III. Философия Леви-Строса: неизменные законы Духа

III. 1.

Тут-то и выходит на сцену структурного мышления некий персонаж, которого быне стерпела никакая методология, ибо принад­лежит он миру спекулятивной философии, а именуется Человеческим Духом.

⁷³ Леви-Строс К Структурная антропология М, 1985 С 59—60

"Мы еще недостаточно отдаем себе отчет в том, что язык и куль­тура являются двумя параллельными разновидностями деятельности, относящейся к более глубокому слою. Я полагаю, что этот гость был среди нас, хотя никто не подумал пригласить его на наши дебаты это человеческий дух" ⁷⁴.

Разумеется, структурные модели явились как удобные истины ра­зума, с помощью которых можно о разных явлениях говорить в одних и тех же категориях. Но чем обеспечивается функционирование этих истин разума? Очевидно, неким изоморфизмом законов мышления исследователя и законов поведения исследуемого объекта "Этот принцип направляет нас в сторону, противоположную прагматизму, формализму и неопозитивизму, поскольку утверждение о том, что наиболее экономным объяснением является то, которое ближе к исти­не, основано в конечном счете на постулируемом тождестве мировых законов и законов мышления"⁷⁵

Что значит, в таком случае, изучать мифы? Это означает выявлять систему взаимных трансформаций мифов, каждый из которых вос­производит наезженные пути мышления независимо от того, знают об этом их создатели или нет. О чем бы ни рассказывали мифы, они всегда рассказывали и рассказывают одну и ту же историю И эта история есть экспозиция законов духа, их обосновывающего Не человек мыс­лит мифы, но мифы мыслят людьми, более того, взаимно трансформи­руясь, мифы мыслят друг друга "Многоуровневая структура мифа позволяет видеть в нем некую матрицу значений, упорядоченных горизонтально и вертикально, но как ни читать, всякий план неизмен­но отсылает к другому плану. Аналогичным образом всякая матрица значений отсылает к другой матрице и всякий миф к другим мифам И если задаться вопросом, к какому последнему значению отсылают все эти значения, которые ведь должны же все вместе к чему-то отно­ситься, то единственный ответ, который может подсказать эта книга, состоит в том, что мифы означают дух, их созидающий с помощью того самого мира, частью которого он является. Таким образом, могут порождаться одновременно как сами мифы, созидаемые учреж­дающим их духом, так и созидаемый мифами образ мира, уже нашед­ший себе место в устроении духа"⁷⁶.

III.2.

Эта концовка "Сырого и вареного" приводит Леви-Строса к некоему допущению, за которое и стараются ухватиться самые вы -

⁷⁴ Леви-Строс К Структурная антропология М., 1985 С. 67

⁷⁵ Там же, с 83—84 Об изоморфизме см также Bonomi, art cit.

⁷⁶ С Lévi-Strauss, Il crudo e il cotto, cit., pag. 446

дающиеся его комментаторы ⁷⁷: мир мифа и языка — это спектакль, действие которого разворачивается за спиной зрителя и в Котором человек выступает в роли послушного исполнителя, жертвы неких комбинаций, упраздняющих его как самостоятельное лицо. Но, как мы увидим, останавливаясь на пороге такого вывода, Леви-Строс не сбрасывает со счетов две возможности, которые хотя и кажутся до­полняющими первое заключение, на деле ему противостоят с одной стороны, выявляя комбинаторную матрицу, разрешающую структу­ры, он продолжает пользоваться объясняющими структурами как инструментальными моделями, с другой стороны, он продолжает мыслить в категориях субъективности, сводя ее (по ту сторону при­зрачной игры межличностной коммуникации) к структурам бессо­знательного, которые мыслят посредством людей Получается что-то вроде трансцендентальной матрицы, которую имел в виду Поль Рикер ⁷⁸, когда замечал, что концепция Леви-Строса это кантианство без трансцендентального субъекта, отвечая на это, Леви-Строс апел­лировал к понятию бессознательного, некоего хранилища архетипов, отличных, однако, от юнгианских, поскольку те формальны, а не содержательны. В этих приключениях мысли, которая, впрочем, по­чему-то робеет на пороге крайних выводов, решающее слово так и не было сказано.

