Глава 29 Щепотка смоляного листа 333 П. В., лето

 

Великан-землепашец ревел, как лев, когда из святилища дама’тинг выскочил Джардир, а следом за ним Лиша. Амкаджи и Колив накинули Гареду на запястья веревки, и каждую тянули по три даль’шарума, пока северянин рвался подобно взбесившемуся жеребцу. Еще один воин вскочил великану на спину и обхватил за горло, пытаясь задушить, но Гаред, похоже, этого не заметил. Ноги красийца болтались далеко от земли, и даже тянувшие за веревки даль’шарумы спотыкались, пытаясь удержать северянина.

Еще один даль’шарум небрежно прижимал к стене Рожера, с ухмылкой наблюдая за происходящим.

– Что происходит? – спросил Джардир. – Где женщина?

Шарумы не успели ответить, как в переулке повторился крик.

– Прочь от землепашцев, если не хотите лишиться рук! – загремел Джардир и молниеносно бросился в переулок.

Там был воин, державший Уонду сзади. Девушка укусила его за руку, и он взвыл. Другой воин лежал на земле, зажимая пах, а третий, Джурим, стоял, привалившись к стене, и в ужасе смотрел на свою руку, согнутую под неестественным углом.

– Отпустить! – громыхнул Джардир, и все уставились на него. Воин немедленно отпустил Уонду и тут же получил локтем в живот. Даль’шарум сложился пополам, и Уонда потянулась к поясному ножу.

Джардир указал на нее копьем.

– Не смей, – предупредил он.

В этот миг в переулок вбежала Лиша и ахнула. Она бросилась к Уонде:

– Что случилось?

– Эти подземниковы дети пытались меня изнасиловать!

– Шлюха-северянка врет, Избавитель, – сплюнул Джурим. – Она напала на нас и сломала мне руку! Смерть ей!

– Так мы и поверили, что Уонда заманила вас троих в переулок и напала! – отозвалась Лиша.

Джардир никого не стал слушать. И так было ясно, что случилось. Он понадеялся, что воинское мастерство Уонды произведет на воинов впечатление и они будут вести себя достойно, но Джурим и остальные, очевидно, решили напомнить ей, что за пределами поля боя она все еще женщина и к тому же незамужняя. По закону Эведжана у нее не было права отказать шаруму или напасть на мужчину. Джурим и его товарищи не совершили преступления и были вправе требовать смерти девушки.

Джардир знал, что землепашцы с этим не согласятся, а ведь ему нужны их воины для Шарак Ка – и мужчины, и женщины. Он взглянул на Лишу и понял, что может извлечь из случившегося пользу. Шарумы должны научиться контролировать себя. Им нужно преподать жестокий урок – как Хасику много лет назад.

Джардир обвел рукой всех людей и указал на стену. Воины послушно выстроились вдоль нее, выпрямив спины и не обращая внимания на боль, причиненную девушкой. Она прирожденный воин, несмотря на свой пол.

Джардир, расхаживая перед своими людьми, услышал, как Лиша набрала в грудь воздуха, и жестом приказал ей молчать.

– Госпожа Лиша – моя нареченная, – спокойно произнес он. – Оскорбить служанку госпожи значит оскорбить ее. Оскорбить ее значит оскорбить меня.

Он посмотрел Джуриму в глаза и легонько коснулся его груди наконечником Копья Каджи.

– Джурим, ты оскорбил меня? – мягко спросил он.

Глаза Джурима распахнулись. Он в отчаянии взглянул на Уонду, затем на Джардира. Он дернулся от легчайшего прикосновения острия и задрожал. Он знал, что от ответа зависит его жизнь, но если он солжет Избавителю, то лишится места на Небесах.

Джурим рухнул на колени и заплакал. Он уперся лбом в землю и завыл, цепляясь за ноги Джардира.

– Прости меня, Шар’Дама Ка!

Джардир пнул его, отступил и окинул взглядом воинов, стоявших по бокам от Джурима. Они тоже немедленно упали на колени, уперлись лбами в землю и заблажили.

– Тихо! – рявкнул Джардир, и воины мгновенно умолкли. Он указал на Уонду. – Сегодня ночью эта женщина убила больше алагай, чем вы трое, вместе взятые, и ее честь стоит трех ваших жизней.

Мужчины съежились, но не осмелились поднять голос в свою защиту.

– Отправляйтесь в храм и молитесь всю ночь и весь день, – велел Джардир. – Завтра вы выйдете в ночь с копьями, но без щитов, одетые лишь в черные бидо. Ваши кости пойдут на строительство Шарик Хора.

Воины вздрогнули от облегчения и зарыдали, целуя Джардиру ноги, поскольку он пообещал им единственное, чего шарумам по-настоящему страшно лишиться, – смерть воина и место на Небесах.

– Спасибо, Избавитель, – повторяли они снова и снова.

– Прочь! – крикнул Джардир, и мужчины исчезли.

Джардир взглянул на Лишу, лицо которой предвещало песчаную бурю.

– Ты просто отпустил их? – вознегодовала она. Джардир сообразил, что разговор шел на красийском, и она, вероятно, поняла лишь малую долю сказанного.

– Разумеется, нет, – ответил Джардир по-тесийски. – Их ждет смерть.

– Но они благодарили тебя!

– За то, что не кастрировал их и не лишил права носить черное.

Уонда сплюнула:

– И поделом им.

– Нет, не поделом! – возразила Лиша.

Джардир видел, что она по-прежнему расстроена, но не понимал почему. Она предпочла бы, чтобы он убил их собственноручно? У землепашцев иные правила в отношении женщин, и он не знал, как они улаживают подобные вопросы.

– Чем ты недовольна? Они не сумели ни изнасиловать ее, ни даже избить. – Он с уважением кивнул в сторону Уонды. – Ей не положена компенсация за потерю невинности.

– Если что, я не девственница, – вставила Уонда. Лиша выразительно посмотрела на нее, но девушка только пожала плечами.

– Но разве обязательно их убивать? – спросила Лиша.

Джардир недоуменно взглянул на нее:

– Они умрут с честью. Завтра они выйдут в ночь без одежды и щитов, с одними лишь копьями.

Лиша выпучила глаза.

– Какая дикость!

Только тогда Джардир понял. Для землепашцев смерть – табу. Он поклонился.

– Я думал, наказание придется тебе по душе, госпожа. Если хочешь, я прикажу их выпороть.

Лиша посмотрела на Уонду, которая пожала плечами. Травница повернулась к Джардиру:

– Хорошо. Но мы будем присутствовать при порке, и я обработаю раны, как только наказание закончится.

Джардир был удивлен ее просьбой, но искусно скрыл удивление и низко поклонился. Обычаи землепашцев поистине непостижимы!

