Н е п р е с т а н н а я   м о л и т в а .

Первым условием действенности внутренней молитвы является непрестанность,— этим достигается наибольшая концентрация в молитве. Отсюда — повторение молитвы до «100 и 1000 раз подряд и 10000 раз в день. Другим условием является монотонность, то есть повторение одной и той же молитвы. Поэтому идеалом древнецерков-ной молитвенной аскезы является «монологистос просевхе». Таким идеалом молитвы на Западе была «молитва с четками» (Resenkranzgebet).

О непрестанной молитве говорит ап. Павел (1 Фессол. 5,17; Колос. 1,9 и 4,12; Эфес. 6,18; Фесе. 1,2,3,10,5,17). В «Деяниях апостолов» говорится, что апостолы долго и непрерывно молились на всех своих собраниях (1,14, 2, 42; 6, 4 и 12, 5). Дева Мария пребывала во храме в непрестанной молитве, как и Анна пророчица. Образцом непрестанной молитвы была в древней церкви с апостольских времен умная Иисусова молитва.

«Молиться надобно всегда, при всяком случае. Сидишь ли за столом — молись; миновалась ли потребность в пище, да не прекращается памятство о Благодетеле. Облекаешься в одежду — усугубь любовь к Богу, даровавшему на покровы. Прошел ли день? Благодари даровавшему нам солнце для отправления дневных дел. Ночь не вся да будет у тебя уделом сна, напротив, ночное время да разделится у тебя на сон и на молитву. Таким образом непрестанно будешь молиться, не в словах заключая молитву, но через все течение жизни приближаясь к Богу, чтобы вся жизнь твоя была непрерывной и непрестанной молитвой» (Василий Великий, Patr. ML, 31, 65).

О непрестанности молитвы говорит Климент в «письме к Коринфинянам»: «Это есть непрестанное памятование ума о Боге». Такая молитва должна быть краткой и монологичной. Илья Экдик говорит:

«Монологическая молитва есть свидетельство Боголюбивого ума» (Патрол. М. гр. Т. 127; 1§96,1145, Ант-хологивм гномикум).

Умная Иисусова молитва заключает в себе 7 слов, в процессе непрестанного-делания она сокращается до 5,4 и 2-х слов в виде «Кири эленсон» («Господи, помилуй»). В таком сокращенном виде она вошла в литургию и встречается в литургии Игнатия Богоносца (Patr. ML gr. T. 5). Диадох рекомендует краткую форму умной молитвы, только «Господи Иисусе» (fiDe perfectione spirit»).

Т А Й Н А Я   М О Л И Т В А.

Вопрос о двоякой молитве в древнем христианстве должен быть рассмотрен всесторонне и в связи с двоякой религиозной педагогикой Самого Логоса-Христа, так, как она дана в Новом Завете Его. Один путь — мистагогия, охватывающая тайное учение, ведение тайны:

«Вам дано знать тайны царствия небесного, а им не дано» (Nlarh. 13,11).

«Вам» — это ученикам, совершенным, которые вмещают в сердце свою тайну. «Им» — это остальным, невмещающим, сердца коих еще не готовы для принятия тайны.

Первым Господь «наедине объяснял все» (Марк. 4, 34), а вторым говорил притчами, оставляя скрытый смысл сказанного нераскрытым. Отсюда — религиозная диада катехизиса и тайного учения, «очистительного учения» и мистики в древней Церкви. Ап. Павел выразил это в образной форме, в виде учения о двоякой духовной пище:

«Но вас снова нужно учить первым началам слова Божия; и для вас нужно молоко, а не твердая пища... Твердая же пища свойственна совершенным» (Евр. 5, 12-14).

Этой двоякой пище верующих соответствует два рода молитвы в древней церкви: изустной, словесной молитвы, произносимой языком и молчаливой, тайной молитвы, произносимой без слов, одним умом. Церковь сохранила эти два рода молитвы и в богослужении, где рядом со словесной громкой молитвой есть молитва тихая, бессловесная, которую священник произносит в уме. О месте этой тихой молитвы в обычной жизни верующего говорит Марк Подвижник:

«Когда кто бывает наедине, то должен молиться устами и сердцем. Если же кто будет на торгу, и вообще вместе с другими, то не следует молиться устами, но одним умом» (Добр. 1,581).

Разграничение двух молитв ясно у ап. Павла:

«Что же делать? Стану молиться духом, стану молиться и умом; буду петь духом, буду петь и умом» (1 Кор. 14,15).

