Екатерине великой – из пруссии

 

Екатеринушка, друг мой сердешнинкой, здравствуй!

О здешнем объявляю, что наш приезд сюда не даром, но некоторою пользою. Мы отсель поедем сего дня, дай боже, чтоб до места уже доехать и Вас скорее видеть.

Петр. Из Габальсберга в 17 д. Ноября 1716 г.

 

 

P. S. Король подарил меня изрядным презентом яхтою, которая в Потсдаме зело убранная, и кабинетом янтарным, о чем долго желали».

 

 

ГЛАВА X

 

Бург Херц, Германия

Четверг, 8 мая, 21.00

Кнолль проследовал за Моникой через первый этаж замка в зал, где хранилась коллекция. Зал занимал лучшую часть северо-восточной башни и был разделен на комнату общего доступа, где были выставлены эксклюзивные и законно приобретенные предметы коллекции Фелльнеров, и секретную комнату, куда могли входить только он, сам Фелльнер и Моника.

Они вошли в общий зал, и Моника заперла за ними тяжелые деревянные двери. Подсвеченные витрины выстроились в ряды, как солдаты по команде «смирно», и поражали разнообразием ценных предметов. Стены окаймляли картины и гобелены. Потолок украшали плафоны с изображениями Моисея, передающего заповеди народу Израиля, строительства Вавилонской башни и перевода Септуагинты.^[10]

Личный кабинет Фелльнера находился у северной стены. Они вошли, и Моника прошла к книжным стеллажам в стиле тяжеловесного барокко, позолоченным и инкрустированным дубом. Он знал, что все книги были коллекционными. Фелльнер любил книги. Его Беда Достопочтенный^[11]девятого века был самым старинным и ценным из всех, которыми он обладал. Кноллю повезло найти ее в доме французского приходского священника несколько лет назад, священник был более чем рад расстаться с ней за скромное пожертвование для церкви и него самого.

Моника достала из кармана жакета черный пульт и нажала на кнопку. Центральный стеллаж медленно повернулся вокруг своей оси. Из находящейся за ним комнаты пролился свет. Франц Фелльнер стоял посреди вытянутого помещения без окон, его галерея была хитро спрятана между пересечением двух больших залов. Крутые потолки и продолговатая форма замка обеспечивали хорошую маскировку. Толстые каменные стены были звуконепроницаемы, и специальное устройство очищало воздух.

Внутри находилось еще больше витрин с экспонатами. Они стояли неровными рядами, каждая была подсвечена специально установленным галогеновым светильником. Кнолль прошел по проходу между витринами, обращая внимание на некоторые приобретения. Нефритовая статуэтка, которую он без проблем позаимствовал из частной коллекции в Мехико, так как предполагаемый владелец также украл ее из городского музея Ялапы. Ряд древних африканских, эскимосских и японских фигурок, экспроприированных из частной коллекции в Бельгии, военные трофеи, которые считались давно уничтоженными. Он был особенно горд скульптурой Гогена, стоящей слева исключительной вещицей, которую он освободил из рук вора в Париже.

Стены украшали картины. «Автопортрет» Пикассо. «Святое семейство» Корреджио. Женский портрет работы Боттичелли.^[12]«Портрет Максимилиана I» А. Дюрера.^[13]Все это были оригиналы, считавшиеся утерянными навсегда.

Оставшаяся свободной каменная стена была задрапирована двумя громадными гобеленами, украденными Германом Герингом во время войны и возвращенными от другого предполагаемого владельца два десятка лет назад; их все еще активно разыскивало австрийское правительство.

Фелльнер стоял перед витриной с мозаикой тринадцатого века с изображением Папы Александра IV. Кристиан знал, что это одна из любимейших вещей старика. Перед ним на витрине стояла спичечница работы Фаберже. Крошечный галогеновый светильник освещал клубнично-красную эмаль. Фелльнер явно отполировал вещицу. Он знал, как его заказчик любит лично ухаживать за каждой ценностью, это давало больше возможности скрыть приобретения от посторонних глаз.

Фелльнер с каменным лицом цвета цемента был похож на худого ястреба. На нем были очки в проволочной оправе, окаймляющие тонкой полоской металла подозрительные глаза. Конечно, часто думал Кнолль, в этих глазах когда-то пылал священный блеск идеализма. Теперь они поблекли, как у человека, разменявшего восьмой десяток, который построил империю на журналах, газетах, телевидении и радио, но потерял интерес к зарабатыванию денег, перейдя отметку в миллиард долларов. Его любящая состязаться натура направила свою энергию на другие, более закрытые и рискованные предприятия. Предприятия, в которых люди с множеством денег и железными нервами могли достигнуть бескрайних высот.

