Глава VII Столица османских султанов

Весна 1453 г. принесла древнему городу на берегах Босфора не просто нового властелина, не простую смену власти. Константинополь — многовековая цитадель хри­стианства — уступил место Стамбулу — центру могу­щественного мусульманского государства. Совершенно иным стал не только внешний облик города, но сам дух его жизни. Завоевание турецким султаном византийской столицы имело и далеко идущие последствия междуна­родного характера. Резко возросло могущество агрессив­ного османского государства, его захватнические устрем­ления усилились. Захват Константинополя увеличил во­енный и экономический потенциал империи турецких султанов. К. Маркс отмечал, что «султаны османов по­лучили с той поры флот и употребляли своих греческих рабов для всех функций, требующих высокого техниче­ского и умственного образования» *.

Почти пять веков Стамбул был столицей Османской империи — огромного государства, сложившегося в XIV—XVI вв. Еще при жизни Мехмеда II были поко­рены Сербия, Босния и Морея, его вассалами стали господари Молдавии и Валахии. В период опустошитель­ных походов султанских войск на Балканах завоевате­ли не раз наталкивались на ожесточенное сопротивле­ние тамошних народов. Уже через три года после захва­та Константинополя народное войско чехов, венгров и немцев под предводительством Яноша Хуньяди 27 июля 1456 г. разгромило войска султана и на несколько деся­тилетий остановило продвижение захватчиков к венгер­ским землям. На долгие годы растянулся процесс поко­рения турками албанских земель. Мужественный полко­водец Георгий Кастриоти четверть века успешно руко-

* Архив К, Маркса и Ф. Энгельса. Т, VI. М., 1939, с. 207.

водил оорьоои албанского народа против турецких зах­ватчиков. Только в 1478—1479 гг. большая часть Албании оказалась под властью султана.

Турецкие завоевания не могли не привести к кон­фликту Османской империи с Венецией, который вылил­ся в многолетнюю войну. Она кончилась поражением венецианцев и заключением в январе 1479 г. мирного договора. Сделав ряд территориальных уступок и согла­сившись на выплату дани, венецианские купцы не толь­ко сохранили льготы, дарованные Мехмедом II Венеции в 1451 г., но и увеличили их. Речь шла о таких важных вещах, как право беспошлинной торговли во владениях султана и неподсудность венецианских подданных ту­рецким судебным властям. Так были заложены основы широко известных капитуляций — заключенных позд­нее неравноправных для Османской империи торговых договоров с европейскими державами.

Вторая половина XV в. отмечена в истории осман­ского государства военными успехами в Малой Азии. Мехмед II завоевал небольшую, но важную в торговом отношении Трапезундскую империю. Захватив в 1461 г. ее столицу Трапезунд, султан приказал переселить жи­телей-греков в Стамбул. Более десяти лет султан воевал с караманским беем и правителем государства Ак Ко-юнлу Узун Хасаном. Одержав ряд побед, Мехмед II до­бился установления своей власти на всей территории Малой Азии. В 1475 г. был завоеван южный берег Кры­ма, а крымский хан признал себя данником султана. Это было ощутимым ударом для Генуи, потерявшей свою колонию Кафу, а также ряд других торговых опорных пунктов на южном берегу Крыма.

Мехмед II не скрывал своего стремления к дальней­шим завоеваниям в Европе. В его планы входили похо­ды в Венгрию, Италию и Германию. В 1480 г. стотысяч­ное войско султана на 300 кораблях направилось к г. От­ранто в Южной Италии и захватило его после двухне­дельной осады. Но эта военная экспедиция окончилась неудачей. Сам Мехмед умер в Италии, отравленный соб­ственным врачом по приказанию своего сына — принца Баязида, мечтавшего о троне.

В годы правления Баязида II (1481 —1512) под власть турок окончательно попала Герцеговина, а ряд европейских государств — Венгрия, Австрия, Польша — не раз отражали вооруженный натиск Османской импе­рии. Но особенно значительно расширилась территория

турецкого государства в эпоху царствования двух са­мых знаменитых после Мехмеда II Завоевателя султа­нов—Селима I Грозного (1512—1520) и Сулеймана I Законодателя (1520—1566).

Селим I завоевал Сирию, Палестину и Египет, а так­же Хиджаз (Западная Аравия), где находятся Мекка и Медина — святыни мусульманского мира, и Алжир. При Сулеймане I в состав Османской империи вошли Вен­грия, Ирак, Йемен и Аден. В результате победоносных войн с Ираном под властью турок оказались западные области Грузии и Армении. Когда же турецкие войска овладели Триполи и Тунисом, султаны стали властели­нами всей Северной Африки.

