Обзор литературы по лингвоантропологии, STS, рациональности и антропологии

Образовательная программа

«Фундаментальная и компьютерная лингвистика»

 

КУРСОВАЯ РАБОТА

 

На тему: Языковая идентичность и языковая политика в сообществе русскоязычных «рационалистов»

Linguistic Identity and Language Policy of the Russian-speaking Rationalist Community

 

Студентка 3 курса

группы № 173:

Леонова Елизавета Евгеньевна

 

Научный руководитель:

Влахов Андриан Викторович

старший преподаватель

 

 

Москва, 2020 г.

Оглавление

1. Введение. 3

2. Обзор литературы по лингвоантропологии, STS, рациональности и антропологии. 5

3. Описание сообщества: история создания, подобные сообщества и демография. 7

4. Описание использованных методов сбора и анализа и собранных материалов. 11

4.1. Методы сбора и анализа. 11

4.1.1. Интервью.. 13

4.1.2. Включённое наблюдение. 14

4.1.3. Анализ материальных источников. 14

4.1.4. Опрос с помощью онлайн-анкеты.. 15

4.1.5. Количественный анализ. 16

4.2. Материалы.. 16

4.2.1 Интервью.. 16

4.2.2 Опрос с помощью онлайн-анкеты.. 17

4.2.3. Квантитативные данные. 17

5. Языковая идентичность и языковая политика сообщества русскоязычных рационалистов 18

5.1. Рациональное поведение, идентичность рационалиста и самоидентификация. 18

5.2. Языковая идентичность: престиж и сленг. 22

5.3. Языковая политика, идентичность и метарефлексия. 27

5.3.1. Максимы качества. 28

5.3.2. Максимы ясности. 29

5.3.3. Максимы количества и релевантности. 30

5.3.4. Импликатуры.. 31

6. Выводы и заключение. 34

Литература. 36

Приложение. 39

Опросный гайд. 39

Список информантов. 41

Анкета. 42

Список стоп-слов. 48

 

Введение

Вопрос соотношения языка и культуры поднимается в различных антропоцентрических науках и рассматривается через разные исследовательские оптики. Как научные, так и наивные суждения о мире построены на идее, что культура каким-то образом отражает язык и отражается в языке: такие идеи лежат в основе работ таких классических лингвистов и философов языка, как, например, Сепир и Уорф (речь идёт о гипотезе лингвистической относительности) или Кассирер [Duranti 1997: 56-64], а также антропологов, в том числе современных. Например, Эдуардо Кон в книге “Как мыслят леса” [Kohn 2013] рассматривает антропологию “по ту сторону человека”, в рамках которой люди выступают в роли интерпретаторов сообщений животных, растений и леса в целом. Для сфер социальной психологии и лингвистической антропологии характерно рассмотрение языкового кода как одного из маркеров появления группы, обособления некоторой общности. Связь языковых явлений с культурными или групповыми также значима для социолингвистики, потому что “среда, в которой живет человек, влияет на его речевые навыки” [Беликов, Крысин 2001].

Современная лингвистика ограничивает исследователя в вопросах изучения субъектов, обладающих языковой рефлексией (например, лингвистов): считается, что эти данные трудно интерпретировать, потому как языковое поведение и интроспекция лингвистов окрашены знанием теорий о языке. Однако языковой рефлексией можно обладать не только из-за знакомства с лингвистическими теориями, но и из-за того, что в социальной группе, к которой человек принадлежит, правила принадлежности к группе включают в себя владение этим знанием или использование его (“быть своим” равняется “качественно передавать информацию”, например). Анализ явлений такого порядка требует уже антропологической оптики, поскольку касается особенностей идентичности, которые недоступны для наблюдения в экспериментальной или опросной среде: данные, которые можно собрать в ходе, например, анкетирования, обогащаются получаемой в ходе глубинных интервью рефлексией членов некоторой группы о принятых в ней речевых практиках. В рамках данной исследовательской работы целью было проследить, как групповые ценности одного сообщества подобного рода — русскоязычных “рационалистов” (это самоназвание сообщества, устоявшегося термина не существует) — отражаются в коммуникативных практиках и насколько члены сообщества гомогенны в своих представлениях о “хорошей” коммуникации и устройстве диалога. Подробную информацию о сообществе можно найти в разделе 3 данного исследования.

