XIX. Гордость и ее обоснование

 

В самом начале нашей истории я описал Принцессу как «горделивую, неблагодарную и упрямую». Сейчас мы подошли к моменту, когда этому определению мы должны дать обоснование. Оно не так уж неверно. Но его следует понимать в определенном контексте, беспристрастно, и не прибегая к морализаторству.

Мы все хорошо знаем истории, в которых молодая женщина, обладающая умом, жизнелюбием и тонкой душой, не раздумывая отказывает мужчине, представляющий в сексуальном отношении архетип лягушки – за которую может выйти разве что ничем не примечательная, сердобольная и боязливая женщина. Но молодая женщина, на подобие нашей Принцессе, знает себе цену. Она не будет рисковать ей, даже, если от этого зависело бы благосостояние всей ее семьи.

Эпитеты «горделивая, неблагодарная и упрямая», которыми со стороны награждают женщин, на самом деле могут означать непоколебимую цельность характера.

Гордость, если она не перейдет черту, отделяющую ее от высокомерия, – это просто непредубежденная уверенность в себе. Неблагодарность – вполне подходящий ответ на доброту, прячущую подвохи. Упрямство – лишь синоним доверия своему собственному сердцу.

Эту точку зрения надо прояснить, так как мы подходим к важному повороту нашей истории.

Чего хочет Принцесса?

Она хочет встретить себе подобного. Она хочет, чтобы все части ее тела и души в равной степени принадлежали ей и ее партнеру. Другими словами, она хочет того, чего хочет любая уважающая себя женщина.

С точки зрения Лягушонка, желание Принцессы весьма разумно до тех пор, пока оно не задевает его личные интересы. Он не понимает, как он может быть равным ей партнером. Всего, что он хочет, это чтобы его любили, каким он есть, а не каким он может стать. Он ценит себя, но и знает свои пределы. Если Принцесса ждет, что он будет отвечать всем ее требованиям, то их союз обретен на неудачу. Он уверен, что обладание определенными талантами – например, умением глубоко нырять – может пригодиться для благосостояния ее души. Но что это будет за жизнь при дворе или даже в воображаемом лесном домике, если она занята наведением красот, в которых ему нет места? Есть также проблема и в том, как ее обнять. От одной только этой мысли у него подкашиваются ноги, и он чувствует себя глубоко несчастным.

С точки зрения постороннего наблюдателя ожидания Принцессы кажутся не только безумными, но и недобрыми. Первое правило любви – принимать другого полностью таким, каков он есть. Не так ли?

Не так. Принцесса обладает провидческим даром, она видит, что Лягушонок – это принц. Ей все равно, как он превратился в лягушку, и она не хочет терять время на выяснение того, как он станет принцем. Но она уверена, что так или иначе он преобразится. Она отказывается принимать его, каким он ей кажется, поскольку она знает, кто он на самом деле. Для нее принять его как лягушку означало бы отрицать свое видение. На это она никогда не пойдет.

В любой другой ситуации ожидание принцессы означало бы проявление жестокости к говорящему животному. Но мы все знаем, как заканчиваются сказки. Лягушонок действительно превращается в принца, благодаря визионерскому упрямству Принцессы. Но об этом мы поговорим позже. Пока же вы должны понимать, что если бы наша героиня была добрее, нежнее и т.п., она в конце концов получила бы говорящую лягушку – не более того.

 

XX. Путешествие в тысячу миль начинается с первого прыжка

 

Лягушонок сидит на краю колодца. Принцесса давно ушла. Но он продолжает смотреть ей вслед. Он знает, что рано или поздно отправится за ней во дворец.

Но ему предстоит очень долгий путь.

И так трудно сделать первый прыжок.

Он чувствует, что его одолевает странная инерция. У него нет сил двигаться. У него нет сил ни на что.

Но вдруг, в его сознании появляется мысль, словно настойчиво жужжащая муха. Он следит за ней, не в силах пошевелиться.

