Д р е в н е ц е р к о в н а я   м е д и т а ц и я .

Классический пример медитации над Писанием мы имеем в древней церкви. Исаак Сирин говорит:

«Постоянно упражняй себя в размышлении, читая божественные Писания, с точным их разумением, чтобы, при праздности ума твоего, не осквернилось зрение твое чужими скверными непотребства» (Твор., сл.2,19).

Такая медитация, по Исааку, освобождает от рассеяния, от страстей и помыслов, способствует собиранию и при длительном упражнении ведет, с одной стороны к изумлению, восторгу и экстазу, а с другой — к глубокой внутренней молитве. Таки образом, все три элемента религиозного деления: медитация, экстаз и молитва, оказываются тесно связанными в одном мистическом акте.

Такая медитация может иметь место не только при чтении Св. Писания, но и при других проявлениях религиозной жизни: псалмопении, коленопреклонениях, словесной молитве, во время богослужения, и жизнь многих Отцов Церкви, подвижников и отшельников, полна примеров медатативного и экстатического действия этих чисто внешних форм аскезы.

Очень рано появился в древней Церкви и другой род медитации, образный, при чем образы группировались вокруг земной и потусторонней жизни человека, или вокруг центрального образа Иисуса Христа и Его земной жизни. Величайшим представителем этого рода медитации был Исаак Сирин, который предлагает следующие темы медитации: 1)Бог невидимый и безвидный, 2)чин и стояние умных сил, 3)составление видимых вещей, ^домостроительное нисшествие Слова, 5)картина страстей, смерти и Креста Господня, 6)всеобщее воскресение, 7)вечные муки, 8) Второе присшествие и Страшынй суд, 9)Царство небесное. Григорий Синайский говорит о восьмеричном созерцании, исключая страсти Христовы (Патр. М. 150). Никодим Агиоорит прибавляет к этим видам еще и следующие: 1)к смерти, 2)унижению сердца, 3)образованию смерти, 4)изучению и созерцанию чудес творения («О хранении чувств, ума и сердца», стр. 115 — 116).

Видения святых и мистиков относятся к этой области, также и картины дантовской «Божественной Комедии», заимствованные из апокрифической книги ап. Петра.

Внешний объект при этих медитациях, в виде Распятия, облегачает концентрацию и поддерживает веру, молитвенность и благогрвейность медитации, гарантирующие от крайностей и ошибок эйдетизма (образованности) и от прельщения.

Это — искание и зрение иного, невидимого мира, и еп. Феофана Тамбовский говорит следующее о сущности и технике этой медитации:

«Кто раз добьется зрения, тот после начнет узревать чаще и легче; и чем кто непрерывнее, напряженнее и усерднее будет совершать это, тот скорее достигнет непрекращаемого зрения, или, что то же, стояния в духовном мире. Само делание состоит в понуждении воззревать на сии предметы сколько можно чаще, с желанием непрерывного зрения их. С начала лучше устанавливать зрение на одном каком-либо предмете и зреть его пока запечатляется он, а потом переходить к другим. Когда переберутся все, тогда и весь строй может быть сознаваем в один миг... Должно помнить, что это — не размышление, а неподвижное зрение ума» («Путь к спасению», Москва, 1894, стр. 203—214).

Никодим Агиорит говорит о значении этих медитаций: «Ум человека легко подвижен, увлекается и рассеивается, а чувственная фантазия увлекает к страстям; нужно ум и фантазию направлять в сторону священных объектов и лиц» («О хранении ума, чувств, фантазии и сердца,» стр. 115).

Он приводит слова Максима Исповедника о вмешательстве вражеской силы в медитативную работу.

«Пусть соблазняет тебя враг недостойными и атоническими (неуместными) фантазиями. Не бойся их как и рассудочной фантазии, но обращай их в ничто. Это — игра и ложь. Кто победил их, тот победил и тех, кто эти фантазии вызывает» (Там же, стр. 115—116).

Эта религиозно-эйдетическая медитация (образная) включает и космологический, и антропологический элементы, но они связаны с центральным Образом Логоса-Христа и освещены Его внутренним светом.

Эйдетическая медитация не имела в древней церкви того универсального и самодовлеющего значения, которое она приобрела впоследствии в католической церкви, особенно у Игнатия Лойолы и в его ордене. Главное место занимает в ней, древней церкви, другой вид медитации, восходящей к апостольский временам, — умное делание.