Государство среди государств

Для Руссо, как и для Канта, гражданское состояние обеспечивает возможность нравственной жизни, хотя Руссо рассматривает это благоприятствование скорее как положительное, некоторым образом подобно Платону и Аристотелю. Но каковы же условия существования самих гражданских государств? Для достижения ответа Спиноза обращался к анализу, примененному им ранее к личностям в естественном состоянии, когда, по его мнению, конфликт происходил из-за несовершенного разума человека. Кант излишне много обращался к своему анализу первоначального конфликта между людьми, но его объяснение включало как природу конфликтующих группировок, так и их окружение. Ход мыслей Руссо и Канта сходен, но изложение Руссо последовательнее и полнее.

Теоретик общественного договора, будь он Спинозой, Гоббсом, Локком, Руссо или Кантом, уподобляет поведение государств поведению людей в естественном состоянии. Если определить естественное состояние как состояние, в котором действующие элементы, будь то люди или государства, сосуществуют, никому не подчинись, то это определение можно отнести как к государствам современного мира, так и к людям, живущим за пределами гражданского государства. Ясно, что государства не признают над собой некоего общего начала, но можно ли их определять как действующие элементы? Необходимо подробно остановиться на этом перед рассмотрением описываемого Руссо поведения государства среди государств.

Подобно Спинозе, Руссо время от времени использует аналогии с корпорацией и организмом. Первая из них отражается в утверждении, что правитель не может сделать ничего, чтo причинит вред существованию государства Конечная щель государства - "защита и благополучие своих граждан"[25]. Аналогия с организмом проявляется в том, что "отдельно взятую политическую единицу можно рассматривать как организованное живое тело, подобное человеческому". Как и у живого существа, "главная из его забот - это забота о самосохранении"[26]. Однако Руссо предупреждает, что аналогия здесь свободная, идентичность мотивации личности и общества - возможное совпадение, а не жесткая зависимость, как у Спинозы. И он весьма тщательно определяет, что имеет в виду, когда описывает государство в качестве единой целостности, обладающей волей и целью.

В этом отношении Руссо можно рассматривать как теоретика, различающего два случая: государства, какими мы их видим, и государства, какими им должно быть. В первом случае полное соответствие интересов государства и действий правителя недостижимо. Несомненно, это справедливо для большинства государств, ведь было бы странным, если бы правитель, осуществляя интересы страны, отодвигал в сторону собственные тщеславие и жадность. Аналогии с организмом и корпорацией имеют ограниченное применение даже по отношению к таким государствам, так как государство - это все-таки определенная целостность. Правитель, обладающий достаточной властью, всегда осуществляет свою волю, как если бы она была волей государства. Сходную параллель проводит Спиноза, утверждая, что во внешней политике государство нужно рассматривать как нечто, действующее от имени всех своих членов. Руссо добавляет к этому рассуждение, которое, дополненное и ограниченное последующей историей национализма, показывает, что государство может стать единством в более глубоком смысле, чем это может описать философия Спинозы. Руссо утверждает, что при определенных условиях государство реализует в своих решениях всеобщую волю, понимаемую как решимость государства делать то, что в целом является наилучшим для совокупности всех его членов. Единство государства достигается тогда, когда существуют необходимые для осуществления всеобщей воли условия.

Вряд ли из этой абстрактной формулировки можно вывести ответ на интересующий Руссо вопрос при каких же условиях государство достигнет желаемого единства? К счастью, формулировку достаточно легко конкретизировать. Необходимой основной для хорошего государства, говорит Руссо, является дух общества, или патриотизм. В первобытном племени групповая солидарность создавалась экономической взаимозависимостью и давлением извне. Руссо опасается, что из-за воздействия немалых сложностей XVIII века дух солидарности, присущий общественным или политическим группам древнего времени, уже утрачен. Он пишет: "Сегодня больше нет французов, немцев, испанцев, англичан... есть только европейцы". У всех одни и те же вкусы, чувства и нравы, потому что национальные институты не придают обществу четких отличительных особенностей[27]. Для патриотизма существует острая опасность затеряться в неразберихе страстей, порождаемых внутри- и межнациональными интересами. Как может развиться патриотизм среди огромного разнообразия интересов? Вот вопрос, интересующий Руссо. Он отвечает:

Если дети сообща воспитываются в духе равенства, если они впитывают законы государства и предписания всеобщей воли, если их учат уважать эти первостепенные вещи, если их окружают примеры и предметы, постоянно напоминающие о нежной матери, их питающей, о любви, которую мать им несет, о бесценных дарах, получаемых детьми от нее, и о том, что они ей должны, мы не можем сомневаться в том, что они научатся лелеять друг друга как братья, не желать ничего противного воле общества, заменять действиями людей и граждан тщетное и бесполезное бормотание софистов и стать в свое время защитниками и отцами страны, детьми которой они так долго были[28].

В таком государстве единство достигнуто и конфликт уничтожен, потому что, с отрицательной точки зрения, равенство подавляет развитие тех личных интересов, которые представляют угрозу единству государства; с положительной же точки зрения, внедрение общественного чувства придает гражданину дух преданности благосостоянию всего целого[29]. Воля государства - общая воля; нет проблемы разобщенности и конфликта.

Исследуя международную политику, удобно рассматривать государства как действующие единицы. В то же время кажется противоречащим здравому смыслу считать государство, являющееся всего лишь неодушевленной абстракцией, действующим лицом. Это важный пункт любой теории международных отношений, особенно третьего образа. Насколько применимы в целом к этой проблеме мысли Руссо?

Филолог Эрик Партридж прокомментировал широко распространенную тенденцию первобытных людей называть себя "люди" или "народ", подразумевая свое превосходст во и отличие от иных подобных групп[30]. Геродот обнаружил, что персы считали себя великим народом, который оказывал уважение другим народам в соответствии с их географической близостью[31]. Применение греками по отношению к самим себе той же идеи типично для эллинистической литературы, а евреи были уверены, что они избранный Богом народ. Чувство, выражаемое здесь, - это настроение групп или местный патриотизм. До XVIII века это чувство было ограничено или малой частью населения, распространенной на относительно большой территории, или же, напротив, большим процентным соотношением живущих на относительно малой площади. Пример первого - сопротивление Фракции вмешательству Папы Бонифация VIII в вопросы, которые король, знать и духовенство считали внутренними. Пример второго обнаруживается в гражданском чувстве греческих городов-государств и в некоторых средневековых городах.

Существование группового патриотизма не имеет особого значения для нашего анализа до той поры, пока он, как указывает С. Дж. Хейз, не смешивается с идеей национальности. Тогда мы получаем крайне важное явление современного национализма. Ганс Кон доказывает, что национализм невозможен без идеи национального суверенитета и что рост национализма связан с интеграцией масс в общую политическую форму[32]. Такая интеграция - идеал политического учения Руссо, но, подобно Платону, он считал ее возможной лишь в пределах ограниченной территории - в городе-государстве[33]. С развитием современной технологии, особенно средств транспорта и связи, для личности появилась возможность понимать свои интересы в связи с дополнительными общими интересами, даже без использования средств, которые Руссо считал необходимыми, на территориях значительно больших, чем Руссо когда-либо мог себе представить. Изменился масштаб деятельности, а не сама идея.

Идея национализма не подразумевает, что преданность нации - единственный возможный вид преданности. Последние сто лет убедительно продемонстрировали, что большинство людей лояльны государству намного более, чем какой-либо другой группе. Когда-то верность церкви заставляла людей жаждать пожертвовать свою жизнь в войне за ее интересы. В наше время подобные чувства люди испытывают по отношению к национальному государству. Современный национализм допускает исключения, но они редко приводят к отказу от основного требования - лояльности граждан своей нации.

Центростремительная сила национализма может сама объяснить, почему государство можно рассматривать как единство. Тем не менее нет необходимости выстраивать анализ целиком на этой точке зрения. Руссо уточняет, что его суждение применимо в любом из следующих двух случаев: (1) Если государство является единством, о котором можно говорить как об организме. Хотя Руссо и не предвидел подобного, это все же имело место во многих государствах, в других отношениях далеко отстоящих от его идеалов. (2) Если государство является единством только в том смысле, что некоторая сила заняла такое положение в государстве, что ее решения принимаются как воля государства.

