Экологические проблемы выживания

 

В истории научной мысли известно немало примеров, когда объективно назревшая потребность приводила к рождению теории, как бы подводящей фундамент под разрозненно существовавшие идеи и горы накопленного, но слабо связанного эмпирического материала.

И в этом смысле принципиально новый подход, найденный в середине 1980-х годов группой российских экологов, позволивший связать воедино понимание биосферных процессов, роль и место в них земной биоты и того разрушительного потенциала, что несет с собой хозяйственная деятельность человека, принадлежит, на наш взгляд, к явлениям именно такого порядка.

Этот научный прорыв был осуществлен усилиями петербургского биофизика В.Г. Горшкова вместе с группой его учеников и единомышленников, а разработанная им теория получила название теории биотической регуляции окружающей среды [40].

А одной из посылок, легших в основание этой теории, явилась необычайная, труднообъяснимая устойчивость биоты, продемонстрированная ею за миллиарды лет своего существования.

В поисках ответа на эти и подобные им вопросы В.Г. Горшков пришел к выводу, что единственным объяснением устойчивости приемлемых для жизни физико-химических параметров может служить сама земная биота, формирующая необходимую для своего существования окружающую среду и поддерживающая ее в некотором оптимальном для себя интервале. И что жизнь, таким образом, есть не только следствие, но и причина комплекса благоприятных для нее внешних условий. В пользу того, что биотическая регуляция действительно существует, свидетельствует целый ряд фактов, как достаточно широко известных, так и установленных сравнительно недавно.

Вот только некоторые из них.

1. Содержание двуокиси углерода (CO₂) в нижних слоях атмосферы имеет постоянную величину порядка 700 х 10¹² кг и колеблется в пределах 0,03% - 0,04%. В то же время фиксация и изъятие из атмосферы углерода в процессе фотосинтеза составляет, по одной из последних оценок, 75·10¹² кг в год. Из них 35·10¹² кг приходится на растительность суши и 40·10¹² кг - на фитопланктон Мирового океана. Для поддержания постоянства концентрации CO₂ необходимо, чтобы поглощенный углерод в тех же пропорциях возвращался в атмосферу в ходе животного и растительного дыхания. И действительно, при дыхании растений и животных суши выделяется около 10·10¹² кг углерода в год (в виде CO2), и еще 25·10¹² кг в год дают разлагающие мертвое органическое вещество организмы-редуценты (грибы и бактерии). Итого в сумме - 35·10¹² кг. Примерно такое же соотношение прослеживается и для Мирового океана.

Но как не отдать должное высочайшей точности этого глобального компенсаторного механизма, тысячелетие за тысячелетием поддерживающего оптимальную для биоты концентрацию атмосферного CO2.

2. Круговорот углерода в Мировом океане. Верхние 100-200 метров океанической толщи представляют собой слой воды, хорошо перемешиваемый ветром и прогреваемый солнцем. Указанные особенности этого слоя в сочетании с химическим свойствами растворенных в воде карбонатов обеспечивают довольно быстрое поглощение им атмосферной углекислоты и выравнивание ее концентраций в воздушной и водной средах.

Избыточная двуокись углерода, благодаря жизнедеятельности фитопланктона включается в процесс синтеза органического углерода у его поверхности. В последующем, по мере отмирания обитающих здесь живых организмов, этот "связанный" углерод погружается на океанское дно, где он сохраняется в виде растворенного органического вещества или захоранивается в толще осадков, частично высвобождаясь затем в процессе их разложении. Именно так поддерживается океанической биотой оптимальное для жизни содержание CO₂ не только в верхних слоях океана, но и в атмосфере.

3. Синтез органического вещества требует определенного соотношения биогенных элементов - углерода, азота, кислорода и фосфора (С/N/P/O2), получившего название отношения Редфилда. Примечательно, однако, что содержание этих биогенов в поверхностных слоях океана практически совпадает с отношением Редфилда, что нельзя объяснить иначе, чем участием самой океанической биоты как системы по поддержанию этих необходимых для ее жизнедеятельности параметров.

