Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Кто привёл сюда это животное?!»

Поиск

Часть первая.

Этот день, как и тысячи уже прошедших дней, не обещал ничего нового и необычного. Он стремительно хромал в яму сгоревших секунд и тлеющих минут. Что-то мне подсказывало, что всё это уже было и вот повторяется вновь. Скучный цикл сменяющих друг друга будней, которому нет, и наверно уже не будет конца...

Я сбежал с пар, направляясь летящей стрелой в бункер поэта. Шумные улицы, говорящие на трёх языках тишины, встретили меня необъяснимой тоской и бурной волной режущих звуков. Они залетели в уши, словно вихрь танцующих ножей. Тут было всё вперемешку: монотонное бибиканье гудящих машин, застрявших в стандартной московской пробке, топот тысяч бегущих ног, несущихся из тюрьмы «Сегодня» в газовую камеру «Завтра», а также тонна неугомонных криков Киновского вокзала.

За эти годы внешний облик вокзала претерпел ряд изменений, а именно: десятки лавочек, торгующих разной галиматьей, были снесены ко всем чертям собачьим. В итоге их заменили безмолвные, гранитные плиты, превратившие грязную локацию в некий бульвар или даже сквер. Перед глазами красовалась новое бетонно-каменное чудо, построенное на останках забитого до смерти чудовища. От его гниющего тела пасло протухшей мочой, ядовитым перегаром бомжей и вонью миллиона двигающихся тел…

Холодное апрельское солнце совсем не грело, и именно поэтому я спрятался от него в кипящем котле перехода. Люди, словно тени, метались из стороны в сторону, не находя себе места. Они, как роботы имели, только одну функцию, велевшую им идти: вперёд или назад. Сотня бледных, заспанных лиц запрыгала у меня перед остывающим взором. Мне вдруг показалось, что у них у всех один и тот же признак: поникший, потерянный взгляд отчаянного самоубийцы.

 Безумный лай города утонул в немом молчании подземки. Стоявший в переходе музыкант, похожий на разъярённого психа, напевал что-то о спасении душ, о разрушении человеческих судеб и о счастье исчезающего момента. Это был почти что стандартный набор каждого уважающего себя музыканта, но в нём не хватало строчек о благополучной или неразделённой любви. Отсыпав ему в сумку горстку грязно смеющихся монет, я помчался дальше по привычному маршруту в никуда. Истоптанная тропа не обещала неожиданностей, и их не возникало. Ноги лениво тащили меня к намеченной цели и совсем скоро они привели меня к назначенной точке…

Остановившись у подъезда, я решил закурить и прислушаться к дневной, едва уловимой музыке, пустующего двора. Пение птиц, нежный шёпот деревьев сообщали всей планете о приходе королевы-весны. Весна, дающая надежду всем сердцам, потерявших себя в лабиринте одиночества. Весна, лечащая и калечащая душу каждого влюблённого поэта. Весна, требующая жертв и продолжительных оваций толпы. Да что тут ещё сказать?! Ох уж эта весна!

Выкинув окурок в урну, я получил одобрительный жест от улыбнувшегося мне дворника, так уставшего, наверно, от грязной и однообразной рутины. Нажав на кнопку домофона и сказав шифр, я залетел пулей в недружелюбно молчавший подъезд. Возле двери стоял уже слегка подвыпивший Бро, в его ускользающем от меня взгляде скрывалось волнение.

Ловко сняв обувь и повесив плащ, я спросил у своего друга:

-«ты один?»

-«нет, в том-то и дело, что нет…»

-«ааа, так я лишний?»

-«нет, нет, ты что, просто у меня тут проблемка одна возникла…»

-«с чем же?»

-«сейчас в гостях у меня один старый друг, но мне кажется, что он слегка засиделся…»

Несколько секунд Бро мялся и пытался не встречаться со мной взглядом, ему за что-то было стыдно. Пришлось выдать ему свою догадку:

- «короче, ты его выписать не можешь?!» – в нетерпении проговорил я.

-«да, только тихо-тихо…»

-«а почему не можешь-то?»

-«у него денег нет, чтобы домой уехать, и у меня тоже их нет...»

-«ааа, так бы сразу и сказал…»

-«ты не подумай, он всё тебе отдаст; если что, то я за него…

Не дав договорить ему клятву, я молча залез рукой в карман и пальцами нащупал на дне кошелька пару мятых купюр-ракушек, и тут же уточнил:

-«сколько ему надо?»

ровно семьсот пятьдесят рублей».

-«огооо, а товарищ-то далече живёт!»- змеиным шёпотом прошипел я.

-«да, тихо-тихо, ведь обидеться может...»-

Далее я сунул ему в руку два пятихата и направился в уборную, а поэт скрылся за порогом кухни. В ванной я совершал священный обряд «умывания», имеющий глубокие корни скрытого душевного недуга.

Настроение было по-осеннему паршивое, поэтому хотелось тупо нажраться или хотя бы подраться. Проблемы с дракой имелись: не с кем, а проблемы с выпивкой возникнуть не должны: деньги есть, собутыльник тоже на месте. Ну, как говорится, всё на мази…

Выйдя из ванны, я переместился в маленький квадратик тесной кухни и Бро, не медля, бросился меня представлять засидевшемуся другу. Это вот: «поэт Владимир БесПонтов», а это: его имени я так и не запомнил, но дал кликуху «монах». По виду парень напоминал уставшего от дороги кочевника или приличного, ещё не опустившегося, бомжа с площади трёх вокзалов.

В его мутных глазах мученика мелькало нечто святое и неуловимое, словно тающий свет угасающего солнца. Бутылка в его руках говорила о полнейшем разочаровании в жизни, а разбитые губы, испачканные засохшей кровью, о недавней драке. Как оказалось, это его так менты отделали, приняв за бомжа...

Он был крайне вежлив и застенчив, что не могло не вызвать симпатию. А когда он вдруг узнал, что это я ему занимаю деньги, то он тут же вскочил и начал метать в меня тупыми ножами слепой благодарности.

-«Спасибо, спасибо… ты очень хороший человек раз так делаешь… благородный поступок… я верну, всё до копейки верну!» – повторял снова и снова как молитву разволновавшийся монах.

Хоть я ему и не верил, но всё же добродушно отвечал:

-«та не парься, кент, всякое в жизни бывает».

