Средний дебет нефтяных скважин в СССР и рсфср в 1975–1990 гг. , т/мес.

Источник: Топливно‑энергетический комплекс СССР 1988 г. М.; ВНИИКТЭП. 1989. С. 127; Топливно‑энергетический комплекс СССР 1990 г. М.: ВНИИКТЭП. 1991. С. 140–141.

 

Падение добычи нефти, снижение ее экспорта усугубляют Проблемы платежного баланса. Недостаток валюты, в свою очередь, осложняет работу отрасли. Из письма Министра нефтяной и газовой промышленности Л. Чурилова в Правительство СССР: «В настоящее время внешнеторговыми объединениями подписаны контракты на поставку материально‑технических ресурсов для Миннефтегазпрома СССР на сумму около 800 млн. рублей. И подготовлены к подписанию контракты на 1 млрд. 300 млн. рублей в свободно конвертируемой валюте по официальному курсу Госбанка СССР. Однако дальнейшее подписание контрактов, которое уже неоднократно переносилось, продолжает сдерживаться из‑за отсутствия у Миннефтегазпрома СССР валютных средств… Внешэкономбанк СССР доложил Кабинету министров СССР о невозможности исполнения вышеуказанного распоряжения, что ставит нефтяную отрасль в критическое положение по исполнению задачи по добыче нефти».[418]

 

Политические кредиты

 

Советский Союз в течение многих десятилетий проводил осторожную кредитную политику, руководство страны не хотело оказаться в зависимости от западных банков. После отказа гасить царские долги СССР всегда вовремя расплачивался по своим внешним обязательствам. В середине 1980‑х годов СССР имел оправданную репутацию первоклассного заемщика, доступ которого к кредитным ресурсам был почти не ограничен. Однако при нарастающих финансовых диспропорциях долго удержать доверие кредиторов невозможно. Как было показано в предыдущих главах, уже в 1988 г. у западных банков начинает возникать сомнение в том, насколько устойчиво финансовое положение СССР. Возможности привлекать кредитные ресурсы на коммерческой основе, становятся все более ограниченными, условия предоставления кредитов – жесткими. Это относится и к процентной ставке, и к срокам погашения.

Между тем потребности СССР в дополнительных кредитах для финансирования дефицита текущего счета платежного баланса с развитыми капиталистическими странами увеличиваются. Это обусловлено диспропорциями, созданными падением цен на нефть и сохранением потребностей в оплате импортного продовольствия, невозможностью ни сократить закупки, ни увеличить экспорт товаров, не связанных с топливом. В 1988–1989 гг. выясняется, что финансировать оплату ранее взятых кредитов за счет новых становится все сложнее. Необходимые для возврата привлеченных финансовых ресурсов средства приходится покрывать за счет текущих поступлений от экспорта, К проблемам дефицита текущего счета платежного баланса добавляются трудности с балансом капитальных операций.

Руководство СССР приняло решение использовать валютные резервы, увеличивает продажи золота. Но золотой запас СССР, который с начала 1960‑х годов служил источником финансирования экстренных закупок зерна во время неурожаев, к середине 1980‑х годов невелик. Валютные резервы Советского Союза никогда не были значительными. И золото, и валюта – быстроисчерпаемые ресурсы, за их счет финансировать долгосрочный дефицит платежного баланса невозможно.

В 1988–1989 гг. советское руководство вновь оказывается перед тем же выбором, что и в 1985–1986 гг., но в худших условиях. Отсутствие валютных ресурсов заставляет приспосабливать Объем и структуру производства и потребления к новым реалиям. Это может спровоцировать острый экономический и, возможно, политический кризис. Проведение жестких стабилизационных мер, особенно в условиях начавшейся политической либерализации, рискованно. Отсюда, как в это время представляется руководителям СССР, единственный экономически и политически реализуемый выход – привлечение крупномасштабных западных государственных кредитов, позволяющих компенсировать сократившиеся ресурсы коммерческих заимствований. Но такие кредиты всегда носят политический характер. Если руководишь мировой сверхдержавой, об этом полезно знать.

В 1985 г. в мире никто серьезно не обсуждал вопрос о том, что СССР может обратиться к ведущим странам Запада с просьбой о предоставлении политически мотивированных кредитов, начать диалог о том, на какие компромиссы в различных областях он готов пойти в ответ на их выделение. Потребовалось всего три года, чтобы эта, недавно казавшаяся абсурдной, идея стала ключевой для советской внешней политики. Без политически мотивированных кредитов обеспечить хотя бы минимальную устойчивость народного хозяйства СССР оказалось невозможно.

Шахтерские забастовки лета 1989 г., спровоцированные в первую очередь ухудшением условий снабжения населения угледобывающих регионов, наглядно показали советскому руководству, что дальнейшее ухудшение положения на потребительском рынке взрывоопасно.