4. Жизнь, как известно, построена на "мокрых" технологиях. Но в растениях накапливается в среднем менее 1% поглощаемой ими из почвы воды. Следовательно, 99% возвращаются в атмосферу, в основном в процессе испарения через расположенные в листовом эпидермисе поры. Расход воды в результате такого испарения может быть очень высок. Так подсолнечник испаряет ежедневно до 1-2 л воды, а столетний дуб - более 600 л [43].

Таким образом, растительная биота, общая листовая поверхность которой превышает площадь Мирового океана, служит мощным инструментом удержания воды на суше, внося тем самым решающий вклад в процессы континентального влагооборота. Последнее подтверждается и климатологическими данными.

Так, ежегодный речной сток в океан точно соответствует доле осадков, приносимых с океана на сушу. Следовательно, налицо необычайная стабильность континентального влагооборота - постоянство массы задействованной в этом круговороте воды, а ядром поддерживающего его функционального механизма служит растительная биота.

5. Еще одним мощным фактором удержания воды на суше является почва. И хотя в ее составе только 10% омертвелой органики, тем не менее, происхождением своим она целиком обязана биоте. Так что выйдя миллионы лет назад из океана на сушу и создав на ней почву (своего рода насыщенный наносами океан), а также листовую и корневую систему, биота, можно сказать, ее «океанизировала».

А о том, какую роль играют живые организмы в формировании почвенной структуры, можно судить хотя бы на примере дождевых червей. Дождевые черви за 100 лет пропускают через свой пищеварительный тракт практически весь почвенный покров суши умеренных климатических широт толщиной в 0,5 м. При этом они измельчают и перемешивают минеральные и органические элементы почвы, улучшая ее структуру, а их ходы способствуют почвенной аэрации и облегчению роста корней.

Этот перечень можно бы и продолжить, но и из приведенных примеров видно, какой уровень организации привносит биота в окружающую ее неживую (абиотическую) среду. И трудно не поразиться высочайшей сбалансированности и точности настройки этого грандиозного глобального механизма, сводящего в единую систему многосложные биогеохимические и гидрологические циклы. Причем с той же гармонической согласованностью функционирует и любая локальная естественная экосистема - будь то лесное озеро, заливной луг или участок вековой сибирской тайги.

Эту согласованность, или, точнее, скоррелированность видов в рамках биотического сообщества, можно уподобить скоррелированности клеток и органов внутри многоклеточного организма. И так же как клетки или органы последнего существуют не сами по себе, а в тесной связи и взаимодействии друг с другом, так и виды внутри сообщества образуют сложные трофические цепочки, по которым циркулирует энергия и необходимые для их жизнедеятельности компоненты среды.

Но помимо взаимного баланса видов внутри сообщества эколога интересует не менее, а может быть, даже и более важный для него момент взаимодействия сообщества с окружающей его неживой средой.

Понятие "работа" в биологии требуется для количественной характеристики потребления и преобразования энергии в процессе выполнения тех или иных жизненных функций. Работой в этом смысле можно назвать и внутриклеточный синтез, и транспорт веществ из одних частей организма в другие, и передачу импульса по нервному волокну. Земная биота обладает способностью к поддержанию оптимальных для нее гомеостатических параметров не только в пределах отдельных экосистем, но и в масштабах Мирового океана и биосферы в целом. Причем это не просто один из аспектов ее "работы", но, может быть, центральный аспект - во всяком случае, по своим глобальным последствиям. Ведь он определяет, в конечном итоге, самую возможность жизни на Земле, препятствуя деградации планетарной окружающей среды в сторону физически устойчивого, но несовместимого с жизнью состояния, как это было показано на примере Марса и Венеры. Отсюда вытекает и важнейшее свойство всего живого - его способность к выполнению определенной работы по поддержанию гомеостаза окружающей среды.