Потом всё это повторилось ещё несколько раз, но после затянувшегося рукопожатия он наконец-то успокоился и сел обратно на своё место. В ходе разговора выяснилось, что он когда-то служил в монастыре. Не помню конкретно из-за чего, но из-за неразрешимых душевных противоречий ему пришлось покинуть покой тех немых стен. А теперь он здесь, давится водкой с лимонадом и обсуждает с Бро кинокартину «Левиафан». Суть разговора я тоже не запомнил, но друзья явно сходились во мнении.

Потом Бро резко повернулся в мою сторону и выстрелил вопросом прямо в лоб:

-«а ты что думаешь об этом фильме?»-

-«ничего»- кратко ответил ему я.

-«почему же?»-

-«да всё ведь просто, я его не видел». -

-«посмотри, посмотри…»- вдруг ворвался в диалог напившийся поп.

Я, не думая, сказал: «хорошо», но про себя подумал: никогда в жизни не буду смотреть это дерьмо». Фильмы, где нет сцен бесцельного насилия или хотя бы одной сцены с бессмысленной и ужасной смертью, для меня не составляют практически никакой художественной ценности. Всё примитивно и плоско, но зато без всякой духовной мимикрии и пустого ссанья в уши. Так что, товарищ Тарантино, живи вечно!

Проводив гостя аж до самого перехода, мы наконец-то отправились в магазин за долгожданной бутылкой. Бро всю дорогу улыбался прохожим и весело тыкал пальцем в телефон, я же плёлся возле него невзрачной тенью. Днём здесь работал один недружелюбный тип, с лицемерной ухмылкой бармена, который взглядом презирал каждого заходящего. Мы не были для него исключением…

 Недолго думая, мы взяли бутылку виски средней паршивости и, расплатившись, ушли, так и не обронив ни слова. В Логово мы добрались относительно быстро, так как у нас были на то веские причины. Зайдя, мы сразу же плюхнулись на стулья, словно на диваны, и разлили по рюмкам вискарь. Потом стали заливать с наслаждением жаждущие глотки. Поэт врубил стандартный набор хой-песен, и мы погрузились в атмосферу будничного хой-угара. Я погрузился в неё быстрей и с полной самоотдачей, но вот лицо поэта омрачилось тенью растущего недоумения.

Я тут же его спросил:

-«что случилось, Бро?!»-

-«да всё в порядке, просто я кое-что вспомнил».-

-«что же?»-

-«мне грустно об этом говорить, но нам придётся сегодня ограничиться всего лишь одной бутылкой...»

-«чтооо?! Как это?!» – с явным негодованием пьяницы воскликнул я.

-«дело в том, что вечером у меня концерт, и я не могу на него опоздать или забить, ты ведь понимаешь это, да?»

-«ну конечно же, понимаю, о чём речь?!…»- тяжело вздохнув, пробормотал я.

Выпить всего одну бутылку на двоих, при этом имея возможность приобрести вторую, это так же глупо и нелепо, как вытащить член из вагины в самом разгаре полового акта. То есть это дико обломно и неоправданно аскетично.

Неловкое молчание повисло жужжащей мухой в воздухе, мы слегка сбавили обороты и продолжали неудавшуюся пьянку. Весна нагло стучалась в окно, требуя от нас внимания, но мы игнорировали её и вливали в себя стопку за стопкой. Дело уже подходило к концу. То есть я хотел сказать, что мы осушили бутылку до дна без особых усилий и чувствовали себя, как те обманутые клиенты из Эльдорадо.

-«слушай, ну ведь ещё целых три часа до концерта, неужели я не успею протрезветь за это время?» – скорей себе самому, а не мне, задавал вопрос трезвеющий Бро.

Видимо, от меня требовалось подтверждение в любом виде, чтобы нам и дальше можно было продолжать начавшийся банкет.

-«скорей да, чем нет». – ответил я как изворотливый ублюдок.

-«вот и славно, погнали за бутылкой!» – радостно воскликнул поэт.

 Метнувшись за второй бутылкой быстрее апрельского ветра, мы оказались на всё том же заляпанном столике, но уже совсем с другими лицами. Они побагровели и посмелели. Хмельное счастье заметалось бешеным псом в пьяной ухмылке каждого, а напряжённый день покидал нас и плавно переходил в самый обычный, беспечный вечерок…

 Отдавшись полностью в руки пьяному сумасшествию, мы танцевали и невнятно бормотали обрывки заслушанных до дыр песен. Наши пьяные вопли смущали редких прохожих, проходящих мимо приоткрытых окон. Но, потеряв стыд и совесть, мы балдели от собственного безумия и нам было абсолютно наплевать, что о нас подумают на улице. Мы даже и не заметили, как прикончили вторую бутылку. Всё это происходит так же быстро, как тлеющая ночь утром обращается в пепел.

 Бро посмотрел на часы и, совсем одурев от хой-угара, временно потерял способность адекватно оценивать ситуацию:

-«так, у нас есть ещё один час и сорок одна минута, понимаешь к чему я это?»

-«безусловно, капитан».

-«только сейчас сходи пожалуйста один, а я пока что душ приму, ок?»

-«вообще базару ноль, шеф».

Отправившись за третьей по счету бутылкой виски, я шёл всё так же со скоростью майского ветра, обгоняя с лёгкостью апрельский. Но сейчас я слегка пошатывался и улыбался всему миру. Ничего странного не произошло, продавец смотрел на меня всё с тем же жалким презрением, а я в свою очередь расплачивался с ним всё тем же славным добродушием алкаша. Ничего странного, но кроме одного обстоятельства…

По дороге обратно до меня докопался какой-то блаженный хиппи, с запущенной чёрной бородой и стеклянно-мёртвыми глазами торчка-систематика. Они пугали и отталкивали мрачным светом его запутанного сознания. Он повёл себя крайне неадекватно, вцепился в меня руками, словно зубами, и затряс как тряпичную куклу, шепча при этом всякую бессвязную чушь: «пробуждения нет... мы все спим, очень долго спим… чужая жизнь… а-ха-ха, смерти нет! Весь мир не проснувшийся сон мертвеца и всё вокруг здесь давно умерло… смерти! Пробуждения нет… Пробуждения нет!» – зловеще бормоча под нос, повторял приставший ко мне отморозок.