– Конечно, госпожа. Я лично выпорю их завтра на закате, чтобы все шарумы увидели и запомнили.

Лиша согласно кивнула:

– Спасибо. Этого довольно.

– На первый раз, – прорычала Уонда, и Джардир улыбнулся при виде ярости в ее глазах. Три Копья Избавителя едва смогли ее удержать, не говоря уже о том, чтобы изнасиловать! Немного подучить, и с нею не справится даже кай’шарум. Глядя на нее, Джардир принял решение, которое вполне могло расколоть его армию, но Эверам избрал его, чтобы вести людей на Шарак Ка, и он совершит это так, как считает нужным.

Он поклонился женщине, как кланяются воину:

– Другого раза не будет, Уонда вах Флинн ам’Лесоруб ам’Лощина. Даю слово.

– Спасибо. – Лиша положила ладонь ему на руку, и Джардир воспарил духом.

 

В дверь громко постучали. Рожер резко очнулся и огляделся. В комнате было темно, хотя по краям бархатных занавесей пробивались лучики света.

– Чего надо?! – крикнул он.

В такой чудесной постели Рожер не спал со времен борделя герцога Райнбека. Матрасы и подушки, набитые гусиным пухом, шелковистые простыни, пуховое одеяло! Все равно что спать на теплом облаке. Стук не повторился, и Рожер рухнул обратно в объятия подушки, не устояв перед ее сладостным зовом.

Дверь отворилась. Рожер приоткрыл глаз и увидел одну из жен Аббана… а может, дочь, поди разбери. Как и остальные, она была одета в свободное черное одеяние. Видны были только ее глаза, скромно опущенные в его присутствии.

– К тебе гость, сын Джессума, – сообщила женщина.

Она подошла к окну, чтобы раздвинуть тяжелые бархатные шторы, и Рожер застонал, прикрыв глаза рукой. В богато украшенную спальню полился свет. Лише выделили целый этаж огромного особняка, но и Рожеру досталось целое крыло на втором этаже – больше комнат, чем было во всем трактире его родителей в Ривербридже! Элона пришла в ярость, узнав о щедрости красийцев. Ей самой достались только спальня и гостиная, пусть и роскошные.

– Сколько времени? – спросил Рожер. Ему казалось, что он проспал не больше часа-двух.

– Только что рассвело, – ответила женщина.

Рожер снова застонал. Не вышло и часа.

– Скажи ему, чтоб попозже пришел. – Он плюхнулся обратно на матрас.

Женщина низко поклонилась:

– Не могу, господин. К тебе пришла Дамаджах. Ее нужно принять немедленно.

Рожер резко сел в постели, сон как рукой сняло.

 

Когда он наконец привел себя в порядок и решился покинуть покои, проснулся уже весь дворец. Коробочка с жонглерским гримом помогла скрыть синяки под глазами. Он расчесал и стянул в хвост свои ярко-рыжие волосы и надел самый лучший наряд.

«Дамаджах, – подумал он. – Что ей нужно от меня, во имя Недр?»

Гаред ждал его в коридоре и отправился следом. Рядом с огромным лесорубом Рожер чувствовал себя в безопасности. Когда он подошел к лестнице, сверху сошли Лиша и Уонда, а за ними – Эрни и Элона.

– Чего она хочет? – спросила Лиша. Она спала не больше, чем Рожер, но выглядела свежее даже без пудры и краски.

– Посмотри у меня в карманах – может, найдешь ответ.

Они спустились за жонглером по лестнице. Ему казалось, что он ведет их на край пропасти. Рожер был актером и привык находиться в центре внимания, но сейчас все было иначе. Он коснулся груди и сжал сквозь рубашку медальон. Твердый кругляш придал ему сил, и он вышел в главный приемный зал, повинуясь указаниям женщин Аббана.

Как и в прошлый раз, Рожер зарделся при виде Дамаджах. Он уложил в постель десятки деревенских девиц и не одну рафинированную энджирскую аристократку. Все они были милы, привлекательны и даже красивы. Лиша превосходила их всех, но почти не сознавала этого и не пыталась злоупотреблять своей властью.

Зато Дамаджах все про себя знала. Безупречная линия подбородка и изящный носик за прозрачным покрывалом. Широко посаженные глаза с необычным разрезом и длинными пушистыми ресницами; намасленные черные кудри, струящиеся по плечам. Прозрачное платье ничего не скрывало, выставляя напоказ гладкие руки и крутые бедра, округлые груди и темные ареолы, безволосое лоно. Ее окутывало сладкое облако духов.

Но более того – каждый ее жест, все позы и выражение лица сливались в дивную гармонию, перед которой не мог устоять ни один мужчина. То, что Рожер делал с демонами скрипкой, Дамаджах творила с мужчинами при помощи своего тела. Плоть Рожера напряглась, и он порадовался, что на нем свободные лоскутные штаны.

Дамаджах стояла в приемном зале. За ее спиной находились две девушки, одетые в платья из тонкого шелка, сшитые, в отличие от одежд Инэверы, на красийский манер. Одна была облачена в белое платье дама’тинг, другая – в черное. Из-под головных платков струились длинные черные косы ниже талии, схваченные золотыми заколками. Девушки поглядывали на Рожера из-под покрывал.

– Рожер асу Джессум ам’Тракт ам’Бридж, – произнесла Инэвера с сильным акцентом.

Рожер задрожал от удовольствия при звуках ее голоса. Он напомнил себе, что она его враг. Тщетно!

– Для меня честь познакомиться с тобой. – Дамаджах поклонилась так низко, что груди едва не выпали из платья. Интересно, смутило бы это ее? Девушки поклонились еще ниже.

В ответ Рожер изящно расшаркался.

– Дамаджах, – произнес он просто, не зная, как правильно обратиться. – Это для меня честь, что ты пришла навестить такого незначительного человека, как я.

– Полегче, Рожер, – пробормотала Лиша.

– Мне велел прийти муж, – пояснила Инэвера. – Он сказал, что ты принял его предложение подыскать тебе невест, чтобы твоя магия перешла в новое поколение.

– Я принял его предложение? – удивился Рожер. Он вспомнил разговор в Лощине Избавителя, но ведь то были шуточки! Неужели они поверили…

– Разумеется, – подтвердила Инэвера. – Мой муж предлагает тебе свою старшую дочь Аманвах в качестве дживах ка.

Девушка в белом одеянии дама’тинг шагнула вперед, опустилась на колени и приложилась лбом к мягкому ковру. Ее шелковое платье туго обтянуло пленительные изгибы. Рожер отвел от нее взгляд, пока не заметили, как он пялится, и затравленным зайцем уставился на Дамаджах.