Или, другими словами, физически выделенных ее параметров, которые были бы благоприятны для жизни.

Но поддерживать благоприятные для жизни условия - значит, прежде всего, эффективно противостоять тем силам, которые постоянно готовы эту жизнь захлестнуть или, по крайней мере, отвоевать часть ее пространства - словом, оказать негативное на нее воздействие. И каждое такое воздействие на языке теории неравновесных систем означает возмущение.

Возмущением для биосферы является и резкое похолодание климата (ледниковые периоды), и сдвиг в концентрации актуальных для жизни химических веществ, и ураган, и лесной пожар и т.д. А потому под биотической регуляцией следует понимать не только механизм управления окружающей средой в интересах поддержания ее физико-химической стабильности, но и способность сообществ организмов успешно компенсировать, "гасить" эти возмущения.

Практически это выражается в направленном отклонении от той высокой замкнутости круговорота веществ, которая существует в невозмущенных сообществах. При этом баланс потребления сообщества, в соответствии с принципом термодинамического равновесия Ле Шателье, сдвигается в сторону нейтрализации возникшего возмущения, обеспечивая тем самым возврат среды в невозмущенное состояние (отрицательная обратная связь, обеспечивающая ее гомеостаз).

Таким образом, любой неблагоприятный для сообщества сдвиг концентрации биогенов в окружающей среде сопровождается возникновением направленного потока вещества - либо извне в локальные экосистемы, способствуя увеличению массы накопленной в них органики, или же - при обратном направлении этого процесса - наоборот, ее уменьшению.

Такова принципиальная схема механизма биотической регуляции, ее характерные черты - четко выраженная стадийность и как бы запрограммированная смена одних доминирующих видов другими, на своей заключительной стадии приводящая к формированию такого самодостаточного и устойчивого сообщества, которое способно - в отсутствие внешних возмущений - неопределенно долгое время поддерживать равновесие с окружающей средой при постоянстве биомассы и плотности образующих его специфичных видов.

Таким образом, нарушенное сообщество возвращается к своему первоначальному - устойчивому состоянию.

Соответственно, способность сообщества к поддержанию стабильности окружающей его среды неразрывно связана с соответствующей генетической информацией и определенным набором природных видов (а поддержание пригодной для жизни среды в глобальном масштабе - с совокупной генетической памятью всех природных сообществ биосферы).

Однако генетическая память, как и любая другая упорядоченная информация, подвержена со временем постепенному разрушению и распаду. Поэтому, говоря о способности биоты к поддержанию выделенных условий окружающей среды, мы должны допустить и наличие некоего механизма, способствующего сохранности генетических программ в ходе их наследования.

И такой механизм действительно существует. Это - стабилизирующий отбор. Отфильтровывая особей с крайними фенотипическими отклонениями, он блокирует на популяционном уровне стирание генетической информации вследствие случайных мутаций, поддерживая тем самым упорядоченность системы и препятствуя накоплению в ней энтропии.

Очевидно, что механизм конкуренции и отбора сообществ - столь же необходимое условие поддержания биотической регуляции на Земле, как и стабилизирующий отбор на уровне отдельных особей или, жесткая скоррелированность видов в рамках отдельного сообщества.

 Понятие биотической регуляции подразумевает способность естественных сообществ к компенсации возмущений окружающей среды. При этом скорость ее восстановления примерно пропорциональна величине отклонения от равновесия.

Однако эта закономерность справедлива лишь в известных пределах - пока величина возмущения сообщества не достигла некоторого критического порога. После этого отрицательные обратные связи меняются на положительные, и система биотической регуляции перестает функционировать.

XX век, ознаменовавшийся невиданным по масштабам наступлением человека на Природу, не мог, естественно, не наложить свою тяжкую печать и на процессы биотической регуляции.

