Давайте перейдем к новейшей истории России. В 1991 году была начата радикальная перестройка ее социальных институтов, в том числе и отношений собственности. Что помешало этой попытке?

Во-первых, реальная перестройка отношений собственности началась раньше. То, что Найшуль, Широнин и Сапов исследовали под названием «административного рынка в СССР», было ползучей перестройкой не только способов управления, но де-факто и отношений собственности. Мы мало поймем в событиях перестройки и 1991 года, если не примем в расчет, что многое исходило не только от воли лидеров, но еще и от наличия сильной тенденции закрепления собственности. Потому что завскладом уже был фактически собственником склада. Главное, что не удалось сделать в 90-е годы, — разъединить власть и собственность, поскольку одна из основ вертикального контракта — это их слияние. В подобных случаях очень велика роль власти в распределении и перераспределении собственности, причем, вообще говоря, не только на материальные ресурсы, но и на человека. Разумеется, вопрос о собственности на человека в 90-е годы уже не стоял, а вот о роли власти в перераспределении ресурсов — стоял во весь рост. Тот тип собственности, который возник в 90-е годы, подпадает под классическое определение вертикального контракта, как его сформулировали МакГир и Олсон. Мы имели государство, которое развивалось по модели МакГира — Олсона: власть распределила активы среди своих, но постепенно доходы от использования активов становятся выше, чем доходы от возможного перераспределения собственности. И это критическая точка в модели МакГира — Олсона, потому что в этот момент доминирующие группы специальных интересов оказываются заинтересованы в том же, в чем заинтересован малый и мельчайший бизнес, а именно — чтобы в стране возникла система легальных правил, способствующая использованию активов, а не их перераспределению. И вот как раз через этот механизм изменения интересов от распределительных к производительным, в соответствии с моделью МакГира — Олсона, происходит сдвиг в сторону горизонтального контракта. Но эти авторы делают одну оговорку: все это происходит лишь в том случае, если не появятся новые влиятельные группы с перераспределительными интересами. Если такие группы возникают и им удается пробиться к рычагам власти, то процесс перераспределения начинается сначала. Драма состоит в том, что новым перераспределительным группам удалось добиться влияния на власть, поскольку власть, по конституции 1993 года, была устроена очень просто. Достаточно было добиться влияния на первое лицо, чтобы поломать систему распределения властей и добиться перераспределения активов. Мы это и получили.

Известно, что летом—осенью 2003 года между властью и представителями нескольких крупных групп влияния велись переговоры о новом социальном контракте. Расскажите, что это были за переговоры, если вы считаете, что об этом сейчас уместно говорить…

Об этом можно и нужно рассказывать. Мы должны были неизбежно столкнуться с проблемой ЮКОСа в той или иной форме. Если исходить из теории Дж. Бьюкенена и Г. Таллока, у процесса установления социального контракта есть определенный алгоритм. Сначала достигается договор о разоружении, когда издержки взаимной борьбы становятся настолько обременительны, что лучше договориться о снижении уровня противостояния. Это происходило и внутри большого бизнеса — сам факт появления «круглого стола бизнеса России», затем новый формат Российского союза промышленников и предпринимателей стали вехами на этом пути. Я даже не могу сказать, что шла конкурентная борьба, потому что это была война самая натуральная.