 

XXI. Король, королева

 

В то время как Лягушонок собирался с силами, чтобы отправиться в долгое путешествие во дворец, мать и отец Принцессы, закончив на время заниматься государственными делами, удалились в королевский кабинет. Королева расставляла розы в дюжину больших фарфоровых ваз, вывезенных из Кореи еще ее прадедушкой. Кабинет Короля всегда считался святыней и она следила за тем, чтобы в нем все было comme il faut. На настенном панно, выполненным в прошлом веке итальянскими мастерами, были изображены сцены из истории Греции, Рима и Китая: надгробная речь Перикла, Лао-цзы, диктующий изречения охраннику, молодой Александр, усмиряющий Буцефала (испуганного своей тенью), Гораций, подрезающий виноград на своей ферме, Ли По и Ду Фу на террасе около пруда, поднимающие бокалы в честь луны. Книги в пурпурных кожаных переплетах, тесненных золотом, занимали многочисленные полки. Среди них были манускрипты с цветными рисунками, книги, отпечатанные на тончайшей веленевой бумаге; в уголках разукрашенных фронтисписов, а также внутри больших букв, предваряющих главы, можно было различить миниатюрные портреты предков Короля и Королевы в компании с античными авторами: Аристотеля, играющего в шахматы с прабабушкой Королевы, или Чжуан-цзы и Конфуция, обедающих за столом дедушки-Короля. Лучи послеобеденного солнца, пробивая разноцветные стекла витражей между книжными полками, падали на кресла, драпированные лиловым бархатом и на стол Короля, инкрустированный перемежающимися золотыми листья и перламутровыми fleur-de-lys, и удерживаемый четырьмя лежащими эбонитовыми львами, чьи добродушные улыбки указывали на только что закончившуюся обильную трапезу.

Король сидел в одном из своих кресел, читая Naturalis Historia Плиния в превосходном издании Николая Йенсена ручной работы. Королева поправляла последний букет роз.

– У меня такое предчувствие, – она повернулась к Королю, – что что-то должно произойти. Ты не чувствуешь ничего такого?

– Нет, – сказал Король, – слава Богу, все, кажется, идет как обычно.

– У меня тревожное предчувствие. Ты должен его чувствовать тоже.

– Ну, любовь моя, возможно это еще одно из твоих напрасных опасений. Чешутся ли у тебя мочки ушей?

– Только левая.

– Хм. Не очень ясный знак. Надо подождать. Конечно, если бы нам был подан ясный знак, нам ничего не оставалось бы как ждать того, что случиться.

– Да, но это было бы другое ожидание.

– Мы были бы тогда наготове, – сказал Король. – Со времени последнего Необычного Феномена в нашем королевстве прошло много времени.

– Почти пять лет.

– И как мы надеялись, что оно будет последним.

– Ты не забыл, что в Германии произошло два подобных инцидента за последние три года.

– Да, их отчет был обескураживающим. Особенно та часть, где говорилось о двух детях, заблудившихся в Темном Лесу.

– И о пряничной избушке.

– И о женщине-людоеде с красными маленькими глазками. Король поежился. – Бррр. У меня до сих пор мурашки бегают по телу.

– В другой части приводилась не мене мрачная история.

– Ты имеешь в виду золотую птицу?

– О, не только птицу, – сказала Королева. «Там был также золотой конь и девушка в золотой башне. Должна сказать, что девушка была знатного происхождения. Принцу удалось возвратить их всех домой. Этот принц оказался третьим и самым младшим сыном короля Виттенберга, твоим двоюродным братом, которого сбросили.

– Мой двоюродный брат всегда считал своего младшего сына придурком. До того, как все это случилось, я имею в виду. Это очень странная история.

– Да, дорогой, ты прав. История довольно страшная, но все как-то удачно разрешилось, как и большинство подобных историй.

– Но даже, когда они удачно заканчиваются, все королевство ходит взбудораженным еще много месяцев спустя. Люди не могут спокойно пройти мимо животного, не заподозрив его в том, что оно подслушивает. Они начинают говорить шепотом, когда к ним приближается конь или корова. Они прекратили есть мясо, а цена на овощи подскочила.

– Не говоря уже о цене на кольца.

– Твоя мочка по-прежнему чешется?

– Теперь уже две.