Теоретический аппарат данной работы основан на стыке идей из следующих областей знания: лингвистической антропологии, science and technologies studies, антропологии в целом и социолингвистики. Лингвистическая антропология и антропология используются не только как методологическая рамка (данные собирались в основном методом глубинного интервью), но и как критический аппарат: целью исследования было выявить особенности языковой идентичности русскоязычных рационалистов и описать, что входит в языковую политику сообщества. Science and technologies studies включены в этот список из соображений особенности материала (подробнее об этом в разделах 2 и 3). Язык как часть социального процесса рассматриваются социолингвистикой, однако данная работа всё-таки относится к сфере антропологии. У такой расстановки акцентов есть две причины: во-первых, объектом исследования выступают суждения членов группы об их языковом коде и языковой идентичности, во-вторых, анализируются не макро единицы (гендерные, этнические и другие общности), а более мелкие. Однако отдельные направления социолингвистики привлекаются для рассмотрения некоторых явлений, в частности, те её части, которые некоторые специалисты, такие как Е.С. Кара-Мурза [Кара-Мурза 2014], называют лингвоконфликтологией, используются для описания различных коммуникативных стратегий, попадающих в поле “анти-вежливости” — нарушения устоявшихся норм общения для достижения различных коммуникативных целей.

Исследование явлений, связывающих язык и группу или язык и культуру, необходимо по нескольким причинам (мы не претендуем на полноту охвата возможных обоснований): во-первых, каждое такое исследование заново очерчивает и уточняет границу, после которой эта связь заканчивается, проводя грань между индивидуальным и групповым, во-вторых, описание возможных форм языковой идентичности и языковой политики обновляет теоретическую базу, на основе которых эти явления анализируются. Сообщество русскоязычных рационалистов выбрано для такого анализа из-за того, что его члены обладают особенным набором личностных качеств и соответствующими речевыми стратегиями, а также потому, что оно ранее не попадало под рассмотрение социальных наук.

В разделе 2 предлагается обзор литературы и рассматривается вопрос значимости исследований как в подобной методологической рамке, так и в избранном сообществе. В разделе 3 приведено краткое описание исследуемого поля. Раздел 4 описывает использованные методы и собранные материалы. Раздел 5 посвящён анализу собранных данных. В последнем, шестом, разделе подводятся итоги исследования. После основного текста работы следует Приложение.

Методы сбора и анализа

Данное исследование сочетает количественные и качественные методы. Сочетание методов было выбрано потому, что позволяет рассмотреть предмет с разных сторон и улучшить каждую перспективу: использование количественных методов помогает подтвердить гипотезы, которые проявились в качественных. В роли качественных методов выступали глубинные интервью (4.1), исследование материальных источников (брошюра московского антикафе “Кочерга”; 4.2) и включённое наблюдение в интернет-чатах (4.3), в роли количественных — опрос с помощью онлайн-анкеты (4.4) и анализ частотности слов-маркеров за вторую половину 2019 года (4.5). Для анализа частотных явлений и материалов онлайн-анкеты не используются методы, связанные с нахождением статистической значимости и корреляций. Это связано с особенностью материала, который с трудом поддаётся статистической обработке. Рассмотрим каждый использованный метод.

Полуструктурированные интервью были выбраны основным методом, потому что объект исследования — то, как люди концептуализируют реальность с помощью языка — “не поддается прямому наблюдению” [Штейнберг и др. 2009: 162]. Использование, например, исключительно включённого наблюдения не позволяет вполне понять процесс, стоящий за выбором того или иного способа общения и уровень осознанности этого выбора.

Данные интервью обогащались анализом материальных источников, создаваемых в сообществе, а также данными включённого наблюдения. Избранные источники относились к популяризаторским, то есть их целью было привлечь людей к участию в сообществе. Эти материалы демонстрируют, как члены сообщества воспринимают себя и своё языковое поведение и что хотят транслировать. Включённое наблюдение — это способ посмотреть на сообщество изнутри с минимальным вмешательством, поэтому данный метод даёт обратную перспективу: можно узнать, что участники транслируют друг другу, как поддерживают свою идентичность внутри сообщества [Duranti 1997: 99-102].

Рассмотрим использованные количественные методы. Анкетирование традиционно используется как метод получения объективной информации и для расширения базы информантов [Беликов, Крысин 2001: 205-217]. В данной работе анкетирование используется для проверки предположений об устройстве языковой идентичности и языковой политики сообщества, сформировавшихся в процессе первичного анализа интервью и наблюдения. Исследование частотности касалось некоторых объективных особенностей речевого поведения — в основном это относится к использованию сленга. В анализе частотности автор данной работы опирается на соображение, что использование слов-маркеров указывает на принадлежность человека к какой-либо группе, и изучение текстов, порождаемых группой, может выявить эти маркеры.