Фелльнер выхватил выпуск «Интернэшнл дейли ньюс» из кармана пиджака и махнул им в сторону Кнолля:

– Ты скажешь мне, зачем это было нужно? – Его голос был хриплым от бесчисленного множества выкуренных сигарет.

Кристиан знал, что эта газета была в корпоративной собственности Фелльнера и что компьютер в другом кабинете был ежедневно перегружен новостями со всего света. Смерть богатого итальянского промышленника, безусловно, была достаточно значительным событием, чтобы привлечь внимание старика. Внизу первой страницы была статья:

 

«Пьетро Капрони, пятидесятивосьмилетний основатель «Дью Мори индастриз», был найден вчера в своем поместье на севере Италии со смертельной раной в груди. Там же была найдена заколотая Кармела Терза, 27 лет, жительница Венеции. Опознание было произведено на месте преступления. Полиция нашла следы взлома двери на первом этаже, но пока не обнаружила, чтобы на вилле что-либо пропало. Капрони вышел в отставку в «Дью Мори», конгломерате, который он превратил в один из крупнейших итальянских производителей шерсти и керамики. Он продолжал вести деятельность как главный акционер и консультант, с его смертью компания осиротела».

 

Фелльнер прервал его чтение:

– Мы уже обсуждали это раньше. Тебя предупреждали, чтобы ты проявлял свои дурные наклонности в свободное от работы время.

– Это было необходимо, господин Фелльнер.

– Убийство никогда не бывает необходимым, если делать работу правильно.

Кнолль взглянул на Монику, которая наблюдала за ними, явно забавляясь.

– Синьор Капрони прервал мой визит. Он меня ждал. У него появились подозрения после моего первого посещения, которое я совершил, если вы помните, по вашему настоянию.

Фелльнер, кажется, сразу понял намек. Лицо старика смягчилось. Кристиан хорошо знал своего работодателя.

– Синьор Капрони не хотел расставаться со спичечницей добровольно. Я просто повиновался вашему приказу, заключив, что вы хотели эту вещицу любой ценой. Единственной альтернативой было уйти без нее и навлечь на себя риск разоблачения.

– Капрони не предоставил тебе возможности уйти? В конце концов, он не мог позвонить в полицию.

Он решил не лгать.

– Синьор действительно хотел застрелить меня. Он был вооружен.

Фелльнер сказал:

– В газете об этом не упоминается.

– Нельзя доверять свидетельствам прессы, – ответил Кнолль с улыбкой.

– А что насчет той шлюхи? – спросила Моника. – Она тоже была вооружена?

Он повернулся к ней:

– Я и не знал, что ты питаешь такую симпатию к этим женщинам. Я уверен, она понимала, на какой риск идет, когда согласилась связаться с таким человеком, как Капрони.

Моника подошла ближе.

– Ты переспал с ней?

– Конечно.

Огонь вспыхнул в ее глазах. Но она ничего не сказала. Видеть ее ревность было почти так же забавно, как и странно. Фелльнер нарушил молчание, сказав, как всегда, примирительно:

– Кристиан, ты вернул спичечницу. Я ценю это. Но убийство ничего не дает, только привлекает ненужное внимание. Это последнее, чего мы хотели бы. Что, если твое семя проверят на ДНК?

– Не было никакого семени, кроме семени синьора. Мое было у нее в желудке.

– А отпечатки пальцев?

– Я был в перчатках.

– Я понимаю, что ты осторожен. Благодарю. Но я старик, который просто хочет передать то, что накопил, своей дочери. Я не желаю видеть никого из нас в тюрьме. Я ясно выражаюсь?

Фелльнер говорил раздраженно. Они уже обсуждали это раньше, и Кнолль искренне не хотел разочаровывать его. Его работодатель хорошо к нему относился, щедро делился богатством, которое они старательно собирали. Во многих смыслах он был для него даже в большей степени отцом, чем Якоб Кнолль. Хотя Моника была совсем не похожа на сестру.

Кристиан заметил блеск ее глаз. Разговоры о сексе и смерти, безусловно, были возбуждающими. Скорее всего, она придет в его комнату позже.

– Что ты узнал в Санкт-Петербурге? – наконец спросил Фелльнер.

Кнолль доложил о найденных им упоминаниях о Янтарной комнате, затем показал листки, которые он выкрал из архива.

– Интересно, что русские до сих пор наводят справки о Янтарной комнате. Хотя этот Петр Борисов, Ухо, – это новое имя.

– Ухо? – спросил Фелльнер на чистейшем русском. – Странное прозвище…

Кнолль кивнул:

– Я думаю, что стоит съездить в Атланту. Возможно, Ухо еще жив. Он может знать, где Макаров. Он был единственным, кого я не нашел пять лет назад.