– Это какая-то…

Он хотел сказать «ошибка», но слова застряли у него в горле, когда Инэвера вывела вперед вторую девушку.

– Это служанка Аманвах, Сиквах, – представила она. Девушка опустилась на колени рядом с Аманвах. – Дочь Ханьи, сестры Шар’Дама Ка.

– Его дочь и его племянница? – удивленно спросил Рожер.

Инэвера поклонилась:

– Мой муж рассказал, что Эверам говорит с тобой. Ты достоин лучшего. Из Сиквах выйдет неплохая вторая жена, если ты пожелаешь. Затем Аманвах подыщет тебе новых жен на твой вкус.

– Ради Создателя, сколько жен нужно одному мужчине? – спросила Лиша.

«Ревнуешь? – раздраженно подумал Рожер. – Отлично. Попробуй для разнообразия».

Инэвера с презрением посмотрела на Лишу.

– Если он достоин их, а они его, то столько, сколько он сможет прокормить и обрюхатить. Но некоторые недостойны, – усмехнулась она Лише в лицо.

– Кто мать Аманвах? – спросила Элона, прежде чем Лиша успела ответить.

Инэвера взглянула на нее и подняла бровь. Элона раскинула юбки и присела в элегантном почтительном реверансе, совершенно не вязавшемся с той женщиной, которую знал Рожер.

– Элона Свиток из Лощины Избавителя. Мать Лиши.

Глаза Инэверы распахнулись от удивления. Она широко улыбнулась, подошла к Элоне и обняла ее.

– Ну конечно, для меня большая честь познакомиться. Нам нужно многое обсудить, но в другой раз. Насколько я поняла, мать сына Джессума забрал Эверам. Ты не могла бы ее заменить?

– Конечно, – кивнула Элона, и Лиша сердито посмотрела на нее.

– В каком смысле заменить? – спросил Рожер.

Инэвера жеманно улыбнулась:

– Проследить за твоим поведением, когда они поднимут покрывала, и удостовериться в их невинности.

Рожер снова вспыхнул и проглотил ком.

– Я… – начал он, но Инэвера не стала слушать.

– Мать Аманвах – я, – ответила она Элоне. – Это тебя устраивает?

– Разумеется, – торжественно заявила та, как будто разумный человек не мог дать иного ответа.

Инэвера кивнула и повернулась к остальным:

– Вы не могли бы нас оставить?

Все на мгновение застыли и вздрогнули, когда Элона хлопнула в ладоши:

– Кыш! Оглохли, что ли? Нет, Рожер, не уходи. – Она схватила его за руку, когда он попытался улизнуть.

Вышли все, кроме Лиши.

– Тебе здесь не место, дочь Эрни, – заметила Инэвера. – Ты не родня ни жениху, ни невестам.

– Отнюдь нет, Дамаджах, – возразила Лиша. – Если моя мать заменила мать Рожера, то я как ее дочь могу заменить сестру.

Она улыбнулась и подалась ближе, понизив голос.

– В Эведжахе прямо так и написано, – самодовольно добавила она.

Инэвера нахмурилась и открыла рот, но Рожер перебил ее:

– Я хочу, чтобы она осталась.

На последнем слове он пустил петуха при виде того, что Инэвера повернулась к нему, но на ее лице мелькнула улыбка, и она поклонилась:

– Как пожелаешь.

– Лиша, запри дверь, – приказала Элона. – Не хватало еще, чтобы Гаред ввалился и заявил, что забыл свой топор.

Инэвера засмеялась. Глядя, как дружно они веселятся с Элоной, Рожер испугался не на шутку. Похоже, Элона куда лучше его знает, что происходит.

Лиша тоже выглядела встревоженной – то ли из-за смеха, то ли из-за небрежного приказного тона Элоны. Она развернулась, подошла к высоким золоченым дверям и задвинула засов с громким лязгом, от которого Рожер подскочил. Ему показалось, что дверь заперли от него, а не от Гареда и остальных.

Инэвера щелкнула пальцами, и девушки выпрямили спины. Они по-прежнему стояли на коленях.

– Аманвах – дама’тинг. – Инэвера положила руку на плечо дочери. – Целительница, акушерка и избранная Эверамом. Она молода, но уже сделала свои кости и прошла все испытания.

Она с улыбкой посмотрела на Лишу.

– Возможно, она сумеет залечить эти царапины на твоем лице. – Инэвера указала на алые полосы на щеке Лиши, которые сама и оставила.

Лиша улыбнулась в ответ:

– Ты слишком часто моргаешь, Дамаджах. Глаза печет? Если хочешь, я приготовлю промывание.

Рожер перевел взгляд на Инэверу в ожидании ядовитого ответа, но Инэвера улыбнулась и продолжила как ни в чем не бывало:

– Лично я подарила мужу восемь сыновей и трех дочерей. Все женщины в моей семье плодовиты, и кости говорят, что Аманвах родит множество детей.

– Кости? – переспросила Лиша.

Инэвера нахмурилась.

– Это не твое дело, северянка, – отрезала она, но через мгновение снова расплылась в улыбке. – Важно то, что Аманвах подарит тебе сыновей, сын Джессума. Мать Сиквах была такой же плодовитой. Сиквах тоже родит тебе немало детей.

– Да, но умеют ли они петь? – спросил Рожер, чтобы немного разрядить обстановку. Это была присказка из любимого анекдота Аррика – непристойной истории о мужчине, который укладывал женщин в постель одну за другой, но так и не был удовлетворен.

Но Инэвера только улыбнулась и кивнула:

– Разумеется. – Она щелкнула пальцами и отдала девушкам приказ по-красийски.

Аманвах прочистила горло и запела. Ее голос был звучным и чистым. Рожер не понимал слов и сам толком не умел петь, но за годы выступлений с Арриком, величайшим певцом своего времени, научился слушать и судить.

Голос Аманвах был стократ прекраснее голоса Аррика. Рожер словно оторвался от земли с порывом ветра и унесся на волнах мелодии.

Но затем налетел второй воздушный поток, оплетший первый, – то плавно вступила Сиквах. Голоса девушек слились в гармонии, и Рожер был потрясен. Несмотря на свой пол, они могли бы сделать прекрасную карьеру в энджирской гильдии жонглеров.

Рожер молча стоял и внимал пению. Когда Инэвера наконец оборвала песню взмахом руки, он почувствовал себя марионеткой, которой внезапно перерезали нити.

– Кроме того, Сиквах прекрасно готовит, – добавила Инэвера, – и обе девушки обучены искусству любви, хотя не знали мужчин.

– Э… искусству? – Рожер снова покраснел.