Так в течение двух веков образовалась гигантская империя, расположенная в Европе, Азии и Африке. Вплоть до поражения турок под стенами Вены в 1683 г. угроза турецкого нашествия тревожила Западную Ев­ропу. Османская империя играла особую роль в между­народных отношениях, ибо союза с ней или ее нейтрали­тета постоянно добивались европейские державы.

Став столицей одного из самых могущественных го­сударств эпохи средневековья, город на берегах Босфо­ра вновь превратился в политический и экономический центр мирового значения. Восстановилась его роль в ка­честве важнейшего пункта транзитной торговли. И хотя Великие географические открытия XV—XVI вв. приве­ли к перемещению важнейших торговых путей из Сре­диземного моря в Атлантику, черноморские проливы продолжали оставаться важной торговой артерией. На­конец, Стамбул приобрел значение религиозного и куль­турного центра мусульманского мира. После захвата Египта турецкие султаны присвоили себе титул и власть халифа — духовного главы мусульман. В результате бывшая столица восточного христианства более чем на четыре столетия стала бастионом ислама.

Султан Мехмед II перенес свою резиденцию из Эдир-не в Стамбул только зимой 1457/58 г. Но еще до этого он приказал заселить опустевший город. Первыми жите­лями Стамбула стали турки из Аксарая и армяне из Бурсы, а также греки из Морей и с островов Эгейского моря. В Стамбуле появились кварталы, заселенные вы­ходцами из городов Малой Азии и так и названные: Аксарай, Караман, Чаршамба. Поскольку Мех-мед II стремился восстановить экономическое значе­ние завоеванного города, он переселял в Стамбул не

только турок, но и представителей тех народов, которые традиционно занимались ремеслом и торговлей. В корот­кий срок в столице империи сложились значительные группы нетурецкого населения, преимущественно грече­ского и армянского. По приказу султана новым жителям отдавали дома, покинутые греками и латинянами, пре­доставляли всяческие льготы, чтобы стимулировать за­нятия ремеслом или торговлей.

В первые же десятилетия своей новой жизни древ­ний город не раз страдал от эпидемий чумы. В 1466 г. в Стамбуле ежедневно погибало от этой страшной бо­лезни по 600 жителей. Мертвецов не всегда успевали хо­ронить вовремя, ибо не хватало могильщиков. Султан Мехмед II, который в тот момент вернулся из очеред­ного военного похода в Албанию, предпочел переждать страшную пору в македонских горах. Менее чем через десять лет эпидемия возобновилась. На этот раз султан­ский двор перебрался в палатки, раскинутые в горных районах. Чумные эпидемии бывали в Стамбуле и в по­следующие века. Десятки тысяч жизней унесла, в част­ности, эпидемия, свирепствовавшая несколько месяцев в 1625 г. Эпидемии, сопровождавшиеся голодом, несколь­ко тормозили рост населения Стамбула, но в целом этот процесс в конце XV — начале XVI в. шел весьма ин­тенсивно.

Число обитателей новой турецкой столицы увеличи­валось быстро. Уже к концу XV в. оно превысило 200 тыс. Чтобы оценить эту цифру, приведем два при­мера. В 1500 г. лишь шесть европейских городов имели население численностью более 100 тыс. человек — Па­риж, Венеция, Милан, Неаполь, Москва и Стамбул. В ре­гионе Балкан Стамбул был самым большим городом. Так, если Эдирне и Салоники (Фессалоники) в конце XV — начале XVI в. насчитывали по 5 тыс. хозяйств, облагавшихся налогами, то в Стамбуле уже в 70-х годах XV в. было более 16 тыс. таких хозяйств. А в XVI в. население Стамбула росло еще быстрее. Селим I пере­селил в столицу много валахов. После завоевания Бел­града в Стамбуле обосновалось немало ремесленников-сербов, а покорение Сирии и Египта привело к появле­нию в городе сирийских и египетских ремесленников. Дальнейшее увеличение численности населения Стам­була было предопределено его экономическим ростом, быстрым развитием ремесла и торговли, широким строи­тельством, которое требовало множества рабочих рук и

привлекало в город мастеров самых различных профес­сий. К середине XVI в. в Стамбуле насчитывалось 400— 500 тыс. жителей, к концу XVII в.— 700—800 тыс. Та­ким образом, в эпоху позднего средневековья Стамбул входил в число самых больших городов мира. Во вся­ком случае, в XVII в. Стамбул был крупнейшим горо­дом Европы и Ближнего Востока. Плотность населения в его основных жилых кварталах была исключительно высокой.