Я отшатнулся от него, словно кошка увидевшая призрак собаки. Перекрытый парниша смотрел на меня дикими глазами психа-одиночки, уставшего от своего безумия. «Вот что с людьми творит семидесятый просмотр матрицы и конская доза чистейшей лизергиновой кислоты» – подумал я тогда в шутку и побрёл дальше по пыльной, неоднократно заводившей меня в тупик, дороге двухнедельного запоя…

Рассказав Бро о случившемся, мы вместе дружно посмеялись и открыли третью по счёту бутылку дешёвого, но такого необходимого для нас пойла. Мы оба чётко понимали, что она будет лишней. И всегда это понимали и знали, но когда это нас останавливало?! Ответ: никогда! Опять же устроив шаманские танцы на кухне, мы отвратительным пением отпугивали хороводы духов. Всё было классно и честно, как и полагается на волне спятившего угара. Но не знаю, после какой выпитой мной рюмки, вдруг наступил туман, а за ним и помутнение... сознание вдруг провалилось в знакомую яму незнакомой неизвестности…  

Часть вторая.

Если вы когда-нибудь теряли сознание или, что ещё лучше, впадали в токсическую кому, то вам будут близки и понятны испытанные мной тогда ощущения. Реальность, меняющая краски, может принять абсолютно любую форму. Ведь всё зависит от взгляда смотрящего. Такой взгляд у меня был на тот момент, вот я очнулся – смотрите моими глазами:

 Свет, заполняющий пустоту комнаты, был явно искусственного происхождения. Он бил током разбуженного от спячки сознания. Я побывал на электрическом стуле. Лампы безжалостно задавали гнусные вопросы, медленно превращаясь в нескончаемый поток мрака. Белые стены, обшитые ослепительно белой кожей, отталкивающе смотрели на моё безжизненное тело. Оно беспомощно валялось на грубой, каменной кушетке. Да, я был прикован к кровати. Возле меня разместилась целая армия необычных приборов. Я подопытный кролик. Паутина проводов обволакивает мою озадаченную голову, посылая ей невидимые сигналы бедствия...

Здесь я ещё никогда не был, всё это вызывает во мне лишь тревожные образы воспалённого мозга. В них всплывает тайное убежище, созданное для бесчеловечных экспериментов над человеческой сутью. Грёбаные подвалы 3-го рейха, или что тут у вас?! Да всё что угодно! Ведь возбуждённое воображение никогда не останавливается, когда его кто-то вдруг загоняет в самый дальний угол.  

Да, я помню, кто я такой, но смутное чувство «себячуждости» не покидает меня. Не оставляет ни на секунду. Как будто бы я могу быть любым, стоит только вставить в меня другой диск и запустить новую программу. И всё, всё просто, так до жути просто...

 Во мне сотни личностей, но нет меня!

 В глотке застыл немой крик ужаса. В груди сердце забилось со скоростью сгорающей в падении планеты. Пот с висков лился двумя разными водопадами, и их капли-близнецы попадали прямо в пересохший ручей рта, и ты как будто пережёвывал слёзы собственного страха. Адреналин в крови превышал все нормы, но со стороны об этом нельзя было говорить, ведь кроме как нервно пляшущих губ и нелепого подёргивания бровей – других бесов не было видно.

Помимо унизительной скованности всех конечностей тела, твою душу сковывают и мучают кусающие и лающие псы-вопросы: «где это я?» и «что со случилось?», да, и в конце концов: «что тут, чёрт возьми, происходит?» Но ответов, конечно же нет, а воображение уже устало отвечать увеличенными порциями безвкусных иллюзий. Поэтому тебе ничего не остаётся, как просто лежать и ждать. Просто лежать и ждать...

Ожидание без тиканья часов, без слежки за бегущей стрелкой, превращается в нестерпимую муку безвременья. Изящная пытка, выдуманная самим временем, и возникающая только в момент его отсутствия. Коварное и хитрое издевательство, способное довести до умопомешательства даже самого дьявола, не то, что там человека.

Но зато теперь ты точно знаешь, что Бог есть, и, значит, Ад есть. Ведь они вместе составляют неразлучный союз поедающих друг друга понятий. Одно без другого не существует. Ад мог зародиться только в недоступном для смерти мозгу. Отсюда и вытекает, что Бог – это труп, нашедший свой покой на глубине забытого кладбища вечности...

Но вдруг он просыпается от прогремевшего взрыва распавшейся на осколки-атомы звезды. В беспорядке её бесцветной пыли прячется семя и оно вырастает как беспредельно тёмный цветок Вселенной, питающийся исключительно пустотой и тлением. Бог лежит на дне гроба, его тут окружила мёртвая, беспросветная тьма. Ночь, не имеющая ни конца, ни начала...

От неё он ослеп и перестал совсем спать. Он тот, кто был осужден на бессмертное бодрствование, лишающего его всякого сострадания. Он тот, кто создал существ, страдающих больше, чем он. Существ неизбежно бегающих по замкнутому кругу бесконечных смертей и рождений. Бессмысленный цикл повторяется снова и снова, и вряд ли когда-нибудь это закончится. ВЫХОДА НЕТ! Каждый из нас попадает из клетки в клетку, из капкана в капкан. Вот так вот от бессонной злобы спятивший Бог стал тем, кого мы смело можем назвать: «Гений Страданий». 

Ты слышишь хрупкий скрип замка и видишь, как дверь перед тобой вдруг становится открытой. В комнату заходит человек в стерильно чистом белом халате, его халат белее даже этих стен. Он спокойно и ровно дышит, в его телодвижениях дерзость и лёгкость опытного актёра, уставшего от игры в театре. Он смотрит на тебя, чешет седую бородку и задаёт следующий вопрос:

-«Явь или сон? Сон или явь?» – невозмутимо произносит незнакомец.

 Но он не получает даже намека на ответ, ведь сначала его язык мне непонятен. Я в ответ подозрительно на него кошусь, как инопланетяне на человека, а потом охрипшим голосом у него прошу:

-«воды… пожалуйста воды…»-

-«ааа, сегодня вы опять русский?» – не обращая внимания на просьбу, со слабым акцентом переспросил меня достопочтенный господин Никто.

 -«что значит «опять» и «сегодня»?!»

-«сейчас я вам всё объясню, Генри…»

-«кто ещё такой этот Генри?!» – эхом удивления пронеслось в помутневшей башке.