Собственно, почти все симптомы глобального экологического кризиса - накопление атмосферного CO2, эвтрофизация прибрежных и пресных вод, опустынивание, потепление климата и т.д., так или иначе, отражают сбои в работе этого природного механизма под напором хозяйственной человеческой деятельности.

О размерах вызванного ею беспрецедентного возмущения биосферы свидетельствует и ряд других показателей. Например, площадь разрушенных экосистем суши, выросшая к концу XX века до 63% против 20% в его начале. Или потребление (разрушение) человеком чистой первичной фотосинтетической продукции, возросшее с 1% в начале того же века до почти 40% в его конце. И, наконец, отношение биомассы самого человека и разводимых им культурных растений и домашних животных ко всем естественным видам суши, составляющее сегодня 20% против 1-2% сто лет назад.

По имеющимся оценкам, полученным несколькими независимыми методами [40], допустимый порог возмущения глобальной биоты, выраженный через величину потребления человеком чистой первичной продукции, составляет около 1%.

Следовательно, данный порог превышен уже на полтора порядка, а чем это может обернуться для биосферы через какие-нибудь одно-два столетия, догадаться не трудно.

Еще более серьезную опасность таит в себе угроза генетической дезорганизации биоты и, как следствие, - утрата ею памяти о механизме биотической регуляции, передаваемой из поколения в поколение.

Дело в том, что стабилизирующий отбор по-настоящему эффективен лишь в условиях природной экологической ниши каждого данного вида.

При этом особи с нормальной или незначительно измененной генетической программой обладают наибольшей конкурентоспособностью и образуют популяцию, в геноме которой хранится информация о свойствах вида, отвечающих интересам сохранения оптимальной окружающей среды.

Но, при искажении естественных условий обитания конкурентоспособность таких особей резко падает, и зеленый свет получают особи с нарушенным геномом, в том числе со стертой памятью о структуре и оптимальной численности данного вида, что необходимы для поддержания выделенных условий окружающей среды. И это относится не только к домашним животным или культурным растениям, давно уже оторвавшимся от своих природных корней, но и к множеству соседствующих с человеком и как бы неосознанно культвируемых им видов, чья исходная экологическая ниша была деформирована под натиском цивилизации.

Изменение, подчас взрывообразное, плотности популяций многих видов по сравнению с их обычным, эволюционно сложившимся уровнем резко искажает природную структуру сообществ и идет вразрез с выполнением функции стабилизации окружающей среды.

В случае «освоения» человеком всей биосферы, и даже много раньше, этот механизм регуляции и стабилизации окружающей среды может быть утрачен уже в глобальном масштабе. И тогда «хозяину планеты» не останется, по-видимому, ничего другого, как взять управление окружающей средой в свои руки, то есть заменить биотическую регуляцию техногенной.

Но насколько это соответствует реальным возможностям человечества? Чтобы нагляднее сопоставить в этом плане потенциал человеческой цивилизации и природной биоты, обратимся к примеру одноклеточных организмов, вносящих, наряду с растительной биотой, решающий вклад в поддержание стабильности окружающей среды.

Только в приповерхностном слое суши и Мирового океана эти невидимые существа образуют тончайшую пленку в несколько десятков микрон, которая выстилает практически всю Землю. Казалось бы, что такое эти несколько десятков микрон? Однако каждый такой организм, взаимодействуя с окружающей его средой, по-своему контролирует ее на прилегающем к нему микронном участке. В то же время поток информации (обмен веществ) в отдельно взятой бактериальной клетке сопоставим по мощности с информационным потоком в современном персональном компьютере, причем в роли логических элементов выступают здесь молекулярные ячейки, а датчиком измерения параметров среды служит сама клетка.

