Глава 31 Сладостная битва 333 П. В., лето

 

Рожер заявил всем и каждому, что пренебрег своим крылом и выбрал для игры на скрипке большую лестницу особняка ради звука, который разносится оттуда по всему зданию. Последнее было правдой, но на самом деле он торчал на лестнице, потому что с нее открывался прекрасный вид на покои Аманвах и Сиквах. Девушки не показывались уже три дня.

И почему ему не все равно? О чем он вообще думал, защищая Сиквах, когда у него был прекрасный повод отвергнуть обеих невест? Разрешив им остаться после попытки убить Лишу? Неужто ему хочется стать зятем демона пустыни? Мысль о браке всегда страшила Рожера. За последние несколько лет он в спешке покинул десятки весей, чтобы избежать ловушки.

«Брак – смерть артиста, – говорил Аррик. – Женщины так и лезут к жонглерам в постель – что ж, нас не убудет. Но едва тебя сговорят, им сразу разонравится все то, что прежде привлекало. Женщины не дадут тебе ни странствовать, ни выступать каждый вечер или когда захочется. Они пожелают знать, с какой-такой целью ты выбираешь самую смазливую девчонку, когда метаешь ножи. Не успеешь оглянуться, как будешь вкалывать плотником и благодарить Создателя, что тебе разрешено петь в седьмак. Спи с кем хочешь, но держи собранную сумку рядом с подушкой и сматывай удочки при первом слове о помолвке».

И все же он без раздумий бросился на помощь Сиквах, а в памяти не меркла дивная гармония их голосов. Рожеру отчаянно хотелось влиться в нее, а когда он вспоминал, как пали на пол девичьи одежды, то нестерпимо хотел кое-чего еще, чего искал только от Лиши с их первой встречи.

Но Лиша не хотела его, а Аррик умер одиноким пьянчугой.

Женщины Аббана время от времени доставляли девушкам еду и выносили горшки, но дверь приоткрывалась лишь на щелочку и неизменно захлопывалась, прежде чем Рожер успевал заглянуть.

 

Той ночью на алагай’шарак Рожер то и дело нервно поглядывал на Джардира. Каваль поставил Гареда и Уонду сражаться с копьем и щитом бок о бок с другими даль’шарумами, и они неплохо себя показали. Может, Гаред и был слишком неуклюж для шарусака, но в щитовом бою ему не было равных, и никто не мог дотянуться из-за стены меченых щитов копьем дальше, чем он.

Но Рожеру было не по себе без Гареда, пока они с Лишей и Джардиром шли за стеной щитов с несколькими Копьями Избавителя, хотя Рожер окутал их музыкой и демоны держались поодаль. Рано или поздно Джардир спросит, как Рожер намерен поступить с его дочерью и племянницей, и если ответ ему не понравится, насилия и смерти не избежать. Смерти Рожера.

Впрочем, Джардир пока думал только о Лише и не сводил с нее глаз, как пылкий влюбленный. Разумеется, это еще больше беспокоило Рожера, особенно когда он замечал ответные взгляды Лиши. Он не дурак. Он знает, что они означают, даже если Лише невдомек.

Рожер с облегчением выдохнул, когда наступление закончилось и всех отпустили в город. Он был неописуемо жалок, его пальцы онемели от игры, и каждая мышца его тела болела. Он насквозь промок от пота и перемазался жирной копотью горящих демонов.

Гаред и Уонда порозовели от демонической магии, свежие, будто только что проснулись, – тошно смотреть! Рожер ни разу не пробовал магию на вкус. Он видел, как тает Меченый, слышал от него о зове Недр и с тех пор страшился магии. Уж лучше отгонять демонов музыкой и бросать в них ножи.

Но за последний год в Лощине Избавителя влияние магии на тех, кто регулярно к ней приобщался, стало очевидным. Они были сильнее. Быстрее. Не болели и не уставали. Молодежь быстрее взрослела, старики молодели. А Рожер, напротив, совершенно выбился из сил.

Спотыкаясь, он побрел в свою спальню в надежде забыться хотя бы на пару часов, но в его комнате сладостно благоухали красийские масляные лампы. Странно. Когда он уходил, лампы были потушены. На прикроватном столике стоял кувшин холодной воды и лежал свежий теплый хлеб.