Инэвера рассмеялась и щелкнула пальцами. Аманвах грациозно поднялась и открепила покрывало. Тонкий белый шелк соскользнул, как струйка тумана, обнажив лицо неописуемой красоты. Аманвах была истинной дочерью своей матери.

Сиквах встала сзади, прикоснулась к ее плечам, и платье Аманвах словно растворилось. Шелк стек с нее на пол. Рожер ахнул, глядя на обнаженную девушку.

Инэвера крутанула пальцем, и Аманвах покорно повернулась, чтобы Рожер осмотрел ее со всех сторон. Тело Аманвах было совершенно, как и тело ее матери, и Рожер встревожился, достаточно ли просторны его лоскутные штаны. А вдруг его тоже заставят раздеться и все женщины увидят его восставшую плоть?

– Ради Создателя, нельзя ли без этого обойтись? – спросила Лиша.

– Тихо, – цыкнула Элона. – Конечно нельзя.

Аманвах повернулась и расстегнула шелковое платье Сиквах, которое исчезло, как в полдень тень, превратившись в чернильную лужицу подле ног. Возможно, Сиквах была не так красива, как Аманвах, но, не считая присутствующих в комнате, Рожер не встречал подобных красавиц.

– Теперь ты можешь удостовериться в их невинности, – сказала Инэвера.

– Я… – Рожер взглянул на свои руки и сунул их в карманы. – Это лишнее.

Инэвера засмеялась.

– Да не ты, а твои женщины, – порочно улыбнулась она. – Надо же что-то и для брачной ночи оставить.

Она подмигнула Рожеру, и голова у него пошла кругом.

Инэвера повернулась к Элоне:

– Ты окажешь нам честь?

– Э… ну… моя дочь более опытна…

Лиша фыркнула.

– Моя мать понятия не имеет, как выглядит девственная плева, – прошептала она Рожеру. – Она так спешила избавиться от своей, что не успела разглядеть.

Элона услышала и послала ей свирепый взгляд, но ничего не сказала.

– Будь по-вашему, – наконец буркнула Лиша. – Что угодно, лишь бы скорее с этим покончить.

Она подобрала платья, взяла девушек за руки и отвела в небольшую нишу для слуг, прикрытую занавеской.

 

Лиша опустила полог, и девушки послушно оперлись о столик, подставив зады, как породистые кобылы. За годы работы травницей Лиша осмотрела сотни юных девушек и даже саму герцогиню Энджирса, но ее заботило только их здоровье. Бруна терпеть не могла подобные варварские ритуалы, и ученица пошла по ее стопам.

Но Лиша знала, что их отношения с красийцами очень хрупки. Публично пренебрегать чужими традициями – не лучший способ завоевать союзников.

Девственная плева Аманвах была на месте, но когда Лиша дотронулась до Сиквах, девушка вздрогнула и судорожно глотнула воздуха. Ее оливковая кожа побледнела и залоснилась от пота. Когда Лиша погрузила палец, Сиквах напрягла мышцы, но этого было недостаточно. Она не была девственницей.

Лиша ухмыльнулась. Варварский ритуал или нет, но теперь у нее есть повод оскорбиться и отвергнуть девушек, пока Рожер не ляпнул какую-нибудь глупость. Но тут Сиквах посмотрела на Лишу, и страх в ее глазах отрезвил не хуже пощечины. Аманвах заметила этот взгляд и посуровела.

– Одевайтесь. – Лиша бросила девушкам платья.

Сиквах быстро оделась и помогла одеться Аманвах, которая не сводила глаз со служанки, пока та застегивала шелковое платье дама’тинг.

 

Лиша с невозмутимым видом вернулась вместе с девушками. Рожер знал, что ее вердикт не имеет значения – он женится на дочери Джардира не раньше, чем Лиша выйдет за самого Джардира, – но почему-то его сердце бешено колотилось, как будто от ответа зависела его жизнь.

– Обе девственницы, если это так важно, – объявила Лиша, и Рожер перевел дух.

– Конечно, – улыбнулась Инэвера.

Но Аманвах, похоже, была не согласна. Она подошла к матери, что-то прошептала ей на ухо и указала сначала на Сиквах, затем на Лишу.

Лицо Инэверы потемнело, как небо перед грозой. Она направилась к Сиквах и схватила ее за длинную косу. Рожер бросился к ним, но Элона с неожиданной силой впилась пальцами в его руку.

– Не дури, скрипач, – прошипела она.

Инэвера оттащила Сиквах в нишу. Девушка визжала. Аманвах последовала за ними и задернула занавеску.

– Что здесь творится, демон побери? – спросил Рожер.

Лиша вздохнула:

– Сиквах не девственница.

– Но ты же сказала, что она девственница!

– Я знаю, что случается с девушками, когда люди сомневаются в их так называемой чистоте. Провалиться мне в Недра, если я обреку кого-нибудь на эту участь!

Элона покачала головой:

– Лиша, она сама виновата. От твоей мелкой лжи ей стало только хуже. Надо было сказать правду. Я бы попросила мешок золота взамен ее утраченного достояния, и мы бы уже все уладили.

– Мама, она человек, а не…

Рожер не обращал на них внимания, не сводя глаз с занавески, за которой скрывалась несчастная девочка с дивным голосом. Из ниши доносились приглушенные крики, но Рожер не мог их разобрать из-за визгливой перебранки Лиши и Элоны.

– Вы не могли бы заткнуться?!

Женщины сердито посмотрели на него, но притихли. За занавеской тоже наступила тишина, и это напугало Рожера еще больше. Он уже собрался броситься к нише, но тут Инэвера отдернула занавеску и направилась к нему. Аманвах и рыдающая Сиквах следовали за ней. Аманвах обнимала служанку, утешая и поддерживая ее. Рожер искренне пожалел их и коснулся медальона под рубашкой.

Инэвера поклонилась Рожеру.

– Прошу прощения за нанесенное тебе оскорбление, сын Джессума. Твоя знахарка тебе солгала. Сиквах нечиста и, разумеется, будет жестоко наказана за свою ложь. Я надеюсь, что ты не усомнишься в чести моей дочери из-за ее дружбы с этой шлюхой, – произнесла она, поглаживая усыпанный самоцветами поясной нож, и Рожер невольно задумался, какое наказание этот суровый народ называет «жестоким».

Все молчали в ожидании его ответа. Рожер переводил взгляд с одной женщины на другую. Все они затаили дыхание. Почему? Мигом раньше им не было до него дела.

Но потом до него дошло. «Оскорбление нанесено мне».

Он улыбнулся, надел маску жонглера, выпрямился и впервые посмотрел Инэвере в глаза:

– Я слышал, как она пела, и мне не нужно другой невесты. Голос Сиквах мне дороже, чем ее чистота.

Инэвера слегка расслабилась:

– Ты очень великодушен. Больше, чем заслуживает эта шлюха.

