Можно ли назвать Бога благим.

 

Тысячелетиями евреи повторяли молитву: «Возблагодарите Бога всемогущего, ибо Господь благ и любовь его пребывает вовеки». Надо бы поразмыслить над этой молитвой, ибо ныне мы привык­ли сомневаться как раз в этих двух утверждениях. Действительно ли Бог благ? В самом ли деле его любовь пребывает вовеки? Доста­точно беглого взгляда на прошлое или на заголовки сегодняшних газет — и любой разумный человек усомнится в справедливости этих утверждений. Вот и еще одна причина вглядеться в Ветхий Завет, поскольку в этой книге сами евреи вслух выражают сомне­ние в истинности своей же молитвы. Как и следует в любовных от­ношениях, они высказывают свои сомнения другому — Самому Богу — и получают от Него прямой ответ.

Из Ветхого Завета мы узнаем кое-что о действиях Бога — сов­сем не то, чего бы мы ожидали. Бог действует медленно, непред­сказуемо, парадоксально. Первые одиннадцать глав книги Бытия наполнены сообщениями о бесконечных поражениях и неудачах человеческой расы, которые поставили под вопрос весь замысел творения. Бог в двенадцатой главе намечает новый план, который должен исправить все эти ошибки: основные проблемы человече­ства будут разрешены благодаря тому, что Он изберет одно семей­ство, одно племя (Израиль, позднейшее название «евреи») и через посредство этого народа, который станет колыбелью Воплоще­ния, сумеет исцелить всю землю и вернуть мир к первоначально­му состоянию.

Начертав этот план. Бог приступает к его осуществлению весь­ма странными способами. В качестве родоначальника избранного племени Он призывает язычника из области, которая ныне называется Ираком, и подвергает его ряду испытаний, причем боль­шинство проверок этот человек не выдерживает. К примеру, в Египте Авраам выказал куда более низкую мораль, чем местные солнцепоклонники.

Пообещан произвести от Авраама потомство такое же много­численное, как звезды в небе и песчинки на берегу моря, Бог затем демонстрирует чудеса исцеления бесплодия. Авраам и Сарра дожи­ли до девяноста лет, прежде чем дождались первенца; их невестка Ревекка тоже некоторое время не могла рожать, а их внук Иаков четырнадцать лет дожидался желанной ему невесты, которая также оказалась бесплодной. Три поколения бесплодных женщин — не слишком удачный способ положить начало великому народу!

Подобным же образом, пообещав Аврааму целую страну (до этого Авраам владел лишь участком для захоронения в Ханаане), Бог ведет Израиль кружным путем в Египет, где народ избранный пребывает четыреста лет, пока Моисей не возглавляет поход в Землю обетованную, и это злосчастное путешествие вместо ожи­даемых двух недель длится сорок лет! Похоже, что у Бога часы идут иначе, чем у нас, нетерпеливых смертных.

Столь же странные события происходят в новозаветные вре­мена. Никто из почтенных иудейских ученых не признает в Иису­се из Назарета Мессию, возвещенного в псалмах и пророках. Эти сюрпризы и заблуждения продолжаются и поныне: самозваные пророки убежденно опознают Антихриста в одном тиране за дру­гим. Но и Гитлер, и Сталин, и Киссинджер, и Хуссейн сходят с ми­ровой арены, а конец света все не настает.

Сегодня христиане сталкиваются со многими несбывшимися предсказаниями. Растет число жителей Земли, и растет число бед­ных, доля христиан в общем населении неуклонно снижается. Мир явно стремится к самоуничтожению. Мы ждем, упорно ждем дней славы, обещанных пророками и Апокалипсисом. Судьбы Ав­раама, Иосифа и Моисея научили нас по крайней мере одному: мы не можем предугадать пути Господни, и вряд ли они совпадут с нашими желаниями. Иногда кажется, что Бог творит историю на ином, не доступном для нас уровне.

Ветхий Завет дает нам ключ к истории, написанной Богом. В Исходе названы по имени две повитухи, которые помогли спасти жизнь Моисея, но не указан фараон, правивший в то время Егип­том (скольких ученых смущает это упущение!), Третья книга Царств уделяет всего восемь стихов царю Амврию, которого свет­ские историки называют в числе величайших владык Израиля. Бог, творящий историю, не обращает внимания на величие, богат­ство и власть. Его интересует вера, и герои этой книги — это ге­рои веры, а не богатства и силы.

В центре Божьей истории те, кто оставался верен Ему незави­симо от обстоятельств. Когда Навуходоносор — один из множест­ва тиранов, преследовавших евреев, — угрожает трем юношам пыткой в огненной печи, они отвечают:

 

"Бог наш, Которому мы служим, силен спасти нас от печи, раска­ленной огнем, и от руки твоей, царь, избавит. Если же и не будет того, то да будет известно тебе, царь, что мы богам твоим служить не будем, и золотому истукану, который ты поставил, не покло­нимся» (Даниил 3:17-18).