Этнический состав жителей средневекового Стамбу­ла был весьма разнообразен. Большую часть населения составляли мусульмане, преимущественно турки. Са­мой большой группой нетурецкого населения были гре­ки — выходцы из Морей, с островов Эгейского моря и из Малой Азии. Уроженцев византийской столицы оста­лось очень мало, ибо почти всех их либо продали в раб­ство, либо по приказу Мехмеда II разослали по разным городам — в Эдирне, Гелиболу (Галлиполи), Бурсу. Зато множество греков было переселено в Стамбул из Измира (Смирны), Синопа, Самсуна и Трабзона (Тра-пезунда). Греческие кварталы возникали вокруг церк­вей и резиденции греческого патриарха. Поскольку гре­ческих церквей сохранилось немало (в XVII в. около 30) и 'они были разбросаны по всему городу, кварталы с компактным греческим населением постепенно появля­лись в разных районах Стамбула и в его пригородах. В 1601 г. резиденция греческого патриарха была пере­несена в квартал Фанар. Этот квартал стал и местом жи­тельства наиболее зажиточных слоев греческой общины. Греки играли важную роль в торговле, рыболовстве и мореходстве, занимали прочные позиции в ремесленном производстве. Большинство питейных заведений и та­верн также принадлежало грекам.

Значительную часть города занимали кварталы ар­мян и евреев, селившихся, как правило, вокруг церквей и синагог либо вблизи резиденций духовных глав сво­их общин — армянского патриарха и главного раввина.

Армяне составляли вторую по численности группу нетурецкого населения. Армянская община Стамбула начала складываться из уроженцев малоазиатских горо­дов Сиваса, Кайсери, Аданы и Токата. Значительные массы армян перебрались в Стамбул в начале XVII в. из восточных районов Анатолии. После превращения Стамбула в перевалочный пункт товаров, шедших с Во­стока в Европу, армяне стали активно участвовать в

международной торговле в качестве посредников. Со вре­менем они перешли к крупным финансовым операциям, заняв важное место в банковском деле. Весьма замет­ную роль играли армяне в ремесленном производстве Стамбула.

Третье место по численности занимали евреи. Исто­рические судьбы соединили в турецкой столице евреев из Византии, изгнанников из Испании и Португалии (сефарды), Германии и стран Центральной Европы (ашкенази) и, наконец, переселенцев из Италии. Вна­чале евреи занимали десяток кварталов у Золотого Рога, а затем стали селиться в других районах старого горо­да. Появились еврейские кварталы и на северном берегу Золотого Рога. Евреи участвовали в посреднических опе­рациях международной торговли, а также занимались банковским делом.

В Стамбуле было немало арабов, преимущественно выходцев из Египта и Сирии, а также албанцев, в боль­шинстве своем мусульман. В турецкой столице, ставшей конгломератом рас и народностей, жили сербы и валахи, грузины и абхазцы, персы и цыгане. Здесь можно было встретить представителей практически всех народов Средиземноморья и Ближнего Востока. Еще более пест­рой картину турецкой столицы делала Галата, где по­степенно сложилась колония европейцев — итальянцев, французов, голландцев и англичан, занимавшихся тор­говлей, врачебной или аптекарской практикой. В Стам­буле их обычно называли «франками», объединяя под этим названием выходцев из разных стран Западной Европы — католиков.

В нашем распоряжении имеются данные о соотно­шении мусульманского и немусульманского населения Стамбула в 1478 и 1520—1530 гг. Оно было стабильно: 58 % составляли мусульмане и 42 % — немусульмане. Данные эти весьма любопытны, так как они свидетель­ствуют о том, что Стамбул отличался по составу насе­ления от всех других городов Османской империи, где немусульман было куда меньше. Наличие в столице столь больших групп подвластных народов было утвер­ждено законами империи. Султаны в первые века су­ществования Османской державы как бы демонстриро­вали на примере столицы возможность сосуществования завоевателей и покоренных. Впрочем, это никогда не заслоняло огромную разницу в их правовом статусе.