Примем усредненные размеры этой клетки за 1 микрон, а количество их слоев, которыми выстланы океан и суша, за 10². Тогда, зная площадь земной поверхности (5·10¹⁴ м², или 5·10²⁶ мкм²), нетрудно подсчитать и общее количество отдельных живых клеток, контролирующих биосферу в приземном слое. Оно равняется 10²⁸. И это на 20 порядков выше числа людей на Земле и на 22 порядка больше числа существующих компьютеров.

Надо ли говорить о том, сколь малы шансы человечества преодолеть эту информационную пропасть, тем более что темпы разрушения механизма биотической регуляции далеко опережают рост его информационного могущества.

И все-таки потенциального ресурса земной биоты, по-видимому, могло бы хватить для компенсации достаточно мощных антропогенных возмущений, правда, при одном условии: площадь, занимаемая невозмущенной биотой, должна быть достаточно велика для надежного выполнения этой ее планетарной миссии [51].

Поэтому, если говорить о приоритетах, пальму первенства на сегодняшний день следовало бы отдать не борьбе с промышленными загрязнениями (от которых тоже, конечно, страдает все живое), а усилиям по сохранению естественной биоты суши и открытого океана и возрождению части разрушенных экосистем. А это означает не только мораторий на всякое "освоение" природной среды, но и планомерную работу по восстановлению очагов дикой природы.

Именно это, по идее, и должно стать стратегической задачей номер один современной цивилизации, какой бы ни представлялась она экономически «затратной» и «нерентабельной».

Любая другая альтернатива не сулит человечеству ничего, кроме экологической катастрофы, пережить которую у него практически никаких шансов.

Ну а переживет ли ее биота? Во всяком случае, для восстановления существующего сегодня механизма биотической регуляции ей понадобится время, соответствующее скорости естественных эволюционных процессов - то есть десятки или даже сотни тысяч лет. Но если восстановление биотической регуляции в постколлаптоидную эру теоретически и возможно, то необратим процесс видообразования. И в этой заново возрожденной биосфере уже не будет места ни для человека, ни для обитающих ныне видов крупных животных. Да и сама уцелевшая биота, вероятно, претерпит при этом самую радикальную перестройку [49].

Проблема предотвращения экологической, или биосферной, катастрофы, перехода человечества к устойчивому развитию превосходит по своей грандиозности все прочие, с которыми человечество встретилось в своем развитии. И никогда еще не было такого гигантского разрыва между масштабами проблемы и нашими возможностями ее решения.

В работе посвященной коэволюции природы и общества Н.Н. Моисеев пишет: «Термин ноосфера в настоящее время получил достаточно широкое распространение, но трактуется разными авторами весьма неоднозначно. Поэтому в конце 60-х годов я стал употреблять термин эпоха ноосферы. Так я назвал тот этап истории человека (если угодно, антропогенеза), когда его коллективный разум и коллективная воля окажутся способными обеспечить совместное развитие (коэволюцию) природы и общества. Человечество - часть биосферы, и реализация принципа коэволюции необходимое условие для обеспечения его будущего».

В.И. Данилов-Данильян критикует применение термина «коэволюция» для отражения взаимодействия общества и биосферы.

Первоначально этот термин понадобился для обозначения взаимного приспособления биологических видов. Затем стало ясно, что он удачно выражает более широкий круг явлений — соразвитие взаимодействующих элементов единой системы, естественно развивающейся и сохраняющей при этом свою целостность по крайней мере так долго, как необходимо для постановки вопроса о коэволюции в ней. Коэволюционирующие элементы, конечно, сами являются системами и именно в этом качестве рассматриваются при изучении их соразвития.

В рассматриваемом контексте коэволюция предполагают своего рода сближение двух взаимосвязанных эволюционирующих систем, но не движение к одному, общему образу (конвергенция), а взаимную адаптацию, когда изменение, произошедшее в одной из систем, инициирует такое изменение в другой, которое не приводит к нежелательным или, тем более, неприемлемым для первой системы последствиям.