«Молитва духом» у апостола Павла и есть тайная молитва, что видно из дальнейшего:

«Ибо, где ты не будешь благославлять духом, то стоящий на месте простолюдин как скажет аминь при твоем благодарении? Ибо он не понимает, что ты говоришь» (там же, 16).

Дальше еще яснее:

«Но в церкви хочу лучше пять слов сказать умом, чтобы и других наставить» (там же, 14,19).

Таким образом, общественная молитва является по необходимости изустной, громкой, словесной молитвой, чтобы быть всем понятной, слышимой всеми. Апостол Павел говорит и в другом месте:

«Всякой молитвой и прошением молитесь во всякое время духом и старайтесь о сем самом со всяким постоянством» (Ефес. 6,18).

Совет о молении духом звучит у апостола, как заповедь: «старайтесь со всяким постоянством» (Ефес. 6,18).

Молитва умом у апостола — это устная, общественная молитва, как в Церкви. Молитва духом — это тайная, не слышная для других, для окружающих молитва, тайное благодарение.

Позднейшая религиозно-аскетическая практика внесла некоторое изменение в обозначение обеих молитв. Первая молитва стала называться «молитвой вслух», просфо-нической молитвой, а вторая, тайная молитва стала называться «умной молитвой», так как она произносилась без слов, одним умом или в уме.

Нил Синайский говорит, что нужно «молиться в духе умом».

Исаак говорит об «иной молитве» (ел. 59, 318), в отличии от обычной изустной молитвы. Он различает «душевную» и «духовную» молитву и говорит о последней:

«Сие, так называемую духовную молитву в одном месте называют путем, а в другом ведением (наукой), в виде — умным видением» (Сл. 16, 70, о чистой молитве).

Остается предпочтение тайной молитве, и все церковные и аскетические писатели понимают слова евангельские: «войдя в клеть твою, помолись» (Матв. 6, 6), как призыв к тайной молитве.

Климент Александрийский говорит об молчаливой молитве —

«без шептания, не открывая губ, произнося в молчании и восклицая изнутри. Можно произносить молитву без голоса, напрягая все духовное изнутри, как бы в умственном голосе» (Patr. M. 9/1,461).

Церковь сохранила древнюю апостольскую молитвенную практику, и Василий Великий говорит:

«Имей тайные молитвы, которые Бог видит тайно и воздает явно» (Patr, M. 1,31,65).

Внутренняя духовная молитва не устраняет, не вытесняет молитву внешнюю, изустную, как вообще духовное делание не исключает душевное и телесное делание. Но и внешняя, изустная молитва, несмотря на ее обязательность и общественную значимость, не должна претендовать на исключительное положение, а должна дать место и внутренней молитве. Всякое ослабление внутренней молитвы ведет к ослаблению и молитвы явной, которой угрожает опасность превратиться в молитву показную, фарисейскую молитву, которая осуждена в притче о мытаре и фарисее. Ослабление внешней молитвы ведет к спиритуалистической псевдодуховности и внутреннему, спекулятивному мистическому фарисейству, которое хуже фарисейства внешнего.

Диада внешней и внутренней молитвы получила полное примирение и разрешение в древнецерковной религиозной теории и практике. Аскет умного делания не отказывается от внешней молитвы, а длительная внешняя молитва рано или поздно приводит к внутренней тайной молитве. Идеальное соединение обеих молитв достигнуто в древнецерковной умной молитве, где одна молитва переходит в другую.

 

 

У М Н О Е Д Е Л А Н И Е.

И С У С О В А   М О Л И Т В А.

Тайная Иисусова молитва, духом совершаемая, с методом концентрации ума в сердце в виде «умного делания», была с апостольских времен тайной древней церкви, была предметом мистагонии. Почему? Об это говорит Исаак:

«Какой же иной способ молитвы и пребывания в ней, свободного от принуждения, сего признал я справедливым не объявлять, и ни устным словом, ни письменными начертаниями не изображать чина сей молитвы, чтобы читающий, оказавшись непонимающим того, что читает, не почел написанного бесполезным, или, если окажется он знающим это, не стал уничижать того, кто не знает порядок в этом, и в последнем случае не произошло бы укоризны, а в первом — смеха... Посему, кому желательно дознать сие, тот пусть идет писанным путем (обычным путем молитвы), и сделает так, чтобы делание соответствовало уму, тогда сам собою дознает сие, и конечно, не потребует учителя» (Слово, 59,318).