– Я пока ничего не решил, – уточнил Рожер. – Но я не хочу, чтобы она… волновалась, пока я думаю. Так и голос недолго потерять.

Инэвера улыбнулась под прозрачным покрывалом, как будто он прошел некое испытание.

Элона взяла Рожера под руку и дернула назад:

– Разумеется, это повлияет на приданое.

Инэвера кивнула:

– Безусловно. Если ты согласна присмотреть за молодыми, девушки могут остаться в крыле сына Джессума, чтобы он познакомился с ними и убедился, что они не… волнуются, пока он размышляет.

– Ну конечно, моя мама присмотрит, – пробормотала Лиша.

Инэвера, похоже, уловила сарказм и с любопытством посмотрела на нее, но ничего не сказала.

Рожер покачал головой, словно пытаясь очнуться от сна. «Никак меня только что сговорили?»

 

Аббан прибыл на закате, чтобы проводить их на порку. Лиша в последний раз проверила травы и инструменты в своей корзинке. У нее сосало под ложечкой, и она глубоко дышала, чтобы немного успокоиться. Даль’шарумы заслужили наказание за то, что сделали с Уондой, но это не значит, что ей охота любоваться, как им вспарывают спины. Однако она видела, как небрежно красийцы относятся к медицине, и опасалась, что раны воспалятся и убьют воинов, если она не обработает их собственноручно.

В Форте Энджирсе они с Джизелл каждую неделю лечили людей у городского позорного столба, но Лиша всегда плакала и отворачивалась при виде порки. Ужасный обычай, зато Лише редко приходилось лечить одного и того же человека дважды. Они усваивали урок.

– Надеюсь, ты понимаешь, какую честь мой господин оказывает тебе и дочери Флинна тем, что выпорет преступников собственноручно, – заметил Аббан, – а не поручит это какому-нибудь дама, который может проявить снисходительность из сочувствия к их деянию.

– Дама сочувствуют насильникам?

Аббан помотал головой:

– Ты должна понять, госпожа, что наши обычаи весьма отличны от ваших. То, что вы разгуливаете с открытыми лицами и… прелестями, – он указал на глубокий вырез ее платья, – оскорбляет многих мужчин, которые боятся, что вы внушите неподобающие мысли их собственным женщинам.

– И потому они решили указать Уонде ее место, – поняла Лиша. Аббан кивнул.

Лиша нахмурилась, но сосущее чувство унялось. Травницы не любят причинять боль, но даже Бруна не отказывалась преподать пару неприятных уроков хамам и дикарям.

– Мой господин велел явиться и Дамаджи с их кай’шарумами, – сказал Аббан. – Он хочет, чтобы они уяснили надобность принять некоторые ваши обычаи.

Лиша кивнула:

– Ахман сказал, что похожая история была, когда он познакомился с Пар’чином.

На лице Аббана не дернулся ни один мускул, но купец слегка побледнел. Неудивительно, что Арлен так влиял на людей даже до того, как расписал себя татуировками.

– Мой господин упомянул Пар’чина?

– По правде говоря, это я его упомянула. Я не ожидала, что Ахман тоже с ним знаком.

– О да, мой господин и Пар’чин были добрыми друзьями, – ответил Аббан, к изумлению Лиши. – Ахман был его аджин’палом.

– Аджин’палом?

– Его… – Аббан нахмурился, подбирая правильное слово, – кровным братом, пожалуй. Ахман показал ему Лабиринт, и они проливали кровь друг за друга. Для моего народа эта связь крепче кровных уз.

Лиша открыла рот, но Аббан перебил ее:

– Нам пора, иначе мы опоздаем, госпожа.

Лиша кивнула, и они кликнули остальных жителей Лощины, а также Аманвах и Сиквах, которые не отходили от Рожера.

Их проводили на городскую площадь Форта Райзона – большой мощеный круг в центре города с колодцем посередине и лавками по периметру. За покупками пришли не только красийские женщины, но и райзонские. Северянки носили прежние платья, но лица и плечи закрывали платками. Многие из них изумленно смотрели на Лишу и ее мать, как будто ожидали, что сопровождающие их даль’шарумы вот-вот накинутся на бесстыдниц.

Многие красийцы уже собрались, в том числе Дамаджи в паланкинах с балдахинами и многочисленные шарумы и дама. Посреди круга возвышались три деревянных столба, но без кандалов и веревок.

Поднялся шум, и толпа повернулась к Джардиру, который вошел в круг в сопровождении Инэверы в паланкине и других своих жен. Лиша насчитала четырнадцать. Все ли это? Они встали рядом с Лишей и жителями Лощины так близко, что Лишу окутал аромат духов Дамаджах.

Джардир подошел к столбам и махнул Копьям Избавителя. Три даль’шарума сами, без понуканий вышли на площадь и разделись до пояса. Они опустились на колени и коснулись лбами булыжной мостовой перед Джардиром, затем встали и обхватили руками столбы. Связывать их не стали. На воине, которому Лиша сломала руку, белел гипс.

Джардир вынул из складок одеяния плетку-трехвостку с плетеными кожаными ремнями. В последние дюймы каждого хвоста были вставлены острые кусочки металла.

– Что это? – спросила Лиша у Аббана. Она думала, что Джардир воспользуется обычным хлыстом. Это орудие выглядело намного страшнее.

– Хвост алагай, – ответил Аббан. – Плетка дама. Говорят, она бьет, как хвост песчаного демона.

– И сколько ударов получит каждый?

– Столько, сколько выдержит, – усмехнулся Аббан. – Шарумов порют, пока они могут держаться за столб.

– Но… так и убить недолго!

Аббан пожал плечами:

– Шарумы славятся воинским искусством, а не умом или инстинктом самосохранения. Они считают, что вынести как можно больше ударов – проверка мужества. Их товарищи будут делать ставки, кто продержится дольше.

Лиша нахмурилась:

– Я никогда не пойму мужчин.

– Я тоже, – согласился Аббан.

Зрелище было ужасно. Каждый удар хвоста алагай оставлял на спине жертвы алую кровавую полосу. Джардир наносил по одному за раз – то ли по доброте душевной, то ли чтобы воины не свыклись с болью. Лиша вздрагивала с каждым ударом, как будто били ее саму. Слезы текли по ее лицу, и ей нестерпимо хотелось убежать, чтобы не видеть сплошных ран, в которых белели ребра. Никто из воинов еще не упал и даже не закричал.

В какой-то момент Лиша отвела взгляд и увидела, что Инэвера невозмутимо наблюдает за происходящим. Дамаджах почувствовала взгляд северянки и усмехнулась при виде слез на ее щеках.

