Глава 18. Сюрпризы на день рождения

На следующий день Гарри рассказал о задании, полученном им от Дамблдора, Рону и Гермионе — правда по отдельности, поскольку Гермиона все еще соглашалась терпеть присутствие Рона только на срок, какой требовался, чтобы смерить его презри­тельным взглядом.

Рон был уверен, что никаких сложностей со Слиз-нортом у Гарри, скорее всего, не возникнет.

— Он же тебя любит, — говорил Рон за завтра­ком, помахивая вилкой с куском яичницы. — Разве он может тебе в чем-нибудь отказать? Только не свое­му маленькому принцу зельеварения. Просто задер­жись сегодня после урока и задай свой вопрос.

Гермиона, однако, придерживалась менее радуж­ных взглядов.

— Если даже Дамблдор не сумел вытянуть из него правды о том, что произошло на самом деле, значит, Слизнорт решил ее утаить, — негромко сказала она, стоя во время перемены с Гарри посреди пустынно­го, заснеженного двора школы. — Крестражи... Крест-ражи... Ни разу о них не слышала...

— Не слышала?

Гарри почувствовал разочарование. Он надеялся что Гермиона поможет ему выяснить, что представ­ляют собой эти крестражи.

— Наверное, тут какая-то особенно Темная ма­гия, иначе зачем бы они понадобились Волан-де-Морту? Думаю, добыть эти сведения дело совсем не простое, Гарри. Будь поосторожнее, когда станешь разговаривать со Слизнортом, как следует проду­май стратегию...

— Рон считает, что мне нужно просто остаться после урока зельеварения...

— А, ну раз Бон-Бон так считает, последуй его со­вету, — мгновенно ощетинившись, сказала Гермио­на. — В конце концов, разве Бон-Бон когда-нибудь ошибался?

— Гермиона, может, ты все-таки...

— Нет! — гневно ответила она и стремительно удалилась, оставив Гарри в одиночестве, по коле­но в снегу.

В последнее время Гарри и без того чувствовал себя на уроках зельеварения неуютно, тем более что ему, Рону и Гермионе приходилось сидеть бок о бок, а сегодня она перетащила свой котел на другой ко­нец стола, поближе к Эрни, а Гарри с Роном прос­то не замечала.

— Ну, а ты чем провинился? — шепотом спросил Рон, но, прежде чем Гарри успел ответить, в класс вошел Слизнорт и призвал всех к тишине.

— Садитесь, садитесь, прошу вас! И побыстрее, сегодня у нас много работы! Третий закон Голпа-лотта... Кто может сказать мне?.. Ну, разумеется, мисс Гермиона!

Гермиона со страшной скоростью затарато­рила:

— Третий-закон-Голпалотта-гласит-что-противо-ядие-от-составного-зелья-не-сводится-к-набору-про-дивоядий-для-отдельных-его-компонентов.

— Точно! — просиял Слизнорт. — Десять очков гриффиндору! Итак, если мы примем третий закон Голпалотта за истину...

Принять третий закон Голпалотта за истину Гар­ри пришлось, поверив Слизнорту на слово, посколь­ку в самом законе он ровным счетом ничего не по­нял. Да и никто, кроме Гермионы, не уяснил, похо­же, дальнейших слов Слизнорта.

— То отсюда следует, что при условии правильно проведенной идентификации ингредиентов зелья с помощью Чароискателя Эскарпина первая наша задача состоит не в относительно простом выборе противоядий для этих ингредиентов, а в поиске той добавочной составляющей, которая алхимическим путем преобразует эти элементы...

Рон, полуоткрыв рот, сидел рядом с Гарри и ма­шинально теребил свой новенький «Расширенный курс зельеварения». Он никак не мог привыкнуть к тому, что ему больше не приходится рассчитывать на помощь Гермионы, которая вытаскивала его из неприятностей всякий раз, когда он переставал по­нимать смысл происходящего.

— Итак, — закончил Слизнорт, — каждый из вас должен взять с моего стола по флакону. И до конца урока изготовить противоядие от того, что в этом флаконе находится. Удачи вам и не забывайте о за­щитных перчатках!

Прежде чем класс сообразил, что надо поторап­ливаться, Гермиона спрыгнула со своего табурета и проделала половину пути до учительского стола, а к тому времени, когда Гарри, Рон и Эрни верну­лись по местам, успела вылить содержимое флако­на в котел и уже разводила под ним огонь.

— Просто безобразие, Гарри, что сегодня Принц ничем тебе помочь не сможет, — весело сказала она, распрямляясь. — Тут необходимо понимание основных принципов! Ни тебе простых путей, ни жульничества!

Гарри с досадой откупорил ярко-зеленое зелье, взятое со стола Слизнорта, вылил его в котел, запа­лил огонь. О том, что делать дальше, он не имел даже отдаленного представления. Он взглянул на Рона — тот успел уже повторить все, что проделал Гарри, и теперь стоял с довольно бестолковым видом.

— Ты уверен, что у Принца нет никаких подска­зок? — шепотом спросил Рон у Гарри.