Иисусова молитва осталась тайной древней Церкви. Более или менее ясные намеки на нее встречаются у Климента Александрийского, Оригена, более ясные — в IV веке у Василия Великого и Иоанна Христостома, а в V веке у Иоанна Лествичника, Исихия, Диадоха из Фотики и другие. Из Синайского монастыря перенес в Афонский монастырь Григорий Синайский в XIII веке. Тайна была открыта полностью в XIV веке почти одновременно в трудах Никкфора отшельника, Сименока Нового Богослова и Каллиста и Игнатия Ксантупуло, которые и дали полное изложение связанного с этой молитвой метода концентрации ума в сердце. Никифор Крайник утверждает, что молитва древнее метода, но это неправильно. Молитва тесно связана с методом и дана, по утверждению многих древнецерковных писателей, апостолам самим Иисусом Христом. Молитва неотделима от метода. Она сохранилась только в восточной Церкви и нет никакого следа ее в сочинениях западных писателей. Она сохранилась в цельности и была тайной традицией монахов древней и восточной Церкви. Все древнецерковные аскетические писатели отмечают универсальность Иисусовой молитвы, она может заменить литургию, все другие молитвы и даже Авхарситию. Это отмечает и Н. Крайник со слов С. Булгакова. Этой универсальностью и исключительной действенностью молитва обязана непобедимой и ни с чем не сравнимой теургической силе имени Иисуса, о которой говорит Он Сам:

«О чем ни попросите Отца во Имя Мое, даст вам. Доныне вы ничего не просили во Имя Мое; просите и получите» (Иоанн, 16,23-24).

Об этой силе говорит и другой великий апостол:

«А тому, кто действующею в нас силою может сделать несравненно большего всего (Ефс. 3,20), Бог дал Ему (Иисусу) имя выше всякого имени» (Фил.,2,10).

Тот, кто дал ученикам Своим молитву, тот дал им и метод. Он же является основоположником христианской, древнецерковной, апостольской аскезы, состоящей из молитвы и метода. Он же является единственным источником и связанной с этой аскезой мистики, и всякая аскеза порождает мистику. Это — один из основных законов духовной природы человека. К счастью, прошли те времена, когда некоторые западные теологи, с усердием, достойным лучшей участи, доказывали, что в христианстве нет аскезы и мистики. Но пришло другое несчастье и те же теологи с тем же усердием доказывают, что мистика христианская испытала влияние нехристианских элементов, Фиолона, гностицизма, неоплатоников и т. д. Но Ийсусова молитва и теургический метод говорят сами за себя, они вызвали к жизни такое богатство и глубину мистических переживаний, перед которыми бледнеет все, что было и есть до и вне христианства. К сожалению, это богатство остается неизвестным для синкретизирующих теологов. Иисусова молитва и Иисусов метод концентрации ума и сердца во время молитвы наложили особый отпечаток на апостольскую мистику, мистику древней Церкви и восточной Церкви, сделав их абсолютным критерием всех мистических переживаний и ключом к мистике вообще.

Некоторые теологии, в их числе и С. Булгаков, считают, что вторая половина Иисусовой молитвы: слова «Помилуй мя», происходят от молитвы мытаря, но это неправильно. Формула «помилуй мя» имеет корень в Ветхом Завете и часто встречается в псалмах Давида: «Помилуй мя Боже, помилуй мя».

«Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей» (Ис. 50,3).

«Помилуй мя по слову Твоему» (Ис. 118,58).

Иисусова молитва называется также молитвой Адама, «райской молитвой». По некоторым писателям и Моисей совершал ее по указанию Бога. Это вполне согласуется с тем фактом, что Моисей знал имя Иисуса и говорит о «Шехине». По Григорию Паламе, Иисусову молитву совершала и Дева Мария во храме.

В связи с наблюдаемым в посление три десятилетия интересом к восточной (православной) Церкви, особенно в Германии, широкую известность получила так называемая «психастическая» молитва, которая практиковалась афонскими и византийскими монахами в 13—14 вв. в школе «исихастов» (исихия — мистический покой), во главе с Григорием Паламой (Салонкским).

Метод исихастов представляет лишь модификацию древней Иисусовой или умной молитвы, с фиксированием взгляда на пупке. Возникшая на этом методе мистика ничем не отличается от древнецерковной ортодоксальной мистики. Проф. Георг Вундерле в своей книге об этом методе говорит, что задача исихастическои молитвы — «пробуждение и активирование благодати решения, что она ведет к»собиранию себя», к объединению всех духовно-душевных функций, с привлечением всей энергии к объекту молитвенного созерцания. В этом состоянии, говорит Вундерле, нет пассивности души, напротив, собранность духа и души ведет их к высшей активности. Прав автор, когда он считает сосредоточение на пупке несущественным. Он соглашается с мнением Карла Холла о том, что исихастический способ молитвы относится к харизмам апостольского времени, устанавливая тем самым генетическую связь исихастическои молитвы с ее древним образцом Иисусовой молитвой. Вундерле говорит о иси-хазме:

«Hesuchasmus ist eine Art von Ubornaturlichen Aktivismus, religiose Verwirklichung des Menschen, die auf das ideal des vollkommenenc paradisischen ideal des vollkommenen ftflenschen abzielt».