– Я думаю, что ссылка на Лоринга – это тоже подтверждение, – сказал Фелльнер. – Ты уже дважды нашел его имя в документах. Русские явно интересовались, чем он занимался.

Кнолль был в курсе. Семья Лоринга господствовала на рынке стали и оружия Восточной Европы. Эрнст Лоринг был главным конкурентом Фелльнера в создании коллекции предметов искусства. Он был чехом, сыном Иосифа Лоринга, и в юности получил прекрасное образование. Как и Пьетро Капрони – человек, привыкший идти своим путем.

– Иосиф был решительным человеком. Эрнст, к сожалению, не унаследовал характера своего отца. Я бы хотел знать подробности о его делах, – сказал его работодатель. – Кое-что мне всегда в нем было неприятно – эта раздражающая сердечность, на которую, он думает, я отвечу взаимностью. – Фелльнер повернулся к дочери: – Что скажешь, liebling? Ехать Кристиану в Америку?

Лицо Моники стало жестким. В такие моменты она была очень похожа на своего отца. Непроницаемая. Сдержанная. Загадочная. Конечно, спустя годы он будет гордиться ею.

– Я хочу Янтарную комнату.

– И я хочу ее для тебя, liebling. Я искал сорок лет. Но ничего. Совсем ничего. Я никогда не понимал, как тонны янтаря могут просто исчезнуть.

Фелльнер повернулся к Кноллю:

– Поезжай в Атланту, Кристиан. Найди Петра Борисова, этого Ухо. Узнай, что ему известно.

– Вы понимаете, что если Борисов мертв, то у нас больше нет зацепок. Я проверил хранилища в России. Только архив в Санкт-Петербурге дал какую-то письменную информацию.

Фелльнер кивнул.

– Служащему в Санкт-Петербурге явно кто-то платит. Он опять был очень любопытен. Поэтому я и припрятал листочки, – продолжал Кнолль.

– Это было мудро. Я уверен, что Лоринг и я не единственные, кто интересуется Янтарной комнатой. Какая это будет находка, Кристиан! Даже почти хочется рассказать об этом миру.

– Почти. Но российское правительство захочет ее вернуть, и если она будет найдена здесь, то немцы ее обязательно конфискуют. Это будет прекрасной сделкой для обмена на сокровища, которые русские увезли отсюда.

– Поэтому мы должны найти ее, – сказал Фелльнер.

Кнолль опустил глаза.

– Да, это будет здорово. Не говоря уже о том вознаграждении, которое вы мне обещали.

Старик хихикнул:

– Совершенно верно, Кристиан. Я не забыл.

– Вознаграждение, отец?

– Десять миллионов евро. Я давно обещал.

– И я его выплачу, – заявила Моника.

Да уж, черт побери, подумал Кнолль.

Фелльнер отошел от витрины.

– Эрнст Лоринг, конечно, ищет Янтарную комнату. Он запросто может быть благодетелем того бюрократа в Санкт-Петербурге. Если это так, он знает о Борисове. Давай не будем с этим медлить, Кристиан. Тебе надо быть на шаг впереди.

– Я так и сделаю.

– Ты справишься с Сюзанной? – насмешливо спросил старик с озорной улыбкой на худом лице. – Она будет агрессивна.

Кнолль заметил, что Моника разозлилась при этом замечании. Сюзанна Данцер работала на Эрнста Лоринга. Высокообразованная и обладающая всеми навыками эквизитора, которые при необходимости могли быть смертельными, только два месяца назад она состязалась с ним в Юго-Западной Франции в поисках двух русских венчальных корон девятнадцатого века, украшенных драгоценными камнями. Еще один прекрасный трофей, десятилетиями скрываемый похитителями. Данцер выиграла эту гонку, найдя сокровища у одной старухи в Пиренеях около испанской границы. Муж этой старухи добыл их из рук нацистского приспешника после войны. Данцер была упорна и непреклонна в добывании этого приза – черта, которой он очень восхищался.

– Я другого от нее не жду, – ответил он.

Фелльнер протянул руку:

– Удачной охоты, Кристиан.

Кнолль пожал ему руку в ответ, затем повернулся к выходу, направляясь к дальней стене. Каменная стена разошлась, образовав прямоугольное отверстие, когда книжный стеллаж с другой стороны вновь повернулся.

– И держи меня в курсе, – потребовала Моника.

 

ГЛАВА XI

 

Вудсток, Англия

Четверг, 8 мая, 22.45

Сюзанна Данцер села в постели. Рядом с ней бесшумно спал двадцатилетний парень. Она воспользовалась моментом и полюбовалась его обнаженным худым телом. Он был самоуверенный и холеный, как породистый конь. Что за удовольствие спать с ним!