Коэволюция природы и общества является предельной по сложности и требует совершенно особого рассмотрения. Кроме того, чрезвычайно важна цель, ради которой поставлен вопрос о коэволюции биосферы и человека. Эта цель - разрешение глобальной экологической проблемы (ГЭП), причем коэволюция выступает как средство либо как форма такого разрешения. Но человечество является частью биосферы. Это очевидное положение подчеркивает принципиальную асимметрию отношения «человек — биосфера» и поэтому заставляет усомниться в правомерности самой постановки вопроса о коэволюции биосферы и человека.

Биосфера - это система, включающая биоту (т.е. совокупность всех живых организмов, в том числе человека) и окружающую ее среду (т. е. совокупность всех объектов, испытывающих воздействие биоты и (или) воздействующих на нее).

В эволюции биосферы главенствующая роль принадлежит биоте: это соответствует значимости тех функций, которые выполняет система живых организмов при формировании горных пород, почвы, атмосферы и океана, хотя при этом не отрицается и не умаляется значение абиотических факторов.

Эволюция биоты реализуется через процесс видообразования, причем в силу системности ее организации исчезновение какого-либо вида или появление нового практически всегда влекут волну видовых изменений в экосистемах, с которыми соотносится данный вид. Имеются оценки скорости этого процесса. По палеонтологическим данным, средняя продолжительность существования вида составляет около 3 млн. лет.

Эволюция человеческого общества происходит при сохранении генетических констант вида Homo sapiens и реализуется через взаимосвязанные процессы развития социальных структур, общественного сознания, производственных систем, науки и техники, материальной и духовной культуры.

При анализе проблемы коэволюции основной интерес представляют воздействия человека на биосферу; качественный характер, тип, структура этих воздействий меняются прежде всего вследствие научно-технического прогресса, техноэволюции. Скорость техноэволюции в отличие от биоэволюции непрерывно возрастает. В конце ХХ века на инновационный цикл в передовых отраслях требуется порядка 10 лет.

Можно согласиться с В.И. Даниловым-Данильяном в том, что неправомерна постановка вопроса коэволюции природы и человека при такой разнице в скоростях биоэволюции и техноэволюции.

Очевидно, что биосфера не может реагировать на инновации в человеческом хозяйстве образованием новых биологических видов, приспособленных к последствиям этих инноваций.

Развитие биосферы за период человеческой истории не раз становилось объектом научного анализа. Главный вывод не является новым или неожиданным, хотя большинством все еще не осознается в полной мере: вся деятельность человека после того, как он овладел огнем, перешел от собирательства и охоты к земледелию и скотоводству, для биосферы является возмущением.

Реакция любой системы на возмущение зависит от его величины, от того, ниже оно допустимого порога воздействия на систему или выше. В первом случае с помощью присущих ей компенсационных механизмов система подавляет негативные последствия, а обычно и сам источник возмущения, но во втором — она начинает разрушаться, деградировать. Однако при этом до определенного момента система может сохранять способность к самовосстановлению, а затем развиваются необратимые процессы, которые уничтожают либо принципиально изменяют систему — она перерождается, переходит в иное качество.

Существенные параметры системы при ее нормальном функционировании (точнее, при невозмущенном состоянии системы) сохраняют свои значения в определенных границах.

При возмущениях, не превосходящих порога устойчивости системы, ее компенсационные механизмы возвращают значения этих параметров в указанные границы. Такие границы принадлежат к характеристикам качества системы.

Перерождение системы — это переход к новой устойчивости, с другими границами допустимых изменений существенных параметров (а может быть, и иным составом параметров).

Эти системно-кибернетические положения, а также применяемые вместе с ними принцип гомеостаза и принцип Ле Шателье весьма широко известны по многочисленным приложениям в самых разнообразных областях науки и техники.

Но исключительно сложен вопрос о том, как применить их к глобальной экологической проблеме, как определить существенные параметры биосферы, границы их допустимых изменений, порог устойчивости биосферы к возмущениям.

