Посольское подворье и первый прием у царя

Чтобы читатели получили понятие о посольском подворье, надо знать, что это прекрасное здание построено Алексеем Михайловичем из кирпича... в три жилья, по 4 углам украшено 4 башенками или, как их называют, куполами... Оно заключает внутри четырехугольный двор, середину коего занимает большой колодезь. Главная краса здания – высокая и изящная башня – служит великолепным в него входом и своими тремя балконами [из них один на самом верху, средний на середине башни, а третий с остальным зданием наравне], приятными по открывающимся с них видам и просторными для прогулки, придает немалое украшение этому городу... Этот обширный дом поместил один всех сопровождавших посольство людей...

Теперь посмотрим, какую обстановку сделали москвитяне в комнатах. Кругом по стенам приделаны были лавки. Середину комнаты занимали длинные столы и переносные скамейки, все обитые красным сукном, которым обиты были внизу и стены, насколько сидящий человек доставал спиною. В одной из предоставленных князю-послу комнат, роскошно убранной, приготовлено было возвышение с дорогим балдахином наверху, где был портрет польского короля; под ним кресло, назначенное для князя-посла, когда ему нужно было принимать посетителей. Внутренний покой князя украшался шитыми золотом коврами, на коих изображена была история Самсона...

В пятницу 20 мая в 8-м часу утра на двор к нам въехали 20 пар всадников, все в красной одинакового цвета одежде, верхом на белых конях, и построились длинным рядом. За ними следовало до 15 пар придворных саном выше, в наряде более пышном, верхом тоже на белых конях. Ряд их заключал главный конюший, отличавшийся особенной пышностью одежды и красотою коня, ехавший впереди роскошной кареты, подаренной некогда великому князю французскими послами вместе с лошадьми.

В карете ехали 3 московских боярина, одежда которых блистала золотом и серебром. Прибыв на посольское подворье, они явились к князю-послу, где нашли и другого посла (Сапегу). Поклонясь каждому от великого князя, они весьма вежливо пригласили их на свидание с ним. Послы охотно изъявили согласие. Чтобы сделать это с полным блеском, они приказали сопровождать себя всем почти посольским людям [что и было исполнено с большою пышностью, ибо всем пришлось по душе]. В той же карете с теми же тремя боярами они и отправились в княжеский дворец.

С самого нашего выезда по площади и по всем улицам в Китай-городе, потом и в Кремле, княжеской резиденции, лежащей, точно в сердце, в середине города, справа и слева видели мы длинными и густыми рядами расставленных солдат. Непрерывное ржание скачущих коней, которыми полны были улицы, торжественные звуки труб и литавр делали посольское шествие еще более праздничным и занимательным для толпившегося в городе народа.

Въехав в Кремлевские ворота и длинной улицей проезжая мимо монастыря девиц [называемых черницами] на площадь, мы заметили 200 пушек, стоявших дулами одна против другой; некоторые имели по три отверстия, были различным образом расписаны и окружены многочисленным караулом. Проехав между ними, мы достигли наконец великокняжеского дворца. При входе на крыльцо караульные велели нам снять оружие [они велели бы и послам, не будь те еще у себя дома заблаговременно предуведомлены не являться с оружием] и безоружными ввели всех во дворец. (Ношение оружия во дворце запрещалось всем, кроме стражи.)

Сейчас же навстречу выходят три московских царедворца в великолепной одежде. Весьма вежливо поздоровавшись с послами, они от имени князя пригласили их на аудиенцию по принятому у москвитян обычаю. Именно: они с величайшей точностью прочитывают от начала до конца титул своего князя, не ошибаясь и не запинаясь ни в одном слове [иначе понесли бы по обыкновению тяжкие наказания, даже смерть], потом с величайшей почтительностью произносят титулы короля, послов коего принимают, и послов, не пропуская даже секретаря посольства, и в принятой у них форме приглашают, наконец, к князю.