Она встала с постели и тихонько прошла по деревянным доскам. Затемненная спальня находилась на третьем этаже поместья шестнадцатого века, принадлежащего Одри Уиддон. Старуха прослужила три срока в палате общин и в результате получила титул леди, купив поместье после того, как предыдущий владелец был лишен права собственности из-за неуплаты по закладной. Старший Уиддон иногда приезжал сюда, но главным обитателем здесь теперь был Джереми, ее единственный внук.

Как просто было закадрить Джереми! Он был капризный и горячий, больше интересовался пивом и сексом, чем финансами и прибылями. Два года провел в Оксфорде и дважды едва не был отчислен за неуспеваемость. Старая дама нежно любила его и использовала все влияние, которое она еще сохраняла, чтобы вернуть своего мальчика в университет, надеясь, что это не повторится, но Джереми, казалось, было наплевать.

Сюзанна два года провела в поисках этой последней табакерки. Изначально коллекцию составляли четыре. Была золотая табакерка с мозаикой на крышке. Овальная, отделанная прозрачными зелеными и красными ягодами. Еще одна, сделанная из твердого камня с оправой из серебра. И эмалированная турецкая шкатулка, украшенная видом бухты Золотой Рог. Все были созданы в девятнадцатом веке одним мастером – его метка была отчетливо выгравирована на дне – и украдены из частной коллекции в Бельгии во время Второй мировой войны.

Они считались утерянными, расплавленными ради золота, ободранными ради драгоценных камней – судьба многих произведений искусства. Но одна из них всплыла на поверхность пять лет назад на аукционе в Лондоне. Сюзанна была там и купила ее. Ее хозяин, Эрнст Лоринг, был очарован замысловатой работой мастера и изумительной красотой антикварных табакерок. Он обладал обширной коллекцией таких предметов. Некоторые из них были приобретены законно на открытом рынке, но большинство были тайно выкуплены у таких владельцев, как Одри Уиддон. Табакерка, купленная на аукционе, вызвала настоящую битву в суде с наследниками первоначального владельца. Представители Лоринга в конце концов выиграли дело, но разбирательство было публичным и дорого стоило, и ее хозяин не хотел это повторять. Так что тайное приобретение остальных трех было поручено ей.

Сюзанна нашла вторую в Голландии, третью в Финляндии, четвертую же – совсем неожиданно, когда Джереми пытался продать ее на другом аукционе втайне от своей бабушки. Бдительный аукционер опознал шедевр и, полагая, что не сможет продать его открыто, продал информацию о нем, получив от Сюзанны награду в десять тысяч фунтов. У нее было много таких источников информации на аукционах по всему миру – людей, наводивших на украденные сокровища.

Сюзанна закончила одеваться и причесалась.

Обмануть Джереми было легко. Как всегда, ее внешность модели, огромные голубые глаза и ухоженное тело прекрасно сыграли свою роль. Она надела на себя маску сдержанного спокойствия и казалась совершенно другой, чем была на самом деле, – нежной женщиной, которую можно было не бояться, легко подчинить себе и удержать. Мужчины сразу начинали чувствовать себя с ней уверенно, и она понимала, что красота могла быть гораздо лучшим оружием, чем пули или кинжалы.

Она на цыпочках вышла из спальни и спустилась по деревянной лестнице, стараясь не скрипеть ступеньками. Изысканные образчики предметов искусства Елизаветинской эпохи украшали стены. Сюзанна когда-то воображала себя живущей в таком доме с мужем и детьми. Но это было еще до того, как отец научил ее ценить независимость и целиком посвящать себя делу. Он тоже работал на Эрнста Лоринга, мечтая, что однажды купит собственное поместье. Но ему так и не удалось осуществить свою мечту – он погиб в авиакатастрофе одиннадцать лет назад. Ей было двадцать пять, она только что закончила колледж, и тем не менее Лоринг нисколько не сомневался в ее способностях, назначив Сюзанну преемницей своего отца. Она выучилась ремеслу и быстро поняла, что она, как и ее отец, обладала инстинктивной способностью к розыску похищенного и наслаждалась охотой.

Спустившись с лестницы, Сюзанна повернула, проскользнула через обеденный зал и вошла в отделанную дубовыми панелями музыкальную комнату. Окна, обычно освещающие смежную комнату, оставались в темноте, высокий белый потолок приглушал звуки. Она подошла к столу и достала табакерку.

Номер четыре.