– Я велела Сиквах приготовить тебе ванну, нареченный, – послышалось рядом.

Рожер испуганно вскрикнул и развернулся с метательными ножами наготове, но то была всего лишь Аманвах. Сиквах стояла рядом с ней на коленях у большой ванны, исходящей паром.

– Что вы делаете в моей комнате? – спросил Рожер и попытался убрать ножи, но руки его не слушались.

Аманвах грациозно опустилась на колени и коснулась лбом пола.

– Прости меня, нареченный. В последнее время я была… нездорова и во всем полагалась на Сиквах. У меня сжимается сердце при мысли, что мы не могли о тебе позаботиться.

– Это… да ничего, пустяки. – Рожер спрятал ножи. – Мне ничего не нужно.

Аманвах принюхалась:

– Прошу прощения, нареченный, но тебе нужно принять ванну. Завтра первый день Ущерба, и ты должен быть готов.

– Ущерба?

– Новолуния, – пояснила Аманвах. – Говорят, в это время по земле ходит князь демонов Алагай Ка. Мужчины проводят дни Ущерба в светлой радости, чтобы стойко держаться во мраке ночи.

Рожер заморгал:

– Какая красивая легенда. Нужно сложить о ней песню!

Он уже начал подбирать музыку.

– Прошу прощения, нареченный, – возразила Аманвах, – но об этом написано множество песен. Хочешь, мы споем тебе, пока купаем?

Рожер внезапно представил, как обнаженные поющие девушки душат его в ванне, и нервно хохотнул:

– Мой учитель говорил так: хорош цветок, да остер шипок.

Аманвах склонила голову набок:

– Не понимаю.

Рожер с трудом сглотнул:

– Я лучше сам искупаюсь.

Девушки захихикали под покрывалами.

– Ты уже видел нас без одежд, нареченный, – заметила Сиквах. – Боишься, как бы чего не увидели мы?

Рожер покраснел:

– Дело не в этом, просто я…

– Не доверяешь нам, – докончила Аманвах.

– А с чего мне вам доверять? – вспылил Рожер. – Вы притворялись невинными овечками, которые не знают ни словечка по-тесийски, а потом попытались убить Лишу, и оказалось, что понимаете все. Откуда мне знать, что в этой ванне нет смоляного листа?

Девушки снова коснулись лбами пола.

– Если таковы твои чувства, убей нас, нареченный, – предложила Аманвах.

– Что? – поразился Рожер. – Я никого не собираюсь убивать.

– Ты вправе нас убить, – возразила Аманвах, – и ничего иного мы не заслуживаем за свое предательство. Та же судьба ждет нас, если ты нас отвергнешь.

– Вас убьют? Родственниц самого Избавителя?

– Это сделает либо Дамаджах за то, что мы не смогли убить госпожу Лишу, либо Шар’Дама Ка – за то, что пытались. Только в твоих покоях нам ничего не грозит.

– Вам здесь ничего не грозит, но это не значит, что меня надо купать.

– Мы с кузиной не хотели оскорбить тебя, сын Джессума. Если ты не хочешь взять нас в жены, мы пойдем к моему отцу и во всем признаемся.

– Я… не уверен, что готов согласиться.

– Сегодня ночью не обязательно на что-то соглашаться, – сказала Сиквах, – не считая песни об Ущербе и ванны.

Красийские девушки одновременно опустили покрывала и запели. Их голоса оказались ничуть не хуже, чем запомнилось Рожеру. Слов он не понимал, но воинственная мелодия говорила о мужестве во мраке ночи. Девушки встали, подошли к нему, ласково подвели к ванне и раздели. Вскоре он уже сидел в исходящей паром воде, и боль в его мышцах стихала. Девушки оплели его паутиной музыки – такой же чарующей, как та, которой он окутывал демонов.

Сиквах повела плечами, и черное шелковое платье упало на пол. Рожер разинул рот, а Сиквах повернулась к Аманвах, чтобы расстегнуть ее одежды.

– Что вы делаете? – спросил он, когда Сиквах забралась в ванну перед ним, а Аманвах – позади.