В Лише что-то надломилось, и вспышка ярости подействовала как защитный круг от людских страданий. Травница выпрямилась, вытерла глаза и по примеру Дамаджах с холодной отстраненностью досмотрела порку до конца.

Казалось, та будет длиться вечно, но наконец упал один воин, а затем и второй. Лиша увидела, как их товарищи передают друг другу монеты, и подавила желание сплюнуть. Когда рухнул последний, Джардир кивнул Лише, и она поспешила на помощь, доставая нитки, мази и бинты. Она надеялась, что запасов хватит.

Джардир ударил в землю копьем, и все обратились взорами к нему.

– Передайте всем, кто хочет обрести рай в конце одинокого пути! – Голос Джардира гулким эхом разнесся по площади и затопил улицы. – Каждая женщина, которая убьет демона на алагай’шарак, станет шарум’тинг и обретет все права шарума!

Собравшиеся воины потрясенно загудели, и Лиша увидела ужас на лицах дама и шарумов. Поднялся ропот, но Джардир оскалил зубы, заставив всех замолчать.

– Если кто-то против, пусть выйдет вперед. Обещаю ему быструю и почетную смерть. К тем, кто посмеет оспорить мое слово завтра, я буду не столь снисходителен.

Многие в толпе хмурились, но выйти никто не решился.

 

На следующий день Аббан прибыл во двор Дворца зеркал в обществе даль’шарума. Красное ночное покрывало воина было опущено, в черной бороде сквозила седина. Он отнюдь не казался слабым, и все же Лиша была удивлена. Немногие красийские воины доживали до седины в бороде. Даль’шарум шествовал гордо, но его суровое лицо было напряжено, как будто он старался не скривиться.

– Это Гаврам асу Кенин ам’Каваль ам’Каджи, наставник Каджи’шарадж, – представил Аббан.

Воин поклонился, и Лиша раскинула юбки и присела в реверансе в ответ.

Воин что-то произнес по-красийски, слишком быстро, чтобы Лиша поняла, но Аббан немедленно перевел:

– Он говорит: «Я прибыл по приказу Избавителя, чтобы готовить твоих воинов к алагай’шарак». Наставник Каваль учил Шар’Дама Ка и меня, когда мы были в шарадж. Он лучший.

Лиша прищурилась и попыталась прочесть ускользающую правду на привычно невозмутимом лице Аббана. В конце концов, он покалечился, когда учился в шарадж.

Лиша повернулась к Гареду и Уонде:

– Вы хотите учиться?

Каваль и Аббан коротко переговорили, и снова так быстро, что Лиша не уловила суть, хотя поняла много слов. Аббан вроде бы возразил, но Каваль сжал кулак, и хаффит поклонился в знак покорности.

– Наставник просит сказать твоим воинам, что их желания не имеют значения. Шар’Дама Ка отдал приказ, и он должен быть исполнен.

Лиша нахмурилась и открыла рот, но Гаред перебил ее:

– Все путем, Лиш. – Он поднял руку. – Я хочу учиться.

– Я тоже, – подхватила Уонда.

Лиша кивнула и шагнула в сторону. Каваль жестом подозвал северян для осмотра. Он одобрительно хмыкнул при виде великана Гареда, но Уонда не произвела на него впечатления, хотя ростом и силой не уступала большинству даль’шарумов. Каваль вернулся к Лише.

– Из великана выйдет превосходный воин, – перевел Аббан, – если он будет меня слушать. Из женщины… поживем – увидим.

Особой надежды в голосе Каваля не прозвучало.

Наставник вернулся во двор. Движения его были быстрыми и изящными. Он посмотрел на Гареда и что-то пролаял, колотя себя в грудь.

– Наставник предлагает напасть на него, – подсказал Аббан.

– Это ясно и без перевода, – хмыкнул Гаред.

Он шагнул вперед, возвышаясь над наставником, но Каваль, похоже, не испугался. Гаред взревел и ринулся в атаку, но его удары не достигали цели, как он ни старался. Он нырнул, чтобы схватить противника, и через мгновение оказался на спине. Каваль выворачивал ему руку, пока Гаред не завопил, и лишь затем отпустил.

– Тебе придется еще хуже, – предупредил Аббан Уонду. – Соберись с духом.

– Я не боюсь, – шагнула вперед Уонда.

Она продержалась дольше, чем Гаред. Ее движения были более плавными и быстрыми, но исход схватки был ясен с самого начала. Наставнику дважды пришлось блокировать удары Уонды. В первый раз он ответил ударом в челюсть слева, так что девушка покатилась по земле, сплевывая кровь; во второй раз – сокрушительным тычком в живот, от которого она согнулась пополам, блюя желчью.

Каваль схватил ее за руку, не дав прийти в себя, и швырнул на булыжную мостовую. Падая, Уонда со всей силы пнула его в лицо, но Каваль невозмутимо улыбнулся и вывернул ей руку. Уонда побледнела и заскрежетала зубами, но не издала ни звука.

– Наставник сломает ей руку, если она не уступит, – предостерег Аббан.

– Уонда, – окликнула Лиша, и девушке наконец хватило ума закричать.

Каваль отпустил ее и что-то брюзгливо сказал Аббану.

– Возможно, из нее все-таки выйдет толк, – перевел Аббан. – Уходите, не мешайте тренироваться.

Лиша посмотрела на Гареда и Уонду и кивнула:

– Аббан, не желаешь выпить чаю со мной и Рожером?

– Сочту за честь, – поклонился Аббан.

– Но сперва, – голос Лиши стал жестким, – втолкуй мастеру Кавалю, что ему придется горько пожалеть, если он покалечит моих воинов и они не смогут сражаться сегодня ночью.

 

Жены Аббана хотели накрыть на стол, но Аманвах шикнула и отослала их. Она хлопнула в ладоши, и Сиквах бросилась заваривать чай. Девушка была не многим выше служанки, несмотря на родство с Джардиром.

– Они так ведут себя со вчерашнего дня, – сообщил Рожер.

Аманвах что-то сказала по-красийски, и Аббан кивнул ей.

– Исполнять прихоти Рожера – наш долг, – перевел он. – Ради других мы так стараться не будем.

– К хорошему быстро привыкаешь, – ухмыльнулся Рожер, потягиваясь и закидывая руки за голову.

– Как бы не пришлось отвыкать, – заметила Лиша. – Это ненадолго.

Аманвах сощурилась, но ничего не сказала.

Вскоре вернулась Сиквах с чаем. Она молча накрыла на стол, не поднимая глаз, и присоединилась к Аманвах у стены. Лиша отпила чаю, прополоскала рот и выплюнула все в чашку.

