На основании указа Елизаветы Петровныобер-гофмаршал императорского двора Бестужев-Рюмин – гофинтенданту Шаргородскому, 1743

 

…кабинет янтарный из конторы принять для убирания в зимнем доме покоев, в которых Ея Императорское Величество жительство иметь соизволит… Того ради… показанный Янтарный кабинет для убирания покоев благоволите ваше благородие принять в ведомство свое… Для исправления починки онаго, по наилучшему искусству благоволите употребить итальянца Мартелли».

 

Часть III
Крушение надежд

 

ГЛАВА XXXV

 

Штодт, Германия

Понедельник, 19 мая, 10.15

Вейленд Маккой вошел в пещеру. Холодный сырой воздух окутал его, и темнота скрыла утренний свет. Он изумился древней шахте. Ein Silberbergwerk. Серебряный рудник. Когда-то сокровище Священной Римской империи, эта земля теперь была истощена и покинута. Убогое напоминание о дешевом мексиканском серебре, которое обанкротило большинство рудников Гарц в 1900 году.

Вся эта местность впечатляла. Группы холмов, покрытые соснами, чахлый кустарник и альпийские луга, все такое красивое и суровое и вместе с тем пропитанное каким-то мистическим духом. Как сказано Гете в «Фаусте»: «Где ведьмы проводят свой шабаш».

Когда-то это было юго-западным уголком Восточной Германии. Это была запретная зона, и посты пограничной охраны буквально заполонили лес. Теперь не было ни минных полей, ни пограничников с дробовиками, ни служебных собак, ни колючей проволоки. Wende, воссоединение, положило конец изоляции всего населения и открыло новые возможности. Одну из которых он сейчас использовал.

Он спустился по широкой шахте. Спуск был отмечен каждые тридцать метров стоваттной лампой, и электрический шнур прокладывал дорогу наружу к генератору. Поверхность скалы была отчетливо видна, пол был посыпан щебнем – работа предварительной группы, которую он послал внутрь на прошлой неделе, чтобы расчистить проход.

Это была легкая часть. Отбойные молотки и воздушные пушки. Не нужно было волноваться о давно обезвреженной нацистской взрывчатке – туннель был обнюхан собаками и обследован командой взрывателей. Отсутствие чего-либо даже отдаленно связанного со взрывчаткой вызывало его беспокойство. Если это на самом деле та пещера, в которую фашисты помещали произведения искусства из берлинского музея кайзера Фридриха, то она почти наверняка должна быть заминирована. Тем не менее ничего такого не было найдено. Только скалы, песок и тысячи летучих мышей. Мерзкие маленькие ублюдки населяли ответвления основной шахты во время зимы, и из всех земных видов именно этот охранялся. Что объясняло, почему немецкие власти так колебались в отношении выдачи ему разрешения на проведение раскопок. К счастью, летучие мыши покидали шахту каждый май и не возвращались до середины июля. Драгоценные сорок пять дней на исследования. Это все, что позволило немецкое правительство. Его разрешение предписывало покинуть шахту, когда эти твари вернутся.

Чем глубже он уходил в гору, тем больше становилась шахта, что также доставляло беспокойство. Обычно туннели сужались, в конце концов становясь непроходимыми, шахтеры копали, пока не оказывалось невозможным рыть дальше. Все шахты были неким завещанием, созданным веками горного дела. Каждое поколение старалось улучшить прежнюю разработку и обнаружить жилу не открытой ранее руды. Но, несмотря на всю свою ширину, размер этой шахты беспокоил его. Она просто была слишком узкой, чтобы вместить что-либо такое же большое, как добыча, которую он разыскивал.

Он подошел к своей рабочей команде из трех человек. Двое стояли на стремянках, другой под ними, каждый сверлил в скале дыру под углом в шестьдесят градусов. Кабели подавали воздух и электричество. Два генератора и компрессора стояли на пятьдесят метров позади, снаружи на утреннем воздухе.

Горячие бело-голубые светильники освещали место действия и заставляли рабочих обливаться потом.

Сверла остановились, и люди вынули затычки из ушей. Он тоже вынул беруши.

– Есть мысли, насколько мы продвинулись? – спросил он.

Один из людей стащил с лица защитные очки и вытер пот со лба.

– Мы продвинулись сегодня примерно еще на фут вперед. Невозможно сказать, сколько еще сверлить, и я боюсь, что придется поработать отбойным молотком.

Другой человек достал кувшин. Медленно он заполнил высверленные отверстия размягчителем. Маккой подошел ближе к каменной стене. Пористый гранит и известняк мгновенно впитали коричневый сироп из каждого отверстия, едкий химикат расходился, расщепляя камень. Другой человек в защитных очках подошел с кузнечным молотом. Один удар, и скала развалилась на куски и крошкой осыпалась на землю. Теперь было прорыто еще несколько дюймов вперед.