– Как что – купаем тебя, – ответила Аманвах и снова запела, поливая его горячей водой из миски. Сиквах тем временем взяла щетку и кусок мыла.

Она уверенными ловкими движениями соскребала с него грязь и кровь, разминала уставшие мышцы, но Рожер почти не замечал, что она делает. Он с закрытыми глазами наслаждался голосами и прикосновениями, пока руки Сиквах не погрузились глубже. Рожер подскочил.

– Тсс, – коснулись его уха мягкие губы Аманвах. – Сиквах – искусная постельная плясунья и уже познала мужчину. Прими ее в дар в честь Ущерба.

Рожер точно не знал, кто такие постельные плясуньи, но догадывался. Сиквах прильнула к его губам, опустилась к нему на колени, и он задохнулся.

 

Лиша не знала, что спальня Рожера находится прямо под ее спальней, пока не услышала крики Сиквах. Сперва она подумала, что девушке больно, рывком села на кровати и потянулась за фартуком, но потом сообразила, что это за возгласы.

Она попыталась снова уснуть, но Рожер и девушка продолжали беспечно шуметь. Лиша накрыла голову подушкой, но и это не помогло.

Она была не слишком поражена. Скорее удивительно, что на это потребовалось столько времени. Утрата невинности Сиквах всегда казалась Лише подозрительной. Инэвера так настаивала на проверке девственности! Сыграть на рыцарских чувствах Рожера, заманить его в брачные сети – что может быть проще? В конце концов, он всего лишь мужчина.

Лиша фыркнула, понимая, что это только одна сторона медали. Без Инэверы тут не обошлось.

По правде говоря, хотя Лиша не одобряла многоженства, она считала, что Рожер окажет на девушек положительное влияние. Да и ответственность за семью поможет ему повзрослеть. Если он хочет именно этого…

«Даже если он этого хочет, я не обязана это слушать», – подумала она, вскочила с кровати, вышла в коридор и выбрала одну из множества пустых спален на своем этаже. Она с наслаждением укрылась одеялом и приготовилась провалиться в сон, но звуки распалили ее воображение. Полураздетый Джардир; его мускулистое тело, покрытое живой вязью меток. Интересно, от них покалывает пальцы, как от рисунков Арлена?

Когда она наконец забылась, ее посетили сладострастные грезы. Во сне она снова ощутила жар очага, у которого они с Гаредом обжимались на полу гостиной дома ее родителей. Заглянула в волчьи глаза Марика. Растаяла в жарких объятиях Арлена.

Но Гаред и Марик предали ее, а Арлен отверг. Сон превратился в кошмар. Лиша заново переживала во всех подробностях тот вечер на дороге, когда ее изнасиловали трое. Слышала их насмешки; чувствовала, как ее дергают за волосы, как ерзают у нее между ног. Она вытеснила эти воспоминания, но знала, что они – ужасная правда. И все это время видела ухмылку Инэверы во время порки.

Лиша проснулась. Сердце отчаянно колотилось, руки дрожали – настолько ей хотелось что-нибудь схватить и защититься. Но разумеется, она была одна.

Когда она стряхнула сон, страх исчез, сменившись неистовой злостью. «На той дороге у меня кое-что отняли, но провалиться мне в Недра, если я позволю забрать остальное».

 

Лиша примеряла не иначе как сотое платье, стараясь не испортить заколотую шпильками прическу. Лицо чесалось под толстым слоем пудры и краски.

Джардир должен был явиться с ухаживаниями. Утром он прислал сообщение, что собирается зайти вечером и продолжить чтение Эведжаха, начатое в пути, но все прекрасно понимали, чего он хочет на самом деле.

Первая жена Аббана, Шамавах, принесла для примерки десятки платьев из красийского шелка, гладкого, как попка младенца; ярких, совершенно непристойного кроя. Шамавах и Элона одевали Лишу, будто куклу, водили ее перед стенными зеркалами и спорили, какой фасон наиболее ей идет. Уонда веселилась, наблюдая за происходящим. Вероятно, она чувствовала себя отмщенной за то, что ей пришлось вытерпеть от швеи герцогини Арейн.