Гарри вытащил свой верный «Расширенный курс», открыл его на главе «Противоядия». Третий закон Голпалотта, слово в слово совпадающий с тем, что процитировала Гермиона, здесь имелся, но Принц не оставил ни одной записи, которая могла бы рас­толковать его значение. По-видимому, Принцу, как и Гермионе, понять этот закон не составило ника­кого труда.

— Пусто, — мрачно сообщил Гарри. Гермиона уже с энтузиазмом махала над котлом

волшебной палочкой. К сожалению, повторить ее за­клинание ни Гарри, ни Рон не могли — она до того уже навострилась в невербальных заклинаниях, что ей совсем не нужно было произносить их вслух. Вот, правда, Эрни Макмиллан пробормотал, обращаясь к своему котлу: «Спесиалис Ревелио!» Прозвучало это впечатляюще, и Гарри с Роном поспешили сде­лать то же самое.

Гарри понадобилось всего пять минут, чтобы по­нять — его репутация лучшего на курсе мастера зельеварения рушится прямо на глазах. Слизнорт, совер­шавший первый обход подземной классной ком­наты, с надеждой заглянул в его котел, намереваясь издать, по обыкновению, восторженное восклица­ние, но тут же поспешно отпрянул, закашлявшись от ударившего ему в нос запаха тухлых яиц. На лице

Гермионы застыло довольное выражение — прево­сходство над ней, которое Гарри демонстрировал на каждом уроке зельеварения, давно уже выводи­ло ее из себя. Теперь она разливала загадочным об­разом разделенные ею ингредиенты своей отравы по десяти хрустальным флакончикам. Чтобы не ви­деть этой досадной картины, Гарри уткнулся в учеб­ник Принца-полукровки и с остервенением пере-листнул несколько страниц.

И вот оно — написанное поперек длинного пе­речня противоядий:

Просто суй им в глотки безоар.

С секунду Гарри смотрел на эти слова. Что-то он слышал однажды о безоаровом камне, правда дав­но уже. Не Снегг ли упоминал о нем на самом пер­вом уроке зельеварения? «Безоар — это камень, ко­торый извлекают из желудка козы и который явля­ется противоядием от большинства ядов».

Проблемы Голпалотта это, конечно, не решало, да и будь их преподавателем по-прежнему Снегг, Гарри на дальнейшее ни за что бы не отважился, но сейчас необходимы были отчаянные меры. Он поспешил к шкафу, в котором хранились ингредиенты, и на­чал рыться в нем, разгребая рога единорога и клуб­ки сушеных трав, пока не нашел у самой стенки кар­тонную коробочку с надписью: «Безоары».

Гарри открыл ее как раз в тот миг, когда Слиз­норт произнес:

— Внимание, осталось две минуты!

В коробочке лежало с полдюжины сморщенных коричневых комочков, похожих скорее на высушен­ные козлиные почки, чем на настоящие камни. Схва­тив один, Гарри сунул коробку в шкаф и торопливо вернулся к своему котлу.

— Время... СТОП! — весело воскликнул Слиз­норт. — Ну-те-с, посмотрим, что у вас получилось! Блейз, чем вы меня порадуете?

Слизнорт медленно обходил класс, осматривая различные противоядия. С заданием никто до кон­ца так и не справился, — правда, Гермиона не остав­ляла попыток втиснуть в свой пузырек еще какие-то ингредиенты, прежде чем Слизнорт подойдет к ней. Рон сдался окончательно и только старался не вдыхать поднимавшийся над его котлом гнилост­ный пар. Гарри стоял, ожидая, зажав в потной ладо­ни безоар.

Их стол оказался у Слизнорта последним. Он при­нюхался к зелью Эрни и, состроив гримасу, повер­нулся к Рону. У котла Рона он и вовсе задерживать­ся не стал — поспешно отскочил от него, едва сдер­жав рвотный позыв.

— Ну-с, Гарри, — сказал он, — что можете пока­зать мне вы?

Гарри выставил перед собой ладонь с лежащим на ней безоаром.

Слизнорт разглядывал камень полных десять се­кунд. Гарри на миг показалось, что он сейчас рас­кричится. Но Слизнорт лишь откинул голову назад и захохотал.

— Ну и нахал же вы, юноша! — Он поднял безо­ар повыше, чтобы весь класс мог его видеть. — О, вы совершенное подобие вашей матушки... Что ж, тут вас винить не в чем — безоар, безусловно, служит противоядием от всех этих зелий!

Гермиона, потная, с сажей на носу, побагрове­ла. Ее наполовину готовое снадобье, содержавшее пятьдесят две составных части, включая и клок ее собственных волос, слегка побулькивало за спиной Слизнорта, который смотрел только на Гарри.

— И ты прямо так вот сам до безоара и доду­мался, а, Гарри? — сквозь стиснутые зубы спроси­ла она.

