Глава 16. Очень холодное рождество

 

— Так, значит, Снегг предлагал ему помощь? Он точно предлагал ему помощь?

— Спросишь еще раз, — ответил Гарри, — засу­ну тебе эту капусту...

— Я просто хочу проверить! — сказал Рон. Они стояли вдвоем на кухне «Норы» у раковины

и чистили по поручению миссис Уизли гору брюссель­ской капусты. За окном медленно плыли снежинки.

— Да, Снегг предлагал ему помощь! Сказал, что обещал матери Малфоя защищать его, что принес Неотложную клятву или что-то в этом роде...

— Непреложный Обет? — ошеломленно переспро­сил Рон. — Да нет, не мог же он... Ты уверен?

— Да, уверен, — ответил Гарри. — А что это, соб­ственно, значит?

— Ну Непреложный Обет нарушить невозможно...

— Это я, как ни странно, и сам уже понял. Но что происходит с тем, кто его нарушит?

— Он умирает, — просто ответил Рон. — Когда мне было лет пять, Фред с Джорджем пытались за­ставить меня принести такой Обет. Я чуть было не принес, уже держался с Фредом за руки и все такое, но тут нас застукал папа. Он чуть с ума не сошел. — От этих воспоминаний у Рона даже заблестели гла­за. — Единственный раз, когда я видел папу рассер­женным еще почище мамы. Фред уверяет, что его левая ягодица так с того дня и не вернула себе пре­жней формы.

— Ладно, шут с ней, с левой ягодицей Фреда...

— Прошу прощения? — раздался голос Фреда, и в кухню вошли близнецы.

— У-у, Джордж, ты посмотри, чем они орудуют. Ножи и так далее. Подумать только.

— Вот стукнет мне через два с небольшим меся­ца семнадцать лет, — сварливо пробормотал Рон, — тогда и я смогу проделывать это с помощью вол­шебства.

— А до той поры, — заметил Джордж, присев на кухонный стол и подобрав под себя ноги, — мы смо­жем наслаждаться зрелищем правильного использо­вания разных там... оп-па!

— Это все из-за тебя! — сердито выпалил Рон, по­сасывая обрезанный большой палец. — Ну погоди, исполнится мне семнадцать...

— И ты поразишь всех нас навыками волшебни­ка, которых от тебя никто никогда не ждал, — зе­вая, сказал Фред.

— Кстати, Рональд, насчет нежданных навыков! — воскликнул Джордж — Что это рассказывает Джин­ни насчет тебя и юной леди по имени — если, ко­нечно, сведения наши верны — Лаванда Браун?

Рон порозовел и снова занялся капустой, но вид у него был не так чтобы очень недовольный.

— Не лезь не в свое дело!

— Какая блестящая отповедь, — сказал Фред. — Даже и представить себе не могу, откуда ты берешь такие сильные слова. Нет, мы хотели узнать лишь одно: как это случилось?

— Что именно?

— Может, она в аварию какую попала или еще что?

— О чем ты?

— О несчастье, из-за которого бедняжка впала в окончательное слабоумие. Эй, поаккуратнее!

Миссис Уизли появилась на кухне как раз вовре­мя, чтобы увидеть, как Рон метнул во Фреда капуст­ный нож, а Фред легким взмахом волшебной палоч­ки обратил его в бумажный самолетик.

— Рон! — гневно вскричала она. — Чтобы я боль­ше не видела, как ты кидаешься ножами!

— Да, мама, — ответил Рон. — Больше не уви­дишь, — шепотом прибавил он, снова поворачива­ясь к капустной горе.

— Фред, Джордж, мне очень жаль, дорогие мои, но ближе к ночи появится Римус, так что Билла при­дется уложить в вашей комнате.

— Ничего страшного, — сказал Джордж.

— Ладно, поскольку Чарли не приедет, Гарри и Рону достается мансарда, и если Флер уложить с Джинни...

— Джинни ожидает волшебное Рождество, — про­бормотал Фред.

—...то все разместятся с удобством. По крайней мере, девочки будут спать в кровати, — с некоторой неуверенностью в голосе закончила миссис Уизли.

— Значит, Перси нам своей мерзкой рожи точ­но не покажет? — спросил Фред.

Миссис Уизли отвернулась к двери и лишь по­том ответила:

— Нет, он, насколько я знаю, занят в Министер­стве.

— Или же он просто самая большая задница в мире, — сказал Фред, когда миссис Уизли поки­нула кухню. — Одно из двух. Ну ладно, Джордж, пора двигаться.

— Куда это вы собрались? — спросил Рон. — Мо­жет, поможете нам с капустой? Вам-то палочки ис­пользовать разрешено, вот и избавили бы нас от нее!

— Нет, — серьезно ответил Фред, — не думаю, что мы вправе так поступить. Чистить капусту без помо­щи волшебства — занятие, которое способствует за­калке характера, оно позволяет человеку понять, как трудна жизнь маглов и сквибов...