– Это уже перебор, даже на мой вкус, – сказала Элона при виде последнего платья.

– Скорее, недобор, – хмыкнула Лиша. Платье было почти прозрачным, как наряды Инэверы. Чтобы хоть немного прикрыться, понадобилась бы толстая вязаная шаль Бруны.

– Незачем выставлять товар напоказ, – согласилась Элона. – Пусть как следует потрудится, чтобы тебя рассмотреть.

Она выбрала более плотное платье, но шелк все равно лип к телу, и Лиша ощущала себя голой. Она поежилась и поняла, почему такие фасоны популярны в пустыне, а не на севере.

– Чушь, – возразила Шамавах. – Тело госпожи Лиши не хуже, чем у самой Дамаджах. Пусть Шар’Дама Ка хорошенько разглядит, чего ему не получить, пока мы не подпишем договор.

Она выудила из вороха платьев такую прозрачную вещь, что Лиша могла с тем же успехом вовсе не одеваться.

– Хватит, – резко отказалась она, стянула через голову выбранное Элоной платье и швырнула на пол. Затем взяла полотенце и стерла с лица краски и пудру, которыми ее расписала Шамавах, пока Элона смотрела ей через плечо и спорила об оттенках.

– Уонда, принеси мое голубое платье, – приказала Лиша. Девушка перестала ухмыляться и бросилась исполнять приказ.

– То самое простенькое, старое? – возмутилась Элона. – Ты будешь похожа…

– На себя, а не на раскрашенную энджирскую шлюху, – перебила Лиша. Женщины хотели было запротестовать, но прикусили языки под ее раздраженным взглядом.

– Волосы хотя бы не расплетай! – взмолилась Элона. – Я их целое утро укладывала. Тебе не повредит хорошо выглядеть.

Лиша повернулась к зеркалу. Мать и правда прекрасно уложила ее пышные черные волосы. По спине струились кудри, лоб украшала дерзкая челка. Лиша улыбнулась.

Вернулась Уонда с голубым платьем, но Лиша посмотрела на него и цокнула языком.

– Я передумала, принеси мое праздничное. – Она подмигнула матери. – Мне не повредит хорошо выглядеть.

 

В ожидании Джардира Лиша расхаживала взад и вперед по своим покоям. Женщин она отослала, их болтовня только действовала ей на нервы.

В дверь постучали. Лиша торопливо посмотрелась в зеркало, втянула живот, в последний раз затянула под грудью платье, чтобы была пышнее, и открыла.

Но пришел не Джардир, а Аббан. Не поднимая глаз, он протянул ей крошечную бутылочку и еще меньший стаканчик.

– Подарок. Для храбрости, – пояснил он.

– Что это? – Лиша открыла бутылочку, принюхалась и сморщила нос. – Похоже на настойку для дезинфекции ран.

Аббан рассмеялся:

– Уверен, его не раз для этого использовали. Это кузи – напиток, который мой народ употребляет в качестве успокоительного. Даже даль’шарумы его пьют, чтобы набраться мужества на закате.

– Они выпивают перед боем? – недоверчиво переспросила Лиша.

Аббан пожал плечами:

– В дурмане кузи есть… своего рода ясность, госпожа. Один стаканчик согревает и успокаивает. Два придают храбрость шарума. После трех покажется, что можно танцевать на краю бездны Най и не упасть.

Лиша выгнула бровь, но невольно улыбнулась краешком рта.

– Ну разве что один. – Она налила кузи в стаканчик. – Я не прочь согреться.

Она выпила залпом и закашлялась.

Аббан поклонился:

– Второй пойдет легче первого, госпожа, а третий – легче второго.

Он вышел, и Лиша налила себе еще стаканчик. Он и правда пошел легче.

Третий отдавал корицей.

 

Аббан не солгал насчет кузи. Оно окутывало Лишу, как меченый плащ, одновременно согревая и защищая. Бесконечный спор в ее голове стих, и в тишине снизошла неведомая прежде ясность.

В комнате было жарко, несмотря на праздничное платье с глубоким вырезом. Лиша обмахивалась и весело наблюдала, как Джардир украдкой поглядывает на ее грудь, пытаясь притвориться равнодушным.