-«всё дело в том, что у вас нетипичное диссоциативное расстройство идентичности» – всё так же невозмутимо продолжал доктор.

Чуть-чуть разбираясь в терминологии клинической психологии и психиатрии, мне без труда удалось расшифровать услышанный термин:

-«то есть, вы хотите сказать, что у меня раздвоение личности?»

-«хахах, ох, Генри, если б только раздвоение, в вас же побывала сотня жизней за вашу одну несчастную жизнь…»

-«а откуда вы знаете русский, доктор?!»

-«вы не помните, но я вам уже в четвертый раз объясняю, что по маминой линии я русский, а по папиной – немец».

-«ладно, к чёрту вашу родословную, где я сейчас и где моя память?»

-«вы находитесь в специальной психиатрической лечебнице, занимающейся расстройствами сна. Ведь вы когда-то обратились к нам с уникальным случаем парадоксальной бессонницы. То есть вы никогда не спали. Спустя годы лечения вам всё же удалось благополучно уснуть, но потом случилось нечто невероятное, а именно: каждое утро вы просыпаетесь новой личностью. Поначалу не было повторов, но вот русский поэт по фамилии БесПонтов уже четвертый раз воскрешается на этой самой кушетке. Обычно они находятся в тесном контакте друг с другом и знают о существовании «других личностей», но только не в вашем случае…»

Взвалив на меня неподъёмный камень абсурда, он ждал соответствующей реакции, а она была таковой:

-«что ещё за арийские фокусы, поганый фриц?! Думаешь, я просто так возьму и поверю в эту ахинею?!»

Не дав мне выплеснуть всю бурю негодования, он расстегнул все туго затянутые ремни и застёжки. Потом неторопливо достал из кармана небольшое складное зеркальце и, протянув мне, сурово сказал:

-«если вы мне не верите, то сами взгляните».

Я недоверчиво покосился на врача, представляющего собой чистейшую реинкарнацию Фрейда, и неуверенно взял в руки тяжёлую правду зеркала. Глубоко вдохнув и выдохнув, я решился на бесбашенный поступок: заглянул сам себе в лицо. Мне кажется невозможным далее описывать то, что происходило со мной тогда внутри. Вкратце: весь мир перевернулся несколько раз, а душа затряслась в эпилептическом припадке...

-«чьё это лицо?!»

-«Ваше, Генри, Ваше…»

По ту сторону на меня пялилась небритая рожа чужака, отвратительная маска бородатого незнакомца. Не успев отойти от старого шока, я уже получал новый. Тёмная, неухоженная шевелюра, застывший взгляд торчка-систематика... Боже правый, да это же тот парень, остановивший меня совсем недавно на улице города Москвы, но не я! Я был им. Он был мной. Как это вообще представляется возможным?!

-«Так явь или сон? Сон или явь? Подумайте над этим, Генри… а мне, пожалуй, пора уходить, за вами скоро придёт санитар.»

что ещё за бл*дское имя, Генри?!»

Я попросил оставить зеркало доктора Ихзенштейна, но он мне вежливо отказал, ссылаясь на острые осколки...

Сон или явь, явь или сон, всё переплелось в одну жуткую галлюцинацию. Кошмару приснился кошмар, только и всего. Побывать в чужой шкуре, это как переспать со своим двойником. Костюм, одетый на мне, жал во всех местах. Мне просто хотелось снять и выкинуть шкуру, но это вряд ли было возможно. Окончательно смирившись со странной участью «себячуждости», я валялся и дожидался обещанного санитара.

-«интересно, куда же он меня отведёт?!»

 Ответ ворвался так же неожиданно, как проникшая игла в нетронутую вену. Он, то ли с осторожностью, то ли с опаской поглядывал на разлагавшийся полутруп. Потом, видимо убедившись в его полном бессилии, подошёл к кушетке, смело ухватившись за руки, потащил обездвиженное тело в злую тьму пещеры коридора. Пустующий километровый отрезок дороги, напоминающий огромную дорожку кокаина, казался нескончаемым лабиринтом. Поочередное моргание сотни лампочек и стоны безумия из не спавших палат вызывали панику и тревогу…

Издали послышался цокающий топот, шаркающих по больничному линолеуму шагов. Фигура, катившая человека в инвалидном кресле, казалось мне знакомой. Да и человек в коляске – тоже. Вовремя подмигнув, Курильщик удержал чуть не вырвавшийся крик, и я застыл в немом ожидании чуда. Бро выглядел сейчас ужасно. Он был похож на овощ, и что-то его роднило с первоиспытателем префронтальной лоботомии. Когда они зашли за мою спину и спину громилы, то послышался глухой стук разбитой черепушки и за ним же сразу хлопок упавшей на пол туши.

-«Короче, я знаю, что делаю. Погнали за мной» – уверенно проговорил Курильщик.

И дальше мы двигались по длинному, нескончаемому коридору, оглядываясь по сторонам, словно сбежавшая банда параноиков. По-моему, одному Бро было откровенно плевать на всё происходящее. Он всю дорогу пускал слюни и доверчиво молчал. Курильщик вдруг остановился и указал жестом на приоткрытую дверь больничной палаты.

Я зашёл за ними и вдруг увидел самого себя, прикованного к кровати. Видеть себя со стороны одновременно прекрасно и страшно, как будто бы вы встречаете фантома недавно умершего родственника. Возле меня стояла ещё одна кровать, но в отличие от первой она не была занята.

-«так теперь ты должен лечь туда и уснуть, тогда весь мир снова проснётся, а с ним вместе и мы…»

 Откуда он всё это знал? Оставалось загадкой и тайной, но лучше не задавать безнадёжных вопросов, когда уже есть простые и надёжные ответы...

Я прилёг на соседнюю койку, и паралич волнения поразил меня по самое сердце. В голове пронеслась мысль: «вот дерьмо, а вдруг ведь не усну?!» Но Курильщик, словно словивший мою убегающую мысль, достал из кармана заряжённый баян и вколол мне приличную дозу сильнодействующего снотворного. За десять секунд мир потух и снова исчез в тумане, а за ним зажёгся старый добрый свет…

***

Очнувшись на кухне с гудевшей от похмелья башкой, передо мной сидел уставший Курильщик, пьющий крепкий кофе и пускающий дым в окошко. Пробуждение Бро произошло чуть позже моего, примерно через несколько секунд. Курильщик на нас смотрел с дружелюбной снисходительностью, а мы в ответ ему небрежно улыбались. Первые слова пробуждённого поэта, несли в себе эхо разочарования:

-«Вот тебе на, вот тебе и спущенный в унитаз концерт!»-

Я же был озадачен вопросом доктора Инзенштейна:

-«Явь или сон? Сон или явь?»-

Что сейчас было передо мной?!