III.3.

На замечания типа рикеровских (перед нами законы объек­тивного мышления Согласен Но если оно исходит не от трансценден­тального субъекта и к тому же наделено категориальными и комбина­торными свойствами бессознательного, то что оно собой представля­ет? Оно изоморфно природе? Может быть, это сама природа? Личное бессознательное? Коллективное бессознательное?) ответ был уже за­ранее дан в предисловии Леви-Строса к изданию трудов Мосса⁷⁹

"Действительно, лингвистика, и в особенности структурная лин­гвистика, давно уже свыклась с идеей о том, что фундаментальные феномены жизни духа, те, что обуславливают ее наиболее общие формы, помещаются в план бессознательного". Перед нами некая активность, предстающая как наша и чужая, "удел всякой умственной жизни всех людей во все времена"

⁷⁷ Ср. J. Derrida, "La structure, le signe et le jeu dans le discours des sciences humaines", in L écriture et la différence, cit.

⁷⁸ Paul Ricoeur, Symbole et temporalite, in "Archivio di filosofia", l—2, 1963, и Structure et herméneutique, in "Esprit", 11, 1963, в част pag. 618 Ответ Леви-Строса Рикёру в " Сыром и вареном ","Увертюра"

⁷⁹ С. Levi-Strauss, Introduzione a Marcel Mauss, Teoria generale della magia, Torino, 1965 (фр. изд.1950 г.)

Здесь Леви-Строс выходит за рамки воззрений Соссюра, говорив­шего, что язык это социальная функция, усвояемая субъектом пассив­но и воспроизводимая им безотчетно Потому что, определяя так язык, Соссюр понимал его как форму соглашения, устанавливающе­гося посредством отдельных актов речевой деятельности и существу­ющего виртуально, как совокупность речевых практик субъектов И это не метафизическое утверждение, но методологический прин­цип, обосновывающий социальную природу языка, происхождение которого не заботит структурную лингвистику (устрашенную абсурд­ной идеей поисков Пра-кода), и чье бессознательное кристаллизуется в процессе осуществления различных практик, в постоянной выработ­ке навыков, которые суть окультуривание Напротив, Леви-Строс го­ворит о метаисторическом и метасоциальном началах. Он указывает именно на архетипические корни всякого структурирования. Леви-Строс стремится развести эти всеобщие начала с юнгинианским кол­лективным бессознательным ⁸⁰. во всяком случае, он настолько убеж­ден в том, что в основе структурирования общественных отношений и лингвистических навыков лежит некая универсальная бессознатель­ная деятельность, единая для всех (та самая, которая позволяет струк­туралисту созидать изоморфные дескриптивные системы), что рас­сматривает ее как некую основополагающую и предопределяющую насущную потребность, в сравнении с которой всякое теоретизирова­ние природы нравов и обычаев выступает как род идеологии (в отри­цательном смысле слова), как проявление ложного сознания, надстро-

⁸⁰ "Итак, этнологическая проблема, в конечном счете, это проблема коммуникации, и этого утверждения достаточно, чтобы радикально противопоставить Мосса, отождествляющего коллективное и бессознательное,Юнгу, с которым у него часто находят сходство На самом деле, совсем не одно и то же определять бессознательное как категорию коллективного мышления или подразделять его на сектора в соответствии с индивидуальным или коллективным характером приписываемого ему содержания И в том и в другом случае бессознательное понимается как символическая система, но для Юнга бессознательное не сводится к системе, оно исполнено символов и чуть ли не самих символизируемых вещей, образующих что-то вроде субстрата Или этот субстрат врожден, но тогда без ссылки на Провидение не понять, как содержание опыта может предшествовать опыту, или он благоприобретен, в таком случае проблема наследования приобретенного бессознательного внушала бы не больше страха, чем проблема наследования приобретенных биологических признаков Но на деле, речь не идет о том, чтобы сделать какую-то вещь символом, но о том, чтобы вернуть символическую природу вещам, которые ее лишились только потому, что стали некоммуникабельными Как и язык, социальный фактор это независимая реальность (в конце концов, та же самая символы реальнее представляемых ими вещей, означающие предшествуют означаемым и предопределяют их" (с XXXVI)

ечное явление, с помощью которого упрятываются поглубже их глу­бинные основания.