Они покоились на шелковых подушках. Между ними лежал открытый Эведжах, но Джардир давно его не читал. Они беседовали о другом: о том, что Лиша все лучше говорит по-красийски, о детстве Джардира в каджи’шарадж, об уроках Бруны, о том, как мать Джардира стала отверженной из-за того, что родила слишком много дочерей.

– Моя мать тоже не сильно рада, что у нее только дочь, – заметила Лиша.

– Такая дочь стоит дюжины сыновей, – возразил Джардир. – Но как же твои братья? Сейчас они с Эверамом, но принесли ей немало счастья.

Лиша вздохнула:

– Ахман, моя мать солгала. Я ее единственное дитя, и у меня нет волшебных костей, чтобы пообещать тебе сыновей.

С этими словами с нее свалился груз. Как и в случае с платьем, она хотела, чтобы Джардир знал настоящую Лишу.

Джардир удивил ее, пожав плечами:

– Да будет на то воля Эверама. Даже если ты родишь трех девочек подряд, я буду лелеять их и верить, что сыновья не заставят себя ждать.

– И я не девственница, – выпалила Лиша и затаила дыхание.

Джардир долго смотрел на нее. Возможно, не следовало этого говорить? Какая ему разница, девственница она или нет?

Впрочем, для него разница была, и ложь матери угнетала Лишу, как собственная, ибо молчанием она потворствовала ей.

Джардир поглядел по сторонам, будто проверяя, нет ли свидетелей, и наклонился почти к самым ее губам.

– Я тоже не девственник, – прошептал он, и Лиша прыснула.

Джардир захохотал от всей души.

– Выходи за меня! – взмолился он.

– Зачем тебе еще одна жена, ведь у тебя их уже…

– Четырнадцать, – отмахнулся Джардир. – У Каджи была тысяча.

– И что, кто-нибудь помнит, как звали пятнадцатую?

– Шаннах вах Кревах, – без запинки ответил он. – Говорят, ее отец украл тени, чтобы сплести ей косы, и из ее утробы вышли первые дозорные, невидимые в ночи, но вечно бдящие рядом с отцом.

– Ты это только что сочинил, – прищурилась Лиша.

– Поцелуешь меня, если нет?

Лиша притворно задумалась.

– И шлепну, если да.

Джардир улыбнулся и указал на Эведжах:

– Здесь перечислены все жены Каджи, их имена будут чтить вечно. Некоторые записи весьма подробны.

– Вся тысяча? – с сомнением переспросила Лиша.

Джардир подмигнул:

– Записи становятся короче только далеко за сотню.

Лиша ухмыльнулась и взяла книгу.

– Двести тридцать седьмая страница, – подсказал Джардир, – восьмая строка.

Лиша пролистала книгу и нашла нужную строку.

– Что там написано? – спросил он.

Лиша плохо поняла большую часть текста, но Аббан научил ее читать даже незнакомые слова.

– Шаннах вах Кревах, – произнесла она.

Лиша прочла весь абзац вслух, старательно имитируя красийскую напевность.

Джардир улыбнулся:

– Сердце радуется, когда ты говоришь на моем языке. Я тоже пишу о своей жизни. Пишу Ахманджах собственной кровью, как Каджи написал Эведжах. Если ты боишься, что о тебе забудут, пообещай стать моей, и я напишу о тебе целый бархан книг.

– Я до сих пор не знаю, чего хочу, – честно призналась Лиша.

Джардир помрачнел, но она склонилась к нему и улыбнулась:

– Впрочем, поцелуй ты заслужил.

Их губы встретились, и Лишу охватила дрожь сильнее любой магии.

– А если твоя мать нас застанет? – спросил Джардир, отстранившись первым.

Лиша заключила его лицо в ладони и притянула к себе.

– Я заперла дверь на засов, – сказала она и приоткрыла губы.

 

Лиша была травницей. Она впитывала знания старого мира как губка и проводила собственные опыты. Больше всего на свете она любила учиться, во всем достигала мастерства и во все привносила новизну, от трав до меток и чужих языков.

Лиша достигла мастерства и в постели, когда они с Джардиром сбросили одежды. Последние полтора десятка лет она училась исцелять тела и наконец научилась извлекать из них музыку.