Исполнив эту формальность, они пошли впереди послов и возле домовой княжеской церкви, о красоте которой дают понятие медные вызолоченные дверцы с изображением историй патриархов этого народа, провели по нескольким ступеням в большую каменную палату. Тут опять царедворцы высших чинов в роскошных нарядах по-прежнему повторили все титулы сказанным уже порядком, явились к услугам послов и по каменной, искусно построенной, украшенной четырьмя колоннами галерее, где стояли с пиками телохранители, одетые, как швейцарцы, в зеленую шелковую одежду, привели к дверям великокняжеской палаты, где уже были опять три московских царедворца, еще наряднее прежних. Они сказанным уже образом пригласили в самую палату и сами, идя с прежними впереди, привели послов на место аудиенции.

Это была обширная палата, коей свод посередине поддерживался колонной, которая и мешает поставить княжеский трон посередине, почему он и был поставлен предшественниками князя в стороне. Этот трон, хотя и невелик, но драгоценен. Состоит он из 4 украшенных разными изображениями позолоченных колонн. Верхняя часть похожа на кровлю или свод, кончаясь конусом, и замечательна как пышностью, так и ценностью. Наверху трона – орел двуглавый с коронами на обеих головах, да кроме того над этими коронами высилась посередине еще третья: это княжеский герб, часто встречающийся нам в иных местах во время путешествия по Московии наверху башен и зданий.

На этом троне высоко восседал великий князь московский. Величие его, к удивлению присутствующих, превосходило его возраст [ему было 18 лет]. Голову князя украшала блиставшая шапка, поверх коей была золотая, богато украшенная драгими каменьями и другими драгоценностями корона. В руках был княжеский скипетр. Кафтан, на который от чрезмерного блеска [я стоял близко] нельзя было пристально смотреть, был столь роскошен, что после, при возвращении на посольское подворье, только и было разговору что о нем. Верхнее одеяние, накинутое подобно мантии, так блистало алмазами и жемчужинами, что московского царя, красовавшегося в этом убранстве, называли убранным звездами солнцем.

По сторонам трона стояли четыре служителя с оружием и великий маршалок, по имени Долгорукий, через которого князь говорил с послами. Остальную часть палаты наполняли сановники и прочая знать числом свыше 50. Наряды их, казалось, затмевали один другой. Затих гул удивления и похвал собравшегося на зрелище народа, когда сам князь обратился к стоящим у самых ступеней престола послам с такими словами: (по-польски) т.е. “Как здоров брат наш Ян, король польский? Князь-посол отвечал: (по-польски) т.е. “Вам, брату своему, Божией милостию великому государю царю и великому князю Феодору Алексеевичу всей Великой и Малой и Белой России самодержцу и великому государю, и земель восточных, и западных, и северских [т.е. северных] отчичу, и дедичу, наследнику, преемнику, государю и обладателю, вашему царскому величеству поклониться и о здоровье осведомиться приказал”.

Вторым держал речь к князю воевода, посол княжества Литовского, и прибавил кое-что о перемирии. Наконец, третий (Комар) объявил себя присланным для производства дел при посольстве. Великий князь наклонением головы велел им сесть. Затем князь-посол представил дары от короля, затем каждый посол от себя лично и наконец посольские чиновники и спутники с изъявлением почтения стали подносить много и своих, потому что великолепие царя во многих побудило надежду на то, что он отблагодарит их еще щедрей.

В знак своего благоволения за такой почет он дозволил всем посольским людям целовать свою руку, что и было почтительно исполнено каждым из нас, однако по порядку чинов. Под конец великий князь благосклонно обещал прислать послам съестных припасов на угощение и мы описанным уже порядком [соблюдавшимся и при всех прочих заседаниях] вернулись к себе на подворье.