III.4.

Вполне очевидным это становится, если взять анализ Леви-Строса эссе Мосса "О дарах". Что заставляет индейцев маори обме­ниваться дарами согласно строгой системе соответствий? Хау, — от­вечает Мосс, потому что индейцы этому выучились. Но Леви-Строс исправляет эту предполагаемую наивность этнолога: "Хау не является истинной причиной обмена. Эта осознанная форма, в которой люди определенного общества, где проблема стояла особенно остро, улови­ли бессознательную потребность, причины которой лежат в другом месте... Обнаружив это представление у индейцев, следовало бы кри­тически в нем разобраться, что позволило бы выявить его подлинные причины. Итак, вполне возможно, что эти последние следует искать в неосознанных структурах мышления, которые удается распознать, только анализируя институции или, еще лучше, язык, а не собственные представления индейцев о себе" ⁸¹.

III.5.

И здесь возникает опасность "заднего хода", возврата в лоно антропологических наук С начала века и по сей день их усилия были направлены на то, чтобы постепенно преодолевать исследователь­ский этноцентризм, выявляя системы мышления и поведения, отлич­ные от западной модели и все же эффективные в иных исторических и социальных ситуациях. Выявляя неявный системный характер обмена дарами, разбираясь в представлениях, которые на этот счет имеются у самих индейцев, мы расширяем наши познания в области умствен­ной деятельности человека и убеждаемся в наличии" логик, дополни­тельных по отношению друг к другу. Структурное сравнение как раз бы и могло быть полезным, потому что оно позволяет — в целях понимания — свести к гомогенным моделям эти самые комплементар­ные логики, не умаляя при выявлении возможных изоморфизмов фак­тического различия. Но методика Леви-Строса подспудно возвраща­ет нас к этноцентризму Отмести учение о хау, сведя его к объективной логике универсального мышления, — разве это не значит в очередной

⁸¹ Ibidem, pag. XLII Этот анализ мог бы состоять в приведении фактов общественной жизни к системе отношений, отражающей циркулирование даров, нельзя отрицать того, что при чтении работы Мосса возникает желание привести излагаемые им факты к точным структурным отношениям Но Мосс описывает также обычай разрушения богатства из соображений общественного престижа, напоминающий сходные случаи престижного поведения в индустриальном западном обществе (leisure class Веблена), и тут становится очевидным, что поведение индейцев лучше объясняет привычки нашей цивилизации, чем последние — обычаи индейцев

раз свести непохожее мышление к единственному, к той исторической модели, от которой отправляется исследователь?

Леви-Строс слишком проницателен, чтобы не понимать этого Он разделяет и обосновывает эту мысль как раз в Сыром и вареном "Действительно, если последняя цель антропологии состоит в том, чтобы содействовать лучшему пониманию объективированного мышления и его механизмов, то, в конечном счете, нет никакой раз­ницы, под воздействием ли моей мысли в этой книге мышление южно­американских индейцев обретает некую форму или же моя мысль обретает форму под воздействием их мышления Что важно, так это то, что человеческий дух, не принимая во внимание многообразия случайных воплощений, выявляет некую все более внятную и пости­жимую структуру по мере того, как развертывается процесс обоюдно­го мышления, двух мышлений, влияющих друг на друга, каждое из которых может оказаться тем фитилем и искрой, сближение которых может спровоцировать вспышку света. И если этот свет вырвет из тьмы сокровище, то не будет никакой нужды в судебных исполнителях для дележа имущества, ведь с самого начала наследство было призна­но неотчуждаемым и не подлежащим разделу" ⁸².

Так Леви-Строс пытается избежать опасности этноцентризма, какой бы ни была интерпретационная сетка, которую исследователь набрасывает на представления индейцев, она будет принадлежать ему в той же мере, что и индейцам, потому что она итог работы исследо­вателя, находящегося внутри изучаемой системы, удостоверившегося в том, что механизмы его мышления в конечном счете те же самые, что и у индейца.