Она была золотая, весом в восемнадцать карат, крышка на шарнирах была покрыта эмалью и изображала явление Данае Юпитера в облаке золотого дождя. Она поднесла крошечную коробочку ближе к глазам и уставилась на изображение полной Данаи. Как мужчины могли раньше считать такую тучность привлекательной? Но, очевидно, считали, раз фантазировали о том, что их боги желали такую пампушку. Она перевернула табакерку и провела пальцем по инициалам.

«Б. Н.».

Ее мастер.

Сюзанна достала тряпочку из кармана джинсов. Коробочка, меньше четырех дюймов длиной, легко исчезла в ее красных складках. Она засунула узелок в карман, затем прошла по первому этажу в кабинет.

То, что она выросла в поместье Лоринга, имело очевидные преимущества. Прекрасный дом, лучшие учителя, доступ к произведениям искусства и культуры. Лоринг следил, чтобы о семье Данцер хорошо заботились. Но уединенность замка Луков лишила ее друзей детства. Ее мать умерла, когда ей было три года, а отец все время был в разъездах. Лоринг сам проводил с ней время, а ее добрыми друзьями стали книги. Однажды она прочитала о том, что китайцы наделяли книги способностью отгонять злых духов. Так и было и для нее. Романы стали ее спасением. В особенности английская литература. Трагедии Марлоу о королях и властителях, поэзия Драйдена, сочинения Локка, Чосера, «Смерть Артура» Томаса Мэлори.

Раньше, когда Джереми показывал ей первый этаж поместья, она заметила в библиотеке одну книгу. Сюзанна небрежно сняла том в кожаном переплете с полки и нашла то, что ожидала, – яркую тисненую свастику внутри книги и надпись: «ЕХ LIBRIS ADOLF HITLER». Две тысячи книг Гитлера, все из его личной библиотеки, были спешно эвакуированы из Берхтесгадена и спрятаны в соляных копях за несколько дней до конца войны. Американские солдаты позже нашли их, и в результате они были внесены в каталог библиотеки Конгресса. Но некоторые из них были украдены до этого. Несколько всплыло спустя годы. У Лоринга их не было, он не хотел напоминаний об ужасах нацизма, но он знал других коллекционеров, которые хотели бы их иметь.

Сюзанна сняла книгу с полки. Лорингу будет приятно получить это сокровище.

Она повернулась, собираясь уйти.

Джереми стоял обнаженный в темном дверном проеме.

– Эта та же, которую ты рассматривала в прошлый раз? – спросил он. – У бабушки столько книг. Она не заметит пропажу одной из них.

Она подошла ближе, сразу решив использовать свое лучшее оружие.

– Ты был великолепен сегодня вечером.

– Ты тоже. Ты не ответила на мой вопрос.

Сюзанна махнула книгой:

– Да. Это та же самая.

– Ты хочешь взять ее?

– Да.

– Ты еще вернешься?

Странный вопрос, учитывая ситуацию, но она поняла, что он действительно хочет этого. Сюзанна протянула руку вниз и сжала его плоть. Перед этим, она знала, он не сможет устоять. Джереми сразу же откликнулся на ее нежные поглаживания.

– Возможно, – сказала она.

– Я видел тебя в музыкальной комнате. Ты ведь не просто женщина, которая избавилась от неудавшегося брака, не так ли?

– Разве это имеет значение, Джереми? Тебе ведь понравилось. – Она продолжала гладить его. – Тебе ведь и сейчас нравится?

Он вздохнул.

– И все здесь в любом случае принадлежит твоей бабушке. Тебе не все равно?

– Все равно.

Сюзанна разжала руку. Желание распирало юношу. Она нежно поцеловала его в губы.

– Я уверена, что мы увидимся еще раз.

Она прошла мимо него и направилась к выходу.

– Если бы я не сдался так легко, ты бы применила силу, чтобы забрать книгу и табакерку?

Она повернулась. Интересно, что такой неопытный мальчик может быть таким зрелым, чтобы понимать глубину ее желаний.

– А ты как думаешь?

Джереми, казалось, искренне задумался над ее вопросом. Может быть, это было самым сложным из того, над чем он задумывался в последнее время.

– Я думаю, я рад, что переспал с тобой.

 

ГЛАВА XII

 

Волари, Чешская Республика

Пятница, 9 мая, 14.45

Сюзанна повернула «порше» круто вправо. Девятьсот одиннадцатый спидстер вошел в крутой поворот без заноса. Она еще раньше откинула складной верх из стекловолокна, позволяя полуденному воздуху играть с ее короткими волосами. Она держала машину припаркованной в аэропорту в Рузине, сто двадцать километров от Праги до Юго-Западной Богемии занимали час несложной езды. Машина была подарком от Лоринга, премия, выданная два года назад после особенно удачных приобретений. Цвет мокрого асфальта, черный кожаный салон, плюшевые бархатные коврики. Всего было произведено 150 машин этой модели. На ее торпеде был золотой знак отличия. Draha – «Дорогая малышка» – прозвище, которое Лоринг дал ей в детстве.