По улицам и площадям все еще стояли солдаты, снова сопровождая ехавших к себе на подворье послов непрестанными звуками труб и литавр. Великому князю присутствие наше было очень приятно; наши дворяне дарами заявили ему свое расположение, результатом чего для нас, спутников, и было то, что мы получили неограниченную свободу ходить по городу в сопровождении всегда одного из карауливших у ворот солдат во избежание дерзких покушений недобрых людей.

МОСКОВСКОЕ УГОЩЕНИЕ

По возвращении домой послы и посольские люди разошлись по своим комнатам. Скоро приехали 4 воза, в две лошади каждый, со съестными припасами и кухонными принадлежностям, сопровождаемые сильным караулом. За этими шли другие солдаты (так обычно Таннер именует стрельцов) в одинакового цвета одежде: их зовут караульщиками. Предводитель их, по-ихнему голова, шел впереди. Они шли попарно и несли кувшины, кубки и чаши, большие, украшенные золотом и серебром, разной формы и отделки...

Когда для приготовления поварами угощения едва ли что можно было еще пожелать, во дворец прислан был гонцом один из упомянутых солдат сказать, что все уже готово. Назначенный царем московским князь не замедлил приездом – прибыл скорее, чем ожидали, верхом на богато оседланном коне, в великолепном одеянии и, пригласив от имени царского послов в описанную выше залу или столовую, повел угощать. Явились служители, тоже москвитяне, стали ставить кушанья на стол. Кушанья, хоть и были горячие, однако послы ели очень мало, ибо московское угощение по не привычке казалось полякам даже и вредным.

О многочисленности и разнообразии поставленных блюд рассказывать нечего. Кушаний было очень много, но все рыбных, которые не только есть, но и видеть было противно. У москвитян многое множество морской рыбы: потому-то, во избежание расходов, они всегда и угощали нас только рыбою (полагая, что западные христиане склонны блюсти пост.– А.Б.). Некоторые рыбы, по белому мясу называемые у них белугами, величиною с быка. Итак, из нарезанных на кусочки рыб они и наставили на столы множество разных кушаний. Эта порода рыб дает из мяса какую-то клейкую жидкость или сок; из них-то, превращенных в массу, способную по усмотрению поваров принять любую форму, были наделаны гуси, петухи индейская, куры и прочее, больше на поглядение, чем на еду.

Из муки, разведенной также на льняном масле, сложены были башни, стены и – не говоря о прочем – очень много вещей, сделанных с особенным искусством. Заметны были в особенности двуглавые орлы по верхушкам. Надо заметить о числе и величине рыбных блюд: по крайней мере половину одной (рыбы) на огромном блюде насилу несли в палату три дюжих человека. На другом блюде вот такая достопримечательность: было много разных плодов, сваренных в сахаре и сдобренных и слепленных иным ли чем, или неведомыми нам благовониями, только удивительно как напоминавших сложенное куском красное сукно и до того обманывавших глаз, что между посольскими, стоявшими вокруг, не на шутку подняли спор, сукно это или кушанье. Не последнее место занимали разрезанные пополам дыни, сваренные, по-видимому, в сахаре с перцем, сладости невообразимой. Когда готово было угощение, послов пригласили за стол и сначала подали те горячие блюда, которые нарочно были приготовлены для послов... Отведав немного кушанья, князь велел подать напитки в таком порядке: во-первых, винцо государево, или горилка, которою он угощал по чинам из золотой дивной работы чарки. Вино это у них считается напитком одного лишь (великого) князя, потому так и называется. Во-вторых, пиво и мед в серебряных стопах каждому по желанию. В-третьих, вино, и притом разное, подававшееся к столу сообразно цене и вкусу: во-первых, ренское, во-вторых, мозельское, пертцимент и французское [что-то вроде вина этого названия] – в-третьих. Наконец, подали испанского... В это время веселая толпа служителей – гайдуков и солдат – коротала время в попойке, и князь, во избежание, быть может, жалобы со стороны посольской прислуги на недостачу напитков, велел поставить на середине двора еще бочонок водки на всех; он знал, что поляки до водки охотники...