Таким образом, данная работа совмещает различные методы исследования для более полного анализа изучаемого явления.

Интервью

В рамках исследования проводились полуструктурированные интервью. Большинство интервью было проведено при помощи программы Skype (видеозвонки) либо через звонок в других мессенджерах (без видео). Два интервью по просьбам респондентов были проведены в форме текстовой переписки в мессенджерах, используются их текстовые логи.

Респонденты привлекались через посты в социальных сетях и через личные контакты в сообществе (методом снежного кома). На разговор приглашались люди, которые 1) только пришли в сообщество, 2) в течение длительного времени находились в сообществе и продолжали причислять себя к нему на момент проведения интервью, 3) ушли из сообщества по каким-либо причинам. По необходимости участвовали и информанты, внешние по отношению к сообществу (“знаю рационалистов, сам не рационалист”). Такой дизайн исследования был выбран, чтобы учесть не только причины, по которым люди попадают в сообщество и остаются в нём, но и сформулировать причины их выхода из сообщества и формирования последующего отношения к нему.

В ходе интервью использовался опросный гайд (см. в Приложении), доступ к которому был только у исследователя. Гайд содержал 55 вопросов, разбитых на 17 тематических групп, включающих в себя функциональные группы (получение согласия и информирование об использовании данных, вопросы, направленные на получение контактов других членов сообщества и т.д.), лингвистические группы (выявление маркеров речевого поведения, свойственного рационалистам) и антропологические группы (вопросы, целью которых было получить описание или оценку самим информантом вышеуказанных коррелятов).

Полуструктурированный формат интервью позволяет отклоняться от заданного гайда, получать интересующую информацию косвенными способами (например, изымать её из ответа на другой вопрос, если эта информация релевантна), а также создавать менее напряжённую для информантов атмосферу общения.

Аудиоматериалы использовались только исследователем. Ответственность за неверные транскрипции и интерпретации целиком лежит на мне.

Включённое наблюдение

Чтение дискуссий в Slack или на страницах LessWrong-сообщества в России ВКонтакте, пребывание в некоторых чатах, куда нас приглашали информанты, а также чтение открытых каналов некоторых рационалистов и рационалисток в Telegram даёт большее понимание устройства коммуникации рационалистов. Большинство этих пространств закрытые (например, для доступа в LessWrong Slack необходима регистрация). Поскольку доступ в некоторые пространства иногда был получен в том числе благодаря помощи контактов в сообществе, использование этих материалов без согласия участников этих чатов ставит под угрозу конфиденциальность информантов и их статус в сообществе. Для того, чтобы не нарушать конфиденциальность этих данных, используются только публичные данные: открытые логи и архивы Slack и данные открытых сообществ ВКонтакте (особенно — открытые комментарии, оставляемые респондентами на посты, связанные с данным исследования). Использование этих данных даёт ценное понимание того, как рационалисты рассматривают процесс дискуссии в интернете.

Наблюдение в пространстве Кочерга не было проведено. Во-первых, было собрано достаточно данных иными методами, чтобы смочь выстроить портрет рационалиста и описать языковую идентичность человека, принадлежащего к этой группе. Во-вторых, из-за эпидемии коронавируса пространство было закрыто для посетителей начиная с середины марта до неопределённого времени (возможно, навсегда в текущей форме). Директор пространства в посте о ситуации^[13] указывает, что пространство с высокой вероятностью будет закрыто и переоткрыто в течение двух лет, однако уточняет, что сохранение физического пространства для встреч — цель текущей команды Кочерги.

Количественный анализ

Сленг — это “разновидность социолекта”, специфика которого обусловлена “профессиональной обособленностью тех или иных групп либо их социальной отграниченностью от остального общества” [Беликов, Крысин 2001: 33]. Владение им и его верное использование — это один из способов маркировать свою принадлежность к сообществу. Некоторые информанты как в интервью, так и в опросе указали, что владеют сленгом рационалистов, но не могут вспомнить некоторые слова, которые давно не использовали. Самая очевидная интерпретация таких высказываний — попытка скрыть незнание сленга, однако большинство людей, которые указывали это в разговоре или форме ответа, всё же могли указать некоторые слова. Чтобы попробовать собрать более осмысленный корпус сленга и оценить, насколько часто они используются в живом общении, были собраны данные из открытых логов LessWrong Slack.