Сюзанна Данцер знала, что говорили и писали в прессе об Эрнсте Лоринге. Большинство описывало его как человека сурового и неумолимого, с энергией фанатика и моралью деспота, что было недалеко от истины. Но была и другая его сторона. Та, которую она знала, любила и уважала.

Поместье Лоринга занимало территорию в триста акров в Юго-Западной Чехии, всего в трехстах километрах от немецкой границы. Семья процветала при власти коммунистов, их заводы и горные разработки в Хомутове, Мосте и Теплице были жизненно необходимы для независимости тогдашней Чехословакии. Ей всегда казалось забавным, что принадлежащие семье урановые рудники на севере в Яхимеве, на которых работали политические заключенные, а смертность среди рабочих составляла почти сто процентов, – официально не считались новым правительством причиной гибели людей. И так же не важным для властей было то, что после многих лет кислотных дождей Печальные Горы превратились в жуткие могилы гниющих лесов. Примечательно, что Теплиц, когда-то процветающий курортный город недалеко от польской границы, больше прославился за счет короткой продолжительности жизни его жителей, чем из-за освежающих источников. Она давно заметила, что фотографий региона не было в красивых иллюстрированных книгах и путеводителях, покупавшихся каждый год миллионами туристов в Пражском замке. Северная Чехия портила все впечатление, была напоминанием о весьма неприятных вещах. Но это было место, приносившее прибыль Эрнсту Лорингу, и это было причиной того, почему он жил на юге.

Бархатная революция 1989 года привела к гибели коммунизма. Тремя годами позже Чехия и Словакия расторгли союз, поспешно разделив загаженные территории. Лоринг получил выгоду от обоих событий, быстро заключив соглашение с Гавелом и новым правительством Чешской Республики, которое он считал достойным, но несколько слабовольным. Сюзанна слышала его высказывания об этих переменах. Продукция его фабрик и литейных заводов пользовалась большим спросом, чем когда-либо. Хоть и разбогатевший при коммунизме, Лоринг был последовательным и истинным капиталистом. Его отец Иосиф и его дед тоже были капиталистами.

Как он всегда говорил? «Всем политическим режимам нужны сталь и уголь». Лоринг поставлял и то и другое, получая взамен защиту, свободу и более чем нескромный процент по инвестициям.

Поместье показалось на горизонте внезапно. Замок Луков. Бывший рыцарский hrad занимал грозный мыс, нависающий над быстрой рекой Орлик. Возведен в бургундско-цистерцианском стиле, первоначальные постройки относятся к пятнадцатому веку, но здание в целом закончено не раньше середины семнадцатого. Тройные зубцы окаймляли стены башен. Бойницы усеивали бастионы, покрытые виноградниками. Глиняная черепица крыши отливала оранжевым светом под полуденным солнцем.

Пожар опустошил весь комплекс зданий во время Второй мировой войны; нацисты конфисковали его под местную штаб-квартиру, и союзники в конце концов разбомбили его. Но Иосиф Лоринг забрал владения обратно, заключив союз с русскими, которые освободили этот район по пути в Берлин. После войны старший Лоринг воскресил свою промышленную империю и расширил ее, в конечном счете завещав все Эрнсту, своему единственному выжившему ребенку, этот шаг был полностью одобрен правительством.

 

«Промышленники всегда были в цене», – часто повторял ее хозяин.

 

Сюзанна переключилась на третью передачу, мотор заурчал, а потом заехала колесами на сухой тротуар. Она свернула на узкую дорогу – черная лента асфальта была окружена густым лесом – и снизила скорость у главных ворот замка. Дорога, которая раньше была приспособлена для движения карет и удержания завоевателей, теперь была расширена и вымощена, чтобы принимать автомобили.

Лоринг, одетый по-домашнему, в рабочих перчатках, стоял во дворе, очевидно направляясь в сад, к своим весенним цветам. Он был высоким и угловатым, с удивительной осанкой и крепким сложением для человека, разменявшего восьмой десяток. За последние десять лет Сюзанна могла видеть, как его шелковистые светлые пепельные волосы поблекли до абсолютно седого цвета и такая же седая щетина покрывала его морщинистые лицо и шею. Садоводство всегда было его страстью. Теплицы вокруг замка были наполнены экзотическими растениями со всего света.

– Добрый день, моя дорогая, – сказал Лоринг по-чешски.

Она припарковалась и вышла из «порше», захватив с пассажирского сиденья сумку.