Во второй половине XV в. турецкие султаны устано-

вили, что духовными и некоторыми гражданскими дела­ми (вопросами брака и развода, имущественными тяж­бами и т. п.) греков, армян и евреев будут ведать их религиозные общины (миллеты). Патриархи греко-пра­вославной и армяно-григорианской общин, а также глав­ный раввин иудейской общины были поставлены в по­ложение посредников между султаном и немусульман­ским населением. Через них власти взимали и налоги, и сборы с немусульмаи. Султаны покровительствовали главам общин, оказывали им всевозможные милости в качестве платы за поддержание в их пастве духа покор­ности и повиновения властям. Их резиденции и канце­лярии в Стамбуле на протяжении четырех веков входи­ли в число важных центров не только религиозной, но и социально-политической жизни столицы.

Немусульманам в Османской империи был закрыт доступ к административной или военной карьере, по­этому большинство жителей Стамбула, не исповедовав­ших ислам, занимались ремеслом или торговлей. Исклю­чение составляла небольшая часть греков из богатых се­мей, живших в квартале Фанар на европейском берегу Золотого Рога. Греки-фанариоты находились на государ­ственной службе, преимущественно в должностях драго­манов — официальных переводчиков. С течением време­ни греки, армяне, евреи заняли прочнце позиции во всех областях экономической жизни Турции. В их руки перешла внешняя и внутренняя торговля. Они были бан­кирами, менялами и ростовщиками. Наконец, нетурец­кое население составляло основную массу стамбульских ремесленников.

«Несмотря на многообразие территорий и народов, находившихся под властью султана,— пишет современ­ный французский исследователь Роберт Мантран,— на протяжении всей своей истории османская столица — Стамбул — была воплощением империи, вначале вслед­ствие космополитической природы своего населения, где, впрочем, турецкий элемент был главенствующим и пре­обладающим, а затем благодаря тому, что она представ­ляла собой синтез этой империи в виде ее администра­тивного и военного, экономического и культурного цент­ра».

Стамбул стал столицей турецкого военно-феодально­го государства, правитель которого, султан, обладал всей полнотой светской власти и одновременно был духовным главой всех подданных империи — мусульман-суннитов.

 

Поскольку султан считался верховным вождем и главно­командующим всех «воинов ислама» в «священной войне против неверных», сама церемония восшествия турецких султанов на трон сопровождалась обрядом «опоясания мечом». Отправляясь на эту своеобразную коронацию, новый султан прибывал к мечети Эйюба Анса-ри, распо­ложенной на берегу Золотого Рога. В этой мечети шейх ордена дервишей мевлеви, специально приезжавший из центра этого почитаемого и влиятельного ордена —• горо­да Коньи в Малой Азии, опоясывал нового султана саб­лей легендарного Османа. Возвращаясь в свой дворец, султан выпивал у янычарских казарм традиционную чашу шербета, приняв ее из рук одного из высших яны­чарских военачальников. Наполнив опустевшую чашу золотыми монетами, султан возвращал ее и заверял янычар в своей неизменной готовности бороться против неверных.

Султанская резиденция была центром администра­тивной жизни Стамбула. Все государственные дела вер­шились на территории дворцового комплекса Топкапы, который сооружался и перестраивался в течение не­скольких веков, начиная с конца XV столетия. Тенден­ция к максимальной централизации власти выразилась в государстве османов уже в том, что все основные го­сударственные ведомства располагались на территории султанской резиденции или рядом с ней. Этим как бы подчеркивалось, что султан был средоточием всей вла­сти в империи, а сановники — даже самые высшие — лишь исполнителями его воли, причем их собственная жизнь и имущество целиком зависели от властелина.

В первом дворе Топкапы были расположены управ­ление финансами и архивами, монетный двор, управле­ние вакуфами (землями и имуществом, доходы от кото­рых шли на религиозные или благотворительные цели), арсенал. Во втором дворе находился диван — совет при султане; здесь же помещались султанская канцелярия и государственная казна. В третьем дворе находились личная резиденция султана, его гарем и казна. С сере­дины XVII в. один из дворцов, сооруженных рядом с Топкапы, стал постоянной резиденцией великого везира. Наконец, также в непосредственной близости от Топ-капы находились казармы янычарского корпуса, в кото­рых обычно размещалось 10—12 тыс. янычар. Таким образом, султан постоянно имел около себя отборное вой­ско для наведения порядка в столице.