— Для этого нужна душа истинного зельедельца! — не дав Гарри ответить, радостно объявил Слизнорт. — такой же была и его матушка. Лили обладала интуи-ивным чутьем на зельеварение, которое Гарри, не-омненно, от нее унаследовал... Да, Гарри, да, если вас под рукой имеется безоар, это решает проблему. Хотя, поскольку он не помогает от всего на свете да и встречается довольно редко, умение состав-лять противоядия вам все же не повредит...

Единственным в классе, кто выглядел еще более обозленным, чем Гермиона, был Малфой. Он, как удовольствием отметил Гарри, ухитрился чем-то облиться и вид теперь имел такой, точно на него стошнило кошку. Но прежде чем хоть один из них успел возмутиться, что Гарри вновь попал в первые ученики, не ударив для этого пальцем о палец, про-венел звонок

— Урок окончен! — сказал Слизнорт. — Да, и еще десять очков Гриффиндору — за чистой воды на­хальство!

И он, продолжая посмеиваться, вперевалку на­правился к своему столу.

Гарри медлил, с редкой для него неторопливо­стью собирая принадлежности в сумку. Ни Рон, ни Гермиона, уходя, не пожелали ему удачи — оба вы­глядели раздосадованными. В конце концов в клас­се остались только он и Слизнорт.

— Ну же, Гарри, вы опоздаете на следующий урок, — благодушно сказал Слизнорт, защелкивая золотые застежки портфеля из драконовой кожи.

— Сэр, я хотел спросить вас кое о чем, — начал Гарри, невольно напомнив себе самому Волан-де-Морта.

— Так спрашивайте, дорогой мой мальчик, спра­шивайте...

— Сэр, я хотел бы знать, что вам известно о... о крестражах?

Слизнорт замер. Округлое лицо его словно бы ссохлось. Он облизал губы и хрипло переспросил:

— Что вы сказали?

— Я спросил, известно ли вам что-нибудь о крест­ражах, сэр. Понимаете...

— Это вас Дамблдор подослал, — прошептал Слиз­норт.

Голос его полностью изменился. Никакого бла­годушия в нем больше не осталось, только потрясе­ние и ужас. Он порылся в нагрудном кармане, выта­щил носовой платок, промокнул покрывшийся ис­париной лоб.

— Дамблдор показывал вам те... те воспомина­ния, — сказал Слизнорт. — Ну? Показывал?

— Да, — ответил Гарри, мгновенно решивший, что сейчас лучше не лгать.

— Да, разумеется, — негромко повторил Слиз­норт, все еще вытирая побелевшее лицо. — Разу­меется... Что ж, если вы видели их, Гарри, то долж­ны знать, что о крестражах мне ничего — ничего, — с силой повторил он, — не известно.

Схватив портфель и сунув в карман платок, Слиз­норт засеменил к ведущим из подземелья дверям.

— Сэр, — в отчаянии окликнул его Гарри, — я прос­то думал, что вы можете помнить чуть больше...

— Думали? — отозвался Слизнорт. — Ну, значит, вы ошиблись. ОШИБЛИСЬ!

Он проревел это слово и, прежде чем Гарри ус­пел сказать что-либо еще, захлопнул за собой дверь класса.

Ни Рон, ни Гермиона, которым Гарри пересказал этот столь неудачно сложившийся разговор, нисколь­ко ему не посочувствовали. Гермиона все еще кипе­ла из-за не стоившего Гарри никаких трудов триум­фа. Рон же был возмущен тем, что Гарри, ничего не сказал ему о безоаре.

— Да ведь, если бы мы оба это проделали, полу­чилась бы полная глупость! — огрызнулся Гарри. — Надо же мне было как-то подмазаться к нему, чтобы спросить потом о Волан-де-Морте... И пора бы уж научиться держать себя в руках! — сердито вос­кликнул он, увидев, как поморщился Рон при упо­минании зловещего имени.

Разозленный неудачей и тем, как отнеслись к ней друзья, Гарри провел следующие несколько дней в размышлениях о том, что ему теперь делать со Слизнортом. И решил: пусть профессор считает до поры до времени, будто о крестражах Гарри забыл. Нужно внушить Слизнорту ощущение безопаснос­ти, а потом опять перейти в наступление.

Слизнорт, не слыша больше от Гарри никаких вопросов, снова стал относиться к нему с прежней любовью и, судя по всему, выбросил неприятную тему из головы. Гарри ожидал приглашения на одну из его вечеринок, решив на этот раз пойти туда, даже если придется перенести тренировку по квиддичу. Увы, приглашения не последовало. Гарри расспро­сил Гермиону и Джинни: ни та, ни другая приглаше­ний тоже не получали, да и никто иной, насколько им было известно. Гарри оставалось только гадать, означает ли это, что Слизнорт вовсе не так забыв­чив, как кажется, что он просто-напросто решил не давать Гарри лишней возможности лезть к нему с вопросами.

Тем временем выяснилось, что библиотека Хогвар­тса впервые на памяти Гермионы подвела ее. Герми­ону это потрясло настолько, что она даже перестала злиться на Гарри за его фокус с безоаром.