— И если ты хочешь, Рон, чтобы люди тебе по­могали, — подхватил Джордж, запуская в младше­го брата бумажным аэропланом, — не стоит метать в них ножи. Таков мой совет. А собрались мы в де­ревню, там в магазине канцелярских товаров ра­ботает очень красивая девушка, которой мои кар­точные фокусы кажутся просто чудесными... почти волшебными...

— Свиньи, — мрачно процедил Рон, глядя на пе­ресекающих заснеженный двор братьев. — Им тут всех дел было секунд на десять, а тогда бы и мы мог­ли с ними пойти.

— Только не я, — отозвался Гарри. — Я обещал Дамблдору, пока я здесь, далеко от дома не отхо­дить.

— Ах да, — сказал Рон. Он очистил еще несколько кочешков, затем прибавил: — Ты собираешься рас­сказать Дамблдору о разговоре Снегга с Малфоем?

— Конечно, — ответил Гарри. — Я собираюсь рас­сказать о нем всем, кто может их остановить, а Дам­блдор стоит у меня в этом списке первым. Я, пожа­луй, и с твоим отцом еще раз поговорю.

— Жаль только, ты не слышал, что на самом деле задумал Малфой.

— А как я мог услышать? В том-то вся и штука, он отказался сообщить это Снеггу.

Секунду-другую оба молчали, потом Рон спро­сил:

— Ты, конечно, знаешь, что все они тебе скажут? Папа, Дамблдор и прочие? Они скажут, что Снегг вов­се не собирается помогать Малфою, а просто пыта­ется выяснить, на что тот нацелился.

— Они его не слышали, — категоричным тоном ответил Гарри. — Так хорошо притворяться не мо­жет никто, даже Снегг.

— Ну да, это я просто так, к слову, — отозвался Рон.

Гарри, нахмурясь, повернулся к нему:

— Но ты-то считаешь, что я прав?

— Конечно! — торопливо ответил Рон. — Нет, се­рьезно! Вот только они же все уверены, что Снегг помогает Ордену, ведь так?

Гарри промолчал. Он уже понял, что такие возра­жения, скорее всего, и выдвинут против его новых до­казательств; он прямо-таки слышал слова Гермионы: «Ну ясно же, Гарри, он всего лишь притворялся, что­бы заставить Малфоя рассказать, что тот затеял...»

Впрочем, эти слова были всего лишь плодом его воображения поскольку возможности поведать Герми­оне о подслушанном разговоре ему не представилось. Вечеринку у Слизнорта она покинула еще до его воз­вращения — так, во всяком случае, сказал Гарри разгне­ванный Маклагген, — когда же он добрался до общей гостиной, Гермиона уже легла спать. А на следующее утро перед отъездом в «Нору» он только успел поже­лать ей счастливого Рождества да сказать, что после каникул сообщит очень важные новости. Полной уве­ренности в том, что Гермиона его услышала, у Гарри не было — все это время за его спиной, не прибегая к помощи слов, прощались Рон с Лавандой.

И все-таки одного не сможет отрицать даже Гер­миона: Малфой явно задумал какую-то пакость, и Снепу это известно, отчего Гарри считал, что имеет полное право повторять: «А что я вам говорил?» — и уже сде­лал это несколько раз в разговоре с Роном.

До самого сочельника Гарри так и не смог побе­седовать с мистером Уизли — тот теперь задержи­вался в Министерстве совсем допоздна. Этой ночью семейство Уизли и его гости расположились в гос­тиной, которую Джинни разукрасила до того, что каждому, кто здесь сидел, казалось, будто его само­го опутали с ног до головы гирляндами из цветной бумаги. Только Фреду Джорджу, Гарри и Рону и было известно, что ангел на верхушке рождественской елки — на самом деле садовый гном, цапнувший Фреда за лодыжку, когда тот дергал в огороде мор­ковку для рождественского обеда. Обездвиженный заклинанием, выкрашенный в золотую краску, втис­нутый в маленькую балетную пачку и украшенный приклеенными к спине крылышками, гном гневно взирал на всех, кто собрался в гостиной. Это был са­мый уродливый ангел, какого Гарри видел в своей жизни, с лысой, точно картофелина, головой и во­лосатыми ножками.

Предполагалось, что все будут слушать по радио рождественский концерт любимой певицы миссис Уизли, Селестины Уорлок, голос которой изливался из большого деревянного приемника. Флер, по-ви­димому находившая Селестину безумно скучной, так громко разговаривала в углу, что миссис Уизли то и дело наставляла свою волшебную палочку на ре­гулятор громкости приемника, отчего голос певи­цы звучал все мощнее и мощнее. Под прикрытием особенно жизнерадостной песенки «Котел, полный крепкой, горячей любви» Фред и Джордж играли с Джинни во взрыв-кусачку. Рон украдкой погляды­вал на Флер с Биллом, словно надеясь обзавестись с их помощью полезными навыками. Римус Люпин, который выглядел еще более тощим и обтрепанным, чем прежде, сидел у камина, глядя на огонь и слов­но не слыша Селестины.

О, приди, помешай мое варево,

И, если все сделаешь правильно,

Ты получишь котел,

Полный крепкой, горячей любви.