Двор султанов вполне мог соперничать по пышности и роскоши с двором византийских императоров. То, что во дворце Топкапы было две казны — государственная и султанская, являлось законом жизни империи. Средст­ва из султанской казны только в исключительных слу­чаях тратились на нужды государства, да и то в заимо­образном порядке, что оформлялось долговым обяза­тельством министра финансов — дефтердара. Личная казна султана не испытывала обычно, в отличие от го­сударственной, нехватки средств. Она постоянно попол­нялась самыми различными способами — данью из вас­сальных дунайских княжеств и Египта, доходами от не­которых вакуфных учреждений, бесконечными подно­шениями и подарками.

«Поскольку все государственные служащие счита­лись рабами,— отмечал видный советский турколог А. Ф. Миллер,— султаны не только присваивали себе как „законные наследники" наследство военных и граж­данских чинов, умерших естественной смертью, но так­же широко практиковали введенную с середины XVII в. систему казней опальных сановников с конфискацией их имущества. Этим способом султаны экспроприировали в свою пользу огромные богатства, награбленные вези-рами и пашами у населения, и вместе с тем освобожда­лись от неугодных лиц, обладавших поднас опасным влиянием... Применялись и другие, поистине виртуозные пополнения султанской казны. Так, султаны выдавали своих дочерей в самом раннем детстве, а иногда и в мла­денческом возрасте за богатых сановников, которые обя­зывались посылать во дворец крупные суммы на содер­жание „супруги"».

Роскошь султанского двора была призвана подчерк­нуть величие особы султана в глазах не только его под­данных, но и представителей государств, с которыми Османская империя имела дипломатические отношения.

На нужды султанского двора тратились баснослов­ные суммы. Это и неудивительно, так как, например, в XVIII в. в дворцовом комплексе жило и кормилось 12 тыс. человек —• придворные, султанские жены и на­ложницы, евнухи, слуги, стража. Здесь были не только обычные придворные чины — стольники и ключники, по­стельничие и сокольничие, стремянные и егеря,— но и начальники белых и черных евнухов, главный придвор­ный астролог, хранители шубы и чалмы султана. Были даже стражи султанских соловья и попугая!

В соответствии с исламской традицией султанский дворец состоял из мужской половины, где располагались покои султана и все официальные помещения, и жен­ской, именовавшейся гаремом. Женская часть дворца находилась под бдительной охраной черных евнухов, глава которых носил звание «кызлар агасы» («господин девушек») и занимал одно из высших мест в придвор­ной иерархии. Он не только полновластно распоряжался жизнью гарема, но ведал и личной казной султана. В его ведении были также вакуфы Мекки и Медины. Началь­ник черных евнухов был особой, приближенной к сул­тану, пользовался его доверием и обладал весьма боль­шой властью. Все группировки, боровшиеся между со­бой за влияние на султана,— сановники, духовенство, янычары — стремились обеспечить себе его поддержку. Со временем значение этого лица столь выросло, что его мнение не раз оказывалось решающим при обсуж­дении важнейших дел империи. Не один великий везир был обязан своим назначением или смещением «госпо­дину девушек». Глава черных евнухов, живший в пер­вой половине XVIII в. и носивший имя Бешир, был куп­лен в Абиссинии и попал в Стамбул рабом. Он сколо­тил огромное состояние и собрал бесценную коллекцию из 160 военных доспехов и 800 часов, усыпанных драго­ценностями. Правда, бывали случаи, когда и начальники черных евнухов становились жертвами придворных ин­триг, но такое происходило чрезвычайно редко. Султан­ша-мать («валиде-султан») была не только первой пер­соной в гареме, но играла немалую роль в политике. Во­обще, гарем всегда был средоточием дворцовых интриг; многие заговоры, порой трагически кончавшиеся не только для высших сановников, но и для самого султа­на, возникали в его стенах. Не только сановники импе­рии, но и иностранные послы добивались через обита­тельниц гарема и евнухов с помощью взяток положи­тельного решения своих дел.

Хотя турецкие султаны обладали неограниченной властью, их собственная судьба и даже жизнь не раз зависели от дворцовых интриг. Уже первый османский властелин Стамбула, его завоеватель Мехмед II, едва не стал жертвой заговора, который в 1472 г. устроила группа сановников, желая низложить султана и возве­сти на престол его сына принца Джема. И все же, как мы уже рассказывали, Мехмед не сумел уберечься от яда. Уже одна эта история показала, что нравы в осман-

скои династии не уступали страшным традициям ви­зантийского двора. Еще при Баязиде II было введено правило, запрещавшее людям, имевшим при себе ору­жие, приближаться к особе султана. При преемниках Мехмеда II любое лицо могло приблизиться к султану только в сопровождении двух стражников, бравших его под руки. Постоянно принимались меры, исключавшие возможность отравления султана.

