанная на заре корпоративизма максима «Что хорошо для Дженерал Моторс, то хорошо для Соединенных Штатов» отражает надгосударственный уровень претензий и пространства деятельности корпораций.

Сегодня уже говорят о городах-корпорациях, иногда называя их технополисами или предпринимательскими городами. Английские специалисты в области муниципального управления М.Паркинсон и А.Хардинг определяют предпринимательский город как «активный, сплоченный город, умело рекламирующий себя и способный на осуществление масштабных проектов». В статье «Корпорация город», откуда взята вышеприведенная цитата, утверждается, что в Европе таких городов уже несколько десятков [Эксперт.– 1999.– N9]. Авторы статьи Д.Медовников и Т.Оганесян считают, что именно города становятся опорой в строительстве нового общества, соединяясь в международные сетевые организации и играя роль фокусов преобразований. Возможна и другая, более мягкая форма транснациональных объединений – ассоциации разного рода.

Ассоциация отличается от корпорации тем, что ее целостность обеспечивается не общим управлением, а различными способами, задающими общий смысл совместным действиям.

В современном мире осталось мало городов, не втянутых в общий процесс создания мировой сети. Казалось бы, что сегодня для постсоветских городов более актуальны задачи восстановления нормальной жизни, чем указания на мировые тенденции. Но мы убеждены, что включение в общий процесс происходит с неизбежностью, и это наш шанс на интеграцию в мировое сообщество. Однако осознанное включение позволяет регулировать процесс, а неосознанное ставит в итоге в зависимое от лидеров положение.

Для того чтобы осознать, что сегодня происходит с городами и с обществом, надо отказаться от привычных понятий и теорий и попытаться найти средства, более адекватные происходящим изменениям.

Города – самые сложные и динамичные общественные образования.

Принципом сельских поселений является дифференциация «по горизонтали», когда все различения строятся по отношению к взаимосвязи коммунальной группы и земли. Сельские поселения напоминают корни травы – такие же сложные и запутанные, но однородные и статичные в этой своей однородности.

Принципом городских поселений является дифференциация «по вертикали», когда основные различения строятся по отношению к взаимосвязи различных по типу организации человеческих групп. Город – всегда неравновесная сложность, и эта неравновесность определяет его исторический путь. Он становится как бы концентрированным выражением цивилизации, и смена типов цивилизации определяет смену типов города.

В книгах по истории городов укрепился морфологический подход: всегда рассматривается уже ставшее, следы городской жизни, зафиксированные в зданиях, дорогах, стенах и прочем, а не то, что порождает эти следы. Город выступает как сосуд, содержащий жизнь и деятельность, а не как содержание жизни и деятельности. Живой город – это его невидимая структура, которая состоит из отношений между индивидуумами и группами людей. Она выражена знаками, символами, именами; именно здесь происходит работа по преобразованию, так как нельзя управлять людьми, дорогами, домами – управлять можно только отношениями и связями. Но, как правило, много известно о домах и мало известно об отношениях. Перенос акцента с проблем существования города (т.е. ответа на вопрос, что есть город, в том числе на вопрос, что есть теоретически правильный, идеальный город) на проблемы содержания (т.е. ответа на вопрос, чем является город для разных групп людей, что совместно удерживается ими как общее достояние и персональный ресурс) – это наиболее глубинное отличие современной философии города от господствовавшей на протяжении последних столетий. Смена основ философствования о городе является следствием не абстрактных размышлений, а осознания конфликтов нашей эпохи и попытки их преодоления.

Многие из этих конфликтов возникли как проявление разрушения идеологии европоцентризма, перехода от единой картины мира к их множеству, а в итоге к концу «времени картины мира» (если перефразировать название работы Хайдеггера о господстве картины мира в европейской культуре) и, соответственно, к концу господства идеологии как средства управления в полиидеологическом мире. Идеология была предельной формой самоосознания в индустриальном обществе. При смене его технологическим она стала неадекватной задачам установления единства. Борьба идеологий стала одним ответом на ситуацию (для обществ или общественных групп дотехнологической культуры), а другим ответом стал переход к иным формам, например к организационным принципам, при решении задач координации или интеграции в технологической культуре транснациональных корпораций и ассоциаций.

Индустриальное общество формировалось на основе картинного видения, перспективы и проективного мышления, формализованного Г.Монжем. Архитектурная культура от Возрождения до наших дней базируется именно на этих средствах. Технологическое общество базируется уже на траекторном мышлении, что означает изменение способов представления города при работе с ним. Следует заметить, что основным действием в компьютерных технологиях является навигация, переходы из окна в окно, а не сами изображения. Но и изображения значимы, и этот пример хорошо иллюстрирует принцип сохранения значимости средств предыдущего этапа при переходе на следующий, включение их в общий набор. У нас глубоко укоренилась идея прогресса с ее идеологией новизны и «отмирания старых форм», но, например, менеджеру важно применить не новейшее, а адекватное задаче средство, даже если ему и тысячи лет.

Принцип города заставляет предполагать, что с переходом к другому соотношению общественных групп, со специфическими для них интересами и укладами, меняются содержание городской жизни и его выражение в способах представления и регулирования. Этот принцип должен быть представлен как минимум дважды. Первый раз – как последовательное развертывание конфликтов сначала между коммунальными сообществами родов и племен в архаическом городе (к этому периоду относится появление специфических регуляторов – советов старейшин, царского двора – и способов создания и поддержания жизни городов через мифы, обряды, архетипы), а затем между социальными иерархиями, культурными кругами, технологическими системами в других исторических типах городов. Второй раз – как одновременное сосуществование всех типов конфликтов, регуляторов, представлений и соответствующих способов работы с городом. Исторические последовательности, в основе которых лежат различные аспекты становления современного общества и города, можно строить множественным образом. И хотя эта множественность имеет особое значение, нам важно указать сам способ получения подобного рода различений и типологий – через генезис общественных конфликтов и способов их разрешения, которые закрепляются в устройстве города. Сложность города возрастает за счетусложнения его структуры, причем не столько материальной, воплощенной в морфологии города, сколько структуры общественных отношений, воплощенной в способах представлять город и регулировать его развитие (см. схему 8).