События в Польше начала 1980‑х годов, когда страна оказалась заложницей крупных западных кредитов, которые привлекались на протяжении предшествующего десятилетия, невозможность их возврата, спровоцировавшая финансовый кризис, вынудившая власти принимать политически рискованные меры, повышать розничные цены, – прелюдия к тому, что произошло в конце 1980 – начале 1990‑х годов в СССР.[419]Общим для Польши начала 1980‑х и СССР 1990‑х годов был финансово‑валютный фон развития событий. Советское руководство понимало, что при введении военного положения, подавлении «Солидарности» ждать помощи от Запада в решении финансовых вопросов Польши бессмысленно, их придется оплачивать за счет средств СССР. Но в те годы у СССР еще были ресурсы, чтобы поддержать вассальный режим. Он это сделал. В конце 1980 – начале 1990‑х социалистической страны, которая готова была бы раскошелиться для спасения политического строя в Советском Союзе, не существовало.

Если получение крупных государственных кредитов – жесткая необходимость, приходится приспосабливать политику к требованиям тех, кто способен их выделить. После того, как валютные резервы сократились, коммерческие источники кредитования становятся все менее доступными, попытка эксплуатировать перестройку и новое мышление, улучшившиеся отношения с Западом для получения средств, позволяющих справиться с валютно‑финансовым кризисом, кажется советскому руководству единственным выходом.

М. Горбачев понимал, какие долгосрочные проблемы порождают для СССР аномально высокие масштабы военных расходов, пытался сократить темпы их роста. Отсюда новый тон в переговорах об ограничении стратегических вооружений, который очевиден со времени встречи М. Горбачева и Р. Рейгана в Рейкьявике (октябрь 1986 г.). Однако до 1988 г. эта проблематика была связана со стратегическим выбором: долгосрочные перспективы экономического роста – военная безопасность. Со времени начала кризиса платежей по советскому внешнему долгу ситуация меняется, Теперь выбора нет – риск коллапса советской экономико‑политической системы вынуждает идти на договоренности с Западом об условиях предоставления финансовой помощи разваливающейся экономике СССР.

Лишь зная остроту экономических проблем, с которыми столкнулся Советский Союз к 1988 г., можно понять инициативу Президента Горбачева о сокращении вооружений, сформулированную им в декабре 1988 г. на выступлении в Организации Объединенных Наций, согласие советского руководства на несимметричное сокращение войск в Европе, на заключение соглашения по ракетам промежуточной дальности на условиях, практически идентичных тем, которые предлагало НАТО.[420]

Изменение ситуации хорошо видно в ходе переговоров М. Горбачева и Дж. Буша на Мальте (ноябрь 1989 г.). Дружелюбие и уступчивость Горбачева в вопросах сокращения вооружений связана не столько с желанием снизить бремя военных расходов. Это стратегически важно, но политически сложно. Чтобы снижение военных расходов оказало влияние на экономическую ситуацию в СССР, требуется время. Критическое значение для советских властей имеет другое: содействие США и их союзников в предоставлении СССР государственных кредитных ресурсов, займов МВФ, Мирового банка. Для руководства Советского Союза в условиях валютного кризиса – это вопрос принципиальный. Чтобы повысить шансы на получение денег, можно дать неформальные заверения в том, что СССР не будет применять силу для сохранения своего политического контроля в Восточной Европе.[421]

То, в какой степени эти обещания отражали собственные убеждения М. Горбачева, лучше судить ему. Однако если бы советское руководство в это время возглавлял последовательный недруг Запада, но при этом не готовый совершить политическое самоубийство, связанное с реализацией серьезной антикризисной программы, в создавшихся условиях он вынужден был бы проводить по отношению к Западу линию, подобную той, которая была избрана М. Горбачевым. Она определялась не личными пристрастиями, а экономико‑политической ситуацией в стране.

 

Цена компромиссов

 

Западные партнеры по переговорам хорошо понимали положение, в котором оказался Советский Союз, то, в какой степени он тогда зависел от политически мотивированных займов. Отсюда новый тон диалога. Пока главной проблемой было регулирование гонки вооружений, а стороны обладали военно‑политическим паритетом, они были готовы вести длинные, мучительные переговоры, но это были переговоры равных. Теперь, когда столкнувшееся с валютно‑финансовым кризисом, не способное само с ним справиться, советское руководство просит экономической поддержки, от равенства не остается и следа.[422]Так устроен мир. Грубые просчеты в экономической политике, в том числе и сделанные десятилетия назад, неготовность платить внутриполитическую цену за их исправление, заставляет идти на внешнеполитические уступки. Теперь руководство СССР в важнейших политических вопросах вынуждено считаться с навязанными ему правилами.

О применении силы для сохранения политического контроля в восточноевропейской части империи приходится забыть. Любые шаги в этом направлении ставят крест на надеждах получить масштабную экономическую помощь. Между тем неявное взаимопонимание в том, что Восточная Европа – зона советских интересов прежде существовало. Это означало, что, сколько бы европейская и американская общественность ни возмущалась военными интервенциями в этом регионе, направленными на то, чтобы сохранить у власти вассальные режимы, правительства стран‑членов НАТО не были готовы сделать ничего, чтобы им помешать. Такое взаимопонимание было важнейшим фактором сохранения контроля СССР в этом регионе. После событий 1968 г. в Чехословакии применять силу не приходилось. Все знали, что советские руководители при необходимости к этому готовы.