Конец.

Рассказ шестой.

«Слёзы Поэта».

После того апрельского угара я на четыре месяца потерял всякую связь с Логовом, но с Бро мы частенько пересекались и ещё чаще переписывались. Нас поглотила рутина, каждый занимался своим делом. Каждый день он ходил на работу, постигая азы кафкианского ада, а я тем временем с холодным камнем на душе оканчивал ВУЗ. Безумие и чудеса Логова со временем превратились в полушёпот сумасшедшего, услышанного где-то на задворках разваливающегося сознания. Даже пережитый абсурд не давал мне права верить в реальность тех невозможных событий, произошедших в клетке самой обычной квартиры близ Киновского вокзала…

 В мутном тумане лета я всё дальше отдалялся от шумных домов и улиц, от нервно бегущих людей и от пыток нескончаемых пробок. Сразу после сдачи диплома я покинул джунгли мегаполиса и направился в родные края. Там на юге море готово подарить каждому свой особый покой, а утреннее солнце, как единственный зрячий глаз неба, готово следить за колючим песком. Подлечившись дома, я вернулся в Москву всё тем же старым солдатом, но уже с другим обмундированием. 

Последние крики лета услышал пришедший сентябрь, а потом осень вступала в свои законные права и владения. Опять начинались муки ежедневной рутины, от которой спасали редкие пляски ночных путешествий. Всё это время мы с Бро забывали про нашу переписку, где каждый себя вёл немножечко скрытно. Мне даже показалось, что меня изгнали из Логова, но по каким-то неизвестным причинам решили не сообщать. Напрямую я решил не спрашивать поэта, не то что из-за трусости или малодушия, а просто сначала захотелось поговорить с посетителями. Все, как один, утверждали, что ни одной тусовки они не застали. Я им свято верил и поэтому не подвергал сомнению их показания. Да и чёрт с ним, забил и забыл, но потом...

Но потом послышался звонок мобильника, я шёл слегка расстроённым с очередного собеседования, которое так нелепо провалил. Вам перезвонят! Вам перезвонят! Да мне скорее Бог перезвонит, чем эта стая лицемерных офисных крыс. Помятое настроение вело меня прямиком в ближайший бар, на бордель, к сожалению, не было средств. Кто-то решил нарушить мои планы или наоборот посодействовать в их реализации. Бог не перезвонил, зато…

-«Ну, неужели, целых два века прошло! Ты куда пропал вообще?!»    

(зато на дисплее экрана высветилось имя «Бро»).

-«Я могу задать тебе такой же вопрос, но не буду. Давай всё лично обсудим. Ты сейчас занят чем?»

-«Ага, таскаю костюм из офиса в офис, чтоб не расслаблялся!»

 -«Значит ни чем, это хорошо… Сможешь подойти в Логово?»

-«А почему нет? Конечно же, смогу, но разве оно ещё существует?»

-«Вот и приходи, там и узнаешь» – загадочным тоном фокусника произнёс неожиданно объявившийся друг.

 Я находился примерно в километре от квартиры поэта, поэтому поскакал не торопясь, разглядывая первые следы осени. Они как будто скрывали пепел сгоревшего лета. Первые дожди сентября оплевали тротуары, создавая препятствия незадачливым пешеходам. Для машин не создавалось никаких препятствий, в этом городе-мутанте они вообще всем рулили. Очередное подтверждение вышеизложенного утверждения я получил, когда простоял на светофоре в районе трёх минут, а потом побежал рысью по пешеходу, чтоб вложиться в великодушно предоставленные тринадцать секунд.

Чуть не пройдя поворот, я опомнился и тут же нырнул в арку, ведущей прямо во двор дома Логова. В это время людей здесь тусовалось мало, потому что колобродить средь бела дня мало кто может себе позволить. Ноги с азартом несли меня к забытому порогу, по пути мне встретилась древняя бабуля с не менее древней псиной и два целующихся школьника. Скинув портфели и расположившись на лавочке, они бесстыдно распевали песню весны. Два влюблённых сердца, соприкасающихся лишь однажды...

Шагающие ноги уверенно застыли, а это означало, что я прибыл в назначенную точку. Пройдясь по привычной комбинации кнопок, пальцы возбуждённо задёргались в воздухе. Что может быть утомительнее ожидания? Сковывающее ожидание своей очереди, скромное ожидание выдуманного чуда, по-детски наивное ожидание снега, луны, весны, облаков... В конце концов, ожидание собственной смерти! Вся наша жизнь – это одно сплошное ожидание...   

 -«шииифр!» – послышался чисто формальный зов по ту сторону баррикад.

-«эээ, так, сейчас… одну минуту!» – как растерянный студент промямлил я в ответ.

-«таак, кто бы ты ни был, даю десять секунд!»

-«ты чего? Это же я!»

-«семь... шесть…четыре…»

-так, так, там что-то с весной, но что?!-

-«два...один»-

-«СУКА, ВЕСНА, НЕ СМЕЙ!!!» – как поехавший футбольный фанат заорал я в домофон.

-«Ооо, БесПонтов, так это ты? Так заходи ж быстрей!» – абсолютно другим голосом произнёс двуличный козёл...

Два разных человека, честное слово! Один беспрекословно подчиняется шизофреническим правилам Логова, а другой в свою очередь добродушно встречает тебя возле дверей...

Обменявшись дружескими объятиями, мы сразу направились на кухню, где меня ждал сюрприз. Два почти что чистых стакана, с еле заметными пятнашками на самом дне, полная бутылка не самого худшего виски и уютная обстановка привычного хой-угара. Внимательно осмотревшись по сторонам, меня не покидало ощущение неких изменений во внутренностях кухни, но озадаченно ходившие по кругу глаза так и не уловили скрытой фишки интерьера.