ОПИСАНИЕ МОСКВЫ

КРЕМЛЬ

Дворец князя москвитян, главная часть г. Москвы, лежащая точно в сердце и середине, называется ими Кремль. Место это, более других возвышенное, омывается с одной стороны Москвой, с остальных трех сторон окружено разделяющейся на два рукава рекой Неглинкой. Его кругом замыкают тройным рядом очень крепкие стены. В них выходом служат двое ворот к Китай-городу да двое же к Белому городу, с каменными по ту и другую сторону мостами, возведенными на насыпях. Эти ворота затворяются тремя дверьми, из коих первые железные, вторые медные, третьи бронзовые, расписанные разными фигурами их патриархов, обитые металлическими листами.

На первых (Спасских) воротах со стены возвышается башня – массивная, красивая и прочная. На башне замечательные часы, по образцу чешских разделенные на 24 части, называемые у них “часами”, так хитро, что меньшие колокола по порядку наигрывают музыкальную гамму и, как скоро проиграет она раз, показывается первая четверть, а вторая, третья и четвертая – когда она повторится два, три, наконец четыре раза; часы же обозначаются ударами большого колокола. Двуглавый орел [герб царский] с коронами, весь вызолоченный, с возвышающейся, сверх того, третьей золотой короной побольше, составляет верхушку всего здания.

Одна только эта часть города Москвы, занимаемая князем и двором, имеет столько церквей, что их насчитывают не менее пятидесяти. Главная из них – церковь св.Николая, дворцовая. Первая за нею – великолепный (Архангельский) храм, где погребаются или сами князья, или их близкие родственники. Третья (Успенская) – соборная, очень большая и украшенная; красоту увеличивает в передней стороне храма, посередине, образ св.Девы-матери, совершенно как пассауский, длиною однако ж в 4 фута, написанный очень художественно. Другое украшение храму – башня, до середины четвероугольная, а с середины до верху круглая; ее тамошние жители зовут Иван Великий. Она заключает в себе 37 колоколов следующим образом: наверху башни есть кругом пролеты, в коих в каждом по колоколу дискантовому, во втором ряду под теми первыми столько же пролетов и колоколов альтовых, под этими в третьем ряду тоже пролеты и колокола побольше – теноровые, в четвертом, наконец, ряду под этими тремя столько же колоколов басовых; все они составляют между собой музыкальную гармонию.

По обе стороны башни – две стены, на каждой из них опять по колоколу величиною гораздо больше предыдущих, из коих левый имеет в нижней окружности, измеренной мною бечевкой, 18 футов, правый же – 21 фут. Но огромней, художественней и достопримечательней всех прочих – громадный колокол, висящий спереди башни. Я сам его тщательно измерял и потому надеюсь, что читатель мне тем лучше поверит. Его нижняя окружность имеет 28 футов, самый корпус или бок толщиною в один фут с четвертью и двумя дюймами, высота простирается до (3)7 футов, наконец, язык, коим звонят, так велик и толст, что его едва могут охватить два человека.

Впрочем, весь г. Москва в таком множестве наполнен церквами, что сами жители говорят, будто едва ли можно определить точное их число. Однако насчитывают до 700 церквей [сколько общая молва говорит – их тысяча семьсот]. На их крышах – остроконечные башни; сбоку храма или даже на башне мало-мало по восьми колоколов, приспособленных для произведения сказанной уже музыкальной гармонии; каждая кровля церкви украшается восьмью тоже башенками поменьше [куполами, сказали бы мы], из коих каждая осенена золотым крестом формы совершенно искаженной – восьмиконечным.

Насколько велико это количество церквей – настолько редко москвитяне в них ходят. Они думают, что, коли проходя мимо церкви, они кланяются да трижды крестятся – то уж больше ничего не нужно. Впрочем, к делам благочестия, по-видимому, относится у них и обычай праздновать изо дня в день чтимым ими святыми звоном колоколов. Звонят же у них, раскачивая не колокол (как в Западной Европе), а дергая за привязанную к его языку веревку...