Джардир, похоже, был того же мнения, когда они расцепились, потные и задыхающиеся.

– Ты можешь посрамить даже постельных плясуний дживах’шарум.

– Я много лет сдерживала страсть. – Лиша с удовольствием потянулась, не стыдясь наготы. Она чувствовала себя свободной, как никогда. – Хорошо, что ты Шар’Дама Ка. Простой мужчина мог бы не выдержать.

Джардир засмеялся и поцеловал ее:

– Я создан для войны и готов вести с тобой эти сладостные битвы хоть сто тысяч раз.

Он встал и низко поклонился:

– Увы, солнце садится, и мы должны вступить в битву иного сорта. Сегодня первая ночь Ущерба, и алагай особенно сильны.

Лиша кивнула, и они неохотно оделись. Джардир взял копье, Лиша повязала фартук с карманами.

Гаред, Уонда и Рожер ждали их во дворе вместе с Копьями Избавителя. Никто ничего не сказал. Лиша чувствовала себя переродившейся, но даже если друзья это заметили, то виду не подали.

Лише было трудно сосредоточиться рядом с Джардиром даже во время алагай’шарак. Похоже, он это чувствовал и не отходил от нее, пока она осматривала и обрабатывала немногочисленные легкие раны, полученные искусными воинами.

– Можно, я почитаю тебе завтра? – спросил Джардир, когда битва закончилась. Он должен был освободиться только через несколько часов, но жителям Лощины дозволялось вернуться в Дворец зеркал.

– Ты можешь читать мне хоть каждый день, – ответила она, и он вскинул на нее глаза.

 

Князь подземников издалека наблюдал, как наследник и его люди убивают трутней. Мозговой демон следил за ним уже несколько циклов подряд. Опасения князей оказались не напрасны – это был объединитель. Он явно не знал, на что способны корона и копье из демоновой кости, и все же его могущество росло, а человеческие трутни начинали доставлять слишком много хлопот. Наследника уже будет непросто убить, и даже если князь подземников одержит верх, на место человека найдется немало охотников.

Но северянка стала новой переменной, слабым звеном в броне наследника. Ее сознание не было защищено, и она многое знала о наследнике и человеке, за которым брат князя подземников следил на севере.

Когда она отделилась от остальных, мозговой демон последовал за ней.

 

Вернувшись во дворец, Лиша буквально взлетела по лестнице в свои покои.

– Что на тебя нашло? – спросила Уонда.

– Наверное, то же, что и на тебя.

Уонда недоуменно посмотрела на нее, и Лиша рассмеялась.

– Иди спать. Не успеешь закрыть глаза, как проснешься от крика наставника Каваля.

– Каваль не так уж и плох, – проворчала Уонда, но повиновалась.

Лиша на цыпочках прошла мимо двери в покои матери. Только бы Элоне хватило совести подождать с допросом до утра! Лиша вознесла хвалу Создателю, когда успешно прокралась мимо двери и заперлась в комнате, где они с Джардиром занимались любовью.

Оставшись наконец одна, Лиша расплылась в улыбке, которую с трудом сдерживала всю ночь.

В этот миг ей набросили капюшон на голову.

Лиша попыталась закричать, но шнур внизу капюшона натянулся, перехватил горло и придушил крик. Сильная рука заломила ее локти за спину и связала запястья тем же шнуром. Нападающий пнул ее под колени и стянул концом шнура лодыжки. Сначала Лиша сопротивлялась, но с каждым движением шнур вокруг шеи затягивался, и она быстро замерла, чтобы не задохнуться.

Ее подняли на крепкое плечо и отнесли к окну. Она задрожала от холодного ночного воздуха, когда ее вынесли наружу и, очевидно, спустили по приставной лестнице. Похитители не издавали ни звука, но, судя по тому, как та шаталась, их было как минимум двое.

Похитители быстро бежали по ночным улицам. Дыхание их было ровным, сердца бились размеренно, как будто Лиша была не тяжелее пушинки. Травница пыталась запоминать дорогу, но ничего не выходило. Ее подняли по нескольким лестничным пролетам в какое-то здание, промчали по коридорам и внесли в двери. Мужчины остановились и бесцеремонно швырнули ее на пол.