У М Н А Я   М О Л И Т В А.

Марк Подвижник говорит, что ум проявляет свою деятельность в свершении добра и зла. Дладох различает правые и неправые «исходы ума», первые под воздействием благодати, а вторые под влиянием Сатаны, в сторону нечистых мечтаний и наслаждений:

«Когда мы заградим уму неправые исходы памятованием о Боге, то ум требует от нас дела, удовлетворяющего его влечение к деятельности» (Из статьи К. По лева о Диодехе. Труды Киевской Духовной Академии, 1902 г., т. 3).

Нужно дать уму Иисусову молитву, ведущую ум к правым его исходам и отвращающую от неправых исходов.

Некий монах Иоанн пришел к великому старцу Филимону и спросил: «Что сотворю, отче, да спасуя? Ум мой носится туда и сюда, и к тому, что не должно». «Эта болезнь происходит от того, что в тебе нет еще горячности любви и к Богу и знания Его», — ответил старец и посоветовал монаху «сокровенное занятие в сердце» («Филока-лия»,т.2,214).

Древнецерковная апостольсокая умная молитва представляет собой особый вид тайной или духовной молитвы. Она начинается, как и внешняя молитва, и ее семь слов: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя», произносятся сначала вслух. Так как она совершается продолжительное время, то наступает момент, когда уста перестают произносить ее и она совершается без слов, в уме, произносится одним умом, без принуждения и усилия. По мере упражнения в этой молитве переход от внешней молитвы к внутренней совершается легче и быстрее. Таким образом, она постепенно превращается в умную молитву, одним умом произносимую. Называется она умною еще и потому, что связана с особой школой концентрации ума в сердце. Это — концентрация молитвенная и молитва в ней концентрированная или медитативная. Позднее возникла формула «внимание-молитва», так как концентрация носит в древнецерковнои аскетике название внимания.

Другой особенностью умной молитвы является ее продолжительность, непрерывность, непрестанность, и таким образом умная молитва есть один из видов «непрестанной молитвы», о которой говорят ап. Павел, Василий Великий («монах должен непрестанно молиться») и Климент Александровский (Patr. M. t. 96 469). На высоте умной аскезы молитва совершается всегда, везде и во всякое время, даже ночью во сне.

Третьей особенностью умной молитвы является призывание в ней имени Иисуса, потому она называется также Иисусовой молитвой или умной Иисусовой молитвой, и есть обращение к имманентному, внутрисердечному Логосу-Христу, главной действующей силе в умном делании.

Умная молитва на Западе носит несколько иной характер, хотя имеет и некоторые общие черты с умной молитвой древней Церкви. Это «возможно частая молитва, заключающаяся в повторении «Патер Ностер» по 300 раз в день, или Аве, или, как у большинства средневековых аскетов, молитва к Духу Святому. Говорится также об «aktive leise Gebet» или Stillgebet. Это — также ога-ttio assidua у Фомы Аквинского, или precatio assidua, innefabile у Кассиана. Цеклер называет ее также laute oder mundluche und das leise oder Herzense-bet. Для облегчения концентрации и непрерывности молитвы св. Доминик ввел Rozekranzebet, молитву с четками, которая и стала впоследствии главным объектом протестантской критики молитвенной аскезы и аскезы вообще.

У францисканцев и капуцинов умная молитва совершалась два раза в день по два часа. Петр Алкантараский ввел в своей школе ежедневную умную молитву в течение двух часов. В евангелической церкви Stillgebet и Rosenk-ranzegbet допускается рядом с громкой молитвой. Мартин Лютер говорит о беспрерывной молитве и сам молился три часа в день. Он говорит:

«Ein Christ betet alte Zeit ohne Unterlab, aber gleich mitdem Munde nicqt betet, dach das Hers immerdar, er wache oder schlate» (fischued. 1085).

Средневековые мистики различали три вида молитвы: oratio sensualis, oratio mentalis, oratio perpetua s. indesinens.

Тоже и Игнатия Лойолы. Св. Тереза различает три высшие ступени молитвы: Oraison de receuill ment, ora-sion de contemplation on и orasion de ravissse-ment et d'extase.

Умная молитва в западной Церкви есть позднейший продукт, это не Иисусова молитва и в ней нет системы концентрации ума в сердце, отсюда все специфические особенности западноцерковной мистики, выросшей на почве oratio mentalis.