Все купола и верхушки в Кремле вызолочены и так горят на солнце, что видны мили за полторы, что и в нас при первом взгляде пробудило немалое уважение к этому городу.

КИТАЙ-ГОРОД

Китай-город, длинной [вымощенной гладкими бревнами] и широкой (Красной) площадью примыкающий к Кремлю,– часть Москвы немного большая. Особенное ее украшение составляет преизящная церковь, которую москвитяне называют св. Троицей, а немцы – Иерусалимом... За этим зданием виднеется возвышение вроде довольно большой кафедры, кругом обнесенное решеткой, шесть ступеней в вышину, устланное полом из белого мрамора, откуда патриарх их может удобно давать благословение всему народу, что бывает ежегодно; там объявляются народу и нужные распоряжения. Позади этого возвышения – крепкая стена семь локтей высотою, где стоят две пушки, из коих одна длиною 9 локтей, семь дюймов толщиною, жерло в пять четвертей локтя; другая наполовину меньше. Они обращены на широкую улицу, которая, как рассказывают, прежде часто подвергалась вторжению татар. Площадь тянется от того места, где от упомянутой церкви до самых городских стен [которые все красны] по направлению к реке есть сход на большую равнину, где в обширном здании, занятом лавками купцов из Персии, продаются персидские изделия, разукрашенные золотом и серебром, драгоценные камни и многое другое; в середине ее для взвешивания товаров висят большие весы. Там же продаются собольи меха, принадлежащие царю. Большие ворота в упомянутых выше городских стенах ведут к Москве-реке, текущей близ самых стен, через которую наведен плавучий мост, сплоченный из отесанных дубовых брусьев. На нем каждый день, бывало, видишь многое множество женщин с бельем, а по праздникам и воскресеньям множество купающихся мужчин.

Другую часть этого города по направлению к Белому городу обтекает другая река – Неглинная,– которая под кремлевскими стенами впадает в Москву. Упомянутая выше площадь так обширна, что достаточна для торговых помещений всего города. Там виноторговцы продают разного рода вина – особенно романею [так они зовут мозельское], потом пертцимент, то есть испанское, потом ренское, фряжское и другие. За ними торгуют шелковыми материями, тканями турецкими и т. п. Потом золотых дел мастера. И таким образом во всяком ряду есть свое производство, как-то: шорники, портные, токари в весьма большом числе. Токари тем отличаются, что из ценного дерева, которое называют они каповым деревом, кроме ложек [коими, если есть горячую похлебку, они мякнут] умеют по-своему выделывать кубки изящной формы, из коих два с немалыми хлопотами я привез сюда.

Между этим множеством торговцев больше всего меховщиков, торгующих в этом именно месте своим товаром. Точно так же и всем прочим, даже мелким торговцам, назначено свое место, чтобы приезжим покупателям не приходилось много расспрашивать, где продаются нужные им товары. Есть еще одна большая (Никольская) улица, по которой проезжает царь, куда бы ни отправлялся; она простирается от Кремля и занята не иным кем, как живописцами. Они много делают образов на продажу, потому она у москвитян и заслужила названия священной улицы. Любо в особенности посмотреть на товары или торговлю стекающихся туда москвитянок: нанесут ли они полотна, ниток, рубах или колец на продажу, столпятся ли так позевать от нечего делать, они поднимают такие крики, что новичок, пожалуй, подумает, не горит ли город, не случилось ли внезапно большой беды! Они отличаются яркой пестротой одежды, но их вот за что нельзя похвалить: весьма многие, и по преимуществу пожилые, с летами утратившие прелесть красоты, имеют обыкновение белиться и румяниться – примесью безобразия подделывать красоту либо юность. Некоторые во рту держали колечко с бирюзой; я в недоумении спросил, что это значит. Москвитяне ответили, что это знак продажности бабенок...