Но они пришли к соглашению, и политика дебюрократизации в начале правления Владимира Путина также была шагом в сторону разоружения. Но дело в том, что договор о разоружении еще не есть договор о правах. Чтобы достигнуть уровня договора о правах в обществе, нужно решить так называемую проблему компенсаций, т. е. вопрос о легитимности собственности. В чем суть этой проблемы? Истории не известны случаи, когда удалось бы распределить собственность так, чтобы это распределение было признано правомерным и справедливым всеми группами общества. И через некоторое время после радикального перераспределения собственности общество обязательно сталкивается с проблемой компенсации. Речь идет о том, на каких условиях группы, проигравшие при распределении собственности, готовы признать это распределение приемлемым. Я считаю, что существует несколько вариантов решения этой проблемы. Во-первых, неверно, что все люди желают иметь кусок собственности. Все люди желают иметь права, но права разные. Для кого-то достоинство выражается в том, что он владеет собственностью, другому более важны права на здоровую окружающую среду, обучение детей, его права как потребителя, как работника, уважаемого контрагентами, в отношения с которыми он вступает. Надо сказать, что изначально крупный бизнес совершенно не уважает права остальных групп населения. И решение должно состоять в том, что бизнес, и прежде всего доминирующий крупный бизнес, отныне начинает эти права уважать. Это означает не декларации, а инвестиции в то, чтобы достигнуть тех или иных правовых стандартов. Другой вариант решения этой проблемы можно видеть на примере Англии, где во второй половине XX века был не очень удачный опыт приватизации, когда оцененная ниже реальной стоимости собственность попадала в руки частных владельцев. Но ведь не обязательно эту собственность отбирать, можно договориться, чтобы за нее доплачивали бюджету. Задолженность реструктуризируется и выплачивается в форме специального налога. Существуют и иные варианты решения проблемы компенсации…

Теперь вернемся к нашей истории. Когда возникло дело ЮКОСа, было понятно, что это знаковое дело, и Российский союз промышленников и предпринимателей попытался занять активную позицию и вести переговоры с властью, поскольку это был вопрос о легитимности собственности. Переговоры оказались неудачными. Тогда летом 2003 года по инициативе Комиссии по правам человека при Президенте РФ (мы как члены Комиссии полагали, что эта ситуация будет иметь последствия для самых разных групп населения России) были устроены консультации деловых организаций с гражданскими организациями. Помимо РСПП там участвовали «Деловая Россия» и «Опора», гражданские организации, объединенные круглым столом «Народная ассамблея». Решающим для меня пунктом на этих консультациях был момент, когда мы спросили глав деловых объединений и представителей крупного бизнеса, которые там присутствовали: «Согласны ли вы, что ваша главная проблема не в отношениях с главой государства, а в отношениях с населением?» Когда мы услышали твердое «да», стало понятно, что возможны совместные действия. И тогда была создана антикризисная группа, которая начала работу над программой, названной «новым общественным договором». Она должна была реализовать первый вариант, о котором я говорил, т. е. имела целью деятельное признание прав разных групп населения, что предполагало и принятие пакета поправок в законодательство, и соглашение разных деловых и гражданских организаций между собой, и создание больших благотворительных фондов, которые под контролем гражданских организаций начинали новую социальную политику. Об этой программе мы писали в открытом письме президенту. В июле 2003 года оно было опубликовано в нескольких газетах. Кроме того, было еще закрытое письмо президенту от Комиссии по правам человека. И мы получили ответ на это закрытое письмо. Президент дал указание своим службам – начать консультации. В течение осени 2003 года шли переговоры, в частности, с главой администрации президента господином Волошиным. Предполагалось, что подготовленные проекты будут вынесены на Гражданский форум в Нижнем Новгороде, на консультации экономического и силового блоков правительства с деловыми и гражданскими объединениями. Такое заседание состоялось 24 октября 2003-го. Присутствовал экономический блок правительства, были представители гражданских организаций и бизнеса. Не было лишь представителей силового блока. Они прилетели в Нижний Новгород, но не участвовали в консультациях, потому что знали то, чего не знали мы: что 25 октября Ходорковский будет арестован. Он и был арестован как раз после отъезда из Нижнего, после этих консультаций. А с экономическим блоком правительства мы договорились о продолжении этих самых консультаций. Но 25 октября все, конечно, изменилось. И когда через полтора месяца президент созвал заседание Комиссии по правам человека совместно с правоохранительными органами, мы заявили о том, что прерван диалог и отброшен вариант переговорного разрешения кризиса. Президент ответил: у нас не было другого выхода, генеральный прокурор убедил меня, что невозможно действовать другим способом. То есть президент избрал другой способ разрешения ситуации — перевести все рычаги на себя и решать все самому. Этот вариант был поддержан общественным мнением.

Но я обращаю ваше внимание, что прошло полтора года, а по-прежнему не решены ни вопросы законности собственности, которые легче решаются, ни — общественного признания собственности, которые разрешаются труднее. Власть еще ничего не сделала для решения проблемы компенсации. Это к вопросу о стабильности вертикального контракта.