От удара у нее перехватило дыхание, но толстый ковер смягчил падение. Шнур на лодыжках и запястьях перерезали, капюшон сдернули. В комнате было довольно темно, но после капюшона свет масляных ламп резал глаза. Лиша прикрыла их дрожащей рукой. Когда они привыкли к свету, выяснилось, что она лежит ничком на полу перед Инэверой. Инэвера раскинулась на груде подушек и следила за ней, как кошка за мышью.

Дамаджах взглянула на двух воинов за спиной Лиши. Они были с головы до ног облачены в черное, как и все даль’шарумы; их ночные покрывала были подняты, но вместо копий и щитов они держали на плечах лестницы.

– Вас здесь не было, – произнесла Инэвера. Воины поклонились и удалились.

Она смерила Лишу взглядом и улыбнулась:

– И от мужчин есть прок. Садись, не стесняйся. – Она указала на груду подушек напротив.

Кровь возвращалась в онемевшие ноги, и Лишу слегка шатало, но она поспешила встать. Она осмотрела большую комнату, борясь с желанием растереть горло. Это было любовное гнездышко, заваленное подушками, тускло освещенное, благоуханное, обтянутое бархатом и шелком. Дверь находилась позади Лиши.

– Дверь никто не охраняет, – усмехнулась Инэвера и взмахнула рукой, как бы предлагая проверить.

Лиша потянулась к латунному кольцу, но отлетела во вспышке магии и рухнула на мягкий ковер. Вокруг притолоки, косяка и порога двери вспыхнули и через миг поблекли метки. Перед глазами Лиши, которые еще не вполне привыкли к свету, остались мерцать их призраки.

Больше с любопытством, чем со страхом, Лиша встала, подошла к двери и осмотрела метки, искусно начертанные вдоль рамы серебром и золотом. Многие были ей незнакомы, но среди прочих она заметила метки тишины. Никто не услышит, что происходит в комнате.

Она коснулась их пальцем. Метки на мгновение вспыхнули, осветив частую сеть.

«Что ее питает? – прикинула Лиша. – Подземников здесь нет, магии взяться неоткуда, а без магии метки – обычные символы».

Лиша знала, что, будь у нее время, она смогла бы обезвредить метки и сбежать, но его не было. Надо приглядывать за Инэверой – кто знает, на что она способна? Лиша повернулась к Дамаджах, которая по-прежнему возлежала на подушках.

– Ладно. – Она устроилась напротив Инэверы. – И что же ты хотела обсудить?

– Не прикидывайся дурочкой! Я обо всем узнала, едва ты его коснулась!

– Что с того? Я ничего плохого не сделала. По вашим законам мужчины могут спать с кем пожелают, за исключением чужих жен.

– Возможно, на севере и приходится быть шлюхой, чтобы заполучить мужа, – съязвила Инэвера, – но у нас законные жены защищают мужей от подобных женщин.

– Ахман попросил моей руки задолго до того, как я ему уступила. – Лиша намеренно провоцировала Инэверу, обдумывая путь к спасению. – И вряд ли его нужно было защищать.

Она улыбнулась.

– Совсем напротив, судя по его пылу.

Инэвера зашипела и села прямо. Лиша поняла, что сумела ее уязвить.

– Откажи моему мужу – и беги из Дара Эверама сегодня же ночью, – сказала Инэвера. – Это твой последний шанс выжить.

– Ты дважды безуспешно покушалась на мою жизнь, Дамаджах. С чего ты взяла, что преуспеешь на этот раз?

– Потому что я не стану доверять это пятнадцатилетней девчонке, и потому что мой муж не успеет тебя спасти. Я скажу, что ты соблазнила моего мужа и в ту же ночь явилась меня убить. Никто не усомнится в моем праве убить тебя.

Лиша улыбнулась:

– А я вот усомнюсь в твоей возможности это сделать.

Инэвера достала из-под подушек какой-то небольшой предмет, и комнату озарила вспышка пламени. Лишу окатило жаркой волной.

– Я могу испепелить тебя, не сходя с места, – пригрозила Инэвера.