— Мы танцевали под эту песню, когда нам было восемнадцать! — сообщила миссис Уизли, утирая вя­заньем глаза. — Помнишь, Артур?

— М-м-м? — произнес мистер Уизли, снимавший, клюя носом, кожуру с мандарина. — А, да... прекрас­ная мелодия...

Он не без труда распрямился и взглянул на си­девшего рядом с ним Гарри.

— Извини нас за это, — сказал он, поведя подбо­родком в сторону приемника, из которого неслись теперь голоса подпевавшего Селестине хора. — Ско­ро уже кончится.

— Ничего, не страшно, — улыбнувшись, ответил Гарри. — Много сейчас в Министерстве работы?

— Очень, — сказал мистер Уизли. — И ладно бы еще толк от нее был, а то ведь арестовали мы за по­следние месяцы троих, но я не уверен, что хотя бы один из них настоящий Пожиратель смерти. Толь­ко не передавай никому моих слов, Гарри, — тороп­ливо добавил он, приобретая внезапно вид гораздо менее сонный.

— Неужели Стэн Шанпайк так до сих пор и си­дит? — спросил Гарри.

— Боюсь, что сидит, — ответил мистер Уизли. — Я знаю, Дамблдор напрямую обращался к Скримджеру пытался заступиться за Стэна... Все, кто его до­прашивал, согласны с тем, что Пожиратель смерти из него такой же, как из этого мандарина... Однако наверху стараются создать видимость хоть каких-то успехов, а «три ареста» выглядят гораздо лучше, чем «три неоправданных ареста с последующим освобождением»... Но это опять-таки сведения со­вершенно секретные.

— Я не проболтаюсь, — пообещал Гарри.

Он поколебался немного, прикидывая, как под­ступиться к тому, что ему хотелось рассказать. Пока он собирался с мыслями, Селестина Уорлок запела балладу «Ты заклятием взял мое сердце».

— Мистер Уизли, вы помните наш разговор на вокзале, перед тем как мы отправились в школу?

— Я все проверил, Гарри, — тут же ответил мис­тер Уизли. — Обыскал дом Малфоев. И не нашел ни­чего, ни сломанного, ни целого, чему там находить­ся не следовало.

— Да, я знаю, читал про этот обыск в «Пророке»... Но я о другом... о чем-то более...

И он рассказал мистеру Уизли все, что услышал из разговора Снегга с Малфоем. Рассказывая, Гар­ри заметил, что Люпин слегка повернул голову в их сторону и вслушивается в каждое слово. Когда Гар­ри закончил, наступило молчание, только Селести­на продолжала мурлыкать:

О, мое бедное сердце, где ты?

Надолго ль оставило ты меня?

— Тебе не приходило в голову, — сказал мистер Уизли, — что Снегг просто изображал...

— Изображал готовность помочь, чтобы выведать планы Малфоя? — быстро откликнулся Гарри. — Да, этих слов я от вас и ждал. Но как мы можем знать наверняка?

— Знать — это не наше дело, — неожиданно произнес Люпин. Он повернулся к огню спиной, и теперь взгляд его был устремлен, минуя мистера Уизли, на Гарри. — Это дело Дамблдора. Дамблдор до­веряет Северусу, и этого всем нам должно хватать.

— Но, — возразил Гарри, — допустим, всего лишь допустим, что Дамблдор ошибся в Снегге...

— Это уже говорилось, и много раз. Все сводится к тому, доверяешь ты суждению Дамблдора или не доверяешь. Я доверяю, а потому доверяю и Снеггу.

— Но ведь и Дамблдор может ошибаться, — на­стаивал Гарри. — Он сам так говорит. А вы... — Он взглянул Люпину в глаза. — Если честно, вам нра­вится Снегг?

— Я не могу сказать, что он нравится мне или не нравится, — ответил Люпин. — Нет-нет, Гарри, я правду говорю, — добавил он, увидев появившееся на лице Гарри скептическое выражение. — Мы с ним никогда не были закадычными друзьями — все, что произошло между Джеймсом, Сириусом и Северусом, оставило слишком много горьких чувств. Но я не за­бываю, что в тот год, когда я преподавал в Хогварт­се, Северус каждый месяц готовил для меня волчье противоядие и готовил замечательно — я не испы­тывал в полнолуние обычных страданий.

— Тем не менее он «случайно» проговорился, что вы оборотень, и вам пришлось покинуть школу! — гневно воскликнул Гарри.

Люпин пожал плечами:

— Да оно так или иначе выплыло бы наружу. Мы оба знали, что он метит на мое место, и все же Севе­рус мог бы причинить мне куда больший вред, прос­то подмешав что-нибудь в противоядие. А он сохра­нил мне здоровье. И я ему благодарен.

— А может, он просто не решался подмешать что-нибудь в противоядие, зная, что Дамблдор не спус­кает с него глаз! — возразил Гарри.

— Тебе хочется ненавидеть его, Гарри, — со сла­бой улыбкой сказал Люпин. — И я тебя понимаю: Джеймс — твой отец, Сириус — крестный, ты уна­следовал от них давнее предубеждение. Разумеется, ты должен рассказать Дамблдору то, что рассказал

мне и Артуру, но только не жди, что он с тобой со­гласится. Не жди даже, что твой рассказ его удивит. Вполне возможно, что Северус расспрашивал Др_а-ко по приказу Дамблдора.