 

Империи возникают и разрушаются, могущественные вожди достигают высот власти и теряют все. Навуходоносор, бросивший трех евреев в огненную печь, в конце концов впал в безумие и пи­тался травой, как животное. Сколько империй, возникших после царства Навуходоносора — Персия, Греция, Рим, столь величест­венных в пору своего расцвета, — последовали за Вавилоном на свалку истории, а евреи — народ Божий — пережили все губитель­ные погромы. Медленно, болезненно пишет Бог историю земли, пишет ее подвигами своих верных последователей.

Мучительная история евреев преподносит нам совершенно неожиданный урок: нельзя ошибиться, приписывая Богу свойст­ва личности. Бог — не слепая сила, разместившаяся где-то на небесах, не греческая абстракция, не материальный сверхчеловек римлян и уж, конечно, не отдыхающий после своих трудов ре­месленник деистов. Бог — это Личность. Он входит в жизнь лю­дей, вмешивается в семейные отношения, появляется там, где Его не ждут, назначает вождями людей, которых никто бы на этот пост не выбрал, требует с людей отчета. И что самое главное — Бог любит.

Великий иудейский богослов Абрахам Хешель сформулировал это в книге «Пророки» следующим образом:

 

"Бог открывает Себя пророку не в виде абстрактного абсолюта, а в личных, интимных отношениях с миром. Он не только приказы­вает и требует повиновения, Он также воспринимает и чувствует то, что происходит в мире, и реагирует на это. События и поступ­ки людей вызывают у Него радость или скорбь, удовольствие или гнев. Деяния людей могут тронуть Его, огорчить, разгневать или, напротив, угодить Ему и порадовать Его.

Бог Израиля — это Бог, Который любит, Бог, Который от­крывается человеку и заботится о нем. Он не только правит ми­ром в величии Своей мощи и мудрости, Он также непосредствен­но реагирует на события истории».

 

Из всех обращений, которые могли бы передать наши отноше­ния с Богом, Сам Господь предпочитает наиболее личностные и интимные: «возлюбленные», «дети». Ветхий Завет полон упомина­ний о женихе и невесте. Бог ухаживает за Своим народом, Он не чает в нем души, как влюбленный в возлюбленной. Когда евреи отвечают Ему пренебрежением, Господь чувствует Себя оскорб­ленным, Он ревнует, как отвергнутый влюбленный. Другой ряд метафор называет нас детьми Божьими. Ближе всего мы подойдем к пониманию отношения Бога к нам, если подумаем о собствен­ном отношении к самым близким: к своим детям и своим возлюб­ленным. 32 Филип Янси, Библия, которую читал Иисус

Представьте себе умиленного папашу с видеокамерой в руках — как он сюсюкает и уговаривает кроху-дочь оторваться от жур­нального столика и сделать три шажка самостоятельно навстречу ему. «Давай, милочка, ты можешь это сделать! Давай! Папочка смо­трит на тебя! Иди ко мне!». Представьте себе влюбившуюся по уши девочку-подростка, которая часами не выпускает из рук телефон­ную трубку, потому что ей надо обсудить все подробности про­шедшего дня со своим мальчиком, а мальчику тоже ужасно нравится эта девочка и потому все эти мелочи ему интересны. А теперь вообразите, что один из участников здесь Бог, а другой -вы. Вот о таких отношениях и говорит Ветхий Завет.

 

Друзья Бога

 

"Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Пожалуй, никакой из поступков Бога не кажется нам столь странным, как Его выбор лю­дей, которых Он приближал к Себе и делал орудиями Своей воли. Авраам торговал своей женой, Иаков обманул родного брата, Мо­исей совершил убийство, Давид был повинен в прелюбодеянии и убийстве. Но все эти негодяи значатся в числе Божьих любимцев. Иаков получил новое имя Израиль («борющийся с Богом») после продолжавшейся всю ночь схватки с Богом, и с тех пор имя наро­да избранного напоминает об этой борьбе. Дети Божьи — это де­ти борьбы.

Бог готов выяснять отношения с теми, кто вслух изливает свои жалобы: с Иовом, Иеремией и Ионой. Он вступает в продолжи­тельный спор с Авраамом и Моисеем и иногда уступает им победу. Сражаясь с Иаковом, Бог тянет до рассвета, прежде чем нанести рану; до того момента Иаков держится наравне с ним. Бог совер­шенно очевидно предпочитает честный спор подлому подчине­нию. Он воспринимает людей всерьез, ведет с ними разговор, включает их в Свой замысел и прислушивается к ним.