– Медленно идет, – сказал он.

– Но это единственный способ, – произнес голос позади него.

Маккой повернулся и увидел доктора Альфреда Грумера, стоящего в пещере. Он был высоким, с длинными руками и ногами, карикатурно худым, с седеющей вандейковской бородкой, обрамляющей тонкие, как ниточка, губы. Грумер был местным экспертом раскопок, обладающим степенью в истории искусств Университета Хайдельберга. Маккой познакомился с Грумером три года назад во время своей прошлой экспедиции в рудники Гарц. Этот человек обладал знаниями эксперта и был жаден, два качества, которыми он не только восхищался, но и которые искал в своих деловых партнерах.

– У нас кончается время, – сказал Маккой.

Грумер подошел ближе.

– У нас есть еще четыре недели согласно разрешению. Мы пробьемся.

– Если есть к чему пробиваться.

– Там есть пустое пространство. Звуки радара подтверждают это.

– Но как, черт возьми, далеко в этой скале?

– Трудно сказать. Но там что-то есть.

– И как это туда попало? Вы сказали, что звуки радара подтвердили наличие множественных металлических объектов значительного размера.

Он махнул рукой назад в сторону светильников:

– Эта шахта едва вмещает троих людей.

Тонкая усмешка пробежала по лицу Грумера:

– Вы предполагаете, что это единственный вход?

– А вы предполагаете, что я бездонный денежный мешок?

Рабочие поменяли сверла и начали сверлить новые отверстия. Маккой отошел назад в шахту, за светильники, где было прохладнее и тише. Грумер последовал за ним.

– Если мы не достигнем каких-либо результатов до завтра, к черту это сверление. Взорвем динамитом.

– В нашем разрешении другие требования.

Маккой пробежался рукой по своим влажным черным волосам.

– К черту разрешение. Нам нужны результаты, и быстро. У меня команда телевизионщиков ждет в городе, это стоит мне две тысячи в день. А у этих толстозадых бюрократов в Бонне нет кучи инвесторов, которые прилетят сюда завтра и захотят увидеть найденные ценности.

– Это нельзя брать штурмом, – сказал Грумер. – Не говоря уже о том, что ждет нас за этой скалой.

– Там, должно быть, большая пещера.

– Там она и есть. И в ней есть кое-что.

Он смягчил свой тон. Вины Грумера не было в том, что раскопки продвигались так медленно.

– И от этого чего-то у нашего радара был множественный оргазм, а?

Грумер улыбнулся:

– Это поэтическая форма.

– Вы лучше надейтесь на это, или нас обоих поимеют.

– Немецкое слово, обозначающее пещеру, – Hohle, – сказал Грумер. – Ад обозначается словом Holle. Я всегда думал, что это сходство не без определенного смысла.

– Как, черт побери, интересно, Грумер. Но эти сантименты сейчас немного не вовремя, если вы улавливаете мою мысль.

Грумер выглядел невозмутимым. Как всегда. Еще одна черта в этом человеке, которая выводила его из себя.

– Я пришел сюда, чтобы сказать, что к нам посетители, – сказал Грумер.

– Еще какой-нибудь репортер?

– Американские адвокат и судья.

– На нас уже начали подавать в суд?

Грумер опять усмехнулся одной из своих снисходительных усмешек. Маккой был не в настроении. Ему следовало уволить этого раздражающего его осла. Но контакты Грумера в министерстве культуры были слишком ценные, чтобы обходиться без них.

– Не начали. Эти двое говорят о Янтарной комнате.

Его лицо просияло:

– Я так и подумал, что вас это может заинтересовать. Эти двое утверждают, что у них есть информация.

– Пустозвоны?

– Нет, они так не выглядят.

– Чего они хотят?

– Поговорить.

Он взглянул назад на скалистую стену и визжащие дрели.

– Почему бы и нет? Здесь все равно ни черта не происходит.

 

Пол повернулся, когда дверь в крошечную рабочую бытовку открылась. Он увидел человека с внешностью медведя гризли, бычьей шеей, мощным торсом и лохматыми черными волосами, входящего в выбеленную комнату. На выпяченную грудь и руки была натянута хлопковая футболка с надписью «РАСКОПКИ МАККОЯ», напряженный взгляд черных глаз сразу оценил ситуацию. Альфред Грумер, с которым он и Рейчел познакомились несколько минут назад, прошел следом.

– Герр Катлер, фрау Катлер, это Вейленд Маккой, – сказал Грумер.

– Я не хочу показаться грубым, – сказал Маккой, – но у нас сейчас наступил критический момент и у меня нет времени, чтобы просто болтать. Так что чем могу помочь?

Пол решил сразу приступить к делу:

– У нас были очень интересные несколько последних дней…

– Кто из вас судья? – спросил Маккой.