Slack позволяет создание различных “каналов” (чатов, к которым участник может присоединяться), которые в LessWrong Slack разделены по смыслу (например, канал #sbj_rationality создан для обсуждения теоретических тем, связанных с рациональностью, а канал #chaos — для свободного общения). Некоторые “каналы” активнее других, однако данные собирались по логам всех каналов, исходя из соображения, что сленг будет популярен вне зависимости от направленности канала. Собранные данные не учитывают контекст, в котором появляются слова, поэтому по ним можно делать выводы только о факте и частоте употребления некоторых слов.

Анализ данных проводился при помощи скрипта на языке Python при помощи библиотеки pymorphy2 [Korobov 2015], поскольку она позволяет предсказывать леммы несловарных слов.

Материалы

Интервью

Всего было проведено 20 интервью (список информантов находится в Приложении): восемь рационалистов, которые только вошли в сообщество, три “эксперта” (тех, кто был в сообществе длительное время и продолжал себя причислять к сообществу на момент исследования), пять “скептиков” (тех, кто негативно относился к сообществу после ухода из него). Остальные четыре информанта — это внешние эксперты, представители подобных рационалистам сообществ (например, сообщества R-value).

Респонденты были жителями Москвы и Московской области. Гендерное соотношение — 9 женщин и 10 мужчин (гендерную идентичность одного информанта невозможно указать по соображениям конфиденциальности). Необходимо отметить, что информанты, которые касались гендерного вопроса в интервью, указывали, что наблюдаемое гендерное соотношение в сообществе стремится к доминированию цисгендерных мужчин. Сложившееся в исследовании гендерное распределение случайно.

Некоторые информанты были лингвистами (никто из них не занимался лингвистической антропологией или социолингвистикой). При использовании их данных обязательно указывается их принадлежность, даже если и предыдущая, к лингвистическому сообществу.

Квантитативные данные

Всего собрана 14361 лемма с информацией о частотности. Контекст появления слова не учитывался. Собирались только леммы, написанные кириллицей. Для очистки данных использовался список стоп-слов, содержащих основные союзы, частицы и местоимения, а также некоторые частотные глаголы говорения и зрения. Список стоп-слов приведён в Приложении.

Максимы качества

“Говорить правду (даже если это мешает достижению целей)” посчитали частью рационального поведения 26% информантов, суждение “В любой ситуации я стараюсь говорить правду, даже если это может навредить мне” оценили как правдивое для них 16% респондентов. Большинство информантов (74%) считает себя стремящимися к истине, но пренебрегающими такой политикой для достижения некоторых целей. Предложенная форма ответов не идеальна, поскольку смешивает понятия истины и правды. Однако, по словам информанта 19, существует внутреннее понятие “ эпистемической гигиены ”^[19], которая входит в языковую политику сообщества (например, правила форума LessWrong^[20]): “есть люди, которые могут взять и жёстко навязать эпистемическую гигиену, то есть сказать: "Что за антинаучную хрень ты тут нам разводишь? Убери её от нас либо давай нормальные ссылки”". По материалам LessWrong Wiki, написанной членами сообщества, эпистемическая гигиена “состоит из практик, направленных на распространение в сообществе более точных убеждений и ограничение неточных или искаженных убеждений”. Достоверность, то есть основанность на данных, которые были получены в ходе научного эксперимента, передаваемой информации возводится в абсолют. Также стремление к достоверности прописано в буклете Кочерги: “все убеждения вероятностны, а все споры заземляемы [ курсив мой ]об эксперименты”; “фальсифицируется всё, что можно фальсифицировать”. Такое самопозиционирование сообщества снова указывает на то, что оно воспринимает себя как “пространство знания”, в котором приняты правила научной дискуссии. Таким образом, языковая политика сообщества содержит правила, соответствующие по наполнению максиме количества, однако сформулированные терминологии, принятой в сообществе.

Максимы ясности

Компетентность в опознавании и устранении неясности косвенным образом выражена и в том, что респонденты активно пользовались формой “Другое...” для уточнения формулировок вопросов, и в материалах включённого наблюдения, в которых информанты полемизировали с формулировками, выбранными автором работы и предлагали уточнения, методологические решения и иное (“Есть люди, которые не связаны с рациональным мышлением?”, спрашивает информант, отсылая к рекламирующему опрос тексту “я изучаю людей, связанных с рациональным мышлением”), и эксплицитно озвученной информантом 2 ценностью точности формулировок и скрупулёзного подбора фактов:

(6) Я: А вот как тебе кажется, это “цепляние к словам” [ скрупулёзное уточнение используемых собеседником терминов, формулировка инф. 2 — комментарий мой ], оно считается невежливым внутри тусовки?