— Ни одного объяснения насчет крестражей не нашла! — сказала она Гарри. — Ни одного! Я даже особую секцию обшарила, заглянула в самые жут­кие книги, там такие кошмарные зелья описыва­ются — и ничего! Вот только и отыскала в предис­ловии к «Волхованию всех презлейшему», послу­шай: «Что до крестража, наипорочнейшего из всех волховских измышлений, мы о нем ни говорить не станем, ни указаний никаких не дадим...» Зачем тог­да о нем упоминать? — Она сердито захлопнула ста­ринную книгу, и та завыла, как привидение. — Да за­ткнись ты! — рявкнула Гермиона, засовывая ее об­ратно в сумку.

Наступил февраль, снег вокруг школы растаял, его сменила холодная, безотрадная сырость. Лиловато-серые тучи низко нависали над замком, непрекра­щающийся ледяной дождь покрыл лужайки сколь­зкой грязью. В результате первый урок трансгрес­сии для шестикурсников, назначенный на субботнее утро, чтобы им не пришлось пропускать обычных занятий, решено было провести не под открытым небом, а в Большом зале.

Гарри и Гермиона, придя в зал (Рон явился в об­ществе Лаванды), обнаружили, что столы из него ис­чезли. Дождь хлестал по высоким окнам, волшебный потолок смутно клубился над учениками, толпивши­мися перед деканами факультетов — профессорами Макгонагалл, Снегг, Флитвик, Стебль — и низень­ким волшебником, который как раз и был, сообра­зил Гарри, присланным из Министерства инструк­тором трансгрессии. Инструктор отличался стран­ной бесцветностью — прозрачные ресницы, тонкие волосы — и казался таким легоньким, точно одно­го порыва ветра хватило бы, чтобы унести его куда подальше. Гарри подумал, не постоянные ли появ­ления и исчезновения каким-то образом лишили его материальности, или такая хрупкость — прос­то идеальное качество для всякого, кому нравится исчезать прямо на ваших глазах?

— С добрым утром, — сказал министерский вол­шебник, когда все ученики собрались, а деканы при­звали их соблюдать тишину. — Меня зовут Уилки Дву-крест. Министерство прислало меня, чтобы я про­вел здесь следующие двенадцать недель в качестве инструктора трансгрессии. Надеюсь, за это время мне удастся подготовить вас к трансгрессионным испытаниям...

— Малфой, потише и повнимательнее! — рявк­нула профессор Макгонагалл.

Все оглянулись. Малфой залился тусклой крас­кой и с разгневанным видом отскочил от Крэбба, с которым он, похоже, шепотом переругивался. Гар­ри бросил быстрый взгляд на Снегга, тот тоже вы­глядел рассерженным, хотя, как сильно подозревал Гарри, не столько невоспитанностью Малфоя, сколь­ко тем, что Макгонагалл сделала выговор одному из его подопечных.

—...после чего многие из вас будут к этим испы­таниям готовы, — как ни в чем не бывало продолжал Двукрест. — Вы, вероятно, знаете, что пользоваться трансгрессией в Хогвартсе невозможно. Чтобы дать вам попрактиковаться, директор школы снял соот­ветствующее заклинание, но исключительно в пре­делах Большого зала и только на один час. Помни­те, что заниматься трансгрессией вне этих стен вам не удастся и что попытки такого рода будут весьма неразумными. А теперь прошу всех встать так, что­бы перед вами осталось пять футов свободного про­странства.

Началась толкотня, ученики разделялись, налетали друг на друга и громко требовали, чтобы им очисти­ли место. Деканы переходили от ученика к ученику, расставляя их по местам и прекращая споры.

— Куда ты, Гарри? — требовательно спросила Гер­миона.

Гарри не ответил. Он быстро прорезал толпу: ми­новал профессора Флитвика, который, визгливо по­крикивая, пытался расставить нескольких когтевран-нцев (каждый норовил оказаться впереди остальных), профессора Стебль, старавшуюся построить пуф-фендуйцев, и, наконец, обогнул Эрни Макмиллана и замер позади всех, за самой спиной Малфоя, вос­пользовавшегося всеобщей суматохой для того, чтобы возобновить спор с Крэббом — тот с весьма строп­тивым видом стоял футах в пяти от него.

— Не знаю я, сколько еще, понял? — крикнул ему Малфой, не заметив замершего позади них Гарри. — Это займет больше времени, чем я думал.

Крэбб открыл рот, но Малфой, по-видимому, до­гадался, что он хочет сказать.

— Слушай, Крэбб, чем я занят, это вообще не тво­его ума дело. Тебе с Гойлом следует просто испол­нять приказ и стоять на страже!

— Когда я прошу друзей постоять на страже, то стараюсь объяснить им, чем намерен заняться, — до­статочно громко для того, чтобы Малфой его услы­шал, сказал Гарри.

Малфой круто повернулся, рука его метну­лась к волшебной палочке, но тут деканы грянули: «Тихо!» — и наступила тишина. Малфой нехотя от­вернулся.