От имени султана страной управлял великий везир, в резиденции которого рассматривались и решались важнейшие административные, финансовые и военные дела. Осуществление своей духовной власти султаны перепоручили шейх-уль-исламу— высшему мусульман­скому духовному лицу империи. И хотя этим двум выс­шим сановникам самим султаном была доверена вся пол­нота светской и духовной власти, реальная власть в го­сударстве сплошь и рядом находилась в руках прибли­женных султана. Не раз бывало, что государственные дела вершились в покоях султанши-матери, в кругу близких ей лиц из придворной администрации.

Братоубийство в династии Османов было узаконено в 1478 г., когда Мехмед II, желая избежать борьбы за власть, издал едва ли не самый чудовищный из зако­нов, которые только знала история. Он гласил: «Тот из моих сыновей, который вступит на престол, вправе убить своих братьев, чтобы был порядок на земле». Закон этот не остался на бумаге. На протяжении XVI и XVII вв. 60 принцев османской династии, иные в младенческом возрасте, по воле султанов погибли насильственной смертью. Однако даже этот закон не смог оградить ту­рецких монархов от дворцовых заговоров. Уже в период царствования султана Сулеймана I двое его сыновей, Баязид и Мустафа, были убиты. Это было результатом интриг любимой женьц Сулеймана султанши Роксоланы, которая столь жестоким способом расчистила путь к престолу для своего сына Селима (он правил в 1566— 1574гг.).

В сложных перипетиях дворцовой жизни важнейшую роль неизменно играли янычары *. Янычарский корпус, на протяжении нескольких столетий составлявший ос­нову турецкой регулярной армии, был одной из проч­нейших опор султанского трона. Начало формированию янычарского корпуса было положено задолго до прев-

* От турецкого «епи чери» — «повое войско».

ращения Константинополя в столицу Османской импе­рии. С 60-х годов XIV в. султаны стали практиковать принудительный набор детей христиан для службы в ре­гулярной армии. Вскоре эта система превратилась в ос­новной инструмент пополнения пехоты. Насильно отор­ванных от своих семей христианских мальчиков обра­щали в ислам и воспитывали в духе мусульманского фа­натизма. Они проходили обучение военному делу, после зачисления в янычарский корпус получали высокое жа­лованье. Им запрещалось жениться, а также занимать­ся ремеслом и торговлей.

Султаны стремились завоевать сердца янычар щед­ростью. Существовал, в частности, обычай, по которому султаны должны были при вступлении на престол де­лать им подарки. Со временем эти подарки стали свое­образной данью султанов янычарскому корпусу. Посте­пенно янычары превратились во что-то вроде претори­анской гвардии. Введенный некогда запрет на же­нитьбу и занятия ремеслом и торговлей был забыт. G середины XVII в. все большее число янычар обзаво­дилось семьями, пополнение корпуса начали составлять их дети. Янычары проникали в ремесленные цехи Стам­була, промышляли мелкими торговыми операциями. Боеспособность корпуса, в списках которого значилось много тысяч «мертвых душ», чье жалованье исправно присваивали себе командиры янычарских рот, резко уменьшилась. Но янычары играли главную роль почти во всех дворцовых переворотах, султаны то и дело сме­щали высших сановников, не угодивших янычарской вольнице.

В Стамбуле находилось, как правило, около трети янычарского корпуса, т. е. от 10 тыс. до 15 тыс. человек. Время от времени столицу сотрясали бунты, обычно воз­никавшие в одной из янычарских казарм. В 1617— 1623 гг. янычарские мятежи четыре раза приводили к смене султанов. Один из них, султан Осман II, был воз­веден на престол в четырнадцатилетнем возрасте, а че­рез четыре года был убит янчарами. Это произошло в 1622 г. А через десять лет, в 1632 г., в Стамбуле вновь разразился янычарский бунт. Возвратившись в столицу после безуспешной осады Багдада, янычары взбунтова­лись против отказа султана сместить великого везира, на которого возложили вину за неудачу. Янычары оса­дили султанский дворец, а затем депутация янычар и конногвардейцев — сипахи — ворвалась к султану, по-

требовала назначения угодного им нового великого ве-зира и выдачи сановников, к которым у бунтовщиков были претензии. Мятеж удалось потушить, уступив, как всегда, янычарам, но их страсти так разбушевались, что с наступлением священных для мусульман дней рама­зана шайки янычар с факелами в руках носились ночами по городу, угрозой поджога вымогая деньги и имущест­во у сановников и зажиточных горожан. В 1687 г. в ре­зультате янычарского бунта был даже частично разграб­лен дворец султана. Чаще всего рядовые янычары ока­зывались простым орудием в борьбе дворцовых группи­ровок. Глава корпуса — янычарский ага — был одной из самых влиятельных фигур в султанской администра­ции, его расположением дорожили высшие сановники империи.