Впечатляющий фокус, но Лиша больше десяти лет владела секретами огня, и ее больше заинтересовало, что за ними стоит. Инэвера не высекала искру, не смешивала химикаты. Лиша присмотрелась к предмету в руке Инэверы и все поняла.

Это был череп огненного демона.

Так вот что питает метки Инэверы! И почему ей самой не пришло это в голову много месяцев назад? Алагай хора. Кости демонов.

Перед Лишей открылись безграничные возможности, но что толку, если она не переживет эту ночь? Она не успеет нарисовать метки против огня, прежде чем Инэвера ее испепелит.

– Так вот что питает дверную раму? – Лиша повернулась к двери. – В дерево вделаны алагай хора?

Инэвера посмотрела на дверь, и в этот миг Лиша сунула руку в карман фартука и швырнула в Дамаджах горсть хлопушек.

Скрученные кусочки бумаги взорвались с треском и вспышками. Они были совершенно безвредны, но Инэвера вскрикнула и закрыла лицо руками. Лиша не стала терять времени даром, бросилась к Инэвере и вцепилась в запястье руки, державшей череп демона. Она надавила большим пальцем на нервный узел, и череп упал на пол. Другую руку Лиша сжала в кулак и с наслаждением впечатала в слабый хрящ носа Дамаджах.

Она отстранилась для второго удара, но Инэвера перекатилась на пол, извернулась, схватила Лишу за плечи и врезала ей коленом между ног с силой, которая сделала бы честь и верблюду.

– Шлюха! – гаркнула Инэвера, когда Лишу пронзила боль. – Мой муж хорошо тебе вставил?

Она еще раз врезала Лише коленом в пах.

– Мой муж как следует тебе вставил?

Она ударила в третий раз.

Лиша никогда не испытывала такой боли. Она попыталась ощупью вцепиться в волосы Дамаджах, но Инэвера схватила ее за манжеты и отвела руки – так жонглер управляет марионеткой. Из-за тяжелых юбок Лиша ничего не смогла сделать, когда Инэвера скользнула ей за спину, отпустила рукава и выполнила удушающий захват.

– Спасибо, – прошептала Инэвера ей на ухо. – Я убила бы тебя чистым огнем, не портя краску на ногтях, но так намного приятнее.

Лиша каталась и вырывалась, но без толку. Инэвера обхватила ее талию ногами, закрывая руками лицо. Лиша не могла дотянуться до уязвимого места ни руками, ни порошком, и мир все сильнее расплывался перед ее глазами по мере того, как кончался воздух в легких. Она потянулась к черепу демона на полу, но Инэвера отшвырнула его ногой. Лиша почти потеряла сознание, но в последний момент выхватила меченый нож из-за пояса и вонзила в бедро Инэверы.

Руку Лиши обожгла струя крови, и травницу затошнило, но зато Инэвера закричала и ослабила хватку. Лиша сумела вырваться, перекатиться на колени и выставить перед собой нож, жадно глотая животворный воздух. Инэвера перекатилась в другую сторону, достала что-то из кошеля на поясе и швырнула в Лишу.

Лиша уклонилась от гудящего роя шершней и вскрикнула – один снаряд прошил ей бедро, другой застрял в плече. Она выдернула его и обнаружила, что это зуб демона. Он был вымазан ее кровью, но она чувствовала большим пальцем метки, выгравированные на его поверхности. Лиша сунула зуб в карман, чтобы позднее изучить.

За это время Инэвера успела встать и бросилась на Лишу, но та выставила нож и тоже встала. Инэвера спохватилась и принялась кружить. Она достала из-за пояса кривой нож. Меченое лезвие было острым, как скальпель Лиши.

Лиша сунула руку в карман фартука, Инэвера – в черный бархатный мешочек на поясе.

 

Князь подземников изумленно наблюдал, как женщины сражаются, словно великие князья перед готовой к спариванию маткой. Он собирался поглотить сознание северянки и заменить ее своим хамелеоном, чтобы подобраться к наследнику и убить его, но человеческие интриги поистине восхитительны! Они способны сломить дух наследника и разрушить его мечту о единстве.

Нужно только немного подтолкнуть.