— Благодарю вас, — сказал Двукрест. — Итак... Он взмахнул волшебной палочкой. Тут же на полу

перед каждым учеником появилось по старомодно­му деревянному обручу.

— Главное, о чем следует помнить при трансгрес­сии, это три «Н»! — сказал Двукрест. — Нацеленность. Настойчивость. Неспешность. Шаг первый: сосре­доточьте все ваши помыслы на нужной вам цели, — продолжал Двукрест. — В данном случае на внутрен­ности вашего обруча. Прошу вас, сделайте это пря­мо сейчас.

Каждый поозирался тайком, проверяя, все ли его соседи глядят в середину обруча, после чего торопли­во проделал то, что им велели. Гарри вперился взгля­дом в ограниченный его обручем кружок пыльно­го пола и постарался, как мог, изгнать из головы все прочие мысли. Задача оказалась решительно непо­сильной, поскольку он так и продолжал гадать, для каких это дел Малфою потребовались охранники.

— Шаг второй, — сказал Двукрест. — Собери­те вашу настойчивость в кулак и направьте ее на то место, которое вы себе мысленно представили! И пусть стремление попасть в него разольется из ва­шего разума по всем клеточкам тела!

Гарри украдкой огляделся. Слева Эрни Макмил-лан с напряжением уставился в середину своего об­руча, лицо у него покраснело — казалось, будто он тужится, пытаясь снести яйцо величиной с квоффл. Гарри, подавив смешок, поспешил перевести взгляд на собственный обруч.

— Шаг третий, — воскликнул Двукрест, — выпол­няется только по моей команде: вы поворачиваетесь на месте, нащупывая путь в ничто, перемещаясь не­спешно! Итак, по моей команде — раз...

Гарри снова огляделся — на лицах многих уче­ников появился испуг, большинство были явно сму­щены тем, что трансгрессировать их попросили так скоро.

—..два...

Гарри снова попытался сосредоточить все мыс­ли на обруче. Он, правда, уже забыл, что обознача­ют эти три «Н».

—...ТРИ!

Гарри закружился на месте, потерял равновесие и чуть не упал. По всему залу учеников начало мо­тать из стороны в сторону; Невилл так и вовсе уже лежал на спине; Эрни Макмиллан, напротив, совер­шив некое подобие пируэта, приземлился внутри своего обруча и пришел в полный восторг, но тут же заметил, что Дин Томас, глядя на него, помира­ет со смеху.

— Пустяки, пустяки, — сухо сказал Двукрест, ни­чего другого он, похоже, и не ожидал. — Поправьте, пожалуйста, обручи и вернитесь на исходные по­зиции...

Вторая попытка оказалась не лучше первой. Тре­тья тоже. Кое-что интересное произошло лишь во время четвертой. Раздался мучительный вопль, все в ужасе обернулись и увидели, что Сьюзен Боунс из Пуффендуя покачивается в центре своего обру­ча, между тем как ее левая нога так и стоит футах в пяти сзади, на исходной позиции.

Деканы бросились к Сьюзен, послышался гром­кий хлопок, в воздух взвился клуб лилового дыма, а когда дым рассеялся, все увидели рьщаюшую Сью­зен — нога к ней вернулась, но выглядела Сьюзен до смерти перепуганной.

— Так называемый «расщеп», или отделение тех или иных частей тела, — бесстрастно сообщил Уил-ки Двукрест, — происходит при недостаточной на­стойчивости сознания. Вам следует оставаться не­изменно нацеленными на нужное место и двигать­ся с неспешностью... Вот так

Двукрест шагнул вперед, раскинул руки, изящно повернулся на месте и исчез в завихрениях своей мантии, тут же появившись у дальней стены зала.

— Помните о трех «Н», — сказал он, — и попро­буйте еще раз... Один... два... три...

Однако и час спустя «расщеп» Сьюзен так и остал­ся самым занимательным из всего урока. Двукреста это не обескуражило. Застегивая на горле ман­тию, он сказал:

— До встречи в следующую субботу, и не забывай­те: Нацеленность. Настойчивость. Неспешность.

После чего взмахнул палочкой, убирая обручи, и в сопровождении профессора Макгонагалл поки­нул Большой зал. Шестикурсники загомонили, все сразу, и тоже двинулись к вестибюлю.

— Ну, как ты? — спросил Рон, поспешивший при­соединиться к Гарри. — Я вроде бы что-то почув­ствовал при последней попытке — такое покалы­вание в ногах.

— Наверное, тебе просто кроссовки маловаты, Бон-Бон, — произнес голос за их спинами, и мимо, самодовольно ухмыляясь, проследовала Гермиона.

— А я ничего не почувствовал, — словно не за­метив ее, сказал Гарри. — Хотя меня сейчас не это волнует...

— Что значит «не это»? Разве ты не хочешь на­учиться трансгрессировать? — недоуменно спро­сил Рон.