Наступила эпоха глобального экологического кризиса. Его отмечаемые всеми известные проявления — это сокращение биоразнообразия, обезлесение, опустынивание, ухудшение качества поверхностных вод суши, исчезновение с лица Земли целых экосистем, рост концентрации углекислого газа в атмосфере, истощение озонового слоя и проч. Далеко не все согласны с этими оценками.

Однако неизвестны научные работы, в которых приводятся сколько-нибудь убедительные аргументы в пользу того, что продолжение всех этих тенденций безопасно для человека, что он выживет в деградирующей окружающей среде и нет необходимости менять тип развития цивилизации.

В настоящий момент человечество еще не знает конструктивного способа, «технологии» перехода к устойчивому развитию, что дает основание для рассуждений об утопичности этой идеи. Однако обострение и углубление глобального социально-экологического кризиса, неизбежные при продолжении действующих тенденций развития, заставят найти такую «технологию».

По поводу путей преодоления глобального экологического кризиса существуют две основные точки зрения.

 1. Наиболее распространенная, в силу привычного соответствия традиционным воззрениям и стандартному пониманию человеческого интереса, должна быть названа техницистской. Ее сторонники уповают на научно-технический прогресс как ключ к решению глобальной экологической проблеме (ГЭП). Но чего можно было бы ожидать от техники в этом случае? Очевидно, только одного: частичной или полной замены биоты в регулировании окружающей среды. Но как показал В.Г. Горшков «информационный поток, перерабатываемый биотой при осуществлении ею функции регуляции окружающей среды, на 15 порядков превосходит предвидимые технические возможности цивилизации». Он убедительно показал также, что даже если бы человечество справилось со всеми научно-техническими проблемами и сконструировало соответствующую систему (по сути — техносферу в варианте, при котором она заменяет биосферу), то она потребовала бы 99% трудовых и энергетических затрат цивилизации. Но применительно к ГЭП главное — не эффективность подобной системы и ее конкурентоспособность по отношению к естественной биоте (разумеется, по человеческим критериям), а куда важнее, что на реализацию такой системы человечество заведомо не имеет времени: перспективы ее создания несравненно более туманны и отдаленны, чем угроза перерастания экологического кризиса в биосферную катастрофу.

2. Натуралисткая – возвращение антропосферы в ее законную нишу, т.е. в сокращении антропогенного воздействия на биосферу до уровня, при котором она возвратится в невозмущенное состояние и сможет устойчиво оставаться в нем, поскольку регулирующие способности биоты будут достаточны для его поддержания (этот предельный уровень называется хозяйственной емкостью биосферы). Выполнение данного условия и является критерием устойчивого развития. Естественно, переход к устойчивому развитию требует радикальных перемен в человеческой цивилизации, во всех сферах жизнедеятельности людей.

Направление развития цивилизации при переходе к устойчивому развитию должно, конечно, измениться: оно будет несовместимо со слепым антропоцентризмом, с «покорением природы», с неконтролируемыми демографическими процессами, с осуществлением хозяйственной политики, не выверенной строжайшим образом в экологическом аспекте.

Полностью разделяя мнение В.И. Данилов-Данильяна о необходимости размещения антропосферы (вместе с уже созданной, «второй природой» техносферой) в пределах хозяйственной емкостью биосферы, вернемся к исходному условию выбора: «если человек сумеет переломить инерцию стихийного, неконтролируемого роста экономики, населения, разрушения природы…».

Как организовать смену нынешнего типа взаимодействия цивилизации и биосферы и перейти к состоянию перелома инерции стихийного, неконтролируемого роста экономики, населения, разрушения природы?

Мы считаем, что В.И. Данилов-Данильян не учитывает еще один фактор разрушения Биосферы, это фактор «разрушения человека» и как следствия, «разрушительного характера», созданного им Общества, которое и должно переломить инерцию стихийного… разрушения природы.

(человечество на перепутье…)