– И все-таки это не окончательный знак. Из десяти девять всегда ложные.

– Я думаю, что точнее будет сказать, пять из шести. Но ты все равно прав. Я признаюсь, что часто ошибалась. Надеюсь, что мое предчувствие никак не связано с [здесь она называет имя Принцессы].

– А куда она запропастилась?

– О, гуляет где-нибудь в лесу.

– У нее опасный возраст. Но я уверен, что она его преодолеет.

– Надеюсь, что так, – вздохнула Королева. – Ей двадцать три, самое время выйти замуж и остепениться. Мы никогда не одобряли ее Испытание.

– Не расстраивайся, – сказал Король. – Все образуется. Она влюбится, когда придет срок. Тогда и появится тот, кто нужен.

 

 

XXII. Затаенное ожидание

 

Прошло много времени, прежде чем Лягушонок смог добраться до королевских ворот. В Сокращенной Версии говорится, что на это у него ушел целый день. Ведь то, что человек проходит за день, в сознании животного может занимать месяцы, а то и годы. Кроме того, в сказках время часто течет неравномерно. Под днем часто понимается не время между восходом и заходом солнца, а некий огромный промежуток времени, не поддающийся нашему воображению; этот сказочный день соотносится с нашим днем разве что так, как гора с мелким камешком. Поэтому, когда Книга Исхода рассказывает о том, что был вечер и было утро первого дня – хотя солнце еще не существовало и не будет существовать до четвертого «дня» – мы понимаем, что в то время язык существовал в расплавленном, жидком, состоянии, и мы, стоящие в Раю рядом с Адамом, не придумали еще названия земным вещам.

Так или иначе, но Лягушонок наконец приполз. Ступенька за ступенькой он запрыгивал на огромную гранитную лестницу, ведущую от леса к ухоженному саду. Затем его ждала такая же лестница, ведущая из сада во дворец. Наконец, пройдя ворота и прихожую, он, запыхавшись, остановился недалеко от большой дубовой двери королевской столовой.

С другой стороны двери, в великолепной обеденной комнате цвета темно-синего кобальта – предмет особой гордости Королевы – все королевское семейство сидело за самым маленьким из четырех столов. Струнное трио, расположившееся рядом с проходом в кухню, играло сюиту обеденной музыки, уравновешивая свое рвение благоразумным исполнением. Король сидел во главе стола, Королева сидела справа, Принцесса слева, на расстоянии приблизительно семи футов – конечно, не очень близкое расстояние, но достаточное для того, чтобы разговаривать, не повышая голос. Инкрустированный обеденный стол из красного дерева покрывала узорчатая скатерть цвета слоновой кости. Все обеденные приборы были изготовлена из 24– каратного золота (если на приборах появлялось пятнышко, они должны были переплавляться), включая массивные тарелки, чашки для воды и кубки для вина, тяжелые ножи, ложки, и вилки с тремя зубцами – все они были отлиты с королевскими символами ключа и змеи. Золото сверкало в свете канделябров, и это казалось Королю и Королеве вполне естественным, – точно такими же естественными нам кажутся сейчас фарфоровые чашки и нержавеющая сталь приборов.

Выбор блюд из меню был обычным явлением. После полдюжины hors d’;uvres, в которые сегодня входили и лягушачьи лапки, три ливрейных официанта принесли три золотые тарелки, заполненные ломтиками омара и грибами-лисичками в качестве первого блюда, а также бутылку шардонэ. Следующее блюдо, которое было подано только пять минут назад, был палтус, жаренный в шампанском с луком. На заключительную часть обеда – после очищения вкуса с помощью лимонного шербета – шеф-повар приготовил вареных голубей, фаршированных репой и шалфеем, гусиную печенку, и ногу ягненка с карамельным цикорием и трюфельным соусом, в компании с бутылкой старого бургундского. Наконец, должен быть подан сыр с фруктами, бутылка шампанского и еще одна бутылка марочного портвейна; на десерт полагался двойной шоколадный торт с шоколадным муссом и/или яблочно-миндальный торт с ванильным мороженным. Король и Королева не очень-то придерживались диеты.