 Бро, улыбаясь и наполняя стаканы до краёв, смотрел на меня с каким-то хитрым подвохом. Его взгляд так и говорил: «угадай, угадай, что я хочу тебе сказать, но не скажу». Не успел я прощупать полностью возникшее ощущение, как он тут же вручил мне стакан и всё с той же ухмылкой предложил выпить до дна. Потом радостно похлопав в ладоши, он снова наполнил опустевшие капсулы алкоголем. Да что с ним такое?! Я не выдержал и спросил:

-«Куда ты так летишь-то, а? Стаканы наполняются, а вот бутылка...»

А в ответ тишина и беззвучная просьба глаз: «спроси, спроси!».

-«Да и чего ты так смотришь-то на меня?! Я тоже соскучился, но не настолько же».

-«Да что ж с тобой, неужели ты не заметил?!» – наконец-то прервав неловкую паузу, воскликнул он.

что я ещё должен был заметить?!»-

-«Та ни хрена я не заметил, полы почище чуть-чуть стали, а так...»

Не дав мне закончить очередную реплику, двинувшийся Бро захохотал, как ведьма с турбекулезом, и, мешая хрип со смехом, проговорил:

-«Да я ведь весь дом проветрил. Круто, правда?!»

-«Не понимаю твоего восторга, люди каждый день проветривают помещения. Что здесь такого?!»

Сначала я подумал, что он под кайфом, и для него сейчас любое действие представляется как хождение по небу или как пляски на костре, но позже объяснил: оказывается, что Логово всё это время проветривалось от нечисти, застрявшей здесь из других измерений. Вот почему не было тусовок, открыток и приглашений на рождество. Тайна исчезла, но вместе с ней незаметно пропало содержимое бутылки. Когда один и другой излили свою душу полностью, рассказали друг другу всё о летних приколах и нелепых ситуациях, в которых им удалось побывать, им вдруг срочно понадобилась вторая бутылка. Вполне предсказуемое явление. А кто пойдёт в магазин? Даже спорить никому не пришлось! Хранитель сего странного обиталища захотел прогуляться и зайти к какому-то чудаку на пару словечек. Я не возражал и остался один, решив немного подремать, чтобы набраться сил на повторный заход. Ничего дикого не случалось, пока я не заметил как...

Как та дамочка с картины, висевшей неизменно над кухонным столом, врезалась в меня неистовым воплем безумного зверя. Работа неизвестного художника, вмещающая в себя всю тоску и мрак чёрной дыры, уставилась на меня с другого края вселенной и оглушала меня запредельной ясностью. Ничего особенного, девушка с приличными выпуклостями на фоне сказочного болота, полностью обнаженная и одинокая, как дерево, утонувшее в водах мирового океана. Да и взгляда особо не видно, всегда нужно было всматриваться в область глаз и ждать паники или лёгкого покалывания в любой области всего естества. Сейчас же всё происходило как-то иначе, я не мог отвести взгляда по собственной воле и напряженно ёрзал на шатавшемся стуле...

видимо не вся нечисть покинула бункер!»

В такие моменты стрелки часов начинают ходить по кругу совсем по законам потустороннего мира. То скачут как истеричка в последней стадии слабоумия, то замедляют свой шаг, как быстро шатающийся полутруп-выскочка. Когда время так себя ведёт, то неизбежно происходит какой-то коллапс. Я не мог ничего сделать, словно инвалид, прикованный к креслу-каталке. Беспомощное дёргание всех членов тела лишь вызывало ещё большую тревогу, без того нарастающую внутри сердцевины взбудораженного естества. Мне захотелось запротестовать с помощью рта, но он как будто бы был сжат плоскогубцами или щипцами. Далее начинается более жуткая часть рассказа, не дающая мне спать по ночам до сих пор...

***

Словно невидимая рука смеющегося бога толкнула меня в яму проклятий, каким-то неведомым образом мою сущность затянуло и засосало в пустые воронки глаз неведомого чудовища. Тьма, полнейшее её торжество, и вокруг ни единого звука, ни намека на запах, ни вообще какого-либо ориентира. Так, наверно, выглядит конец всякого живого существа, я смотрел на мир очами мертвеца. Ничего не происходит, кроме как внутренних терзаний, вызванных вопросами: «где я? И почему до сих пор Тьма полностью не съела меня всего?» Нездоровая безмятежность и цепкий паралич духа. Ничего хорошего. Ничего плохого. Даже ожидания здесь закончились, а значит вместе с ними и жизнь...

Потом издевающийся голос неизвестного мучителя возвещает тебе:

-«Я то, что вызовет тысячи криков отчаяния в твоём искалеченном сердце-мешке. Ты готов прослушать их заново?» – до боли знакомым голосом произнесло Нечто.

-«…» – это тоже был ответ, который способна услышать лишь одна Тишина…

-«Тогда начнём».

Колыхающийся свет десятка вспыхнувших свечей, будто огоньки давно погасших звёзд, пробил тьму безымянной планеты страданий. Я находился в самом центре карусели, в чёрном кругу возле аккуратно сооружённого алтаря, впереди на меня смотрело существо в образе моей возлюблённой. По бокам расположились камеры с ржавеющей решёткой, сзади голая стена с небольшими трещинами вверху и внизу. На мне не было одежды, я был гол перед появившимся кошмаром. Наконец-то, собрав остатки сил, я выдавил из себя нелепо заданный вопрос:
   -«Зачем? Не смей осквернять её образ!»

Оно стояло в семи шагах от алтаря, пережёвывая заданный вопрос, а затем совершенно спокойно и без всякой тени злорадства ответило:

-«Ты же знаешь, что она и есть та самая потеря, после которой становятся мертвецом на всю жизнь при жизни и после жизни. Мне нужна твоя боль! Мне нужны твои слёзы! Можешь задать ещё один вопрос, пока не началось…»

Третий глаз или чутьё карманного вора подсказывало мне, что избежать неизбежного в сложившейся ситуации не получится. Поэтому я и задал интересующей меня вопрос: 

-«Ты не она, но что ты?»

-«Я вся твоя боль, пережитая в прошлом и ещё не свершившаяся в будущим».

-«А если сейчас сбавить градус пафоса и рассказать о себе чуточку больше?»

