М е д и т а т и в н ы й   п р о ц е с с .

Медитация наступает после того, как, путем концентрации, достигнуто предварительно бездействие внешнего ума. Такой внешне бездействующий ум, неотвлекаемый внешними предметами и внутренними чувствами, отрешенный от мира и собранный в самом себе, как сила, направляется на определенный объект. Такой концентрированный ум сильнее обыкновенного ума, он проникает глубже, в самую сущность предмета и видит «вещь в себе». Меняется характер движений ума. По учению Дионисия Ареопагита вместо прямолинейных движений ума появляются спиральные и круговые движения, обладающие большей проникающей силой. Медитация есть сосредоточение на одной идее, образе, понятии или представлении. Инструментом медитации является сила сосредоточенного ума, направляемая сознательно понятием, но процесс проникновения понятия в склад идей в подсознании и выплывание образа идей делается объектом логического мышления и содержанием сознания. Идеал, как существо или сущность, в виде своего образа поднимается в сознание, как в более Доступную человеку сферу.

Таким образом медитация есть в начительной степени процесс металогический, есть экскурс понятия из сознания в царство подсознания — сверхсознания. Эта способность понятия или представления искать свою идею и найти ее чуждой для него области сверхсознания—подсознания чрезвычайно характерна и указывает на внутреннее, духовное родство понятия с представляемой им идеей

— основной факт человеческой духовной природы, хорошо известный схоластикам, Шеллингу и Гегелю, но отрицаемый Кантом.

Понятие, как продукт душевного разума и его родство с соответствующей идеей, является лучшим аргументом в пользу интеллигибельности души. Душа сходна духу, понятие сходно идее. Если бы не было сходства понятия и идеи, то понятие не могло бы найти соответствующую и нужную ему идею, а было бы смешение понятий и идей. Это — один из видов «предустановленной гармонии»,

— древнее учение, представленное еще в Самкия и формулированное на Западе Альбертом Великим и Лейбницем.

Мгновенный, молниеносный контакт понятия с идеей лежит также в основе интуиции, научных, художественных, философских и технических открытий. Отсюда родство медитации и интуиции. В основе искусства лежит также более или менее полное созерцание идей. Религиозная интуиция есть плод медитации.

Таким образом и в науке, и в философии, и в искусстве есть отрыв от внешнего мира, от рефлексии, своего рода аскеза и мистика, углубление и сущность вешей, и в этом отрешении — родство этих видов человеческой деятельности с религией и их корень в религии. Только в этом плане становится понятной тенденция этих вторичных, дочерних дисциплин вытеснить и заменить свою мать

— религию. (Достаточно привести имена Э. Геккеля, В.Оствальда, Фихте. Канта, Гегеля, Рихарда Вагнера и др.).

В современной западной литературе о медитации нет недостатка в попытках проникнуть в сущность медитативного процесса в связи с процессом мышления. Карл Гаппих различает особый слой в сознании, где процессы протекают не в вике связи понятий, а в форме «образных рядов». Этот слой — «сознание образов», как особое место творческих духовных процессов. Поэтому Гаппих различает два слоя сознания: мыслительный слой и образный слой, между ними существует равновесие. Нарушение этого равновесия ведет к «засыханию» и односторонности душевно-духовной жизйи, к захирению человечества и к неврозам.

Медитация призвана нормализировать и стабилизировать равновесие этих двух слоев сознания и есть обращение к «сознанию образов». Гаппих применял лечение медитацией и познакомил со своим методом некоторые круги духовных пастырей, которые собрали большой материал.

На основании опыта медитации в Махаяна-буддизме Карл Бернгард Рихтер говорит о некоем универсальном, космическом «сознании-сокровищнице», которое есть не что иное, как покоящаяся в нас сверхиндивидуальная коллективная память (наследственная) в смысле Геринга и Семена, или в смысле К. Г. Юнга. Медитация есть доступ к подсознательным глубинам, через которые человек связан с родом, человечеством и космосом. Это — сфера человека-Архетипа в смысле Юнга. Мы обретаем мудрость от покоющихся в этой сокровищнице «врожденных праобразов» (Urbirder) и тем охватываем смысл жизни и мира. Все, что всплывает из этих глубин в «подсознательное» (обычное) сознание, является нам, как просветление.

Неврозы и психозы можно объяснить отказом защитительных приспособлений между обоими слоями сознания, познавательного и образного слоя. Понятен наплыв подсознательных образов в сознание, затопление сознания образными представлениями вследствие отсутствия торможения и возникновение галлюцинаций. Обычно образное сознание находится на границе между сном и бодрствованием, это творческий полусон. Здесь — текучесть, подвижность, не прочная почва солнечного света, а водная глубина и фантастический свет луны. Фантазия играет здесь большую роль. Это — зона сказки, мифа, но и гениальных взлетов творческого мгновения. Образное сознание можно сравнивать с материнской почвой, которая нужна для творческого духа. Вход в этот мир осуществляется через медитацию, но задача медитации заключается в том, чтобы проникнуть в этот образный слой не из ошибочных источников, без гипноза и внушения. Как путь внутрь, медитация есть противовес к односторонности экстраверзии, рационализма и интеллектуализма, выспренных абстракций и беспочвенных понятий. Дети и молодые народы живут полностью в этом «сознании образов» и потеря его означает старость народов. В этом «изначальном месте» интуитивных знаний, творческих синтезов и религиозного опыта человечества заключены и алогические и иррациональные процессы. Факирные эксперименты, стигматизацию, йогические «сиддхи» (оккультные способности), автор относит к этой же области. Подлинная медитация, по Карлу Рихтеру, не ставит себе целью открыть шлюзы к бессознательному, искать Архетипы Юнга, праобразы, которые суть реакции «наследственной массы». Задача медитации, говорит Рихтер, не в стремлении приобрести вновь связь с наследственной массой. Поэтому медитация его отличается от таковой в буддизме и он склоняется к религиозной медитации в духе христианства.