У М Н О Е   Д Е Л А Н И Е.

Умная молитва Иисусова вместе с законченной системой концентрации ума в сердце составляет древнецерков-ное умное делание или умную аскезу. Молитва — это главное в умной аскезе, а метод имеет вспомогательное значение. Каллист и Игнатий говорят:

«Чистая молитва больше всякого делания. Всякий метод или прием, всякое правило потому устанавливаетея, что мы не можем еще чисто и непгрительно молиться» (Patr., M., 142).

Именно молитва делает умное делание абсолютным деланием. Калл ист и Игнатий говорят:

«Умное делание есть делание простое и еди́ничное» (Добр., 5,414).

И в этом — тайна древнецерковного божественного единения. Поэтому здесь доступно созерцание единства и простоты Божества, сверхсубстанциональное созерцание благодаря развитию сердечного (духовного) ока, созерцающего Идею, Бога.

«Сочетать ум с сердцем»— так говорят аскетические писатели об умном делании, при чем наш только труд, усилие, а само дело сочетание ума с сердцем есть дар благодати, подаваемый, когда и как хочет Бог. Климент, Исихий, Иоанн Лествичник и другие называют умную молитву непрерывной памятью и «Божьей памятью». Мнемоническая функция, объединяющая все другие функции тримерии, есть в то же время логостическая функция. Умное делание может быть названо умной медитацией, так как в нем есть концентрация на определенном объекте, на внутреннем Логосе. В умном делании мы видим единство объекта медитации и молитвенного призывания, это — Логос-Христос.

В теории и практике умного делания различают следующие формы интроверзии, или «внутрь обращения» ума, отрешения его от мира: 1) трезвение — когда ум освободился от опьянения миром и мирскими вещами, 2) хранение ума, чувства и сердца — когда ум не принимает в себя ничего чувствительного и фантастического, 3) затвор ума, чувств и сердца — когда ум, на высших ступенях подвижничества, достигает безмолвия и умиротворения.

Неоднократное упоминание умного делания (или умной аскезы) в предшествовавшем изложении, особенно в связи с вопросом о внимании, концентрации, медитации и молитве, могло частично уяснить природу умного делания, его центральное положение во всей христианской древне-церковной мистике, как основной формы древнецерковной аскезы вообще. Должен возникнуть вопрос, почему говорится об аскезе ума. Почему это делание называется умным деланием? Почему берется только деятельность ума, когда, по участию в нем духа, души и тела оно является по существу духовно-душевно-телесным деланием?

Ум называется в древнецерковной аскетике царем и владыкой чувств. Исаак Сирин называет его владычественным умом. Ум есть высшая и наиболее активная часть души и духа.

Близость его к духу по иерархической леснице делает его еще более подвижным и активным. Древнецерковные писатели называют ум легкоподвижным, и Нил Синайский и Марк Подвижник называют его приснодвижным. Марк говорит, что ум вообще бездействовать не может. Эта легкоподвижность и это беспокойство ума, выражающееся в особенности в рассеянии и парении ума, есть проявление его катастатического состояния. Поэтому Нил и Марк говорят, что нужно уму во время сосредоточения дать молитву, например, в умном делании — дать Иисусову молитву.

Наконец, аскеты говорят, что ум более всего грешен, что он — инициатор греха, и потому «с чего согрешил, с того и начинать надо». Играет несомненно роль и родство ума с Логосом и особенная близость к Нему. Таковы причины примата ума в умном делании. Здесь нет интеллектуализма. Ум действует не один, он мобилизует все силы души и тела. В своей духовной интенции он сам становится духовным, соединяется с духовным умом, т. е. с первой силой или частью человеческого духа. И в духе, и в душе движение начинается с ума. В умном делании ум вновь берет на себя владычественную функцию и тем самым восстанавливается иерархия, гармония и синергия духовно-душевных сил и, в конечном счете — интеграция человека, его апокатастасис. В умном делании участвуют и другие силы души, а именно неразумная душа с ее двумя силами: чувствительной или раздражительной части, Thymos, и желательной или вождевательной части, Epithimia. Неразумная душа участвует в умном делании в своей разумной интенции, Epithimia в виде вожделения к Богу, a Thymos — раздражительность, в виде душевной горячности и ревности (рвения). В этой разумной интенции неразумной души — залог ее «уразумления» и одухотворения.

Несомненно в умном делании и участие двух других сил духа: интенции воли и силы в их разумном аспекте. Умное делание разумно в полном и широком смысле, в нем все силы и способности действуют разумно.