– Ты добавила в чай щепотку порошка смоляного листа, – сказала она Сиквах и поставила чашку на стол. – Умно. Большинство людей не почувствовали бы привкуса, и в такой дозировке он убьет меня только через несколько недель.

Рожер ахнул и выплюнул чай себе на брюки. Лиша поймала выпавшую из его рук чашку, провела пальцем по фарфоровому ободку и лизнула палец.

– Не беспокойся, Рожер. Похоже, от тебя они избавиться не спешат.

Аббан осторожно поставил свою чашку на стол. Аманвах посмотрела на него и что-то произнесла по-красийски.

– Э… – Аббан повернулся к Лише. – Это серьезное обвинение. Перевести?

– Обязательно, – усмехнулась Лиша, – хотя не сомневаюсь, что она поняла каждое слово.

Аббан перевел. Аманвах взвизгнула, бросилась к Лише и принялась кричать на нее.

– Дама’тинг называет тебя лгуньей и дурой, – перевел Аббан.

Лиша улыбнулась и взяла свою чашку:

– Тогда пусть выпьет сама.

Аманвах с горящими глазами выхватила чашку, не дожидаясь перевода. Чай еще не остыл, но девушка подняла покрывало и осушила ее одним глотком. Она взглянула на Лишу с победным самодовольством, но Лиша только улыбнулась.

– Скажи ей, что я знаю о противоядии, которое она примет вечером. Кстати, если это то же средство, что мы используем на севере, ей придется неделю дристать кровью.

Узкая открытая полоска кожи вокруг глаз Аманвах побледнела еще до того, как Аббан закончил переводить.

– Еще раз попробуешь выкинуть подобный фокус, и я пожалуюсь твоему отцу, – предупредила Лиша. – Насколько я его знаю, кровное родство не помешает ему содрать с тебя это славное белое платье и как следует выдрать, а то и вовсе прибить на месте.

Аманвах злобно посмотрела на нее, но Лиша только отмахнулась:

– Пошли вон.

Аманвах что-то прошипела.

– Ты не имеешь права нас гнать, – перевел Аббан.

Лиша повернулась к Рожеру, которого мутило:

– Рожер, отправь своих невест по светелкам.

– Уходите! – крикнул Рожер и махнул рукой, не глядя девушкам в глаза. Брови Аманвах сошлись грозной птицей, и она свирепо бросила Лише что-то по-красийски, прежде чем выбежать вон. Сиквах последовала за ней. Лиша запомнила ругательство, чтобы позднее уточнить его смысл.

– Неудивительно, что Дамаджах тебя боится! – рассмеялся Аббан.

– Что-то не похоже, – возразила Лиша. – Какая наглость – убивать меня среди белого дня!

– Все из-за последнего указа Ахмана, – объяснил Аббан. – Знаешь, они оказали тебе великую честь. В Красии ты никчемен, если никто не пытается тебя убить.

 

– Возможно, сейчас самое время уехать, – заметил Рожер после ухода Аббана. – Если нас, конечно, отпустят.

Аманвах и Сиквах были весьма соблазнительны, но теперь ему мерещились ножи, спрятанные под мягкими шелковыми подушками в их покоях.

– Ахман отпустит нас, если я попрошу, – ответила Лиша, – но я никуда не поеду.

– Лиша, они пытались тебя убить!

– Это Инэвера пыталась, и притом безуспешно. Она будет счастлива, если я сбегу. Я не уступлю этой… этой…

– Ведьме? – подсказал Рожер.

– Ведьме, – согласилась Лиша. – Она и так забрала слишком много власти над Ахманом. Пусть он лучше мне в рот смотрит.

– В рот или куда пониже?

Лиша гневно глянула на него, но Рожер не испугался.

– Лиша, я не слепой. Я вижу, как ты на него смотришь. Может, и не как красийская жена, но и не чисто дружески.

– Не важно, что я к нему чувствую. Я не собираюсь к нему в гарем. Тебе известно, что у Каджи была тысяча жен?

– Бедняга, – посочувствовал Рожер. – По-моему, большинству мужчин и с одной не управиться.

Лиша фыркнула:

– Смотри не забывай об этом. Кроме того, Аббан и Ахман знали Арлена, и оба якобы дружили с ним.

– Нам Арлен говорил другое. По крайней мере, насчет Джардира.

– Именно. И я хочу узнать правду.

– А что с Аманвах и Сиквах? – спросил Рожер. – Отошлем их?

– Чтобы Сиквах убили за утраченную девственность и неудачное покушение? Ну уж нет. Мы взяли ее под опеку.

– Это было до того, как она попыталась убить тебя, – возразил Рожер.

– Подумай головой! Если бы я велела Уонде всадить Инэвере стрелу в глаз, она бы так и сделала, но кровь была бы на мне. Лучше пусть живут здесь. Присмотрим за ними и, может быть, узнаем что-нибудь полезное.

 

Поздней ночью Лишу разбудили крики. В дверь забарабанили. Она зажгла лампу и накинула платье из красийского шелка, которое прислал Джардир. Прохладная ткань нежно льнула к коже.

Лиша открыла дверь и увидела осунувшегося Рожера.

– Это Аманвах, – сказал он. – Я слышу, как она стонет в своих покоях, но Сиквах даже не открывает дверь.

– Я так и знала, – пробормотала Лиша, затянула пояс платья и надела свой фартук с карманами. – Ладно, – вздохнула она. – Придется ее подлечить.

Они спустились в крыло Рожера, и Лиша застучала в дверь покоев, которые заняли красийские девушки. Изнутри доносились приглушенные стоны Аманвах. Сиквах крикнула по-красийски, чтобы они ушли.

Лиша нахмурилась.

– Рожер, сбегай за Гаредом, – громко сказала она. – Если эта дверь будет закрыта, когда вы вернетесь, пусть Гаред взломает ее.

Рожер исчез.

Дверь тут же, естественно, приоткрылась, и выглянула перепуганная Сиквах.

– Все в порядке, – сказала она, но Лиша протиснулась мимо нее и направилась на стоны Аманвах в уборную в дальнем конце комнаты. Сиквах с визгом попыталась помешать, но Лиша снова проигнорировала ее и дернула дверь. Уборная была заперта.

– Где ключ? – спросила Лиша.

Вместо ответа Сиквах залопотала по-красийски. Лише это надоело, и она отвесила девушке гулкую пощечину.

– Хватит притворяться, будто не понимаешь! За дуру меня держишь? Еще одно слово по-красийски, и гнев Дамаджах покажется тебе пустяком!

Сиквах не ответила, но по ее испуганному лицу было ясно, что она поняла.

– Где? Ключ? – раздельно спросила Лиша, скаля зубы. Сиквах поспешно выудила ключ из складок платья.