Если самая поразительная весть Ветхого Завета о Боге — это весть о личностном и вступающем в близкие отношения Господе, то самая поразительная весть о нас, людях, заключается в том, что нам придается особое значение. Богу важно, что мы говорим, как мы поступаем, даже что мы думаем и что чувствуем. Эти «ме­лочи» имеют вселенские последствия.

Людям, живущим в эпоху полетов в космос и воспринимаю­щим землю как крошечный голубовато-зеленый комок, подве­шенный в непостижимом пространстве мироздания, трудно пове­рить, что мы и впрямь имеем какое-то значение. Забавно, но как раз наши величайшие технологические достижения, в частности изобретение телескопа, обнаружили нашу ничтожность в масшта­бах космоса. Эрнст Беккер сказал, что мы носим в груди «тоску по вселенской значимости». С какой стати нам считаться главной ценностью мира?

Баскетболист Деннис Родман прекрасно сформулировал об­щее настроение современников: «Если и есть верховное существо, у него или у нее до хрена дел поважнее, чем мои дурацкие пробле­мы». Большая часть Ветхого Завета направлена именно на то, что­бы рассеять подобные заблуждения, господствовавшие и среди древних евреев.

 

"Когда взираю я на небеса Твои,

— дело Твоих перстов,

На луну и звезды,

которые Ты поставил,

То что есть человек,

что Ты помнишь его,

И сын человеческий,

что Ты посещаешь его?» (Псалом 8:4-5)

 

В легенде о сотворении мира, которую рассказывали в Месо­потамии, появление человека выглядит случайностью, и единст­венное назначение этого низшего существа — служить игрушкой богов и удовлетворять их капризы. Книга Бытия, напротив, назы­вает создание мужчины и женщины кульминацией творения, на­деляет людей свободой и возможностью придавать форму всему остальному бытию. Согласно Цицерону, «боги заняты великими делами, малым они пренебрегают». Ветхий Завет яростно возра­жает: Господь «радуется народу Своему». Псалом 8, начинающийся словами удивления тем, как Господь печется о людях, продолжает­ся так:

 

"Не много Ты умалил его пред ангелами;

Славою и честию увенчал его;

Поставил его владыкою над делами рук Твоих;

Все положил под ноги его» (Псалом 8:6-7)

 

Давид и другие авторы псалмов изумлялись, представляя себе Бога «высоко вверху», Который тем не менее проявляет интерес к тому, что свершается на нашей небольшой планете. Однако Бог вновь и вновь неопровержимо доказывал им, что дела людей ин­тересуют и заботят Его. Весть о том, что наши поступки имеют важное значение, пронизывает весь Ветхий Завет. Наша жизнь глубоко волнует Бога. Об этом говорит стих пророка Софонии:

 

"Господь Бог твой среди тебя: Он силен спасти тебя; возвеселится о тебе радостью, будет милостив по любви Своей, будет торжест­вовать о тебе с ликованием» (Софония 3:17).

 

Ныне ученые и даже агностики нехотя признают «антропический» принцип вселенной, ибо наш мир настолько хорошо обустро­ен, что трудно отрицать его особое предназначение — обеспечить жизнь человека. Ветхий Завет однако демонстрирует нам действие гораздо более сильного принципа: Господь выворачивает наизнан­ку все прежние религиозные представления, согласно которым бо­ги—это сверхъестественные существа, оказывающие влияние на земную жизнь. Божество плачет — на земле идет дождь; божество сердится — и обрушивает на людей молнии. Ветхий Завет показы­вает нам (яснее всего в книге Иова), что верно обратное: женщина взывает в отчаянии — и Бог посылает ей пророка; старик, лишив­шийся всего, чем дорожил, отказывается проклинать Бога — и его стойкость меняет ход событий во всей вселенной.

Можно сказать, что древние евреи изобрели понятие «история» — история перестала быть вечно воспроизводимым циклом, по­скольку поступки людей на земле приобрели значение и из них начала складываться история. Господь, правящий историей мира, позволил людям влиять на Него, как Сам Он влияет на них. Фило­соф Гленн Тиндер проводит разграничение между роком и судь­бой. Евреи дали нам всем представление о судьбе: мы оказались не среди бессмысленного мира, не игрушками, тешащими прихоть божества, а исполнителями полной значения судьбы, которую на­значает нам личностный Бог.

Различие между Израилем и его соседями мы можем обнару­жить, посетив археологический музей. В Египте или Сирии изоб­ражали богов: Осириса, Астарту, Лил. Древний иудей не мог бы предъявить таких идолов, потому что ему раз и навсегда было вос­прещено изготавливать изображения богов. Вместо этого он по­вторял историю Израиля, историю отношений с Богом: наш Бог призвал Авраама, призвал Моисея, вывел нас из Египта. «Бог — словно автор романа, — говорит Джек Майлс. — Он может пове­дать нам Свой сюжет только через посредство Своих персона­жей».