Напротив – великолепнейшее здание, где имеется типография... и хранится московская библиотека. Немало и больших обитаемых московскими князьями хором; при каждых находятся по две, по три церкви с красивыми куполами, со столькими же башнями, где много колоколов. У них ведь чем больше церквей заведет вельможа в своих хоромах – тем он и благочестивее. Этого мало: москвитяне еще имеют обыкновение строить на улицах часовни во имя святых...

Городские сторожа... в точное время ударяют столько раз, сколько пробило часов... колотушкою в приспособленную для того доску, и распространяя таким образом постепенно по городу всюду, где только есть караульни, глухие звуки ударов, заявляют тем о своей бдительности. Кроме улиц, по всей Москве вымощенных круглыми бревнами, две главные вымощены гладкими бревнами, одна – по которой царь ездит за город, другая – у нашего подворья.

БЕЛЫЙ ГОРОД

Нынешний Белый город москвитяне в старину называли Царьгородом, а когда царь велел поправить и выбелить стены, он стал называться по своим белым стенам. Эта часть города Москвы впятеро больше описанного выше Китай-города. Стены свои она начинает от р. Москвы; сгибаясь продолговатым полукругом, она обнимает и Китай-город, и Кремль, и снова доходит до той же реки. Этим городом протекает р. Неглинная и возле Китай-города доходит до Кремля. Немало тут храмов и обитаемых вельможных хором.

Много также торговцев и ремесленников, профессию которых узнаешь по висящему на окнах образчику производства. Так, портные вешают перед окнами лоскуты разных материй, сапожники – голенище либо части обуви, между этими весьма много таких, которые плетут обувь из лыка для простого народа. Много также мясных лавок, заваленных мясом... Кроме пивоваров, есть еще специалисты, изготовляющие разные напитки, называемые у москвитян квасом; по улицам там продается много разного рода напитков... Кроме пива и меда есть еще любимый москвитянами напиток из яблок...

Близ р.Неглинная стоит большой литейный завод, где льют колокола, пушки и нужные для обороны города предметы. Потребное для этого количество разного рода дерева весьма удобно подвозить рекою. Неподалеку – княжеский Конюшенный двор, где много породистых и выезженных по-нашему лошадей...

ЗЕМЛЯНОЙ ГОРОД

Земляной город окружает своей громадой весь Белый город. Это самая большая часть Москвы, но по состоятельности и богатству уступающая прочим. За исключением очень немногих вельмож, да и то далеко не важных, она заселена только ремесленниками и густо застроена деревянными домами, несмотря на то, что горит часто. Большая часть домов в Земляном городе строится скоро и дешево, потому что они продаются уже готовыми – бревна прилажены, стены проконопачены мохом. К тому же в одном лишь Земляном городе для продажи таких домов существует много рынков. Улицы там, ввиду частых пожаров, далеко одна от другой.

Окружность всей этой громадины, говорят, заключала когда-то в себе 55 верст, т. е. 9 немецких миль, ныне же, благодаря войнам с татарами, происходившими давно, еще до времен Ивана (IV) Васильевича, она уменьшилась и, как москвитяне полагают, заключает 5 миль, чему легко верилось, ибо, глядя с нашей, описанной выше, довольно высокой башни, мы не могли заметить пределов Москвы... От нашего подворья кратчайшей дорогой нам приходилось употреблять полтора часа до предместья, да предместьем надо было идти полчаса...