-«Я Муза всех Муз, Я живу внутри каждой крупицы разорванного и заново собранного сердца Поэта. Мне принадлежат все песни и молитвы, а так же вопли, восхваляющие бесноватость луны. Я проклятие, вынуждённое питаться вздохами и вдохами избитых сердец, но взамен Я даю Вам дар. Всё, начинается...

-«Прими же свой облик! Оголись передо мной, как я перед тобой».

Никак не отреагировав на мой драматический выпад, она лишь улыбнулась той самой страшной улыбкой человека, которого ты больше всего боялся потерять и в итоге потерял. Богиня страданий шептала себе под нос что-то похожее на заклинание древних шумеров, вызвавшее в окружающей обстановке взрыв галактик и всепоглощающий хаос. Скрутив в трубочку губы, она выпустила тонкую струйку тающего дыма, разлетевшегося в итоге по всем шести камерам. Возлюблённая, прицепившаяся взглядом чужеродной твари, разрезала воздух руками и развела их в стороны, явно дожидаясь необычайно вкусного десерта под конец карнавала.

 И потом всё началось...

Всё началось именно с клеток, спрятавших в себе тайну сгоревших ночей. Они до этого молчали в сторонке, дожидаясь своего часа. Вместе с ними началась вибрация взбесившихся стен, а за ними разошёлся по швам трясущийся пол.

-«Узри же сердцем своим всю человеческую боль бесчеловечного мира!»           

И после этих слов все шесть комнат вспыхнули всепрощающим пламенем чистилища, и ужасы стонов тысяч невинных людей вместились сейчас в виновном молчании одного существа. Из всех показавшихся и разросшихся трещин хлынула бесконечным потоком беспокойная кровь, заполнявшая всё разорванное брюхо не существующего храма, вместившего в себя горы пепла трупов Освенцима и грязь гниющих ногтей Хиросимы. Место возле святыни, обведенное кругом, не подверглась влиянию яростно бушующих сил. В центре круга над чашей склонился человек, слышавший в одной мелодии умирающего на поле битвы солдата целый оркестр не заканчивающихся войн. Водопады слёз наполняли пустующую чашу прощением и презрением, каждая капля упавшая мимо отдавалась звонким эхом в ушных раковинах умершего от стыда Бога...

Казалось, что происходящее вокруг и есть правда, не смогшая найти выход наружу. Только с помощью передатчика в виде человека она способна просочиться в мир лжи. Последние три капли падали в замедленной съемке, давая тем самым понять язык вечности. Капля раз, капля два. Всё вокруг постепенно утихало и убегало за пределы тюрьмы. Богиня, стоявшая словно в трансе, вдруг открыла глаза и подошла к алтарю. Теперь её вид принял истинный облик, это была та пиковая дама с пугающей картины, висевшей прямо на кухне. Она поднесла руки к чаше, торжественно поднимая её над головой, и одним махом влила себе в глотку необходимый ей эликсир.

Поцеловав в лоб застывшего в оцепенении человека, она с явным наслаждением наблюдала немую муку, недавно перенесённым её пленником, который ровно через одну каплю…

                                           ***

Я очнулся от громкого появления Бро в дверях, пьющего бухло прямо со рта новорождённой бутылки. А я всё валялся со свинцовой башкой на скрещенных руках, погрузившись в собственный кошмар непонимания. Подняв недоверчиво голову, я встретился взглядом с пришедшим другом. Секунд пять выражение его лица менялось со скоростью падения кометы, что в свою очередь пугало и отталкивало меня от себя. Так же обнаруженная под моими руками картина дамы оставляла нас обоих в недоумении. Бро, увидев небольшие лужицы, расплёсканные по всему периметру рисунка, не выдержал и спросил:

-«Что это такое?»

 -«А ты что сам не видишь?!» – вытирая воспалённые глаза, пробормотал я…

-«…» – каждый имеет право на один такой ответ в одной настоящей жизни.

-«Это Слёзы Поэта!»

Конец.

Рассказ седьмой.

Тот невзрачный декабрьский вечер запомнился мне одним весьма неприятным курьёзом, связанным исключительно с непростой судьбой жалкого и по свойству натуры дурного человека. Зима за окном тогда являла собой белый ужас смертельного исхода.

Я сидел на кухне, покуривал сигареты и поглядывал в окошко, изредка отвлекаясь на налитую рюмку водки. В тот день публика имела явные проблемы с постоянством, то есть люди приходили с улиц и тут же неожиданно туда возвращались. Но, ближе к позднему часу, наш коллектив сформировался почти что удачно: шлюховастая девка по имени Кока, Бро, два незнакомца с бесцветными лицами и недоверчивыми взглядами наркоманов, говорящий женский манекен и ещё один гость. Гость с большой буквы...

Сегодня в Логове Поэта проходил «массовочный» день, это когда на тусу попадает народ, далёкий от всех неожиданных приколов сего чудесного местечка. В основном, в дни разбитых форточек, кроме пьянок ничего интересного не происходило. Да, да, всё так, но именно сегодня к нам пришёл сбежавший из рабства манекен женщины, шустро вертящая задом Кока, два спорящих о человеческой натуре очнувшихся от сна зверя. На всякий случай решил повторить список присутствующих, чтобы самому не забыть о ком пишу. Бро в «массовочный» день мог задать спонтанно абсурдный вопрос. В этот хмурый час, он прозвучал примерно так: «какой вопрос нужно задать, чтобы понять, кто из нас здесь лишний?»

-«Это на кого вы намекаете?! Что за дискриминация?» – всполошилась женщина манекен без имени.

-«Что вы, что вы, я ни на что и не намекал. Просто задал вопрос. Вы такой же для нас важный гость, как и все остальные!» – резво отреагировал хозяин берлоги.

-«Спасибо... кхм, кхм, просто поймите меня правильно, ведь я здесь одна не являюсь человеком» – тут же успокоившись, проговорила вяло говорящая пластмасса...

После некоторой неловкой паузы, повисшей в воздухе по-змеиному шипящей мухи.

-«Дааа, а кто же из присутствующих за этим столом может назвать себя человеком?» – въехал в разговор незнакомец №1

Не надо обладать даром ясновидения, чтобы предсказать, кто ему ответит ровно через два щелчка пальцев. Раз, два, поехали…

-«Я могу себя назвать человеком!» – прокричал на ухо своему оппоненту незнакомец №2, хотя находился от него на расстоянии вытянутого члена.