Но если проект внушителен, то результаты спорны. Действитель­но, Леви-Строс формулирует свой метод так, что это кажется вызовом самому духу научного исследования, резюмируя в следующем выска­зывании. "Метод настолько строг, что если в результат и вкрадывает­ся какая-то ошибка, то ее следовало бы скорее приписать недостаточ­ному знанию индейских институций, чем неправильности расче­тов"⁸³.

Что все это значит? Конечно, прежде чем посчитать ошибочным свой метод, ученый должен перепроверить противоречивые данные: не закралась ли в них ошибка. Однако после этого ему придется

⁸² Il crudo e il cotto, cit., pagg. 29-30

⁸³ Introduzione a Mauss, cit., pag. XXXVIII О "метафизике" Леви-Строса cm Carlo Tullio-Altan, Lo strutturalismo di L-S e la ricerca antropologica, in "Studi di sociologia", III, 1966, a также I гл. Antropologia funzionale, Milano, 1968 Более полемическое, мы бы сказали и политическое, опровержение метафизической ошибки Леви-Строса Franco Fortini, La реnsee sauvage, in "Questo e altro", 2 1962

подвергнуть сомнению и сам метод Впрочем, это возможно, если речь идет о каком-то методе. Ну а если взятый на вооружение метод — это сама объективная логика, отражающая всеобщие структурные законы? Тогда прав Леви-Строс, как был прав средневековый фило­лог, который, сталкиваясь с противоречиями на страницах Священ­ного Писания или с расхождениями Писания и текста какого-либо auctoritas*, решал, что либо он не понял текста, либо это ошибка переписчика Единственная недопустимая вещь с точки зрения уни­версальной логики это реальная возможность противоречия.

Кроме того, также и этот вывод верен только в том случае, если Пра-код представляет собой структуру, которая диктует определен­ные правила комбинации и исключает все остальные.

Но что если Пра-код это вовсе никакая не структура, если он, напротив, представляет собой некий смутный источник всевозмож­ных конфигураций, включая и те, что друг с другом не согласуются?

III.6.

И вот, когда мы задумываемся об этом, впору задаться вопро­сом: а не подразумевает ли такое допущение как деятельность духа, предопределяющего всякое человеческое поведение, отказ от самой идеи структуры? Как мы увидим, другие мыслители, абсолютно пос­ледовательно приходят именно к такому выводу. То, что делает рабо­ты Леви-Строса увлекательными, захватывающими, вселяющими на­дежды и интересными даже для тех, кто стоит на противоположных позициях, это как раз то, что он остерегается делать крайние выводы. И это колебания между позитивистским идеалом, базирующимся на стремлении объяснить все и вся, исходя из определяемых и определя­ющих структур, и призраком структуры, понимаемой как "отсутст­вие" и абсолютная свобода, которые расщепляют изнутри философ­ский структурализм, раскалывают его (таков Лакан и его последова­тели) и наконец взрывают. Иными словами, можно сказать, что при помощи идеи Духа — источника, предопределяющего всякое культур­ное поведение, Леви-Строс преобразует мир Культуры в мир Приро­ды (Natura). Ho описав эту Природу как Natura Naturans, он продол­жает манипулировать ею и описывать ее с помощью тех же самых формальных характеристик так, как будто это Natura Naturata.

Так, если в рамки какой-то выстроенной исследователем структу­ры никак не вмещается новое явление и если он не решается отказаться от идеи о том, что выявленная им структура последняя и окончатель­ная (а то, что окончательно — всегда структура), то ему ничего не остается, как признать невмещающееся явление ошибочным.

Именно так Леви-Строс хочет поступить и считает нужным посту­пать в случае с первобытными сообществами. И точно так же ему

случается поступать, когда он сталкивается с явлениями современной культуры Неподвижная и вечная, покоящаяся в самих истоках куль­туры, Структура, превращенная из рабочего инструмента в некий гипостазированный Принцип, предопределяет также и наше видение исторического процесса.

Следовать перипетиям этого структурного мышления в тот миг, когда оно сталкивается с "мышлением серийным" (обосновывающим принцип движения и развертывания структур), значит пролить свет на противоречия всякого структурализма с философскими претензия­ми и подойти вплотную к пониманию краха самой идеи структуры