Султаны с подчеркнутым вниманием относились к янычарам, периодически устраивая для них всевозмож­ные развлечения и зрелища. В самые трудные для госу­дарства моменты никто из сановников, ведавших финан­сами, не рисковал задерживать выплату жалованья яны­чарам, ибо это могло стоить головы. Когда один из ве­ликих везиров сделал в XVIII в. попытку несколько со­кратить расходы на содержание янычарского корпуса, «реформатор» тут же лишился своего поста. Прерога­тивы янычар оберегались так тщательно, что дело до­ходило порой до печальных курьезов. Однажды случи­лось так, что главный церемониймейстер в день мусуль­манского праздника по ошибке допустил к целованию мантии султана командующих кавалерией и артиллери­ей ранее янычарского аги. Рассеянный церемониймей­стер немедленно был казнен.

Янычарские бунты были опасны и для султанов. Они могли привести к низложению султана, как это случилось, например, в 1703 г., когда был свергнут с престола Мустафа II. Бунт начался довольно обычно. Его зачинщиками были несколько янычарских рот, ко­торые не пожелали выступить в поход на Грузию, со­славшись на задержку в выплате жалованья. Случи­лось это 19 июля 1703 г., а уже через четыре дня мятеж­ники, поддержанные значительной частью янычар, на­ходившихся в столице, а также стамбульскими софта­ми — учащимися духовных школ, медресе,— ремеслен­никами и торговцами, оказались хозяевами столицы. Султан Мустафа и его двор находились в то время в Эдирне. Среди сановников и улемов столицы начался

 

раскол, часть из них примкнула к бунтовщикам. Толпы янычар разгромили дома неугодных им сановников, в том числе дом стамбульского градоначальника — кай-макама. Ненавистный янычарам военачальник Хашим-заде Муртаза-ага был убит. Руководители мятежников назначили на высшие посты новых сановников, а затем послали к султану в Эдирне депутацию, потребовав вы­дачи и отправки в Стамбул ряда сановников, которых они считали повинными в расстройстве государствен­ных дел. В своем письме они призывали султана вер­нуться в столицу.

Мустафа попытался утихомирить бунтовщиков, на­правив в Стамбул большую сумму для выдачи им жало­ванья и денежных подарков. Но это не принесло желае­мого результата. Султану пришлось сместить и отпра­вить в ссылку неугодного янычарам глейх-улъ-ислама Фейзуллаха-эфенди. Приглашение прибыть в столицу он оставил без ответа и стал собирать верные ему войска. Тогда мятежники 10 августа двинулись на Эдирне. Их силы превосходили армию Мустафы. 16 августа, уже на пути в Эдирне, повстанцы провозгласили новым султа­ном брата Мустафы II, Ахмеда. Когда они достигли Чорлу, состоялась встреча командующих войсками бун­товщиков и султана. Переговоры закончились соглаше­нием о низложении Мустафы II и восшествии на престол Ахмеда III. Дело обошлось без кровопролития, объеди­нившиеся войска сопровождали нового султана до сто­лицы, куда он вступил со своей свитой 24 августа 1703 г. Непосредственные участники бунта получили высочай­шее прощение. Но тех, кто попал на высшие админист­ративные посты в дни мятежа, постепенно отстранили от власти. Когда волнения в столице улеглись и прави­тельство опять стало полностью контролировать поло­жение, некоторых из главарей мятежников все же каз­нили.

Поскольку многие янычары занялись ремеслом или торговлей, их бунты со временем стали в известной сте­пени отражением недовольства городских низов. Наибо­лее ярким в этом отношении было вспыхнувшее в Стам­буле осенью 1730 г. восстание, вошедшее в историю под названием восстания Патрона Халиля.