Лоринг стряхнул грязь с перчаток и подошел ближе.

– Надеюсь, охота была хорошая?

Женщина достала маленькую картонную коробку. Таможенники ни в Лондоне, ни в Праге не заинтересовались безделушками, когда она объяснила, что купила их в сувенирном магазине Вестминстерского аббатства меньше чем за тридцать фунтов. Она даже могла показать чек, так как заехала в этот самый магазин по дороге в аэропорт и купила дешевую репродукцию, которую выкинула в аэропорту.

Лоринг сбросил перчатки и открыл крышку, изучая табакерку в наступающих сумерках.

– Прекрасно, – прошептал он. – Она идеальна.

Сюзанна еще раз залезла в сумку и достала книгу.

– Что это? – спросил он.

– Сюрприз.

Лоринг вернул сокровище обратно в коробку, затем в высшей степени осторожно взял том, открыл обложку, изумленно глядя на тиснение.

– Draha, ты удивляешь меня. Какой замечательный бонус!

– Я сразу ее узнала и подумала, что вам бы понравилось.

– Мы, конечно, сможем продать или обменять ее. Герр Граймел обожает такие вещи, а мне бы очень хотелось получить картину, которой он владеет.

– Я знала, что вы будете рады.

– Это привлечет внимание Кристиана, а? Это не скрыть на нашем следующем собрании.

– И внимание Франца Фелльнера.

Он покачал головой:

– Уже нет. Я думаю, что теперь там будет Моника. Она, похоже, перенимает дела. Медленно, но верно.

– Надменная сука.

– Верно. Но она вовсе не дура. Я обстоятельно поговорил с ней недавно. Немного нетерпелива. Похоже, унаследовала характер отца, если не его мозги. Но кто знает? Она молода – может быть, научится. Я уверен, Франц научит ее.

– А что с моим благодетелем? Посещают ли вас подобные мысли об отставке?

Лоринг усмехнулся:

– А чем я буду заниматься?

Она показала на цветущие клумбы:

– Возможно, садом?

– Вряд ли. То, чем мы занимаемся, вызывает столько положительных эмоций… Я – как ребенок, который открывает подарки на Рождество.

Старик бережно взял сокровища и повел ее внутрь своей мастерской, которая занимала первый этаж здания, выходящий во двор.

– Мне звонили из Санкт-Петербурга, – сказал он Сюзанне. – Кристиан опять был в архиве в понедельник. Изучал записи о Комиссии. Фелльнер явно не сдается.

– Нашел что-нибудь?

– Трудно сказать. Этот идиот служащий должен был проверить коробки, но я в этом сомневаюсь. Он сказал, что это займет годы. Он, похоже, больше заинтересован в получении денег, чем в работе. Но он заметил, что Кнолль обнаружил упоминание о Петре Борисове.

Она оценила всю значимость этого момента.

– Я не понимаю этой мании Франца, – сказал Лоринг. – Так много вещей ждут, чтобы их нашли. – «Мадонна с Младенцем» Беллини,^[14]пропавшая после войны. Какая бы это была находка! Часть алтарной росписи «Поклонение агнцу» Ван Эйка.^[15]Двенадцать старых мастеров, украденных из музея Треве в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году. И работы импрессионистов, украденные во Флоренции. Не сохранилось даже фотографий, необходимых, чтобы идентифицировать картины. Любой бы с радостью приобрел хотя бы даже одну из них.

– Но Янтарная комната возглавляет список вожделений любого коллекционера, – сказала Сюзанна.

– Совершенно верно, и это, кажется, становится проблемой.

– Вы думаете, Кристиан попытается найти Борисова?

– Без сомнения. Борисов и Макаров – единственные следователи, оставшиеся в живых. Кнолль не нашел Макарова пять лет назад. Он, вероятно, надеется, что Борисов знает о том, где находится Макаров. Фелльнеру очень бы хотелось, чтобы Янтарная комната стала главным призом, который предъявит Моника на своем первом собрании. У меня нет сомнений в том, что Франц отправит Кнолля в Америку, чтобы по крайней мере попытаться найти Борисова.

– А это должно быть нитью с оборванным концом.

– Без сомнения. В буквальном смысле. Но только при реальной необходимости. Будем надеяться, что Борисов до сих пор держит рот на замке. Может, старик уже умер. Ему уже должно быть под девяносто. Отправляйся в Джорджию, но держись в стороне, если тебя не вынудят к действию.

Дрожь охватила ее. Как здорово снова сразиться с Кноллем! Их предыдущая стычка во Франции была весьма увлекательной, а секс в конце – ярким и запоминающимся. Он был достойным противником. Но опасным. Что делало приключение еще более захватывающим.