– Я, – сказала Рейчел.

– Что адвокату и судье из Джорджии понадобилось посреди Германии, чтобы беспокоить меня?

– Мы ищем Янтарную комнату, – сказала Рейчел.

Маккой хихикнул.

– А кто не ищет?

– Вы, должно быть, думаете, что она рядом, может, даже там, где вы копаете? – сказала Рейчел.

– Я уверен, что вы, двое орлов юриспруденции, знаете, что я не собираюсь обсуждать с вами никакие детали этих раскопок. Мои инвесторы требуют соблюдения конфиденциальности.

– Мы не просим вас ничего разглашать, – сказал Пол. – Но вы можете посчитать интересным то, что случилось с нами за последние несколько дней.

Он рассказал Маккою и Грумеру все, что произошло с момента гибели Петра Борисова и до момента, когда Рейчел вытащили из шахты.

Грумер уселся на один из стульев.

– Мы слышали об этом взрыве. Того мужчину так и не нашли?

– Некого было искать. Кнолль к тому времени уже давно скрылся.

Пол объяснил, что он и Панник узнали в Вартберге.

– Вы так и не сказали, чего хотите, – сказал Маккой.

– Вы можете начать с кое-какой информации. Кто такой Иосиф Лоринг?

– Чешский промышленник, – сказал Маккой. – Он умер около тридцати лет назад. Были разговоры о том, что он нашел Янтарную комнату сразу после войны, но ничего так и не было подтверждено. Еще один сюжет для романа.

Грумер сказал:

– Лоринга знали из-за его собирательной страсти. Он владел обширной коллекцией. Одной из крупнейших в мире частных коллекций янтаря. Я так понимаю, что его сын и сейчас владеет ею. Как ваш отец мог узнать о нем?

Рейчел рассказала о Чрезвычайной комиссии и роли ее отца. Она также рассказала им о Янси и Марлин Катлер и оговорках ее отца касательно их смерти.

– Как зовут сына Лоринга? – спросила она.

– Эрнст, – сказал Грумер. – Ему, должно быть, сейчас восемьдесят. Он все еще живет в семейном поместье на юге Чехии. Не так далеко отсюда.

Что-то было такое в Альфреде Грумере, что Полу не нравилось. Этот морщинистый лоб? Глаза, в которых отражалась мысль о чем-то другом, пока уши слушали? Некоторым людям нельзя доверять.

– У вас есть переписка вашего отца? – спросил Грумер у Рейчел.

Пол не хотел показывать ему, но подумал, что этот жест будет демонстрацией их доброй воли. Он залез в свой задний карман и достал листки. Грумер и Маккой изучали каждое письмо в молчании. Когда они закончили, Грумер спросил:

– Этот Макаров мертв?

Пол кивнул.

– Ваш отец, миссис Катлер… Кстати, вы двое женаты? – спросил Маккой.

– Разведены, – сказала Рейчел.

– И путешествуете вместе по Германии?

Рейчел изменилась в лице:

– Это относится к делу?

Маккой взглянул на нее с любопытством:

– Возможно, нет, ваша честь. Но вы двое единственные, кто отвлекает меня своими вопросами этим утром. Значит, ваш отец работал на Советский Союз, разыскивая Янтарную комнату?

– Он интересовался тем, что вы здесь делаете.

– Он сказал что-либо определенное?

– Нет, – сказал Пол. – Но он смотрел сюжет Си-эн-эн и хотел получить выпуск «Ю-Эс-эй тудей». Следующее, что мы узнали, – это то, что он изучал карту Германии и читал старые статьи о Янтарной комнате.

Маккой подошел и плюхнулся в дубовое кресло. Пружины заскрипели под его весом.

– Вы думаете, что мы, возможно, в правильном туннеле?

– Петр знал что-то о Янтарной комнате, – сказал Пол. – И Макаров тоже. Мои родители, я думаю, тоже знали что-то. И кто-то, возможно, хотел, чтобы все они замолчали.

– У вас что-то есть доказательство, что они были целью для той бомбы? – спросил Маккой.

– Нет. – Пол задержал взгляд на лице собеседника. – Но после смерти Макарова я начинаю верить, что было что-то большее, чем я думал. И Петр считал так же.

– Слишком много совпадений, да?

– Можно и так сказать.

– А что с туннелем, куда вас отправил Макаров? – спросил Грумер.

– Там ничего нет, – сказала Рейчел. – И Кнолль думал, что тупик образовался от взрыва. По крайней мере, он так сказал.

Маккой усмехнулся.

– Есть какие-нибудь объяснения, почему Макаров отправил вас по ложному следу?

Рейчел пришлось смириться с тем, что у нее нет объяснений.