— Вообще-то не так уж меня это и привлекает. Я предпочитаю летать, — ответил Гарри. Он огля­нулся, пытаясь понять, где Малфой, а выйдя в вести­бюль, прибавил шагу. — Слушай, давай поторопим­ся, мне нужно кое-что проверить...

Озадаченный Рон чуть ли не бегом последовал за Гарри в башню Гриффиндора. На пятом этаже их задержал Пивз — он перекрыл дверь и объявил, что пропустит лишь тех, кто подпалит на себе шта­ны. Гарри с Роном попросту повернули назад и вос­пользовались одним из хорошо знакомых корот­ких путей. Через пять минут оба уже миновали про­ем в портрете.

— Так скажешь ты мне, в чем дело, или не ска­жешь? — спросил немного запыхавшийся Рон.

— Пойдем, пойдем, — отозвался Гарри, пересе­кая гостиную и направляясь к лестнице, ведущей к спальням мальчиков.

Как и надеялся Гарри, их спальня была пуста. Он открыл свой чемодан и начал рыться в нем, Рон не­терпеливо за ним наблюдал.

— Гарри...

— Малфой использует Крэбба и Гойла как сторожей. Он только что ругался из-за этого с Крэббом. И я хочу знать... Ага!

Он нашел, что искал, — сложенный квадратом чистый с виду кусок пергамента; развернув его, Гар­ри стукнул по пергаменту волшебной палочкой:

— Торжественно клянусь, что замышляю ша­лость и только шалость... в отличие от Малфоя.

На пергаменте сразу же появилась Карта Маро­деров с подробным планом всех этажей, по кото­рым двигались черные точки с именами обитате­лей замка.

— Помоги найти Малфоя, — попросил Гарри.

Он расстелил карту на своей кровати и вмес­те с Роном склонился над ней, отыскивая нужную точку.

— Вот! — примерно через минуту сказал Рон. — Он в общей гостиной Слизерина... а с ним Паркин-сон, Забини, Крэбб и Гойл...

Гарри, взглянув на карту, ощутил разочарование, однако почти мгновенно справился с ним.

— Ладно, с этого дня буду за ним присматри­вать, — решительно заявил он. — И как только уви­жу, что он где-то прячется, выставив в охранение Крэбба и Гойла, тут же влезу в мантию-невидимку и выясню, чем он...

Гарри замолчал — распространяя сильный запах горелого тряпья, в спальню вошел Невилл и тут же полез в свой чемодан за целыми брюками.

Как ни хотелось Гарри изловить Малфоя, в следу­ющие две недели удача ни разу ему не улыбнулась. Он то и дело справлялся с картой, иногда, чтобы взглянуть на нее, без нужды заскакивал на переме­нах в туалет, но ни в каких подозрительных мес­тах Малфоя ни разу не увидел. Он замечал Крэб­ба и Гойла, в одиночку расхаживающих по замку — теперь они делали это чаще обычного, временами подолгу простаивая в пустынных коридорах, — но Малфоя не только не было рядом с ними, его вооб­ще невозможно было найти в замке. Что и состав­ляло самую большую загадку. Гарри подумывал, не покидает ли Малфой территорию замка, но совер­шенно не мог представить, как ему это удается, осо­бенно при тех усиленных мерах безопасности, что были теперь приняты в Хогвартсе. Оставалось толь­ко предположить, что Малфой просто-напросто те­ряется из виду среди сотен ползающих по карте чер­ных точек. А то, что прежде неразлучные Малфой, Крэбб и Гойл разгуливают поодиночке, так это слу­чается с людьми, когда они взрослеют. «Рон с Гер-мионой, — сокрушенно думал Гарри, — живое тому доказательство».

Близился март, а в погоде особых перемен не за­мечалось, разве что она стала не только сырой, но и ветреной. К общей досаде, во всех гостиных по­явилось извещение, что следующая вылазка в Хогс-мид отменяется. Особенно разозлился Рон.

— Это же мой день рождения! — восклицал он. — Я так его ждал!

— Не такой уж и сюрприз, — сказал Гарри. — Осо­бенно после того, что стряслось с Кэти.

Из больницы святого Мунго она все еще не воз­вратилась. Больше того, «Ежедневный пророк» со­общал о новых исчезновениях — среди пропавших было и несколько родственников тех, кто учился в Хогвартсе.

— И все, чего нам осталось ждать, это дурацкие уроки трансгрессии! — сварливо произнес Рон. — Веселенький получится день рождения...

Что касается трансгрессии, прошло уже три уро­ка, а трудностей не убавилось, хотя число учени­ков, ухитрившихся расщепиться, и возросло. Мно­гие начали терять веру в себя, проникаясь к Уилки Двукресту с его тремя «Н» недобрыми чувствами. За ним уже закрепилось несколько прозвищ, самы­ми пристойными из которых были «Недотыкомка» и «Навозная башка».

— С днем рождения, Рон! — сказал Гарри, когда Симус и Дин, шумно покинувшие спальню, направ­ляясь на завтрак, разбудили их в первый день мар­та. — Держи подарок.