– Осторожнее с Кристианом, моя дорогая. Не подпускай его слишком близко. Тебе, возможно, придется делать неприятные вещи. Оставь его Монике. Они заслуживают друг друга.

Сюзанна нежно поцеловала старика в щеку:

– Не стоит беспокоиться. Ваша draha вас не подведет.

 

ГЛАВА XIII

 

Атланта, Джорджия

Суббота, 10 мая, 18.50

Петр Борисов удобно устроился в шезлонге и снова перечитал статью, к которой он всегда обращался, когда ему надо было припомнить детали. Она была напечатана в «Международном обозрении по искусству» в октябре 1972 г. Он нашел ее в библиотеке Университета штата Джорджия во время одной из своих регулярных поездок в деловую часть города. Вне Германии и России пресса не уделяла большого внимания Янтарной комнате. Со времен войны было напечатано менее двух дюжин английских отчетов, большинство из них путали исторические факты или строили нелепые предположения насчет того, что могло случиться. Ему нравилось, как начиналась эта статья: цитата из Роберта Браунинга была подчеркнута синей пастой еще во время первого прочтения: «Внезапно, как это случается с немногими вещами, она исчезла».

Это высказывание было особенно уместно по отношению к Янтарной комнате. С 1945 года ее история была наполнена политической невнятицей и отмечена смертями и интригами.

Идея создания Янтарной комнаты зародилась у короля Пруссии Фридриха I, сложного человека, который отдал свой веский голос в пользу Священной Римской империи в обмен на сохранение собственного унаследованного королевства. В 1701 году он приобрел янтарные панели для кабинета в своем дворце в Шарлоттенбурге. Фридрих каждый день любовался на янтарные шахматы, подсвечники и люстры. Он пил пиво из больших янтарных кружек с крышками и курил трубки с янтарными мундштуками. Почему бы не облицевать кабинет от потолка до пола резными янтарными панелями? Он назначил ответственным за создание этого чуда своего придворного архитектора Андреаса Шлютера.

Изначально работа была поручена Готфриду Вольфраму, но в 1707 году датчанина сменили Эрнст Шахт и Готфрид Турау. Более четырех лет Шахт и Турау тщательно обыскивали балтийское побережье в поисках янтаря высшего качества. В этой местности веками добывали тонны этого материала, так много, что Фридрих обучил целые отряды солдат собирать его. В результате каждый шершавый кусочек смолы был распилен на кусочки не более пяти миллиметров толщиной, отполирован и нагрет, чтобы изменить его цвет. Затем кусочки подбирали, выпиливая лобзиком, и из них составлялись мозаичные панели, полные цветочных завитков, бюстов и геральдических символов. Каждая панель включала в себя прусский герб, профиль орла в королевской короне и была покрыта серебром с обратной стороны, чтобы усилить сияние янтаря.

Комната была частично закончена в 1712 году, когда российский царь Петр Великий посетил Пруссию и пришел в восхищение от мастерства резчиков. Годом позже Фридрих I умер, и его сменил сын Фридрих Вильгельм I. Как это иногда бывает с сыновьями, Фридрих Вильгельм ненавидел все, что любил его отец. Продемонстрировав нежелание дальше тратить казенные деньги на каприз своего отца, он приказал демонтировать янтарные панели и убрать их.

В 1716 году Фридрих Вильгельм заключил союз с Петром Великим против Швеции. Чтобы отпраздновать договор, янтарные панели были официально подарены Петру и отправлены в Санкт-Петербург в январе 1717-го. Петр, больше занятый строительством российского флота, чем коллекционированием предметов искусства, просто убрал их на хранение. Но в благодарность он преподнес прусскому королю подарок, состоящий из двухсот сорока восьми солдат и кубка для вина, который он собственноручно выточил на токарном станке. Среди солдат было пятьдесят пять самых высоких его гвардейцев – в знак одобрения страсти прусского короля к высоким воинам.

Спустя тридцать лет императрица Елизавета, дочь Петра, велела Растрелли, своему придворному архитектору, разместить панели в кабинете Зимнего дворца в Санкт-Петербурге. В 1755 году Елизавета распорядилась переместить их в Царское Село, в тридцати милях южнее Санкт-Петербурга, и установить во дворце, который позднее стал известен как Екатерининский.

Именно там была доведена до совершенства Янтарная комната.

Еще через двадцать лет сорок восемь квадратных метров дополнительных янтарных панелей, большинство из них с гербом Романовых и замысловатыми украшениями, были добавлены к изначальным тридцати шести квадратным метрам. Дополнительные панели понадобились, поскольку тридцатифутовые стены Екатерининского дворца превышали размеры первонача