 

Схема 8. Движение общественных и городских форм

Город – место концентрации и публичного проявления основных общественных конфликтов. Для разрешения этих конфликтов создается новое общественное пространство, которое выступает как пространство новой свободы и новых возможностей. Так, формирование социальных иерархий позволило строить карьеру вне своего рода и не ждать, когда вымрут старшие в роде. Сегодня приходится выходить за рамки своих культурных ценностей и теорий, так как город должен обеспечить работу транснациональных объединений и корпораций по реализации больших технологий, когда составные части технологического цикла разбросаны по всему миру. Технополис – это место не только новых возможностей, но и новых ограничений и регуляторов. Тип города определяется уровнем сложности его структуры и тем, общественные конфликты какого уровня он может разрешать. Большой город и сегодня может реально жить в условиях разрешения конфликтов начала индустриальной эпохи (что характерно для многих современных украинских городов, особенно вследствие массовой миграции из сел), тогда как небольшое поселение может быть узлом сети метаполиса.

Изменение сложности устройства города требует других средств для его представления и других инструментов для его преобразования. Было время, когда город создавался в ритуале, как у этрусков, а после римлян архаической эпохи – по образцу типа индийских мандал или гипподамовых правил. Современный тип проектирования сложился в эпоху индустриального общества и выразился в идее генплана. Сегодня все более значимыми документами развития города становятся программы, миссии, стратегии и тому подобное. Нельзя создать технополис в инструментах и по нормам иной городской культуры.

Эти полагания необходимы для того, чтобы показать логический и исторический контекст происходящих перемен в становлении новых форм общества и города, увеличив масштаб рассмотрения этих перемен и, соответственно, степень детализации.

 

Схема 9. Смена представлений о современном городе

 

Сами изменения, которые по многим характеристикам относятся к наиболее радикальным на пути развития идеи города и воплощают ступени развертывания принципа города, показаны на схеме 9. Следует пояснить, что имеется в виду под метаполисом и почему мы считаем, что именно к нему движется технологическое общество. Метаполис – это город, который образуется поверх компактных городов и является логическим следствием развертывания технополисов. Технополисы, такие как Кремниевая Долина в США, не являются по традиционным признакам городами, так как представляются по морфологии множеством поселений, не имеющих центра, но единых благодаря общим корпоративным структурам и инфраструктурам. Идея построения города как центра основывается на социальных структурах иерархического типа, господство которых не было преодолено даже в либеральных демократиях развитого капитализма. Сегодня возросшие сложность и динамика общества потребовали сетевых форм управления и соорганизации. В этих формах ведущий элемент является таковым только в определенных работах, а будучи включенным в другие работы становится одновременно подчиненным. Такая форма отношений при одновременном использовании глобальных информационных сетей сделала идею постоянного центра бессмысленной. Кроме того, меняется и способ, с помощью которого разработчики технологий и представители корпораций определяют свое положение в мире, – они с неизбежностью принадлежат одновременно разным территориям, работам, культурам и становятся как бы членами многих «диаспор» сразу. Этот дискретный способ представления себя также лишает смысла вопрос о месте центра для них. Формируется новый для истории базовый архетип сети (хотя на периферии европейской культуры он жил как архетип пути), который кардинально изменяет всю геометрию культуры. Технологическая культура все больший акцент делает на работу со временем. Время становится товаром (яркий пример – рекламные паузы на телевидении), и технологии финансов или связи все больше работают даже с очень малыми отрезками времени. А свободное время стало основным ресурсом шоу-бизнеса и «головной болью» правительств (безработица, наркомания). Структура преобразования поселений уже не может реализовываться через долговременную систему изысканий, многоэтапности и согласований – с неизбежностью рождаются другие принципы градоустроения (см. схему 10).

 

Схема 10. Смена способов представления и создания города

 

Метаполис – очередной шаг вперед в реализации принципа города, предполагающий еще больший отрыв от территории, дискретность и сложность общественного устройства, обретающий определенность за счет конфигураций персональных траекторий. Это выражение некоей утопии «персонального города», предельных форм понимания пути общества и города в ориентации на идею свободы. Свобода в отличие от вольности предполагает наличие границ и способов их преодоления вплоть до тех пределов, которые мы ставим сами, исходя из понимания целого во всех его ипостасях – Вечного, Божьего (или Небесного) или мирского и мирового градов.

Закончить хочется тем, чем мы собирались начать этот текст, – словами гражданина Вечного города, императора Рима Марка Аврелия: «Если духовное начало у нас общее, то общим будет и разум, в силу которого мы являемся существами разумными. Если так, то и разум, повелевающий, что делать и чего не делать, тоже будет общим; если так, то и закон общий, если так, то мы граждане. Следовательно, мы причастны какому-нибудь гражданскому устройству, а мир подобен Граду. Ибо кто мог бы указать на какое-нибудь другое общее устройство, которому был бы причастен весь род человеческий? Отсюда-то, из этого Града, и духовное начало в нас, и разумное, и закон» (Марк Аврелий. Наедине с собой.– Кн.4.4).