Волнения 1980–1981 гг. в Польше, когда на фойе продолжающейся войны в Афганистане руководство КПСС заколебалось в вопросе о том, надо ли применять советские войска, чтобы подавить польское рабочее движение, впервые заставляют задуматься о том, насколько далеко оно может пойти, чтобы сохранить целостность империи.[423]Но этот вопрос не был поставлен публично, обсуждался конфиденциально. Польских руководителей убедили решить проблему своими силами, ввести военное положение. Решение о выводе войск из Афганистана, в неизбежности которого осенью 1985 г. было убеждено и политическое, и военное руководство СССР, могло породить сомнения в том, готов ли СССР использовать свои войска для сохранения восточноевропейской части империи. Но получить однозначный ответ на такой вопрос было невозможно.

Одностороннее сокращение советских вооруженных сил, включающее вывод 50 тыс. советских солдат из Восточной Европы было очевидным сигналом восточноевропейским обществам, что время доктрины ограниченного суверенитета, готовность Советского Союза в любой момент применить силу, чтобы удержать у власти вассальный режим («доктрина Брежнева») уходит в прошлое.

С конца 1988 – начала 1989‑х годов, когда общество и политическая элита восточноевропейских стран поняли, что применение военной силы Советским Союзом в условиях экономической зависимости СССР от западных государств невозможно, крушение Восточно‑Европейской части империи было лишь вопросом формы и времени. В апреле 1989 г. в Польше начались переговоры между правительством и «Солидарностью» об условиях проведения свободных парламентских выборов. Через два месяца «Солидарность» нанесла сокрушительное поражение просоветскому режиму, получила полный контроль над нижней и верхней палатами парламента.

Без опоры на советскую военную мощь, способную подавить рационально‑освободительные движения, даже безоговорочная готовность Президента Румынии Чаушеску использовать силу против собственного народа его режим не спасала. Между моментом встречи М. Горбачева и Дж. Буша на Мальте (ноябрь 1989 г.), на которой М. Горбачев неофициально заверил Дж. Буша в том, что советские вооруженные силы не примут участия в военных действиях в Восточной Европе, и моментом краха остатков Восточно‑Европейской империи прошло менее двух месяцев.

Как обычно бывает в истории, процессы крушения империй, начавшись, идут быстрее, чем можно представить. Еще в сентябре 1989 г. в ЦК КПСС были уверены в том, что польское руководство в ближайшее время не поставит вопрос о выходе из Варшавского договора.[424]Вскоре этот вопрос ставить было бессмысленно – Варшавского договора не стало.

Экономическая цена, которую заплатил Запад за отказ СССР от контроля над Восточной Европой, оказалась невысокой. Кредиты и гранты ФРГ за согласие на объединение Германии, итальянские связанные кредиты, американские зерновые кредиты – это, если вспомнить о цене вопроса, немного. Но руководство СССР было не в том положении, когда можно навязывать партнерам по переговорам свои условия. Для него главное, что вопрос о предоставлении крупных государственных западных кредитов открыт, есть надежда совершить прорыв в этом направлении, на этой основе стабилизировать экономическое положение в стране.

Представления западного общества, политической элиты о том, как советские власти должны себя вести, если они хотят получить финансовую поддержку, не ограничиваются Восточной Европой. Руководство СССР получает однозначные сигналы: хотите экономической помощи – соблюдайте права человека, не злоупотребляйте силой. Но что значат для политико‑экономической системы, в основе стабильности которой всегда была готовность к неограниченному применению насилия против собственного народа, подобные советы?[425]Они равнозначны требованию ее ликвидации.

Политики, выступающие в прибалтийских странах за восстановление независимости, утраченной после заключения пакта Молотова – Риббентропа в 1939 г., получают от США однозначный сигнал: если независимость будет провозглашена, Америка ничего не сможет сделать для защиты их суверенитета, не признает новые правительства. Но и советское руководство информируют, что репрессии против сторонников независимости стран Балтии, применение силы, нанесут непоправимый ущерб отношениям с Западом.[426]В переводе на простой русский язык это значит – будете применять репрессии – забудьте о западных деньгах.

С открытием правды о прошлом становится яснее, что СССР в период острого кризиса сталкивался с проблемами еще более сложными, чем другие распавшиеся имперские образования. Для последних источником легитимности их власти было право завоевателя. Руководство СССР для обоснования своих прав апеллирует к коммунистической идеологии и исторической традиции. Гласность, ставшая доступной обществу информация о злодеяниях режима, о том, как он формировался, подрывают остатки легитимности союзной власти. С того времени, когда советское руководство разрешило говорить правду о собственной истории, коммунистический режим, советская империя обречены.