...пусть ты разбил его на части,

Оно вернулось — это счастье!

Селестина завершила пение на очень долгой, вы­сокой ноте, из приемника понеслись громкие овации, к которым с энтузиазмом присоединилась и мис­сис Уизли.

— А уже кончилось? — громко поинтересовалась Флер. — Слава'богу это такое ст'гашное...

— Ну что же, по стаканчику на ночь? — еще гром­че спросил мистер Уизли, вставая. — Кто желает яич­ного коктейля?

— Чем вы в последнее время занимались? — спро­сил Гарри у Люпина, когда мистер Уизли торопливо отправился за коктейлем, а все остальные, потянув­шись, начали переговариваться друг с другом.

— О, сидел в подполье, — ответил Люпин. — Поч­ти в буквальном смысле слова. Потому я и не пи­сал, Гарри. Посылать тебе письма — значило бы вы­дать себя.

— О чем вы?

— Я жил среди моих собратьев, моей ровни, — сказал Люпин и, увидев непонимающий взгляд Гар­ри, прибавил: — Среди оборотней. Почти все они встали на сторону Волан-де-Морта. Дамблдору тре­бовался шпион, а я словно для того и создан.

В голосе его прозвучала горечь, возможно, Лю­пин и сам заметил ее, потому что, продолжая свой рассказ, улыбался уже с большей теплотой:

— Я не жалуюсь, работа необходимая, а кто вы­полнит ее лучше меня? Но завоевать их доверие было трудно. По мне ведь сразу видно, что я пытался жить среди волшебников, понимаешь? А они из нормаль­ного общества изгнаны, живут особняком, воруют, а иногда и убивают, чтобы прокормиться.

— Но чем им так нравится Волан-де-Морт?

— Они думают, что при его правлении их ждет лучшая жизнь, — ответил Люпин. — И спорить с этим, когда среди них Сивый, трудно...

— А кто такой Сивый?

— Ты не слышал о нем? — Пальцы Люпина дрог­нули и сцепились на коленях. — Фенрир Сивый, по­жалуй, самый лютый из живущих ныне оборотней. Цель своей жизни он видит в том, чтобы переку­сать и заразить как можно больше людей, — хочет создать столько оборотней, что они смогут одолеть волшебников. Волан-де-Морт пообещал ему в обмен на службу любое количество жертв. Сивый предпо­читает детей... «Кусайте их юными, — говорит он, — растите вдали от родителей, в ненависти к нормаль­ным волшебникам». Волан-де-Морт и прежде угро­жал людям тем, что напустит Сивого на их сыновей и дочерей, и, как правило, эта угроза давала нужные результаты.

Люпин помолчал, затем прибавил:

— Сивый-то меня и покусал.

— Что? — изумленно переспросил Гарри. — Вы хотите сказать, когда... когда вы были ребенком?

— Да. Мой отец оскорбил его. Я очень долго не догадывался, кто из оборотней напал на меня, а Си­вого даже жалел, думал, что он не способен владеть собой — ведь к тому времени я уже знал, что испы­тываешь, когда превращаешься в волка. Правда, к Си­вому все это отношения не имеет. Незадолго до пол­нолуния он устраивается неподалеку от своих жертв, Достаточно близко, чтобы нанести быстрый удар. Он все обдумывает заранее. Вот это существо Во­лан-де-Морт и использует, чтобы править оборот­нями. Не стану притворяться, мои доводы, доводы разума, почти не способны противостоять тому, о чем твердит Сивый: дескать, мы, оборотни, заслуживаем крови, мы обязаны мстить нормальным людям.

— Но ведь и вы нормальный! — с жаром восклик­нул Гарри. — Просто у вас... трудности...

Люпин расхохотался:

— Как ты иногда напоминаешь мне Джеймса! Он тоже бывало говорил в компании, что у меня труд­ности «по мохнатой части». И люди оставались при впечатлении, будто я держу дома плохо воспитан­ного кролика.

Он принял от мистера Уизли стакан яичного кок­тейля, поблагодарил его, казалось даже, немного по­веселел. Между тем Гарри ощущал прилив возбужде­ния — упоминание об отце напомнило ему, что он собирался расспросить Люпина еще кое о чем.

— Вам не случалось слышать, чтобы кого-нибудь называли «Принцем-полукровкой»?

— Полукровкой... как там?

— Принцем-полукровкой. — Гарри вниматель­но вглядывался в лицо Люпина, ища в нем призна­ки внезапно оживших воспоминаний.

— Среди волшебников нет принцев, — улыбаясь, сказал Люпин. — Это что же, титул, который ты на­мерен принять? Мне казалось, довольно будет и Из­бранного.

— Ко мне это никакого отношения не имеет! — гневно произнес Гарри. — Принц-полукровка — вол­шебник, когда-то учившийся в Хогвартсе, просто мне в руки попал его старый учебник по зельям. И вся эта книга исписана заклинаниями, которые изобрел он сам. Одно из них — Левикорпус...