И он забросил на кровать Рона сверток, присо­единившийся к горке других, доставленных, как со­образил Гарри, ночью домовыми эльфами.

— Здорово! — сонно откликнулся Рон.

Пока он надрывал оберточную бумагу, Гарри вы­брался из постели, открыл чемодан и принялся ко­паться в нем в поисках Карты Мародеров, которую прятал туда после каждого использования. Он пе­рерыл половину чемодана, прежде чем нашел ее под перекрученными носками, в одном из кото­рых так и лежал пузырек с зельем удачи «Феликс Фелицис».

— Вот она, — пробормотал Гарри и, вернувшись с картой в постель, пристукнул по ней палочкой и не­громко, чтобы не услышал Невилл, как раз прохо­дивший мимо изножья его кровати, сказал: — Тор­жественно клянусь, что замышляю шалость и толь­ко шалость...

— Отлично! — восторженно воскликнул Рон, взмахнув парой подаренных Гарри вратарских пер­чаток.

— Да чего там, — рассеянно ответил Гарри, огля­дывая спальню Слизерина, в которой стояла кровать Малфоя. — Ишь ты... а в постели-то его нет...

Рон не ответил. Он был слишком занят — разво­рачивал подарки, время от времени радостно вскри­кивая.

— Богатый в этом году улов! — объявил он, под­нимая повыше золотые часы с вырезанными по их ободу странными символами и с крошечными дви­жущимися звездами вместо стрелок. — Смотри, что подарили мне мама с папой. Ух ты, а через год меня еще и совершеннолетие ждет...

— Блеск, — пробормотал Гарри, бросая быстрый взгляд на часы и снова утыкаясь в карту. Где же Мал­фой? За слизеринским столом в Большом зале его среди завтракающих однокурсников нет... Побли­зости от Снегга, сидящего у себя в кабинете, тоже... Ни в туалетах, ни в больничном крыле...

— Хочешь? — невнятно осведомился Рон, протя­гивая ему коробку «Шоколадных котелков».

— Нет, спасибо, — отрываясь от карты, ответил Гарри. — Знаешь, Малфой опять исчез.

— Куда это он запропастился? — Засовывая в рот второй «Шоколадный котелок», Рон выбрался из по­стели, чтобы одеться. — Слушай, если ты не поторо­пишься, придется заниматься трансгрессией на пус­той желудок... Хотя, может, так оно и легче будет.

Рон задумчиво глянул на коробку с конфетами, пожал плечами и отправил в рот третью.

Гарри стукнул по карте волшебной палочкой, пробормотал: «Славная вышла шалость», — хоть это и было неправдой, и, напряженно размышляя, начал одеваться. Какое-то объяснение периодических ис­чезновений Малфоя наверняка есть, просто ему ни­как не удается до этого объяснения додуматься. Луч­ший способ все выяснить — проследить за Малфоем, но даже при наличии мантии-невидимки практичным его назвать нельзя. Уроки, тренировки по квиддичу домашние задания, трансгрессия — не мог он целы­ми днями таскаться за Малфоем по школе и надеять­ся, что его отсутствие останется незамеченным.

— Готов? — спросил он Рона.

Гарри прошел уже половину пути до двери спаль­ни, когда сообразил вдруг, что Рон не сдвинулся с места, но так и стоит, прислонясь к столбику кровати и глядя на залитое дождем окно, причем на лице Рона застыло странное, отсутствующее выражение.

— Рон! Завтракать!

— Я не голоден.

Гарри вытаращил глаза:

— Разве ты не сказал?..

— Да ладно, ладно, пойду, — вздохнул Рон, — но есть мне все равно не хочется.

Гарри с подозрением оглядел его.

— Конечно, ты же только что полкоробки «Шо­коладных котелков» слопал.

— Не в этом дело. — Рон снова вздохнул. — Ты... ты не поймешь.

— Что верно, то верно, — все еще недоумевая, сказал Гарри и повернулся к двери.

— Гарри! — вдруг окликнул его Рон.

— Что?

— Гарри, я этого не вынесу!

— Чего не вынесешь? — Гарри понемногу охва­тывала настоящая тревога. Рон побледнел и вообще выглядел так, словно его, того и гляди, стошнит.

— Я все время думаю о ней! — хрипло сообщил Рон.

Гарри разинул рот. Вот уж чего он не ожидал, да и слышать определенно не хотел. Разумеется, они друзья, но если Рон начнет называть Лаванду «Лав-Лав», придется его осадить.

— А почему тебе это мешает позавтракать? — по­любопытствовал Гарри, стараясь придать происхо­дящему хотя бы оттенок разумности.

— Я думаю, она даже не догадывается о моем су­ществовании, — сказал Рон, в отчаянии взмахнув рукой.

— Еще как догадывается, — ответил окончатель­но сбитый с толку Гарри. — Вы же с ней все время обнимаетесь, разве нет?

Рон заморгал:

— О ком ты говоришь?

— А ты-то о ком говоришь? — допытывался Гар­ри, все острее ощущая, что разговор их утрачивает даже подобие осмысленности.