И: Не-а, вообще нет. […] Больше цепляешься к словам — выше социальный статус. [информант 2]

Высшей точкой развития речевой культуры некоторые информанты считают англоязычный LessWrong. В примере 7 смешивается несколько максим (конкретно: ясности и количества), однако обратим внимание на два аспекта. Во-первых, само указание на англоязычный LessWrong как на место, где есть более “правильные” речевые практики, которые при этом успешно применяются, маркирует русскоязычный LessWrong как менее успешный в использовании этих практик. Во-вторых, и это будет релевантно уже при более подробном рассмотрении максимы количества, ясность и качество для значительного числа членов сообщества важнее, чем краткость или опускание каких-либо деталей.

(7) И: На LessWrong [ англоязычн ом — курсив и комментарий мой ] есть некоторая культура общения, очень качественного, подробного, дотошного, построения моделей и обмена информацией. Если почитать то, как там выглядят посты и комментарии, то видно, что люди правда пытаются разобраться, и при этом у них есть площадка для общения с глубоким погружением в тему. [информант 12]

Импликатуры

Нарушение максим также описано самим Грайсом через понятие импликатур или имплицитных значений [Кронгауз 2001: 304]. Внутри сообщества обычно пользуются словом “мета”^[21] (как, например, в примере 9 и 10). “Мета” в контексте коммуникации — это обсуждение не предмета разговора, а самого разговора и его особенностей. По словам многих информантов, с обсуждением “меты” также связано восприятие общения рационалистов как менее целеориентированного, чем хотелось бы исходя из представлений об идеальном рационалисте (раздел 5.1). Культура дотошного обсуждения вступает в противоречие с культурой быстрого принятия решений, то есть начинает происходить “оптимизация ради оптимизации”.

(10) И: [...] Из правдивого — мета, очень любят обсуждать мету, очень много меты. Кто-то что-то говорит, а кто-то такой:"А что ты имеешь в виду, когда ты говоришь, а вот это значит то, что" — и короче, а вы обсуждали вообще в КФС или Макдональдс пойти. [информант 14]

Какая коммуникативная цель может стоять за таким нарушением? Этот вопрос до конца не ясен. Некоторые информанты упоминают, что обсуждение “меты” связано с тем, что рационалисты не способны проанализировать имплицитные значения — что стоит за интонацией или другими характеристиками речи — и в целом демонстрируют негативную оценку речевого поведения других рационалистов. Хотя почти все из них упоминают умение рационалистов “точно объяснять”, большинство респондентов считает, что рационалисты навязывают эти нормы другим из-за своей неспособности понимать контекстные значения и другие имплицитные вещи в коммуникации. Другим источником такой культуры речевого поведения может быть: 1) культура поведения в IT-сообществах, где принято очень чётко описывать проблему, чтобы собеседник мог её реплицировать, 2) культура поведения в научных сообществах, где точность высказывания важнее его краткости, 3) культура речевого поведения в современной психотерапии, где считается верным проговаривать свои чувства максимально буквально. Точного ответа на данном этапе, к сожалению, нельзя дать.

По словам информанта 2, обсуждение импликатур также рассматривается как стратегия речевой агрессии, то есть входит в поле изучения той сферы знания, которую Е. С. Кара-Мурза [Кара-Мурза 2014] и М. А. Кронгауз [Кронгауз 2001] называют лингвоконфликтологией. Лингвистический конфликт напрямую связан с языковой политикой, поскольку он “часто начинается из-за восприятия некоторым участником интеракции некоторой ситуации, некоторого действия, в том числе речевого, как значимого отклонения от норм, результатом которого может стать ущерб – физический, экономический, моральный” [Кара-Мурза 2014: 58]. В примере 11 описан один из видов лингвистических конфликтов в сообществе рационалистов, который напрямую связан с обсуждением импликатур. В подобных ситуациях лингвистическая компетентность членов сообщества выступает как оружие: формально они поступают в соответствии с правилами сообщества, но на деле скрывают через такое поведение ситуацию конфликта:

(11) И: [...] все цеплялись за маленькие кусочки слов друг друга, и такой “режим провала” у конфликтов рационалистов, что, поскольку они все такие, там, типа, могут высказать все свои ощущения и так далее, это всё очень длинно. И они просто ведут войну на истощение, они часами разговаривают про какую-то небольшую штуку, которая прагматически не очень нужна. [информант 2]

Как говорит информант 19, стремление к буквальности может выражаться в желании сознательно отказываться от использования импликатур. Тем более любопытно, как рационалисты относятся к таким проявлениям буквальности и прямолинейности как радикальная честность [Blanton 2005]. Радикальная честность — это специфическое речевое поведение, в котором человек при ответе на вопросы демонстрирует очень высокий уровень честности и стремится передавать информацию, в том числе личную информацию. Большинство информантов указало, что такая политика не кажется им ни адекватной, ни сколько-либо жизнеспособной: по словам информанта 8: “если бы ты пришёл в Кочергу и наткнулся бы на человека, который говорит: "Я практикую радикальную честность". Ты бы и люди вокруг думали: "Фак, это странный чел"”. Эта позиция считается неадекватной коммуникативным целям и неэффективной, поскольку, во-первых, её трудно практиковать, во-вторых, она часто приравнивается к полному или частичному отказу от практик вежливости, что затрудняет коммуникацию. Однако, по словам информанта 19, её заменяет эксплицитное проговаривание того, что в большинстве своём ложится на импликатуры: коммуникативной цели, отношения к собеседнику и другой метаинформации, которая может быть потенциально заложена в высказывание (см. пример 12).

(12) Я: Тогда я спрошу прямо: как тебе кажется, люди в рациональном коммьюнити придерживаются максим Грайса?
И: В рациональном коммьюнити? я бы сказал так: в значительной степени да. То есть в значительно большей степени, чем среднее население. Люди в рациональном коммьюнити любят и проговаривают всё явно. То есть они вешают на импликатуры очень мало. Я бы даже сказал, они в избыточной степени избегают импликатур. То есть иногда можно было бы повесить на импликатуры что-то, нет, они, блин, всё тебе проговорят. Это неудобно даже иногда. [информант 19]

Итак, в языковую идентичность рационалистов входит: использование сленга, частично заимствованного из терминов современной психологии, математики и теории искусственного интеллекта; способность к переходу на мета-уровень разговоре и анализу импликатур, а также использование этого знания как стратегии лингвистического конфликта; стремление к точной передаче информации в угоду соблюдению максим количества и релевантности. В языковую политику входит стремление к эксплицитности и передаче достоверной информации (или соблюдение максим ясности и качества).

6. Выводы и заключение

Мы рассмотрели сообщество рационалистов с позиции лингвистической антропологии: как пересекается идентичность рационалиста с языковой идентичностью членов данного сообщества и тем, какая языковая политика устанавливается в данном сообществе. Для того, чтобы рассмотреть эти понятия, мы провели 1) полуструктурированные интервью, 2) анализ материальных источников (конкретно: брошюры антикафе Кочерга, места, которое позиционирует себя как пространство для рационалистов), 3) включённое наблюдение в интернет-чатах, 4) опрос с помощью онлайн-анкеты и 5) анализ частотности слов, употреблённых в LessWrong Slack за период с мая 2019 года до 31 декабря 2019 года. Сочетание количественных и качественных методов позволяет рассматривать данные с разных перспектив и уточнять полученные в ходе интервью соображения данными частотности и наоборот.

Особенности идентичности рационалистов непосредственно связаны с тем, что данное сообщество построено как “дополнительное” к научному. При этом в данную идентичность инкорпорируются элементы культуры эффективности: “правильный” рационалист — это такой, который может одновременно быть очень точным в своих суждениях и представлениях и при этом эффективно действовать в реальном мире, что не всегда возможно для “живого” рационалиста.

Для анализа особенностей языкового поведения в данном сообществе используется концепция “пространств знания” Джона Ло [Руденко 2012]. Существование в пространстве, которое воспринимает себя как “научное” или квазинаучное обязывает человека следовать определённым правилам поведения, в том числе, коммуникативным правилам. По этой причине созданный в сообществе сленг претендует на академичность и описательность, а те члены сообщества, которые пользуются им свободно, считываются как имеющие более высокий статус. Также рассматривается вопрос лингвистического престижа и его соотношения с языковой идентичностью рационалистов. Значимое число рационалистов свободно пользуется научными терминами и таким образом подчёркивает свой статус, однако также происходит заимствование терминов в зависимости от коммуникативных целей говорящего, то есть они не используются в их изначальном значении. Явное использование англицизмов для маркирования престижа в данном сообществе выявлено не было.