– Но что с этим Лорингом? Почему мой отец был настолько обеспокоен, что попросил Катлеров навести справки о нем?

– Слухи о Янтарной комнате широко распространены. Их так много, что трудно определить их правдивость. Наверное, ваш отец проверял еще одну ниточку, – сказал Грумер.

– Вы знаете что-нибудь об этом Кристиане Кнолле? – спросил Пол у Грумера.

– Nein. Никогда не слышал это имя.

– Вы приехали, чтобы поучаствовать в поисках? – вдруг спросил Маккой.

Пол улыбнулся. Он почти ожидал приглашения присоединиться.

– Едва ли. Мы не охотники за сокровищами. Просто пара людей, влезших не в свое дело. Мы были поблизости и подумали, что стоит проехаться и посмотреть.

– Я провожу раскопки в этих горах уже многие годы…

Дверь сарая широко распахнулась. Ухмыляющийся мужчина в грязной спецовке сказал:

– Мы пробились!

Маккой вскочил со стула.

– Господи всемогущий! Позвони команде телевизионщиков. Скажи им, чтобы ехали сюда. И никого внутрь не пускать, пока я там не побываю.

Рабочий убежал.

– Пошли, Грумер.

Рейчел кинулась вперед, преграждая Маккою путь к двери:

– Разрешите нам пойти.

– Какого черта?

– Ради моего отца.

Маккой колебался несколько секунд, затем сказал:

– Почему нет? Но не вздумайте путаться под ногами.

 

ГЛАВА XXXVI

 

Штодт, Германия

Понедельник, 19 мая, 11.05

Неприятное чувство охватило Рейчел. Шахта была широкая, но уже, чем вчерашняя, и свет очень скоро померк позади них. Двадцать четыре часа назад она была почти похоронена заживо. Теперь она снова была под землей, следуя по тропе, освещенной лампами, глубоко внутри очередной немецкой горы. Проход заканчивался открытой галереей со стенами из грязно-белого камня, в дальней стене была прорублена черная щель. Рабочий размахивал молотом, расширяя щель до размеров отверстия достаточно большого, чтобы пропустить человека.

Маккой взял одну из напольных ламп и подошел к отверстию.

– Кто-нибудь заглядывал внутрь?

– Нет, – сказал рабочий.

– Хорошо.

Маккой поднял алюминиевую подставку для лампы с песка и щелкнул верхним зажимом. Затем он раздвинул подставку как телескоп, пока сама лампа не оказалась на высоте около десяти футов. Он подошел к отверстию и сунул светильник в темноту.

– Сукин сын, – сказал Маккой. – Это помещение огромное. Я вижу три грузовика. О черт! – Он убрал свет. – Тела. Два, насколько я могу видеть.

Сзади послышался звук приближающихся шагов. Рейчел оглянулась и увидела трех людей, бегущих к ним, в руках у них были видеокамеры, свет и упаковки батарей.

– Приготовьте все это, – сказал Маккой. – Я хочу сделать первый кадр для шоу.

Маккой повернулся к Рейчел и Полу:

– Я продал права на съемку. Будет специальный выпуск об этом на телевидении. Но они хотят снять все, как было, с самого начала.

Грумер подошел ближе:

– Грузовики, вы говорите?

– Похожи на «Bussing NAG». Четыре с половиной тонны. Немецкие.

– Это плохо.

– Что вы имеете в виду?

– Не было транспорта в наличии, чтобы перевезти материалы из берлинского музея. Его бы несли на руках.

– Какого черта вы несете?

– То, что я сказал, герр Маккой. Берлинские экспонаты транспортировали по железной дороге, затем грузовиками к шахте. Немцы не бросили бы автомобили. Они были слишком ценны, необходимы для других задач.

– Мы не знаем, что случилось на самом деле, Грумер. Может, эти гребаные капустники решили оставить здесь грузовики, кто знает?

– Как они попали внутрь горы?

Маккой пристальнее посмотрел в лицо немца:

– Как вы сказали раньше, может быть, здесь есть еще один вход.

Грумер отпрянул:

– Как скажете, герр Маккой.

Маккой ткнул в него пальцем:

– Нет. Как вы скажете.

Великан переключил свое внимание на съемочную группу. Лампы пылали. Две камеры были наготове. Звукооператор подвесил микрофон и встал позади и в стороне.

– Я захожу первый. Снимайте все с моего ракурса.

Люди кивнули.

И Маккой ступил в темноту.

Пол зашел последним. Он последовал за двумя рабочими, которые втаскивали подставки со светильниками в помещение, бело-голубые лучи разорвали темноту.

– Эта пещера естественная, – сказал Грумер, и его голос отразился эхом.

Пол рассматривал скалы, которые поднимались и заканчивались аркой на высоте как минимум шестидесяти футов.