— О Ромильде Вейн, — негромко ответил Рон, и все лицо его осветилось, точно озаренное солн­цем.

Они смотрели друг на друга почти целую мину­ту, прежде чем Гарри произнес:

— Это шутка такая, да? Ты шутишь.

— Я думаю... Гарри, по-моему, я люблю ее, — сдав­ленным голосом ответил Рон.

— Ладно. — Гарри подошел к Рону, чтобы получ­ше вглядеться в его остекленевшие глаза и мертвен­но-бледное лицо. — Ладно... повтори это еще раз, только лицо сделай серьезное.

— Я люблю ее, — чуть слышно повторил Рон. — Ты видел, какие у нее волосы, черные, блестящие, шел­ковые... А глаза? Эти большие темные глаза. И ее...

— Все это очень смешно и так далее, — нетер­пеливо сказал Гарри, — однако кончай шутить, хо­рошо?

Он повернулся, собираясь покинуть спальню, и даже успел сделать два шага к двери, когда по­лучил сокрушительный удар в правое ухо. Он по­шатнулся, оглянулся назад. Рон опять заносил ку­лак, лицо его кривилось от гнева — миг, и он дви­нет Гарри еще раз.

Реакция Гарри была инстинктивной — его волшеб­ная палочка выпорхнула из кармана, в голове словно само собой возникло заклинание Левикорпус!

Рон завопил, его ступни мгновенно взлетели вверх, и он беспомощно замер в воздухе вниз го­ловой, со свисающей по сторонам от нее мантией.

— За что? — взревел Гарри.

— Ты оскорбил ее, Гарри! Ты сказал, что все это смешно! — закричал Рон; по мере того как кровь приливала к голове, лицо его приобретало багро­вый оттенок

— С ума сойти! — буркнул Гарри. — Да что на тебя...

Но тут на глаза ему попалась лежащая на крова­ти Рона открытая коробка, и истина обрушилась на Гарри с силой притопнувшей ноги тролля.

— Откуда взялись «Шоколадные котелки»?

— Мне их на день рождения подарили! — гарк­нул Рон, медленно вращаясь в попытках освободить­ся. — Я и тебе одну предлагал, помнишь?

— Ты подобрал коробку с пола, так?

— Ну и что, она просто с кровати свалилась. От­пусти меня!

— Она не свалилась с кровати, понял, тупица? Это мои конфеты, я выложил их из чемодана, когда искал Карту Мародеров. Мне их Ромильда Вейн на Рождество поДарила, и они пропитаны приворот­ным зельем!

Однако до сознания Рона дошло, похоже, толь­ко одно слово.

— Ромильда? — повторил он. — Ты сказал, Ро­мильда? Гарри, так ты с ней знаком? Ты можешь меня представить?

Гарри смотрел на болтающегося в воздухе Рона, лицо которого озаряла великая надежда, и борол­ся с желанием расхохотаться. Какой-то части его — ближайшей к гудящему уху — очень нравилась мысль отпустить Рона и посмотреть, как тот будет ошале­ло носиться по школе, пока не кончится действие любовного напитка... Но с другой стороны, они как-никак друзья. Рон, когда набросился на него, был не в себе, и Гарри считал, что, позволив другу объявить всей школе о своей вечной любви к Ромильде Вейн, он вполне заслужил бы еще одну оплеуху.

— Хорошо, я тебя представлю, — лихорадочно со­ображая, пообещал он. — Сейчас я спущу тебя вниз, идет?

Он позволил Рону брякнуться на пол (ухо все-таки болело, и сильно), но тот, улыбаясь, мигом под­нялся на ноги.

— Она придет сегодня в кабинет Слизнорта, — уверенно сообщил Гарри, первым шагнув к двери.

— А зачем? — нагоняя его, обеспокоенно спро­сил Рон.

— Ну, она берет у него дополнительные уроки, — наобум ответил Гарри.

— Так, может, попросить, чтобы он их нам обо­им давал? — с жаром воскликнул Рон.

— Роскошная мысль, — согласился Гарри.

У дыры в портрете их поджидала Лаванда — это­го осложнения Гарри не предугадал.

— Опаздываешь, Бон-Бон. — Она надула губки. — Я принесла тебе подарок на...

— Отвали, — досадливо ответил Рон. — Гарри хо­чет познакомить меня с Ромильдой Вейн.

И, не сказав больше ни слова, полез в портрет. Гарри попытался придать лицу извиняющееся выра­жение, но, по-видимому, оно получилось ехидным — когда Полная Дама закрывала за ними проход, Ла­ванда выглядела еще более обиженной.

Гарри немного тревожила мысль, что Слизнорт сидит сейчас за завтраком, однако едва он стукнул в дверь, как профессор открыл ее — с еще затума­ненными сном глазами, в зеленом бархатном хала­те и подобранном в тон ему ночном колпаке.

— Гарри, — пробормотал он. — Какой ранний ви­зит... По субботам я обыкновенно сплю допоздна.