В языковую политику рационалистов входит специфическая культура общения, которая связана со знанием опорных членов сообщества о максимах Грайса и принципе кооперации и переход этого знания в языковую политику сообщества. В рамках данного сообщества особый упор стоит на максимах качества и ясности, а другие становятся подчинёнными. Информанты демонстрируют высокую способность к метарефлексии, что также говорит об их более высокой, чем в среднем, лингвистической компетентности. Кроме того, знание о максимах Грайса используется как стратегия лингвистического конфликта: информанты “погребают” друг друга под нерелевантной информацией.

Данная работа является первым лингвоантропологическим исследованием в избранном сообществе, и поэтому не претендует на полное и заведомо верное описание указанных явлений, но намечает будущую работу. Дальнейших возможных путей множество. Рассмотрим непосредственно связанные с лингвистической антропологией. Во-первых, возможен анализ идентичности рационалистов в их связи с представителями IT-сообществ, во-вторых, рассмотрение различий между языковой политикой, принятой в той части сообщества, которая преимущественно пользуется онлайн-форумами, и “живым” сообществом. Также возможно рассматривать не только русскоязычное, но и сообщества других языков, а также более точно провести границу между филиалами сообществ в разных городах. Интересный теоретический вопрос, поднятый непосредственно информантами, однако относящийся скорее к сфере психологии и психолингвистики: насколько речевое поведение в данном сообществе и соответственно языковая политика зависят от личных качеств его членов.

Литература

Agha 2004 — Agha A. Registers of Language // A Companion to Linguistic Anthropology. Ed. by A. Duranti. Blackwell Publishing Ltd, 2004. p. 23-46.

Ariely 2008 — Ariely D. Predictably Irrational: The Hidden Forces That Shape Our Decisions. Harper Collins, 2008. p. 280.

Berger, Luckmann 1966 — Berger, P. L., Luckmann, T. The Social Construction of Reality. A Treatise on Sociology of Knowledge. 1966. p. 249.

Blanton 2005 — Blanton B. Radical Honesty: How to Transform Your Life By Telling The Truth. 1996. p. 277.

Duranti 1997 — Duranti A. Linguistic Anthropology: Cambridge Textbooks in Linguistics. Cambridge University Press, 1997. p. 422.

Felt et al 2017 — Felt, U., Fouché R., Miller C. A., Smith-Doerr L. The Handbook of Science and Technology Studies. 2017. The MIT Press. p. 1122.

Hall, Bucholtz 2005 — Hall K., Bucholtz M. Identity and Interaction: A Sociocultural Linguistic Approach // Discourse Studies. 7. p. 585-614.

Hall, Bucholtz 2004 — Hall K., Bucholtz M. Language and Identity // A Companion to Linguistic Anthropology. Ed. by A. Duranti. Blackwell Publishing Ltd, 2004. p. 369-394.

Hill 1995 — Hill S.C. The Formation of the Identity as a Scientist // Science Studies. Vol. 8 (1). 1995. p. 53-72.

Hovanky 2017 — Hovanky V. The Mutation of Altruistic Intents in Scientific Research // Intersect, vol. 10(2). 2017. Stanford University.

Kahneman, Tversky 1986 — Kahneman D., Tversky A. Rational Choice and the Framing of Decisions // The Journal of Business, Vol. 59, No. 4, Part 2: The Behavioral Foundations of Economic Theory. Oct., 1986. p. 251-278.

Kalberg 1980 — Kalberg S. Max Weber's Types of Rationality: Cornerstones for the Analysis of Rationalization Processes. The American Journal of Sociology, Vol. 85, No. 5 (Mar., 1980), p. 1145-1179.

Kohn 2013 — Kohn E. How Forests Think: Toward an Anthropology Beyond the Human. University of California Press, 2013. p. 280.

Korobov 2015 — Korobov M. Morphological Analyzer and Generator for Russian and Ukrainian Languages // Analysis of Images, Social Networks and Texts. 2015. p. 320-332.

Popper 2002 — Popper K. The Logic of Scientific Discovery (2nd English ed.). New York, NY: Routledge Classics. 2002 [1959]. p. 513.

Sariola 2017 — Science & Technology Studies. ed. by Sariola S. Volume 30(2). 2017.