— А, да, во время моей учебы в Хогвартсе оно было в большом ходу, — припомнил Люпин. — Ког­да я был на пятом курсе, никто несколько месяцев и шагу ступить не мог без того, чтобы не взлететь в воздух и не оказаться подвешенным за лодыжку.

— Папа им тоже пользовался, — сказал Гарри. — Я видел в Омуте памяти, как он подвесил Снегга.

Гарри постарался произнести это небрежным тоном, как брошенное вскользь замечание, не име­ющее настоящей важности, но не был уверен, что ему это удалось, — улыбка Люпина стала уж слиш­ком сочувственной.

— Да, — сказал Люпин, — впрочем, не он один. Я же говорю, это заклинание было очень популяр­ным... Ты и сам знаешь, как они вдруг распростра­няются, а потом о них забывают.

— Но мне казалось, что его изобрели, когда вы учились в школе, — настаивал Гарри.

— Вовсе не обязательно, — сказал Люпин. — За­клинания входят в моду и выходят из нее подобно всему остальному.

Он вгляделся в лицо Гарри, потом сказал не­громко:

— Джеймс был чистокровным волшебником, Гар­ри, и могу тебя уверить, он никогда не просил, что­бы мы называли его «принцем».

Гарри, махнув рукой на притворство, спросил:

— Может быть, это был Сириус? Или вы?

— Ни в коем случае.

— Просто я думал... — Гарри уставился в огонь. — В общем, он очень помог мне на уроках зельеваре-ния, Принц то есть.

— Насколько стара эта книга, Гарри?

— Не знаю, не проверял.

— Что ж, проверь, может быть, это поможет тебе выяснить, давно ли Принц учился в Хогвартсе, — сказал Люпин.

Вскоре после этого Флер затеяла изображать Се-лестину, поющую «Котел, полный крепкой, горя­чей любви», и все, заметив выражение, появивше­еся на лице миссис Уизли, восприняли его как сиг­нал, что пора расходиться по постелям. Гарри с Роном поднялись в мансарду, в спальню Рона, где Гарри ждала раскладушка.

Рон заснул почти сразу, а Гарри, прежде чем лечь, порылся в чемодане и вытащил из него свой экзем­пляр «Расширенного курса зельеварения». Он по­листал книгу в поисках года издания и наконец на­шел его на одной из самых первых страниц. Книге было без малого пятьдесят лет. Ни его отец, ни дру­зья отца по Хогвартсу пятьдесят лет назад там еще не учились. Разочарованный, Гарри забросил кни­гу обратно в чемодан, выключил лампу, повертел­ся немного в постели, думая об оборотнях, Снегге, Стэне Шанпайке и Принце-полукровке, и, наконец, погрузился в тревожный сон, полный ползучих те­ней и воплей искусанных детей...

— Она наверняка пошутила...

Гарри, вздрогнув, проснулся и обнаружил в из­ножье своей постели туго набитый чулок. Он на­дел очки, огляделся: крошечное окно почти цели­ком залепило снегом, перед окошком, вытянувшись в струнку, сидел Рон и разглядывал что-то очень по­хожее на толстую золотую цепочку.

— Что это? — полюбопытствовал Гарри.

— Подарок Лаванды, — с отвращением ответил Рон. — Не думает же она, в самом деле, что я нацеп­лю такую...

Повнимательнее приглядевшись к подарку, Гар­ри расхохотался. С цепочки свисали большие зо­лотые буквы, из которых складывались слова «Мой любимый».

— Мило, — сказал он. — Классно. Тебе непремен­но надо будет надеть ее перед следующей встречей с Фредом и Джорджем.

— Если ты скажешь им хоть слово, — пригро­зил Рон, убирая цепочку с глаз долой, под подуш­ку, — я... я... я...

— Будешь всю жизнь заикаться при разговорах со мной? — ухмыльнулся Гарри. — Брось, ты же зна­ешь, что не скажу.

— Нет, но как ей в голову пришло, что мне мо­жет понравиться такая штука? — потрясенно глядя в пространство, воскликнул Рон.

— А ты попробуй напрячь память, — посовето­вал Гарри. — Может, ты как-нибудь ненароком об­молвился, что хочешь показаться на люди со слова­ми «мой любимый» на шее?

— Да ладно тебе... не так уж много мы и разгова­ривали, — сказал Рон. — Мы все больше...

— Целовались, — подсказал Гарри.

— В общем, да, — признал Рон. И, немного поко­лебавшись, спросил: — А что, Гермиона правда те­перь с Маклаггеном встречается?

— Не знаю, — ответил Гарри. — У Слизнорта они появились вместе, но, по-моему, что-то у них не за­ладилось.

Рон, немного повеселев, снова сунул руку в свой чулок с подарками.

Среди подарков, полученных Гарри, оказались связанный миссис Уизли свитер с вышитым на гру­ди большим золотым снитчем, здоровенная короб­ка из магазина «Всевозможные волшебные вредил-ки» близнецов Уизли и слегка влажный, попахива­ющий плесенью сверток с наклейкой, на которой значилось: «Хозяину от Кикимера».