Помимо всего прочего я полюбил Ветхий Завет и за то, что он дает мне возможность ощутить историю изнутри. По мере того как я узнавал персонажей, пытавшихся, каждый на свой лад, «най­ти общий язык с Богом», я обнаруживал в них самого себя. В раз­ные моменты я отождествлял себя с Иовом, Иаковом или Екклеси­астом, примеряя на себя различные настроения авторов псалмов. Всматриваясь в их жизнь с Богом, я начинал строить свою.

Вот уже некоторое время я задаю всем вопросы: «Каковы на са­мом деле отношения с Богом? Как это работает?». Представьте себе, какие разные ответы дали бы на них Авраам, Енох, Иеремия, Моисей, Исайя, Иаков, Давид, Иона, Иов. У каждого из них опыт отношений с Богом принципиально отличается от другого, а я могу проникнуть в их противоречия и понять их. Жизнь с Богом — индивидуальная и личная проблема, к которой общие формулы мало применимы.

Кэтлин Норрис рассказывает о своей жизни в качестве гостьи в бенедиктинском монастыре, обитатели которого ежедневно пе­ли несколько псалмов, проходя за месяц весь Псалтирь целиком. Сперва ее озадачивало и даже смущало множество противоборст­вующих настроений в псалмах: одни из них выражали благочес­тивое приятие всего, в то время как другие кричали об отсутствии Бога или обмане с Его стороны. Однако позднее, когда Кэтлин Норрис ближе познакомилась с монахами и их гостями, которые также участвовали в исполнении псалмов, она поняла, что каждый псалом всегда соответствовал мироощущению хотя бы одного из присутствовавших на службе. Любой псалом отражал какой-то ас­пект жизни с Богом, и человек, имеющий глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, мог воспринять нужное ему сообщение.

Современное христианство, ограничившее себя посланиями, на мой взгляд, проходит как раз мимо этой истины. Я воспиты­вался в лоне евангелической церкви и представление о христи­анской жизни получил исключительно из посланий Павла, кото­рого, боюсь, едва ли можно назвать «типичным» христианином. Павел прошел через необыкновенное обращение, он был свиде­телем и участником многих чудес и сверхъестественного вмеша­тельства в ход событий и — если не считать замечательную гла­ву 7 Послания к Римлянам — в целом не испытывал особых труд­ностей, осуществляя возвышенный идеал христианской жизни. Как только Павлу удавалось постичь что-то умом, его эмоции тут же принимали соответствующее направление. Я убедился, что подражать Павлу (хоть апостол и призывает нас к этому) ничуть не легче, чем Иисусу.

В Ветхом Завете я обнаружил огромное разнообразие челове­ческих отношений с Богом, составивших необходимое дополне­ние к примеру Павла. Так, в псалмах я увидел ошибки и заблужде­ния, растерянность, отчаяние, гнев и страдание, о которых в моей церкви никогда даже не заговаривали. Мы поспешили перейти на более «высокий» уровень духовного торжества. Я с изумлением об­наружил, что именно «проблематичные» псалмы Новый Завет — и в особенности Сам Иисус — цитирует чаще всего.

Я долго бился с недостижимыми идеалами Нагорной пропо­веди и чересчур уверенным тоном посланий — так-де указывает нам Господь. В Притчах и в книге Екклесиаста я наткнулся на со­вершенно иной подход. Они отстаивают умеренные требования «золотого правила": зарабатывай деньги, но не переусердствуй; веселись, но не впадай в гедонизм. Эти принципы родители все­гда применяли, воспитывая детей; не могу представить себе, как бы мы растили трехлетнего малыша согласно принципам Нагор­ной проповеди.

Я не собираюсь разделять Ветхий и Новый Заветы. Напротив, было бы ошибкой читать Ветхий Завет лишь с целью противопос­тавить его Новому или расширить с его помощью наше понима­ние Нового Завета. Ветхий Завет сам представляет немалую цен­ность. Это отнюдь не «послание, адресованное кому-то другому, как предположил некий богослов, это послание адресовано и нам тоже. Люди, действующие в этой книге, — реальные люди, учив­шиеся строить отношения с Тем Самым Богом, Которого и я почи­таю. Я должен учиться на их опыте, стараясь при этом принять и потрясающую новую весть, принесенную нам Иисусом и раскры­тую Павлом и другими учениками Христа.