К. Г. Юнг, сделавший эту область человеческого подсознания объектом научного изучения и исследования, предостерегает от чрезмерного наплыва этого содержания подсознания в сознание.

Современная наука признала полностью всю актуальность медитации не только для человеческого здоровья, но и для всего человеческого бытия вообще, и это означает решительный отход науки от позитивистических и рационалистических позиций. И неудивительно, что наука вынуждена вновь обратится к понятиям и терминам старым и древним, признавая тем самым их действительность. Schatzhaus, Schatzkamme, Bilder und Urbil-ber, идеи, Bildbewusstsein, все это старо, как мир. Таким образом наука вновь вносит в сферу человеческого знания в Европе все то, что было отброшено новой философией, как пережиток схоластики. Bilder или Urbilder в смысле Happich, это не что иное, как figeistige Erkenntnisbilden» схоластики, species intelligibles, о

которых Фома Аквинский говорит:

«Intellectus possit actu intelliqere per species in-telligibiles, qvas penes se habeto» (иметь внутри себя). (Summa Theologica. Die devtsche Thomas Avsgabe 1937. Band 6, Qwestio 84, p. 282).

Это функция активного ума, по Аристотелю, или духовного ума древнецерковных писателей, функция не логическая, или логристическая, а поэтическая, не мыслительная, а созерцательная, по Платону, душа берет эти species intelligibiles из активного ума (inteHectus agens) путем интуиции, или вернее путем медитации. В духовном, активном уме эти species существуют нематериально (immaterialiter), и потому нельзя их смешивать с обычными понятиями. В то время, как материальные объекты, вещи в их эмпирическом бытии, суть лишь подобия, по Платону.«Omoimara» Abbilder diessei-tiges, эти spesies суть вещи в их подлинном, нуменальном бытии, образы «акоп». Иными словами это — идеи в смысле Платона, но не в их транцендентном бытии, а в виде имманентных принципов в человеке, составляющих содержание его микрокосмической структуры и находящихся в его подсознании, или внутреннем сознании. Отрыв этого внутреннего сознания от внешнего, мирского сознания — факт катастатический, есть последствие падения человека с райского, духовного уровня на обычный земной психический уровень, и только в медитации достигается вновь связь обоих сознаний и приобщение к этому внутреннему, идейному сокровищу.

Из древнецерковных писателей наибольшее внимание уделяет этим внутренним образам Исаак Сирин (Нине-вийский).

«Душа приемлет содержание не от вещества (как в чувственном содержании), но внутри ее самой невещественно, скоро и сверх чаяния обнаруживается и открывается оно из самой внутренности» (Сл. 29, 138).

Исаак называет это созерцание невещественным созерцанием и в то же время характеризует его, как созерцание Действительности:

«Когда благодать начнет отверзать очи твои для ощущения зрением (внутренним) предметов в их действительности, тогда брань чувств умолкает» (Сл. 56, 238).

Созерцание предметов в их действительности есть созерцание образа предметов, «запечатленного в сокровенном уме» (Сл. 29, 138). Что это за образ? Это, по Исааку, — духовные понятия, называемые им так в отличии от обычных понятий разума, от мозговых понятий, составляющих основу логического, дискурсивного мышления. В других местах Исаак называет их таинственными понятиями (Сл. 75, 368), высокими и тонкими умопредставле-ниями (Сл. 75, 367), ни с чем несравнимыми понятиями (Сл. 55, 253), тонкими помыслами (Сл. 49, 221), прелестными понятиями (Сл. 28,135), духовнымиумопредставле-ниями (Сл. 28, 136), в отличии от обычных представлений, как продуктов силы воображения. Духовное совершенство определяется тем, что —

«пришел ли ум в сознание понятий совершенно нетелесных» (Сл. 2,23)

«то есть тем моментом, когда эти глубоко скрытые «нетелесные» и «тонкие» понятия духовные доходят до сознания и остаются в нем. В длительной аскезе —

«дается душе сила, в простых и ни с чем не сравнимых понятиях простираться до великой области высокого и божественного созерцания» (Сл. 55,253).

Эти нетелесные и тонкие понятия, или внутренние образы вещей, идеи или «вещи в себе», предметы в их действительном, а не феноменальном эмпирическом бытии, составляют главное содержание медитативного созерцания, а медитация в своей завершительной стадии есть мышление нетелесными, духовными понятиями.