Гарри изумленно уставился на него.

— Как по-твоему, — спросил он Рона, — вскры­вать сто не опасно?

— Никакой опасности быть не может, всю нашу почту по-прежнему проверяют в Министерстве, — ответил Рон, хотя на сверток и сам он косился с по­дозрением.

— А я и не подумал подарить Кикимеру хоть что-нибудь! Слушай, а домовым эльфам принято делать подарки на Рождество? — спросил Гарри, осторож­но ощупывая сверток

— Гермиона что-нибудь да подарила бы, — отве­тил Рон. — Давай все-таки сначала посмотрим, что там внутри, а уж потом ты начнешь терзаться мука­ми совести.

Миг спустя Гарри с громким криком соскочил со своей раскладушки: в свертке лежал большой клу­бок червей.

— Замечательно, — сказал Рон и покатился со смеху. — Весьма продуманный подарок.

— Все лучше, чем твое ожерелье, — заметил Гар­ри, и Рон тотчас утих.

За рождественский стол все, кто был в доме, усе­лись в новых свитерах — все, кроме Флер (на ко­торую миссис Уизли, по-видимому, тратить силы не пожелала) и самой миссис Уизли — ее украша­ло прекрасное золотое колье и новехонькая тем­но-синяя шляпа волшебницы, посверкивавшая ка­мушками, сильно напоминавшими звездообразные бриллиантики.

— Это мне Фред с Джорджем подарили! Чудес­но, правда?

— Видишь ли, мам, — грациозно поведя рукой по воздуху, сказал Джордж, — теперь, когда нам при­ходится собственноручно стирать носки, мы начи­наем ценить тебя все больше и больше. Пастерна­ка, Римус?

— Гарри, у тебя червяк в волосах, — весело со­общила Джинни и, перегнувшись через стол, сняла с его головы часть Кикимерова подарка; по шее Гар­ри побежали при этом мурашки, никакого отноше­ния к червякам не имевшие.

— Кошма'г какой! — театрально содрогнувшись, сказала Флер.

— Да, не правда ли? — подхватил Рон. — Соуса, Флер?

Спеша услужить ей, он с такой силой сдернул со стола соусник, что тот взвился в воздух. Билл взмах­нул палочкой, и выплеснувшийся соус, помедлив в воздухе, смиренно вернулся на свое место.

— Ты сове'гшенно как эта Тонкс, — сказала Рону Флер, закончив осыпать Билла благодарными поце­луями. — Она тоже вечно 'гоняет...

— Я приглашала к нам на сегодня голубушку Тонкс, — сообщила миссис Уизли, с ненужной си­лой опуская на стол блюдо с морковью и одаряя Флер свирепым взглядом, — но она не появится. Ты с ней в последнее время не разговаривал, Римус?

— Нет, я вообще мало с кем виделся, — ответил Люпин. — Но ведь Тонкс есть у кого погостить — ка­кие-нибудь родные, не так ли?

— Хм-м, — произнесла миссис Уизли. — Может быть. На самом-то деле мне показалось, что девочка надумала провести это Рождество в одиночестве.

Она смотрела на Люпина с досадой, словно в том, что невесткой ее станет Флер, а не Тонкс, виноват был лишь он один. Гарри, глядя на Флер, подносив­шую Биллу на своей вилке кусочек индейки, думал, что битва, которую ведет миссис Уизли, проигра­на ею еще в самом начале. Этот разговор напом­нил ему, что у него есть связанный с Тонкс вопрос, с которым лучше всего обратиться к Люпину, — он знал о Патронусах все.

— У Тонкс изменился Патронус, — сказал Гарри. — Во всяком случае, по словам Снегга. Я и не знал, что такое бывает. Почему они вообще меняются?

Люпин помолчал, жуя и проглатывая кусок ин­дейки, потом неторопливо ответил:

— Случается иногда... сильное потрясение... всплеск чувств...

— Он такой крупный с виду, на четырех ногах, — начал Гарри, но тут его поразила внезапная мысль, и он понизил голос: — Постойте... А это не мог быть?..

— Артур! — воскликнула вдруг миссис Уизли. Она вскочила со стула, прижала к груди руки и устави­лась в окно кухни. — Артур, там Перси!

— Что?

Миссис Уизли огляделась вокруг. Все мгновен­но повернулись к окну, Джинни встала, чтобы по­лучше все разглядеть. Действительно, по заснежен­ному двору вышагивал Перси Уизли, его очки в ро­говой оправе поблескивали на солнце. Впрочем, он был не один.

— Артур, он... он с министром!

И верно, по пятам за Перси шел, слегка прихра­мывая, человек, которого Гарри видел в «Ежедневном пророке», — грива седеющих волос, черный, припо­рошенный снегом плащ. Прежде чем кто бы то ни было успел произнести хоть слово, прежде чем мис­тер и миссис Уизли смогли обменяться ошеломлен­ными взглядами, задняя дверь отворилась и на по­роге кухни возник Перси.

Последовал миг мучительного молчания. Затем Перси натужно промолвил:

— С Рождеством, матушка.