 

Духовное путешествие

 

Пока я писал эту главу, произошло печальное событие — умер мой тесть. Хантеру Норвуду было 80 лет, он прожил долгую и полноценную жизнь. В 1942 году он отправился миссионером в Южную Америку, своими руками построил дом в джунглях, ос­новал церковь и библейский институт, а позднее вернулся в США, чтобы возглавить миссионерскую организацию. Помимо прочего он и его жена вырастили шесть замечательных дочерей. Одна из них и стала моей женой.

Хантер был в первую очередь учителем и толкователем Биб­лии. Даже выйдя в отставку, он находил возможность преподавать Библию: вел факультатив для библейского института Моуди. Каж­дое воскресенье он сорок пять минут обсуждал с учениками Биб­лию в школе при пресвитерианской церкви. Когда здоровье нача­ло ему изменять, Хантер продолжал являться в класс — уже в инвалидном кресле — и читал лекцию шепотом с помощью мик­рофона. Несколько лет назад я привлек его к редактированию «Библии для студентов», поскольку он лучше всех из моих знако­мых мог справиться с исследованиями в этой области.

Но рак и заболевание нервной системы лишили Хантера Нор­вуда возможности преподавать Библию. Он продолжал благого­вейно изучать эту книгу каждый день и молиться за множество людей, которых он учил все эти годы. Норвуд всем сердцем верил в торжество христианской жизни. Его любимой книгой, путеводи­телем в отношениях с Богом было Послание к Римлянам. Однако болезнь развивалась дальше. Норвуду поставили катетер; его дес­ны запали настолько, что речь стала невнятной, и посетителям приходилось по нескольку раз просить его повторять сказанное. Руки дрожали, он постоянно ронял мелкие предметы. Нелегко со­хранить в себе дух торжества и веселья, когда тело перестает по­виноваться и приходится звать на помощь всякий раз, когда по­требуется высморкаться или выпить воды.

В последние два года жизни мир Хантера стремительно съежи­вался: сначала до размеров одной комнаты, а затем — больничной койки, с которой он уже почти не вставал. Но пока он мог держать ручку, он вел дневник своей борьбы с Богом. Сейчас, когда я пишу эти слова, его записная книжка лежит перед моими глазами. В конце блокнота я нашел семнадцать страниц со списком имен -это люди, за которых он молился: большая, увеличивавшаяся в размере семья (рядом с именем моей жены стоит и мое имя), ин­дейцы Южной Америки, ученики, прошедшие через его библей­ские классы, миссионеры, которыми он руководил, прихожане его церкви, вдовы, соседи. На этих страницах много пятен — сле­ды кофе, пищи, слез.

Начав листать блокнот с другого конца, я натыкаюсь на записи, отражающие отношения Норвуда Хантера с Богом. Этот дневник занимает девятнадцать страниц, я могу проследить течение болез­ни по почерку, ухудшающемуся с каждой строкой. Главным обра­зом Норвуд цитирует стихи Библии и кратко их комментирует. Изредка он отмечает свое состояние: боль в спине, паралич ног, утрата сил, обезвоживание. Последняя, почти неразборчивая за­пись сделана седьмого августа, за год до его смерти. В последний год своей жизни Норвуд не мог писать.

Вот что поражает меня в этом дневнике: из сотни записей я на­шел только девять, относящихся к Новому Завету. Зато я вижу мно­жество заметок типа:

 

Псалом 28. Отче, помоги! Я полон печали и страха.

4 Царств 11-14. Как мало сохранивших верность Богу, но Он полон милосердия и сострадания.

Псалом 53:5. Сколь многие убоялись, когда им нечего было бо­яться.

Псалом 59:4. Приди мне на помощь, призри на немощь мою!

Иов 42:2. Я знаю, Ты можешь все свершить. Ни один Твой за­мысел не будет разрушен.

Псалом 71:14. Но я — я всегда сохраню надежду.

Псалом 20:1. Пусть Господь ответит тебе, когда ты в печали, пусть Господь защитит тебя.

2 Паралипоменон 28:20. Не бойся, не лишайся мужества -Господь Бог твой с тобой. 40 Филип Янси, Библия, которую читал Иисус

Плач Иеремии 3:26. Как хорошо в тиши ждать спасения от Гос­пода!

Псалом 138. Дивно и чудно устроено.

Псалом 27. Господь — моя твердыня; чего мне бояться?

Иов 23:10. Пусть Он испытает меня, и я выйду как золото.

Псалом 40:17. Поспеши, Господи!

Иов 36:15. Он говорит с ними в час их скорби.

Иеремия 46:28. Не страшись, Иаков, раб Мой, ибо Я с тобой, -говорит Господь.

Псалом 115:6. Дорога в очах Господних смерть святых Его!

Псалом 120:2. Помощь моя от Господа!