Это напомнило ему потолки в великих соборах. Только потолок и стены в пещере были окутаны проводами и антеннами, которые сверкали в ярком свете. Пол был мягкий и песчаный, как в шахте, которая вела сюда. Он вдохнул застоявшийся и несвежий воздух. Свет камер был нацелен на дальнюю стену. Еще одно отверстие или, по крайней мере, то, что от него осталось, открывалось взору. Оно было больше, чем шахта, по которой они шли, более чем достаточно места, чтобы вместить транспорт. В проеме были плотно уложены камни и щебень.

– Еще один вход, а? – сказал Маккой.

– Ja, – сказал Грумер.

– Но странно. Весь смысл был в том, чтобы иметь возможность отступления. Зачем так замуровываться?

Пол переключил свое внимание на три грузовика. Они были запаркованы под странными углами, все восемнадцать колес были спущены, ободья были смяты под их весом. Темные брезентовые тенты над длинными кузовами были все еще на месте, но покрыты плесенью, стальные кабины и каркасы сильно проржавели.

Маккой продвинулся дальше в пещеру, оператор шел за ним следом.

– Не волнуйтесь о звуке. Мы наложим его позже! А сейчас снимайте, снимайте!

Рейчел прошла вперед.

Пол подошел к ней вплотную.

– Странно, не правда ли? Как будто идешь по могиле.

Она кивнула:

– Именно об этом я и думала.

– Посмотрите сюда, – сказал Маккой.

Лампы осветили два тела, распростертых на песке, камни и щебень были с каждой стороны. Ничего не осталось, кроме костей, лохмотьев и кожаных ботинок.

– Они были убиты выстрелом в голову, – сказал Маккой.

Рабочий поднес ближе подставку со светом.

– Постарайтесь ничего не трогать, пока мы все не сфотографируем. Министерство это потребует. – Голос Грумера был тверд.

– Там еще три тела, – сказал один из рабочих.

Маккой и съемочная группа двинулись в том направлении.

Грумер и другие последовали за ними, как и Рейчел. Пол задержался у этих двух тел. Одежда была прогнившая, но даже в тусклом свете остатки выглядели как некая униформа. Кости посерели и почернели, плоть и мышцы давно превратились в пыль. В каждом черепе отчетливо было видно отверстие. Оба лежали на спине, их позвоночники и ребра были не повреждены. Штык-нож лежал с левой стороны, прикрепленный к тому, что осталось от прошитого ремня. Кожаная кобура была пуста.

Его взгляд направился далее направо. В тени он заметил что-то черное и прямоугольное. Несмотря на то что сказал Грумер, он протянул руку и взял это. Бумажник.

Он осторожно открыл потрескавшееся кожаное отделение. Потрепанные остатки того, что раньше было деньгами, наполняли отделение для банкнот. Он сунул палец в один из боковых кармашков. Ничего. Затем в другой. Обрывки карточки выскользнули оттуда. Края были потертые и хрупкие, чернила выцвели, но некоторые надписи остались. Он с трудом прочитал буквы.

 

AUSGEGEBEN 15-3-51. VERFALLT 15-3-55.
GUSTAV MULLER.

 

Там были еще слова, но от них остались только разрозненные буквы, все неразборчивые. Он зажал бумажник в руке и направился к основной группе. Пол обогнул грузовики и вдруг заметил в стороне Грумера. Он уже собирался подойти и спросить о бумажнике, когда увидел, что Грумер склонился над другим скелетом. Рейчел, Маккой и другие стояли спиной в десяти метрах слева, камеры все еще подвывали, Маккой говорил в микрофон. Рабочие собрали телескопическую мачту и, поместив на нее галогеновый светильник, установили ее по центру, создавая больше чем достаточно освещения, чтобы рассмотреть Грумера, обыскивающего песок вокруг костей.

Пол отошел в тень за одним из грузовиков и продолжал наблюдать. Фонарик Грумера обыскивал кости, впечатанные в песок. Он гадал, что за резня бушевала здесь. Луч фонарика Грумера закончил свой обыск у вытянутой руки, остатки костей пальцев были четко видны. Он присмотрелся внимательнее. На песке отпечатались буквы. Некоторые стерлись от времени, но три остались, разбросанные с неравными промежутками между ними.

 

OIC

 

Грумер остановился и сделал три фотографии, осветив место вспышкой.

Затем немец нагнулся и легко замел все три буквы песком.

 

Маккой был впечатлен. Видео должно получиться зрелищным. Три ржавых немецких грузовика времен Второй мировой войны были найдены относительно неповрежденными глубоко внутри покинутого серебряного рудника. Пять тел, все с отверстиями в черепах. Какое это будет шоу! Его проценты от показов будут впечатляющими.

– Вы сняли достаточно видов снаружи? – спросил он одного из операторов.

– Более чем.