Sariola 2019 — Science & Technology Studies. ed. by Sariola S. Volume 32(2). 2019.

Schwartz 2015 — Schwartz B.What does it mean to be a Rational Decision Maker? Journal of Marketing Behavior. Vol. 1. 2015. p. 113-145.

Searle, Recanati 2001 — Searle J.D., Recanati F. Rationality in Action (Jean Nicod Lectures). Bradford. 2001. p. 303.

Spolsky 2004 — Spolsky, B. Language Policy (Key Topics in Sociolinguistics). Cambridge: Cambridge University Press. 2004.

Thorne, Black 2011 — Thorne S. L., Black, R. W. Identity and Interaction in Internet-Mediated Contexts. // C. Higgins (ed.), Identity Formation in Globalizing Contexts. New York: Mouton de Gruyter. 2011. p. 257-278.

Беликов, Крысин 2001 — Беликов И. В., Крысин Л. П. Социолингвистика: учебник для бакалавриата и магистратуры. М.: Издательство Юрайт, 2016. с. 337.

Вахтин 2012 — Социолингвистика и социология языка. Хрестоматия / отв. ред. Н. Б. Вахтин. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге. 2012. С. 588.

Горбунова 2011 — Горбунова И. В. Функциональная систематика англицизмов в русскоязычном сегменте сети интернет // Вестник ИГЛУ. 2011. №3 (15).

Грайс 1985 — Грайс Г. Л. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. М, 1985.

Евгеньева 1999 — Словарь русского языка: В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистич. исследований. Под ред. А. П. Евгеньевой. М.: Рус. яз.; Полиграфресурсы, 1999.

Земнухова 2014 — Земнухова Л. В. Профессиональная общность работников сферы информационных технологий: сетевой аспект // Социологические исследования. №1, 2014

Земнухова 2018 — Земнухова Л.В. Социальные исследования технологий:

эволюция и взаимодействие подходов // Экономическая социология. 2018. Т. 19. № 5. С. 113–129.

Ильина, Ионикова 2019 — Ильина Т. С., Ионикова Е.П. Англицизмы как специфика в научно-технической терминологии русского языка // Международный журнал гуманитарных и естественных наук. 2019. №4-2.

Кара-Мурза 2014 — Кара-Мурза Е.С. Лингвоконфликтология как направление в духе экологии языка // Экология языка и коммуникативная практика. 2014. №2. С. 55–68.

Кронгауз 2005 — Кронгауз М.А. Семантика. 2005. С. 352.

Кронгауз 2017 — Кронгауз М.А. Лингвистические конфликты в интернете // Летняя дискуссионная школа Gaidpark. URL (ссылка доступна на 30.05.2020): http://summer.gaidarfund.ru/articles/2879/tab1. 29.06.2017.

Руденко 2012 — Руденко Н. И. Сети, знание и реальность: проблематика социальной топологии в концепции Джона Ло // Социология власти. 2012. №6-7.

Фишман 2012 — Фишман Д.А. Кто говорит на каком языке, с кем и когда? // Социолингвистика и социология языка. Хрестоматия / Отв. ред. Н.Б. Вахтин. СПб: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2012. С. 63–75.

Шаронов 2004 — Агрессия в языке и речи / Под ред. И. А. Шаронова. М.: РГГУ, 2004. с. 288.

Штейнберг и др. 2009 — Штейнберг И., Шанин Т., Ковалев Е., Левинсон А. Качественные методы. Полевые социологические исследования. СПб.: Алетейя, 2009. с. 356.

Приложение

Опросный гайд

Количество вопросов = 55, количество групп вопросов = 17.

Обязательный вопрос. Обычный вопрос.

 

Общие вопросы (3 группы, 16 вопросов):

0. Получение согласия и информирование о способах отозвать его: Я бы хотела записывать наше интервью на диктофон (на телефоне/планшете) + делать записи в блокноте, пока мы разговариваем. Все ваши ответы будут анонимизированы и какая-либо личная информация удалена в процессе расшифровки. (получили согласие). Я бы хотела подчеркнуть, что в любой момент разговора или после него Вы можете отозвать согласие и отказаться отвечать на какие-либо из вопросов. Если Вы устали, мы можем прерваться и продолжить разговор через некоторое время. Если Вы отзовёте согласие, я обязуюсь не использовать материалы нашего разговора и уничтожить записи.

Как бы Вы назвали сообщество людей, интересующихся рациональным мышлением? Причисляете ли вы себя к этому сообществу? Почему? Расскажи