Псалом 9:14. Помилуй меня, Господи, воззри на страдание мое!

 

Те из нас, кто хорошо знал Норвуда Хантера, понимают, что последние годы его жизни были наиболее тяжкими. Враги его ве­ры побивали его камнями в Колумбии; в Перу он подвергался на­падению аллигаторов, удавов и пираний. Он вырастил шестерых дочерей в двух совершенно различных мирах. Но все это не мог­ло сравниться с последним испытанием: целыми днями лежать в постели, чувствуя, как тело полностью выходит из повиновения, и ожидая смерти. Ближе к концу все его силы поглощали простей­шие акты дыхания и глотания.

В эти последние годы Хантер прошел через кризис веры, и об этом он тоже говорил со всей откровенностью. Ответы, которые прежде удовлетворяли, теперь уже не устраивали его. Он утратил уверенность — не в Боге, но в самом себе. В нем нарастала трево­га, страх, нетерпение, он плакал оттого, что не владел более сво­ими чувствами и эмоциями. Перед лицом смерти он мечтал о до­стойном конце — он все время говорил об этом, но вновь и вновь подводил самого себя, разочаровывался в себе и боялся разочаровать Бога.

Та колеблющаяся, как волна, но прочная, как гранит, вера, ко­торую Хантер находил в Ветхом Завете, поддерживала его, когда изменяло все остальное. Даже в минуты тягчайшего сомнения он обретал утешение, осознавая, что люди, наиболее любимые Бо­гом, были вынуждены сражаться с теми же самыми демонами. Он видел, как крепки руки Господа, обнимающего Своих детей не только во времена процветания и благополучия, но в дни ис­пытания. Я рад, что в эти трудные годы Хантер Норвуд мог опе­реться на Ветхий Завет.

 

 

Глава вторая

Иов: взгляд в темноте

Достойно ли льва запугивать мышью?

Карл Юнг

С

вою трудовую жизнь я начал в качестве журналиста, специализирующегося на описании жизненных историй. Я был двад­цатилетним юношей, когда мне пришлось начать изучать пробле­му страдания. В поисках сенсационных историй я навещал людей, переживших трагическое событие: подростка, изувеченного мед­ведем, от которого он пытался отбить свою девушку; отца, при­крывавшего своим телом детей во время урагана; преступника, всю жизнь пытавшегося отомстить за перенесенное в детстве на­силие. Я готовил рассказы об их судьбах для серии «Драма в реаль­ной жизни», публиковавшейся в журнале «Ридерз дайджест».

Каждый человек, с которым я беседовал, говорил мне, что тра­гедия столкнула его лицом к лицу с Богом. К несчастью, все они весьма неблагожелательно отзывались о церкви: христиане, гово­рили они, только усугубляли боль. Один за другим доморощенные проповедники являлись к ним в больничную палату с очередной теорией: «Это Бог наказывает вас!» — «Нет, не Бог, это все происки Сатаны!» — «Нет, это Бог, Он испытывает вас, чтобы вы воздали Ему хвалу!» — «Это не Бог и не Сатана, просто вы случайно оказа­лись на пути разъяренной медведицы (урагана, преступника и т.д.)»

Один из героев моих статей сказал мне: «Все эти теории насчет страдания только сбивали меня с толку, помощи от них не было никакой. Я главным образом хотел получить поддержку, какое-то утешение от Бога и от людей Божьих, а христиане причиняли мне боль, не оставляя никакой надежды».

Я попытался сам разобраться в этой проблеме и написал книгу «Где же Бог, когда мне так больно?» Боль всех этих людей, с кото­рыми я разговаривал, сделалась моей болью, их вопросы — моими вопросами. Позднее, в ответ на сотни писем, которые ставили но­вые вопросы о Боге и страдании, я написал нечто вроде продол­жения — «Разочарование в Боге». Хотя с тех пор я занялся другими темами, я никогда не переставал размышлять над проблемами, преследовавшими меня в первые годы моей работы.

Нельзя умело разрешить проблему боли и забыть о ней. Она вторгается в нашу жизнь вновь и вновь, всякий раз, когда на берег обрушивается торнадо, когда у соседа рождается больной ребе­нок, когда кто-то из близких узнает, что у него рак, когда какие-то симптомы настораживают меня и побуждают спешить к врачу. Мы рождаемся в крови и слизи со стонами, слезами и болью; и умира­ем мы точно так же, а между мигом рождения и мигом смерти мы не устаем спрашивать: «Почему?!»

Мне приходилось вновь и вновь обращаться к книге Иова, са­мому полному в Библии разговору о страдании. По крайней мере так я думал в то время. Если бы десять лет назад вы спросили меня, какова основная тема этой книги, я бы, ни минуты не колеблясь, ответил: «Книги Иова? Всем известно, какова основная тема в ней. Это самое подробное во всей Библии обсуждение проблемы стра­дания и боли».