– Давайте тогда посмотрим, что за хрень там.

Он схватил фонарик и подошел к ближайшему грузовику.

– Грумер, где вы?

Доктор вышел из-за него.

– Готовы? – спросил Маккой.

Грумер кивнул.

Он тоже был готов.

Внутри каждого грузовика должны были быть деревянные ящики, сколоченные в спешке и вразнобой упакованные, с вековыми тканями, костюмами и коврами, использованными в качестве набивки. Он слышал истории о том, как кураторы Эрмитажа использовали царские одеяния Николая II и Александры, чтобы упаковать картины, которые отправлялись на восток, подальше от нацистов. Бесценные предметы туалетов, беспорядочно набитые в дешевые деревянные ящики. Все, что угодно, чтобы защитить картины и хрупкую керамику. Он надеялся, что немцы были так же легкомысленны. Если это была та пещера, которая хранила предметы из берлинского музея, то найденное должно было быть сливками коллекции. Возможно, Вермеер Дельфтский, или «Голова Христа» да Винчи, или «Парк» Моне. Любая из них принесла бы миллионы на свободном рынке. Даже если правительство Германии настояло бы на правах владения – что скорее всего, – премия нашедшему составила бы миллионы долларов.

Маккой осторожно раздвинул жесткий брезент и посветил внутрь.

Кузов был пуст. Ничего, кроме ржавчины и песка.

Он кинулся к следующему грузовику.

Пуст.

К третьему.

Также пуст.

– Твою мать! – выругался Маккой. – Выключите эти проклятые камеры.

Грумер посветил своим фонариком в каждый кузов.

– Я боялся этого.

Он был не в настроении.

– Все признаки говорили о том, что, возможно, это не та пещера, – сказал Грумер.

Самодовольный немец, казалось, почти наслаждался его провалом.

– Тогда какого черта вы мне не сказали об этом тогда, в январе?

– Я тогда не знал. Звук радара показывал, что здесь было что-то большое и металлическое. Только в последние несколько дней, когда мы подобрались ближе, я начал подозревать, что это может быть ложный след.

Пол подошел:

– В чем проблема?

– Проблема в том, господин адвокат, что эти чертовы грузовики пусты. Ни хрена в них нет. Я потратил миллион долларов, чтобы найти просто три ржавых грузовика. Как я объясню это людям, которые прилетят сюда завтра, ожидая разбогатеть от своих инвестиций?

– Они знали о рисках, когда вкладывали деньги, – сказал Пол.

– Ни один из этих подонков не признает этого.

Рейчел спросила:

– Вы честно предупредили их о возможных рисках?

– Настолько честно, насколько можно, выбивая деньги.

Он с отвращением покачал головой.

– Господи Иисусе Всемогущий.

 

ГЛАВА XXXVII

 

Штодт, Германия

Понедельник, 19 мая, 12.45

Кнолль бросил свою дорожную сумку на кровать и стал осматривать тесный номер. «Кристиненхоф» возвышался на пять этажей, его фасад был частично отделан деревом, его интерьеры дышали историей и гостеприимством. Он намеренно выбрал комнату на третьем этаже окнами на улицу, отказавшись от более роскошной и дорогой с окнами в сад. Его не интересовала обстановка, только местоположение, так как «Кристиненхоф» располагался прямо напротив отеля «Гарни», где остановился Вейленд Маккой со своей командой, заняв весь четвертый этаж.

Он узнал о раскопках Маккоя от нетерпеливого служащего в городском бюро по туризму. Ему также сказали, что завтра в город должна прибыть группа инвесторов – все номера в «Гарни» были заняты, два других отеля помогали разместить избыток гостей. «Хорошо для бизнеса», – сказал служащий. Для него это тоже было хорошо. Ничего не могло быть лучше толпы, чтобы отвлечь внимание.

Он расстегнул молнию на кожаной сумке и достал электробритву.

Вчера был трудный день. Наверное, Данцер сейчас злорадствует с Эрнстом Лорингом по поводу того, как она заманила его в шахту. Но почему она хочет его убить? Раньше их состязания не доходили до крайностей. Почему она подняла ставки? Почему Семен Макаров, он сам и Рейчел Катлер должны были умереть? Янтарная комната? Возможно. Конечно, требуется дальнейшее расследование. Он займется им, когда эта побочная миссия будет выполнена.