Шла очередная война между Османской империей и Ираном. В связи с ростом военных расходов правитель­ство ввело новые налоги. Торговцы и ремесленники Стамбула начали роптать, так как по традиции населе-

ние столицы оыло освооождено от уплаты ряда налогов. Недовольство городских низов усилилось, когда в послед­ние месяцы 1729 г. были произведены чрезвычайные военные поборы, сопровождавшиеся произволом налого­вых чиновников. Описывая обстановку в турецкой сто­лице в этот период, русский резидент И. И. Неплюев от­мечал, что министры султана Ахмеда III, «оставя прав­ду и суд, всякими мерами и нападками от подданных деньги похищали и ненасыть салтанскую исполняли. За что народ турецкой и всякого рода подданные от из­лишних вновь налагаемых пошлин и напрасных напа­дений в немалом озлоблении находились и ропоты о ли­хоимстве салтанском и министерском умножились». К тому же на глазах населения столицы на протяжении десятилетия безудержно тратились колоссальные сред­ства на возведение новых дворцов султана и его санов­ников, на пышные празднества и развлечения знати. Великий везир Ибрагим-паша предпринял попытку обу­здать янычарскую анархию, но это еще более обостри­ло положение.

В конце сентября 1730 г. в Стамбул пришла весть о поражении турецкой армии в Иране. Ее принесли воины из гарнизона Тебриза, который был захвачен турками, но затем вновь перешел в руки персов. Весть о сдаче Тебриза оказалась той искрой, которая зажгла пламя восстания.

Рано утром 28 сентября на улицах Стамбула поя­вилась небольшая группа рядовых янычар во главе с Патрона Халилем, призывавших горожан подняться против султана и ненавистных министров. Их поддер­жало множество ремесленников и торговцев. Если в первый день под знамена восстания встало 3 тыс. жи­телей столицы, то на четвертый день число бунтовщи­ков достигло 80 тыс. Они захватили пороховые склады, морской арсенал и литейный двор, прервали снабжение султанской резиденции водой и продовольствием. Пов­станцы громили дома знати, открывали двери тюрем. Ахмед III попытался спасти свой трон, приказав казнить наиболее ненавидимых народом сановников, в том числе великого везира. И все же султан был низложен. 7 ок­тября в Стамбуле состоялась церемония восшествия на престол нового султана — Махмуда I. Ему пришлось вы­полнить требования восставших — отменить надбавки к прежним налогам и все новые подати. Когда же па-пряжение в столице разрядилось, султан и его приближенные

сумели подкупом и угрозами расколоть ряды мятежников. 26 ноября 1730 г. руководителей восстания во главе с Патрона Халилем заманили в султанский дво­рец под предлогом переговоров, связанных с их требо­ванием об изменении состава дивана. Во дворце они были предательским образом перебиты, и трупы их были брошены в море. Таков был трагический финал этого выступления стамбульских низов — одного из са­мых значительных городских восстаний в Османской империи эпохи средневековья.

Во второй половине XVIII в. янычарский корпус превратился в орудие дворцовых интриг, его военное значение стало ничтожным. Так, во время русско-турец­кой войны 1787—1791 гг. янычары вместо военных уп­ражнений занимались торговлей. Когда же командую­щий султанской армией велел их за это оставить без жа­лованья, часть янычар самовольно бросила позиции и вернулась в Стамбул. Здесь им не только удалось оправ­даться в глазах султана, но даже добиться казни вели­кого везира, которого они обвинили в неудовлетвори­тельном состоянии войска.

Управление огромной империей требовало значитель­ного правительственного аппарата. Главную роль в нем играли четыре ведомства — великого везира, кадиаске-ра, дефтердара и нишанджи. Руководители этих ве­домств, среди которых первым был великий везир, вме­сте с рядом других высших сановников империи состав­ляли диван, обсуждавший государственные вопросы осо­бой важности.

Ведомство великого везира называлось «Баб-и али», что означало дословно «Высокие врата». На француз­ском языке — языке дипломатических документов — это звучало как «La Sublime Porte», т. е. «Блистательные [или Высокие] врата». В языке же российской диплома­тии французское «Porte» трансформировалось в «Пор­ту». Так «Блистательная Порта», или «Высокая Пор­та», надолго стала наименованием султанского прави­тельства. «Портой Оттоманской» порой называли не только высший орган светской власти, но и само государ­ство османов. Великий везир действительно был в ос­манской государственной иерархии первым лицом. Этот высокий пост был учрежден в 1327 г., т. е. существовал с момента основания османской династии. Великий ве­зир вершил государственные дела от имени суверена. Символом его власти была государственная печать.

Когда султан приказывал великому везиру передать печать другому сановнику, это означало в лучшем случае немедленную отставку. Нередко же такой приказ означал ссылку, а порой и смертный приговор.