Я по-прежнему ссылаюсь на книгу Иова всякий раз, когда пишу о страдании, и, конечно же, большая часть книги (главы 3—37) по­священа именно этой проблеме. Здесь не происходит никакого действия. Иов, три его друга и долгое время молчавший Елиуй си­дят рядом и обсуждают различные теории относительно страда­ния. Друзья Иова, как те посетители больных, о которых рассказы­вали мои собеседники, стараются как-то объяснить «пращи и стрелы яростной судьбы», обрушившейся на Иова. Достигают они примерно того же результата: Иову от их речей становится еще хуже.

Персонажи Ветхого Завета, такие благочестивые люди, как Иов и его друзья, столкнувшись со страданием, испытывали потрясе­ние и искреннее недоумение. Они с полным основанием рассчи­тывали, что Бог вознаградит их праведность процветанием и здо­ровьем. Книга Иова — это шаг вперед от «веры-договора», которая пронизывает большую часть Ветхого Завета: поступай хорошо— и будешь благословен, поступишь дурно — будешь проклят. Мно­гие ученые полагают, что книга Иова помогла Израилю перенести те катастрофы, которые обрушились на народ, и осознать их зна­чение. Великая история одного человека выражала мучительную проблему всего народа: почему «избранный народ» переносит столько несчастий?

Да, книга Иова сосредоточивается на проблеме страдания, но решает ее совершенно неожиданным образом: она ставит — блес­тяще, яростно, бескомпромиссно — те вопросы, которые нам са­мим насущно необходимо разрешить, а затем резко меняет тему и предлагает нам взглянуть на проблему с другой стороны. Как большинство текстов Ветхого Завета, эта книга сперва разочаро­вывает нас, не дает простого ответа, который мы хотели бы услы­шать, но затем приносит глубокое, необычное удовлетворение, 46 Филип Янси, Библия, которую читал Иисус

указав новое направление поиска, внушив новое представление об устройстве мира и давая надежду.

 

Вечный сюжет

 

Книга Иова произвела столь сильное впечатление на Жана Каль­вина, что из своих 700 проповедей 159 он посвятил ей. С тех вре­мен различные события истории только увеличивали важность этой проблемы, и для современного человечества значение книги Иова так же огромно. Эта тема незаслуженного страдания кажется как нельзя более актуальной для столетия, исполненного безум­ной боли, для века двух мировых войн, двух атомных бомбарди­ровок и превосходящего все прежние эпохи государственного преследования и истребления людей. Старый Иов, горестно опла­кивающий ускользающую от него, рушащуюся жизнь, кажется на­иболее точным портретом современного человека.

Нил Саймон использовал этот сюжет в пьесе «Любимец Бога», так же поступил и Арчибальд Маклиш («Джей Би»), и Роберт Фрост («Маска разума»). Не так давно прозаик Мюриэл Спарк перенесла действие книги Иова в современную эпоху («Единственная про­блема»). Даже пьеса «Амадеус» — это своего рода «Иов наизнанку": Иов не понимал, каким образом на него, ни в чем не повинного, мог обрушиться гнев Божий; Сальери столь же искренне недоуме­вает, каким образом Моцарт, этот гений-недоумок, мог сделаться Божьим любимцем.

Все эти современные переделки пытаются решить загадку, по­ставленную изначальным текстом Ветхого Завета. Друзья Иова на­стаивают на том, что справедливый, любящий, всемогущий Бог должен соблюдать на Земле определенные «правила игры», награж­дая добродетельных людей и наказывая дурных. Практически каж­дое утверждение этих многоречивых старцев сводится к одной ос­новной идее: раз Иову пришлось плохо, значит, он согрешил. Иов, знающий собственную душу, вообще не может найти во всем происходящем никакого смысла. Он ничем не заслужил эти ужасные несчастья. Не можем найти смысл и мы, когда всматри­ваемся в окружающие нас страдания: уничтожение евреев, голод в Африке, христиане, заключенные в мусульманские тюрьмы. Люди, все еще способные придерживаться столь удобной точки зрения, которую отстаивали друзья Иова — а таких людей, судя по религиозным передачам, и сейчас немало, — должны были бы задуматься хотя бы над таким фактом: самый христианский кон­тинент нынче — это Африка, но Африка-то и голодает. А богаче всего наиболее враждебный христианству ареал — побережье Красного моря. (Когда Роберт Шуллер составлял свою «Библию мыслителя», он нашел в книге Иова лишь четырнадцать стихов, достойных комментария.)