Не спеша он перебрался на север из Фюссена в Штодт. Торопиться было некуда. Газеты Мюнхена осветили вчерашний взрыв в шахте Гарц, упомянув имя Рейчел Катлер и тот факт, что она спаслась. Ссылок на него не было, только то, что они все еще разыскивали неопознанного мужчину, но спасатели уже не надеялись кого-нибудь найти. Конечно, Рейчел Катлер рассказала о нем властям. Теперь полиция знает, что он выехал из «Золотой короны» и забрал вместе со своими и вещи Рейчел. Тем не менее об этом не упоминалось. Интересно. Замысел полиции? Возможно. Но ему было все равно. Он не совершил никакого преступления. Почему полиция должна его разыскивать? Им известно, что он напугался до смерти и решил уехать из города. Близкое прикосновение смерти может напугать кого угодно. Рейчел Катлер жива и теперь наверняка на пути в Америку. Ее путешествие в Германию стало всего лишь неприятным воспоминанием. Обратно к жизни городского судьи. Для нее поиски Янтарной комнаты умерли вместе с ее отцом.

Кнолль принимал душ этим утром, но не брился. Его шея и подбородок были как наждак и чесались. Он достал пистолет со дна своей дорожной сумки, мягко погладил гладкий матовый корпус, затем зажал оружие в ладони, держа палец на спусковом крючке. Пистолет весил не более тридцати пяти унций, подарок Эрнста Лоринга, один из его новых CZ-75B.

«Я заставил их увеличить обойму до пятнадцати выстрелов, – сказал Лоринг, даря ему оружие. – Это не какой-нибудь десятизарядный бюрократический магазин. Он идентичен нашей оригинальной модели. Я помню ваши слова о том, что вы не любите последовательную заводскую модификацию до десяти выстрелов. Я также установил безопасную рамку и приспособил пистолет для ношения на предохранителе с патроном в стволе, как вы заметили. Эти изменения теперь есть во всех наших моделях».

Чешские литейные заводы Лоринга были крупнейшими производителями стрелкового оружия в Восточной Европе. Их качество было легендарным. Только в последние несколько лет после падения «железного занавеса» западные рынки стали полностью открыты для его продукции. Фелльнер позволил ему оставить оружие, и он ценил этот жест.

«Я также велел сделать нарезку для глушителя на конце ствола, – сказал Лоринг. – У Сюзанны точно такой же. Я подумал, что вам двоим понравится мой подтекст. Поле для игры выровнено, так сказать».

Кнолль навинтил глушитель на конец ствола и вставил новую обойму с пулями.

Да. Ему очень нравилась ирония.

Он бросил пистолет на постель и взял бритву. По пути в ванную Кнолль остановился на минуту у единственного окна в комнате. Главный вход «Гарни» находился через улицу, каменные пилястры поднимались с каждой стороны тяжелых медных дверей. Шесть этажей роскошных комнат с окнами на улицу. «Гарни» – самый дорогой отель в городе. Очевидно, Вейленд Маккой любит все самое лучшее. Он узнал, когда заселялся, что в «Гарни» есть большой ресторан и комната для заседаний – два удобства, требующиеся экспедиции. Служащие «Кристиненхофа» были рады, что им не нужно кормить постоянно такую большую группу. Он улыбнулся этому наблюдению. Капитализм так отличался от европейского социализма. В Америке отели дрались бы за такой бизнес.

Кристиан разглядывал улицу сквозь черную витую решетку, защищающую окно. Полуденное небо выглядит серым и тусклым, плотные облака идут с севера. Ему сказали, что персонал экспедиции обычно возвращается около шести. Он начал свои исследования, ужиная в «Гарни» и пытаясь вытянуть обрывки информации из разговоров за ужином.

Кнолль просто разглядывал улицу. Сначала одну сторону, потом другую. И засек ее. Блондинка. Хорошенькое личико. Одета небрежно. Кожаная сумка болтается на правом плече. Она лавировала в толпе в переполненной пешеходной зоне.

Сюзанна Данцер.

Без маскировки. На людях.

Очаровательно.

Он бросил бритву на постель, сунул пистолет в кобуру под пиджак и кинулся к двери.

 

Странное чувство охватило Сюзанну. Она остановилась и оглянулась. Улица была переполнена, толпа, несущаяся во всю прыть обедать. Штодт – оживленный город. Около пятидесяти тысяч населения или около того. Старая часть города простиралась во всех направлениях, кварталы полны отделанных деревом многоэтажных зданий из камня и кирпича. Некоторые из них старинные, но большинство были воспроизведены в 1950-х и 1960-х годах. Город сильно пострадал от бомбежек 1945-го. Строители постарались, украсили все богатым литьем, статуями в человеческий рост и барельефами. Все было специально создано для того, чтобы фотографировать.

Высоко над ней купол аббатства Семи Скорбей Девы Марии заполнял небо. Чудовищная конструкция была возведена в пятнадцатом веке в честь помощи Девы Марии в решающем повороте местной битвы. Строение в стиле барокко было украшено каменным отвесом, выходящим одновременно на Штодт и на мутную реку Эдер, яркое воплощение древнего неповиновения и силы Господней. Она посмотрела наверх.