-«Ооо, это мы сейчас обсудим, ещё как обсудим!» – не заставил себя ждать незнакомец №1.

Эти ребята уже раз седьмой по кругу змеёй ползают и всё никак не могут решить: «кто такой человек?» Я им не завидовал, но они были сами виноваты. Видимо, по кайфу устраивать тупиковые ловушки, где любой выход и вход – это очередная ловушка. Тем временем Кока ко всем приставала с вопросом о наркотиках и перепихоне, потому что её интересовали исключительно наркотики и скорый перепихон.

-«ничего зазорного не вижу, чтобы отдаться первому давшему пару дорожек кокса или хотя бы зажигалку с сигаретой» – с разными временными интервалами повторяла про себя лозунг славная кайфожорка, с хитрыми бл*дскими глазками...

Заскучавший московский поэт тихонько сидел в углу на табуретке, танцуя пальцами сальсу на экране айфона. Он изредка поднимал голову, едва заметно ухмылялся и снова проваливался в бесчисленный поток непрочитанных сообщений. Пожалуй, муха бы жужжащая над моргающей люстрой, вызвала бы намного больше интереса, чем этот спутанный клубок из случайно связанных людей (+1 манекен).  

Два незнакомца с разными взглядами на человеческую природу вызывали друг у друга смесь отвращения с налётом жестокой симпатии, а у других они ничего не вызывали. Лично я зевал и собирался пойти поваляться на снегу, раз уж такая возможность присутствует, то почему бы, собственно говоря, и нет? Навязчивая идея не давала мне сконцентрироваться на более важных вещах окружающего мира, например на оглушающий стук окна я отреагировал примерно через две минуты. Бро, не выходя душой из матрицы, пошёл на автомате встречать настойчивого гостя с холодной улицы.

-«Да что ты на хрен понимаешь?! Неизменна натура отдельно взятого человека, в наших силах лишь сдерживать худшее проявление своего характера и соответственно выставлять лучшие его проявления напоказ. Вот теперь ты понял?!? – бесконечно хлопая себя по коленке и выплёскивая вместе с подавленной агрессией слюни, истерично провизжал незнакомец №1.

Кока косилась в их сторону с недоумением, а на остальных с неуместным высокомерием, что вызывало у меня непонятную волну сострадания. Женщина-манекен зависла в определённой точке пространства, постигая истины, неведомые живым существам. Она не обращала ни малейшего внимания на мелкую суету нелепой пьянки. Странно, но молчавшая кукла вызывала уважение, в её бездвижной внутренней жизни без души присутствовало воистину особое достоинство. Во внутренней жизни человека наоборот много метаний и неразрешимых внутренних конфликтов, что, по сути, и составляет прекрасное уродство каждой рожденной на свет твари…    

-«Нет, ты не прав! Человек может сказать всему что угодно: «ДА» и «НЕТ» – невнятно пробормотал незнакомец №2.

Бро влетел на кухню с отстранённым видом киборга-шпиона и быстренько представил незнакомца №3, а точнее его звали:

-«Друзья, к нам присоединился новый собутыльник по имени Придурадзе».

Придурадзе зашёл к нам на банкет с видом полного непонимания всего и вся, недоверчиво хмуря брови, он как будто принюхивался, а не осматривал случайно собравшуюся компанию. В ответ присутствующие ничего не отвечали, ибо никто не испытывал товарищеской сплоченности в созданной случайно группе. Поняв это, Придурадзе неожиданно для всех, а прежде всего для себя, упал на пол и расхохотался как капитан пиратского судна. Достав из кармана, недопитую бутылку водки, он без всякой нужды влил в себя чуть больше половины оставшейся отравы. Вытащил язык, с трудом поднялся, облокотившись об раковину и выдал следующее предложение:
-«Меня зовут Придурадзе. Я пришёл сюда блевать!» – почти чётко произнёс Придурадзе.

Вот теперь и мухи с мигающей люстрой не надо, новый субъект способен привлечь своим безрассудством толпу внутри каждого человека. Не теряя себя и времени, он повернулся к раковине и стал выполнять обещание. Цапающиеся попугаи вдруг умолкли, выбросив вопрос о природе человека на помойку антиномии. Женщина-манекен всё с тем же достоинством постигала неведомую никому пустоту. Кока хорошенько зевнула и выдвинула следующее заявление:

-«Я отморозков и похуже видала!»

Думаю, что она не врала. Бро почему-то ничего не предпринимал и даже не поднимал головы. Порядок дальнейших действий Придурадзе был вне законов логики, он подчинялся какому-то, внутреннему, известному только ему, инстинкту безумия. Но, также ещё, это можно назвать и радикальным идиотизмом. Непредсказуемая модель поведения (modus operandi) этого чудака со странными манерами дикаря вносила хоть какую-то нелепую привлекательность в безнадёжно пропадающий вечер пятницы.

Но недолго длилось счастье самодура и шута. Завалившись трупом под стол, он издавал звуки раненного снегиря. Переходил то на вопль, то на скрежет лопающихся зубов. Устав от обязанностей оратора, разудалый паяц перевернул кухонный стол, вскочил и опять с той же безумной и фатальной уверенностью изрёк перед собравшимися:

-«Меня зовут Придурадзе. Я пришёл сюда ссать на кровать!»

Выбежав из кухни, этот ненормальный среди чокнутых влетел в первую попавшуюся комнату и начал мочиться на чистые простыни разваливающейся кровати. Меня всего передёрнуло от животной глупости проделанного поступка и, не выдержав, я обратился ко всем остальным:

-«Кто привёл сюда это животное?!»

-«Вот наконец-то был задан правильный вопрос!» – радостно подхватил Бро и щёлкнул пальцами три с половиной раза.

После этого все участники унылой посиделки двинулись с мест и направились к комнате, где с неприятным скрипом потрескалось и посыпалось единственное в своём роде стекло-бинокль. Очевидцы наблюдали, как по улице бежала обезьяна с головой ослика «Иа-Иа». Животное-мутант, единственное в своём роде, направлялось в сторону круглосуточного ликёроводочного магазина. Там его и поймали, а дальнейшая судьба чуда природы или грубой ошибки генной инженерии остаётся неизвестной...

                                          Конец.

                                      Рассказ восьмой.



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2024-06-17; просмотров: 6; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 13.58.139.55 (0.018 с.)