Лиша ворвалась в уборную. Роскошно украшенное помещение смердело фекалиями и рвотой с примесью жасминового курения – поистине ужасная вонь, от которой стошнит любого. Не обращая внимания на запах, Лиша направилась к Аманвах, которая лежала у стульчака, стеная и всхлипывая. Ее капюшон и покрывала были отброшены, оливковая кожа выглядела почти белой.

– Она обезвожена, – констатировала Лиша. – Принеси кувшин холодной воды и поставь на огонь чайник.

Сиквах убежала, и Лиша продолжила осматривать девушку, а также содержимое стульчака. Под конец она понюхала чашку, стоявшую на столике, и попробовала остаток на дне.

– Плохо сварила, – обратилась она к Аманвах. – Можно было положить в три раза меньше розового корня и все равно уберечься от смоляного листа.

Молодая дама’тинг ничего не сказала. Она глядела в никуда и надсадно дышала, но Лиша знала, что она услышала и поняла каждое слово.

Лиша достала из фартука ступку и пестик. Ее руки порхали от кармана к карману, выбирая нужные травы. Сиквах принесла горячую воду, и Лиша сварила второе зелье. Она велела Сиквах усадить свою госпожу и заставила Аманвах проглотить противоядие.

– Открой окна, здесь нужно проветрить, – велела Лиша Сиквах, – и принеси подушки. Когда мы ее напоим, ей придется провести у стульчака еще несколько часов.

Рожер и Гаред сунулись в комнату, и Лиша немедленно отправила их спать. Они с Сиквах ухаживали за Аманвах, пока у той не перестало крутить в животе. Тогда они отнесли ее в постель.

– Сейчас тебе лучше поспать. – Лиша поднесла к губам Аманвах кубок с очередным снадобьем. – Через двенадцать часов ты проснешься, и мы дадим тебе немного риса и хлеба.

– Почему ты мне помогаешь? – прошептала Аманвах с сильным акцентом, но совершенно разборчиво. – Моя мать не пощадила бы того, кто пытался ее отравить.

– Моя тоже, Аманвах, но мы – не наши матери, – ответила Лиша.

Аманвах улыбнулась:

– Когда мы с ней встретимся, я наверняка пожалею, что не погибла от яда.

Лиша покачала головой:

– Теперь ты живешь под моей крышей. Тебе нечего бояться. Кстати, ты не обязана выходить замуж за Рожера, если не хочешь.

– Но мы хотим, госпожа, – возразила Сиквах. – Сын Джессума красив, с ним говорит Эверам. Стать первой или второй женой такого мужчины – о чем еще может мечтать женщина?

Лиша открыла рот, чтобы ответить, но ничего не сказала. Ее все равно не поймут.

 

Когда Лиша наконец вышла из покоев Аманвах, Элона ждала в коридоре. Лиша вздохнула. Больше всего ей хотелось лечь в постель по примеру Аманвах, но Элона встала и пошла с дочерью к лестнице.

– Рожер не врет? – спросила Элона. – Девушки хотели тебя отравить?

Лиша кивнула. Элона улыбнулась:

– Значит, Инэвера считает, что у тебя есть все шансы увести ее мужа.

– Спасибо, мама, я не пострадала.

– Ну конечно, – фыркнула Элона. – Ты же моя дочь, нравится тебе это или нет. Никакая пустынная ведьма не помешает тебе заполучить приглянувшегося мужчину.

– Мама, я не хочу никого уводить.

– Тогда зачем ты приехала? – рассмеялась Элона.

– Остановить войну, – напрямик ответила Лиша.

– А если цена мира – увести мужа у женщины, которая пыталась тебя убить? Разве это так дорого? – пренебрежительно осведомилась та. – Да и никого ты не уведешь. Эти женщины делят мужей, как курицы петухов.

Лиша закатила глаза:

– Всю жизнь мечтала стать курицей-несушкой.

– Лучше угодить в суп? – парировала Элона.

Она вошла в покои Лиши вместе с дочерью. Лиша упала на заваленный подушками диван и закрыла лицо руками.

– Как мне не хватает Бруны! Она бы знала, что делать.

– Она бы вышла за Джардира и приручила его. Если бы она обладала твоей молодостью и красотой, она бы уже покорила обоих Избавителей, причем к немалому своему удовольствию.

– Откуда тебе знать?

– Оттуда. Я была ученицей этой жалкой старой карги, когда ты еще не родилась, и кое-кто из дряхлых стариков еще помнил Бруну в расцвете сил. По рассказам, она ни на минуту не сводила ноги, пока не вышла замуж на склоне лет, и держала город в кулаке еще крепче, чем в пору своего старческого слабоумия. Куда крепче, чем держишь сейчас ты, потому что правила не только этим, – Элона ткнула Лише в висок, – но и этим. – Она указала себе между ног. – Власть женщины не только в травах, но и в этом. Глупо не пользоваться своим преимуществом.

Лиша открыла рот, чтобы возразить, но почему-то промолчала. В словах матери был резон. Бруна была вульгарной старухой, вечно отпускала сальные замечания и распространялась о своей беспутной юности. Лиша пропускала ее истории мимо ушей, думая, что старухе просто нравится смущать людей. Но вдруг ее россказни были правдой?

– И как им воспользоваться? – спросила она.

– Джардир без ума от тебя. Это любой женщине ясно. Вот почему Инэвера боится, и вот почему у тебя есть шанс схватить пустынного змея за горло и отвернуть от своего народа.

– От моего народа, – повторила Лиша. – От Лощины.

– Разумеется, от Лощины! Солнце Райзона закатилось, тут уж ничего не поделаешь.

– А Энджирс? – спросила Лиша. – Лактон? Города и веси между ними? Может, Лощину я и спасу, но как помочь остальным?

– Из постели Джардира? – усмехнулась Элона. – Да это лучшее место на свете, чтобы влиять на войну! Утоли его похоть, и он даст тебе все, что попросишь. Неужели твоя светлая голова не придумает пару скромных просьб, чтобы его армия причинила как можно меньше урона?

Она наклонилась к уху Лиши.

– Или ты предпочитаешь, чтобы Инэвера нашептывала ему советы на грани яви и сна?

Только не это! Лиша покачала головой, и все же у нее оставались сомнения.

– Лиша, хватит беречь себя неизвестно для кого. Я знаю, ты хотела подождать брачной ночи, и я, по правде говоря, надеялась, что так и будет. Увы, не вышло, но жизнь продолжается.

Лиша сердито посмотрела на мать. Элона не отвела глаз. Она была готова отстаивать каждое свое слово.

– Ты видишь людей насквозь, мама, – признала Лиша. – Иногда я тебе завидую.

Такого Элона не ожидала.

– Неужели? – скептически спросила она.

– Изредка, – улыбнулась Лиша.