Возвышающееся здание аббатства казалось наклоненным вперед и слегка искривленным внутрь. Его желтые башни-близнецы соединялись балконом, который выходит на запад. Она представила время, когда монахи и прелаты обозревали свои владения с этого возвышенного насеста.

«Крепость Бога», вспомнила она, как назвал один средневековый летописец это место.

Фасад облицован переливающимся янтарем и белым камнем. Крыша покрыта ржавой плиткой. Как подходяще. Янтарь. Может, это было предзнаменованием. И если бы она верила во что-либо, кроме себя, она, возможно, приняла бы предупреждение. Но в этот момент все, что она чувствовала, было то, что за ней наблюдают.

Конечно, Вейленд Маккой вызывал интерес. Кто-то еще был здесь. В поисках. Наблюдая. Но где? Сотни окон выходили на узкую улицу, большинство на нескольких этажах. Мостовая была переполнена людьми, и невозможно было рассмотреть каждого. Кто-то, наверное, маскируется. Или стоит на высоте в сто метров на балконе аббатства и пялится вниз. Она могла разглядеть только крошечные силуэты в полуденном солнце, туристы явно наслаждались величественным видом.

Не имеет значения.

Сюзанна повернулась и вошла в отель «Гарни». Она подошла к стойке регистрации и сказала служащему по-немецки:

– Мне надо оставить сообщение для Альфреда Грумера.

– Конечно. – Клерк подвинул ей блокнот.

Она написала:

 

«Я буду в церкви Святого Герхарда в 22.00. Ждите там.

Маргарита».

 

Она сложила записку.

– Я прослежу, чтобы герр доктор Грумер получил ее, – сказал служащий.

Она улыбнулась и дала ему пять евро за беспокойство.

 

Кнолль стоял в вестибюле «Кристиненхофа» и осторожно раздвигал шторы, чтобы посмотреть на улицу с первого этажа. Он наблюдал, как меньше чем в ста футах от него Сюзанна Данцер остановилась и огляделась.

Она почувствовала его?

Она хороша, и ее инстинкты были отточены. Ему всегда нравилось замечание Юнга о том, что древние рассматривали женщин как Еву, Елену, Софию или Марию – соответственно как импульсивную, эмоциональную, интеллектуальную или нравственную. Данцер безусловно обладала первыми тремя качествами, но нравственного в ней не было ничего. Она обладала также еще одним качеством – была опасна. Но сейчас ее охрана, скорее всего, отдыхала, думая, что он похоронен под тоннами камней на руднике в сорока километрах отсюда. Он надеялся, что Франц Фелльнер шепнул словечко Лорингу о том, что его местонахождение неизвестно. Необходимая уловка, чтобы выиграть время и понять, что происходит. Даже важнее – чтобы выиграть время и решить, как свести счеты с привлекательной коллегой.

Что она делала здесь, в отеле «Гарни»? Здесь штаб-квартира Вейленда Маккоя. Есть ли у нее источник среди участников экспедиции? Если так, то ничего необычного. Он сам много раз находил информаторов на других раскопках, чтобы Фелльнер мог первым оценить все, что могло быть найдено. Искатели приключений сами готовы были продать хотя бы некоторые из своих находок на черном рынке, так как все, что они находили, считалось давно потерянным. Эта практика позволяла избежать ненужной правительственной волокиты и раздражающей национализации. Немцы настаивали на национализации лучшего из того, что будет найдено в земле. Требования строгих отчетов и большие штрафы преследовали нарушителей. Но жадность всегда превалировала. Он сделал несколько прекрасных приобретений для частной коллекции Фелльнера у беспринципных охотников за сокровищами.

Начался мелкий дождь. Стали раскрываться зонтики. Вдали прогремел гром. Данцер вышла из «Гарни». Он отошел к краю окна, надеясь, что она не перейдет улицу и не войдет в «Кристиненхоф». В тесном холле негде спрятаться.

Он вздохнул с облегчением, когда она подняла воротник куртки и направилась вниз по улице. Кристиан не спускал с нее глаз. Данцер вошла в другой отель ниже по улице, «Геблер», как было написано на вывеске. Его фасад с перекрещенными балками осел под весом веков. Он проходил мимо него по дороге в «Кристиненхоф». Логично, что она остановилась там. Близко, удобно. Он вернулся в холл и стал смотреть в окно, стараясь не бросаться в глаза людям, слоняющимся вокруг. Прошло пятнадцать минут, а она так и не вышла.

Он улыбнулся.

Вот и подтверждение.

Она была там.

 

ГЛАВА XXXVIII

 

Штодт, Германия

Понедельник, 19 мая, 13.15

Пол изучал Альфреда Грумера опытным взглядом юриста, всматриваясь в каждую черточку его лица, оценивая его реакцию, вычисляя вероятный ответ. Он, Маккой, Грумер и Рейчел ве<