СТРЕЛЕЦКАЯ СЛОБОДА

Прямо против Кремля, на той стороне реки, лежит Стрелецкая слобода, населенная, как выше сказано, княжескими солдатами и разделенная, ввиду их многочисленности, на 8 кварталов. Им только и позволяется иметь тут дома. Их обязанность – охранять великого князя. Каждому из них из княжеской казны дается ежегодно и жалованье, и одинакового цвета одежда. Престарелые и негодные на службу на княжеский счет содержатся с женами и детьми во многих назначенных для того богадельнях до самой смерти. Так как для незнающих число их может показаться превышающим вероятие, то счел лучшим умолчать о нем. Скажу только одно – что солдат, охраняющих г. Москву, свыше 50 тысяч. В то время, когда мне лично удалось видеть то, о чем я рассказываю (в июне 1678 года), для обороны от турок одного города Чигирина выставлено было войско в 200 000 человек...

Этот солдатский город крепок столько же силой и множеством воинов, сколько и своим положением. С одной стороны обтекает его полукругом р. Москва, с другой, защищают двойным рядом стены....Кроме торговцев разным дешевым товаром – чесноком, луком, хлебом – они никому не позволяют жить здесь с солдатами. Близ самой реки есть там еще большой сад и большой луг, где пасутся царские лошади.

НЕМЕЦКИЙ ГОРОД, ИЛИ КУКУЙ

...Весь новый поселок иноземцев назывался прежде Немецкой слободой, а ныне носит неизвестно откуда взятое имя Кукуй. Между обитателями его большая разность в вере и в национальности. Во-первых – немцы. Из них весьма много лютеран, у коих при двух храмах два пастора. Кальвинистов меньше – эти при одном своем храме имеют и одного наставника в вере. Меньше всего католиков, признающих еще римского первосвященника видимой главой истинной церкви; храма и священника они не имеют. Кроме того, итальянцы и даже французы. Многие изо всех их ради почестей и благ земных перекрестились и приняли веру схизматиков (православие). По просьбе католиков посол, мой князь, просил было царя позволить им содержать на свой счет католического священника; но схизматикам ненавистно имя папы – просьба не имела успеха.

Каждый ремесленник ежемесячно получает хорошее жалованье из царской казны. Между этими иноземцами есть степени в звании и должностях. Одежда не у всех одинакова, однако она у всех сходна тем, что она немецкая и больше все на образец немецких дворян, особенно у женщин и девиц... При каждом доме есть хорошо содержимый сад, засаженный латуком и цветами... В числе прочих заведений немцев есть в одной миле отсюда большой стеклянный завод да железный, а близ р. Яузы, впадающей за городом в Москву, бумажная фабрика... Разных драгоценностей у москвитян много – жемчугу, смарагдов, бирюзы, сапфиров, благодаря частным торговым сношениям с персиянами. По крайней мере мелкие граненые рубины до того у них дешевы, что продаются на фунты – по 20 московских (рублей) или 6 немецких флоринов за фунт. К той части города, где на помянутых уже фабриках работают немцы, прилежит ровная местность. Она полюбилась царю, и он для своего удовольствия устроил и развел в ней два сада,– из коих один убран наподобие садов итальянских, а другой обращает внимание тремя сотнями с изящными верхушками башенок, расположенных по ограде с редким искусством,– и тем сделал местность эту еще лучше. Полюбив это место больше прочих, царь поставил себе за правило в хорошую погоду еженедельно ездить туда – поглядеть, погулять и распорядиться, коли что нужно для украшения.

Перед этим городом есть у них общедоступное кружало, славящееся попойками и не всегда благородными, однако свойственными москвитянам удовольствиями. У них принято отводить место бражничанью не в самой Москве или предместье, а на поле, дабы не у всех были на виду безобразие и ругань пьянчуг. У них ведь обыкновенно тот, кого разберет охота позабавиться с женщинами да попьянствовать, уходит за город в ближайший кабак суток на двое или на трое...

У москвитян большая езда из одной части города в другую, чем и кормится множество не знающих никакого ремесла извозчиков. Все их имущество – лошадь да деревянная повозка. Они ожидают на городской площади седоков и задешево, за несколько наших крейцеров, возят далеко. Народ этот до того упрям, что, встретившись, переломают скорее друг другу колеса, чем свернут с дороги, если встречный седок не вельможа.