— О, Перси! — выдохнула миссис Уизли и бро­силась сыну на грудь.

Руфус Скримджер замер в дверном проеме, опи­раясь на трость и с улыбкой наблюдая за трогатель­ной сценой.

— Прошу простить мне это вторжение, — сказал он, когда сияющая миссис Уизли, вытирая слезы, пе­ревела взгляд на него. — Мы с Перси оказались не­подалеку — дела, знаете ли, — и он не смог удер­жаться от того, чтобы заглянуть сюда, повидаться со всеми вами.

Однако никакого желания поприветствовать остальных родственников Перси не проявлял. Он стоял, словно аршин проглотив, и смотрел поверх голов всех присутствующих. Мистер Уизли, Фред и Джордж холодно уставились на него.

— Прошу вас, министр, входите, садитесь! — за­лепетала миссис Уизли, поправляя шляпу. — Кусо­чек индейки или пудинга... то есть я...

— Нет-нет, дорогая Молли, спасибо, — сказал Скримджер. Гарри сразу догадался, что ее имя он выяснил у Перси перед тем, как войти в дом. — Не хочу вам мешать, да меня бы и не было здесь, если бы Перси так не жаждал увидеться с вами...

— О, Перси! — со слезой в голосе произнесла миссис Уизли и потянулась к сыну с поцелуями.

— Мы всего лишь на пять минут, так что я, по­жалуй, прогуляюсь по саду, чтобы не мешать вам и Перси. Нет-нет, угощать меня не надо! Ну-с, если кто-нибудь согласится показать мне этот очарова­тельный сад... А, вон тот молодой человек, кажется, все уже съел, может быть, он со мной и пройдется?

Атмосфера за столом ощутимо изменилась. Все переводили взгляды со Скримджера на Гарри и об­ратно. Попытка Скримджера притвориться, будто он не узнал Гарри, никого, похоже, не обманула, как никто не счел совершенно естественным и то, что именно Гарри выпала честь сопровождать минис­тра по саду — тарелки Джинни, Фреда и Джорджа тоже были уже пусты.

— Да, разумеется, — сказал Гарри в наступившей тишине.

Он все прекрасно понял. Что бы ни рассказы­вал Скримджер о том, как они оказались неподале­ку да как Перси захотелось повидаться с семьей, ис­тинная причина их появления состояла в том, что Скримджеру нужно было побеседовать с Гарри с гла­зу на глаз.

— Все в порядке, — сказал он, проходя мимо Лю­пина, уже наполовину привставшего со стула. — Все в порядке, — повторил он, когда мистер Уизли при­открыл рот, собираясь что-то сказать.

— Превосходно! — Скримджер отступил в сто­рону, чтобы пропустить Гарри. — Мы просто прой­демся по саду, а потом отправимся дальше — Перси и я. Продолжайте вашу трапезу, прошу вас.

Гарри шел по двору к заросшему, покрытому сне­гом саду семейства Уизли, Скримджер, легко при­храмывая, шагал вровень с ним. До недавнего вре­мени, как было известно Гарри, он возглавлял Уп­равление мракоборцев; человек крутой, видавший виды, Скримджер нисколько не походил на дород­ного Фаджа с его котелком.

— Очаровательно, — промолвил Скримджер, оста­навливаясь у садовой ограды и озирая заснеженное пространство сада с едва различимыми в нем рас­тениями. — Очаровательно.

Гарри промолчал. Он ощущал на себе взгляд Скримджера.

— Мне давно уже хотелось познакомиться с вами, — сказал Скримджер. — Вам это известно?

— Нет, — чистосердечно ответил Гарри.

— Да-да, очень давно. Однако Дамблдор вас так оберегал, — продолжал Скримджер. — Что, разуме­ется, естественно — естественно после всего, что вам пришлось пережить... и особенно после собы­тий в Министерстве...

Он замолчал, ожидая ответа, но Гарри не отве­тил, и Скримджер заговорил снова:

— Я искал возможности побеседовать с вами с того дня, как занял мой нынешний пост, но Дамбл­дор... впрочем, его можно понять... мне таковой не предоставил.

Гарри молчал, ожидая, что будет дальше.

— Какие только слухи о вас не ходят! — продол­жал Скримджер. — Но, конечно, мы с вами понима­ем все эти россказни полны домыслов... разговоры о пророчестве... о вашей избранности...

«Так, — подумал Гарри, — вот мы и подобрались к настоящей причине появления Скримджера».

— Я полагаю, Дамблдор обсуждал с вами все это?

Гарри замешкался, прикидывая, что лучше — со­врать или не соврать. Он смотрел на маленькие, гус­то усеявшие клумбы следы гномов, на снежный по­кров, разворошенный там, где Фред изловил гнома, сидевшего теперь в балетной пачке на верхушке рож­дественской елки. И наконец решил сказать правду... вернее, часть ее.

— Да, мы об этом говорили.

— Говорили, говорили... — повторил Скримджер.

Краем глаза Гарри видел, что министр, сощурив­шись, вглядывается в него, и потому притворился, будто его страшно заинтересовал гном, только что высунувший голову из-под заледеневшего куста ро­додендрона.