Беседа за обедом проходила как всегда на высоком уровне, обсуждались философские, политические и архитектурные вопросы, родословная королевских скакунов, знаменитая коллекция старинных камей, которые Король должен был купить у миланского герцога. Но за всеми произнесенными словами, Королева не могла освободиться от затаенного ожидания. Она заметила, что Принцесса вела себя необычно оживленно, а это наряду с легким покалыванием в мочках ушей, наводило ее на размышления. Она была уверена, что с Принцессой что-то произошло. И это что-то должно вот-вот произойти. Но что это могло быть, в самом деле?

Лицо Принцессы всегда было веселым, но на этот раз оно показалось Королеве чрезмерно веселым – создавалось такое впечатление, что говоря о философии, камеях, лошадях и прочем, Принцесса пришла к новому потрясающему интеллектуальному открытию. Из ее радужных оболочек цвета жженой умбры, которая незаметно светлела подходя к зрачку, буквально вырывались искры. Королева видела ее и раньше в таком состоянии, всегда испытывая смешанные чувства удовольствия, озабоченности и недоумения, хотя ни разу не позволила себе прямо или косвенно спросить Принцессу, в чем причина такого возбуждения. Требовались большой такт и самообладание, чтобы не задавать Принцессе вопросов, даже когда та была ребенком. Королева не собиралась спрашивать ее и сейчас.

XXIII. Серенада

 

Перед появлением на Земле людей, млекопитающих и птиц – когда миллионы лет природа прислушивалась к своей тишине и единственным звуком был шум воды и ветра да сонное стрекотание насекомых, изо рта лягушек вырвалась первая песнь земли. И несмотря на то, что с тех пор появились более мелодичные песни (вспомним соловьев, дроздов, дельфинов, китов, Баха, Моцарта и Шуберта), нет на свете такой песни – теперь, когда земля находится в опасности и многие виды исчезают, служа своеобразными белыми кровяными тельцами и жертвуя собой во имя борьбы с человеческой жадностью и глупостью – нет песни, которая вызывала бы у нас большее уважение, нежели древняя лягушачья песнь.

Лягушки сами, конечно, верят, что их песни непревзойдены. То, что нам может показаться бессмысленным набором звуков вроде ква-ква или бреккекекс, для лягушек, а, возможно, и для более тонкого человеческого уха, – самая прекрасная и эротическая из всех серенад. Вот почему лягушачий хор Аристофана, сдержано, но настойчиво вещает об особой расположенности всех богов поэзии и музыки к лягушкам:

Музы наделили нас особыми,

сладкими и убаюкивающими голосами;

и Пан, этот рогатый скиталец и игрок

на свирели,

наслаждается каждой нашей песней;

сам Аполлон слушает нас заворожено

когда в реках и болотах

мы начинаем петь хором;

когда пробираемся среди лилий

или загораем на плавающих листьях-кроватях;

даже в дождь, сидя глубоко в воде, мы поем

и музыка с пузырьками

поднимается на поверхность из глубины.

Лягушонок сидел перед огромной дубовой дверью столовой. Он знал, что Принцесса находится за дверью. Он чувствовал, что должен проявить решительность в отношении их договора, хотя ему и не хотелось применять силу или напирать на юридическую сторону. Он понимал, что она по-прежнему ощущает к нему физическое отвращение. С другой стороны, она слышала только как он разговаривает. Он никогда не пел ей.

Он делает большой вдох, закрывает рот и ноздри. Затем он начинает прогонять сжатый воздух между легкими и ртом, позволяя некоторому количеству воздуха прорываться через щель рта в его вокальный мешочек, который раздувается как надувной шар. Затем он открывает рот. Сегодня у него особенно приятный голос. Из горла выходят восхитительные каденции и трели. Он поет самозабвенно, эмоции переполняют его сердце: в них отражается и любовь к Принцессе, и его тоска и смущение, и безнадежность ситуации. Он все более воодушевляется своим пением. Его песня крепчает, ему не хватает времени, чтобы перехватить воздух. Одна песня сменяет другую и разносится по обеденной зале, приемной, королевским покоям, и скоро весь дворец и его окружение наполняются резонирующими звуками.