Вопросы, заданные Иовом, не только не померкли с веками -напротив, они становятся все более актуальными. Заголовок ро­мана Спарк «Единственная проблема» — это фраза из дискуссии о том, каким образом добрый Бог допускает страдание. «На самом деле, это единственная проблема, заслуживающая обсуждения», -заявляет главный герой романа. Проблема страдания сделалась навязчивой идеей современности, философским камнем XX века. Но герой этой древней книги Иов формулировал проблему лучше, чем кому-либо удавалось это сделать с тех пор.

Однако, несмотря на все отклики в современной литературе, несмотря на то что сам я обращаюсь к книге Иова всякий раз, ког­да пишу о страдании, несмотря на то что этой проблеме посвяще­ны почти все страницы данной книги, я пришел к выводу, что нельзя говорить, будто книга Иова — это разговор о проблеме страдания. Разговор о страдании — это лишь фон, материал, из которого она сделана, а не ее суть.

Никто из нас не говорит, что торт — это яйца, дрожжи и мука. Мы скажем, что кондитер использует эти ингредиенты, чтобы приготовить из них торт. Так и книга Иова не «о страдании». Она включает эту тему в более сложный замысел автора. Если рассматривать книгу Иова как целое, то она — о вере. Это история челове­ка, прошедшего тяжкое, мучительное испытание. Его реакция, его ответ — это весть не только тем, кто страдает, но и всем живущим на планете Земля.

Главам 3—37 книги Иова, сосредоточенным на проблеме стра­дания, предшествуют главы 1—2, в которых раскрывается «интри­га», определяющая контекст всего, что следует далее. Наше виде­ние почти всегда ограничивается узким спектром «естественного» зрения, мы понятия не имеем о том, что происходит «за кулиса­ми». Книга Иова ненадолго приподнимает завесу. Подобно слуге Илии, внезапно узревшему «колесницы огненные», мы, читая эту книгу, проникаем взглядом в ту таинственную, сверхъестествен­ную деятельность высших сил, которая обычно скрыта от нашего взгляда.

Может быть, стоило отнестись к книге Иова как к детективной пьесе, сюжет которой вращается вокруг тайны: «Кто это сделал?». Мы пришли заранее и присутствовали на пресс-конференции, когда режиссер объяснял свое творение (см. главы 1 —2). Мы зара­нее знаем, как распределены роли в пьесе, понимаем, что личная драма человека на земле связана с космической драмой на небе­сах. Идет тяжба о вере Иова. Устоит ли Иов в своей вере или отре­чется от Бога?

Автор книги Иова — великий драматург. Он свел прелюдию к двум главам и быстро перешел к более устраивающей его форме диалога. Занавес опустился, а когда он поднялся вновь, мы увидели на сцене только актеров, запертых внутри пьесы, не ведающих той внешней, всеобъемлющей точки зрения, которая была сооб­щена нам, зрителям. Мы знаем, «кто это сделал», а герой-детектив не знает. С самого начала Иов, не знакомый с начертанным на не­бесах сценарием, оказывается в ловушке разыгрывающихся собы­тий. Он истерзан несчастьями, он упорно пытается постичь то, что уже знаем мы. Он скребет покрытое струпьями тело каким-то черепком и задает пронзительные и беспомощные вопросы, которые твердит каждый страдалец: «Почему это случилось со мной? В чем я провинился? Что этим хочет сказать мне Бог?"

Зрители могут несерьезно отнестись к вопросам Иова, ведь нам заведомо известен ответ. В чем Иов провинился? Ни в чем. Сам Бог сказал, что Иов «человек непорочный, справедливый, бо­гобоязненный и удаляющийся от зла» (Иов 2:3). Почему он страда­ет? Мы заранее знаем, что это не наказание. Напротив, Иов был избран как главное оружие в великом споре на небесах. Бог ис­пользует Иова, чтобы доказать Сатане: вера человека может быть подлинной и самоотверженной, она не зависит исключительно от благодеяний Бога. Разумеется, эта космическая борьба порождает свои проблемы, но они отличаются от тех, с которыми приходит­ся сталкиваться большинству людей, когда на них обрушивается внезапное горе.

Позволив нам с самого начала заглянуть за кулисы, автор книги Иова лишает рассказ всех элементов таинственности, создающих напряжение. Остается лишь одна животрепещущая тайна: как от­реагирует Иов? Один только вопрос требует ответа, и это вопрос веры. Доказательством гениальности этой книги и причиной, по которой она сохранила свою актуальность как художественное произведение, является то обстоятельство, что мы забываем о со­держании первой и второй глав, страдая вместе с Иовом. Он с та­кой силой и яростью борется с непереносимыми переживаниями, что все его вопросы становятся и нашими проблемами.