— И что же сказал вам Дамблдор, Гарри?

— Простите, но это наше дело, — ответил Гарри.

Он старался говорить как можно более друже­любно, тон Скримджера тоже был легким и дружес­ким, когда он сказал:

— О, конечно, конечно, тут вопрос взаимного до­верия, я вовсе не хочу, чтобы вы разглашали... нет-нет... да и так ли уж важно, действительно вы Из­бранный или нет?

На то, чтобы обдумать эти слова, у Гарри ушло не­сколько секунд, наконец он ответил:

— Я не вполне понимаю, о чем идет речь, ми­нистр.

— Нет, разумеется, для вас это чрезвычайно важно, — с ухмылочкой сказал Скримджер. — Но для волшебного сообщества в целом... Тут ведь все зависит от восприятия, не так ли? От того, верят ли люди то, что это важно.

Гарри показалось, что он догадывался, пусть и смутно, о цели этого разговора, но помогать Скримджеру достичь ее ему нисколько не хотелось. Вылезший из-под рододендрона гном уже рылся в снегу, подбираясь в поисках червей к корням кус­та, и Гарри не отрывал от него взгляда.

— Понимаете, волшебники верят, что вы Избран­ный, — говорил Скримджер. — Они считают вас на­стоящим героем, каковым вы, разумеется, и являе­тесь, Гарри, независимо от «избранности»! Сколько раз вы уже встречались лицом к лицу с Тем-Кого-Не-льзя-Называть? Как бы там ни было, — не дожидаясь ответа, продолжил он, — суть в том, что для многих вы — символ надежды. Одна только мысль, что су­ществует волшебник, способный, а возможно даже и предназначенный судьбой для того, чтобы унич­тожить Того-Кого-Нельзя-Называть... Что ж, такая мысль воодушевляет людей. И я поневоле чувствую, что, осознав это, вы могли бы счесть... э-э... едва ли не своим долгом сотрудничество с Министерством, оказание ему всевозможной поддержки.

Гном исхитрился вцепиться в червя. Теперь он изо всех сил тянул бедолагу за хвост, норовя выдернуть его из промерзшей земли. Гарри молчал так долго, что Скримджер в конце концов произнес, переведя взгляд с него на гнома:

— Забавный народец, не правда ли? И все-таки, что вы мне ответите, Гарри?

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите, — мед­ленно ответил Гарри. — «Сотрудничество с Минис­терством»... Что это значит?

— О, ничего столь уж обременительного, уве­ряю вас, — сказал Скримджер. — Если бы вы смог­ли, к примеру, время от времени заглядывать в Ми­нистерство — так, чтобы вас видели входящим в него и выходящим, — это создало бы нужное нам впечат­ление. Ну и, разумеется, оказавшись там, вы получи­ли бы прекрасную возможность побеседовать с Га-вейном Робардсом, моим преемником в Управлении мракоборцев. Долорес Амбридж говорила мне, что вы мечтаете стать мракоборцем. Что ж, это очень легко устроить...

У Гарри закололо под ложечкой от гнева: выхо­дит, Долорес Амбридж по-прежнему работает в Ми­нистерстве, вот оно как?

— Попросту говоря, — сказал он, как бы стре­мясь уточнить несколько неясных моментов, — вам нужно создать впечатление, что я работаю на Ми­нистерство?

— Все были бы только рады узнать, что вы под­ключились к нашей работе. — Скримджер явно испы­тывал облегчение от того, что ему удалось так быс­тро поладить с Гарри. — Вы же понимаете, Избран­ный, важно внушить людям надежду, ощущение, что происходит нечто значительное, волнующее.

— Но если я начну мелькать в Министерстве, — сказал Гарри, все еще ухитряясь сохранять друже­ский тон, — не подумают ли люди, что я одобряю его деятельность?

— Ну, — Скримджер слегка нахмурился, — в об­щем, да, отчасти к этому мы и...

— Нет, думаю, так не пойдет, — приятно улыба­ясь, сказал Гарри. — Видите ли, кое-что из того, что делает Министерство, мне совсем не нравится. На­пример, арест Стэна Шанпайка.

Несколько секунд Скримджер молчал, но выра­жение его лица изменилось мгновенно.

— Я и не ожидал, что вы нас поймете, — сказал он, с куда меньшим успехом, чем Гарри, скрывая свой гнев. — Времена настали опасные, и они вынужда­ют нас принимать определенные меры. Вам только шестнадцать лет...

— Дамблдору куда больше шестнадцати, но он тоже считает, что Стэна не следует держать в Азкабане, ­перебил его Гарри. — Вы сделали из Стэна козла от­пущения, а из меня пытаетесь сделать талисман на счастье.

Долгое время они смотрели друг другу в глаза, сурово и холодно. В конце концов Скримджер уже без напускной теплоты сказал:

— Понятно. Вы предпочитаете, как и ваш кумир, Дамблдор, держаться от Министерства подальше?

— Я не хочу, чтобы меня использовали, — отве­тил Гарри.

— Найдется немало людей, которые скажут, что приносить Минис<