Положение дел в любой современной стране можно описать следующим образом: государство определяет и представляет другим странам свою политику, как если бы она была, по выражению Руссо, всеобщей волей государства. Внутреннюю оппозицию терпят по двум соображениям: из-за ее неспособности навязать свое мнение государству; в силу того, что ее убеждения основаны на том же осознанном интересе и традиционной лояльности, из-за чего, в итоге, она считает наилучшим идти в ногу с решением нации и действовать по принятым стандартам. По стандартам Руссо, чем хуже государство, тем важнее первое соображение, причем в крайней форме единство государства достигается откровенным насилием верховной власти. С другой стороны, чем лучше или, как мы сейчас можем добавить, чем более национально государство, тем большее значение приобретает второе соображение, и в высшей точке развития согласие граждан с формулируемой правительством внешней политикой становится полным. В обоих случаях государство выступает по отношению к другим государствам как единое целое. Любое "государство", выпадающее из вышеперечисленных условий, не может более считаться единством при внешнеполитическом анализе, но, поскольку в этом случае оно прекратило бы свое существование в качестве государства, трудностей у нас не возникнет. Некоторые проблемы становятся проблемами внешней политики; некоторые проблемы внешней политики требуют единственного выбора, поддерживаемого государством как единым целым, иначе государство исчезнет, а с ним и проблема государства как целостности. Если у нас есть государство, то есть и внешняя политика, а во внешней политике государство должно в случае необходимости говорить единственным голосом.

Есть и еще одно соображение, вынуждающее нацию действовать в качестве единого целого более последовательно, чем предполагает предшествующий анализ. Попытки создания практически единодушной поддержки внешней политики чаще всего успешны в пору кризиса, особенно военного. Объединенный фронт укрепляется личными чувствами граждан и их убеждением в зависимости их собственной безопасности от безопасности государства. Государство укрепляет подобные настроения, наказывая изменников и награждая патриотов, обнаруживая при этом поддержку общества: в "Ахарнейцах" Аристофана хор оскорбляет Дикеополиса за защиту врагов Афин, нечто подобное отражено в военном опыте каждого общества.

Короче говоря, единство нации питается не только врожденными факторами, но и часто возникающим в международных отношениях противостоянием. Такой антагонизм становится важным не тогда, когда приводит к ненависти между людьми разных стран, а тогда, когда страна мобилизует ресурсы, интересы и чувства для военной политики. Заранее воспитанное чувство вражды может придать политике войны более впечатляющий вид и повысить ее шансы на успех. Но война ведется и тогда, когда солдат на линии фронта занимается и чем-то иным, кроме стрельбы по врагу. Люди участвуют в войне, потому что они члены государства. Это позиция Руссо, утверждающего, что "если война возможна только между такими "моральными существами" [государствами], из этого следует, что воюющие не вступают в конфликт с личными вратами". Одно государство воюет с другим государством. Цель войны - разрушить или изменить противостоящее государство, и если его "можно было бы разрушить одним ударом, война бы закончилась в этот же момент"[34].

Не нужно далеко ходить для подтверждения такой гипотезы. Во Второй мировой войне мы сражались против Германии потому, что в целом она подчинялась Гитлеру, а не из-за того, что большинство людей в США испытывали личную неприязнь к народу Германии. Тот факт, что мы противостояли не людям, а государствам, позволил им быстро перестроиться после войны, что проявляется сейчас в сотрудничестве Соединенных Штатов с лидерами и людьми стран, бывших недавно нашими смертельными врагами.

Теперь мы можем вернуться к теории международных отношений Руссо, уделяя особое внимание фактам, имеющим для него первостепенную важность, а именно - политическому окружению и свойствам государства. О роли международного окружения Руссо говорит следующее:

Правда заключается в том, что постоянное пребывание в состоянии мира для всех людей было бы благом. Но пока не обеспечена безопасность, любой человек, не имея гарантии того, что можно избежать войны, стремится начать ее в то время, которое соответствует его собственным интересам, и упредить таким образом соседа, который сам должен упредить нападение в удобный для себя момент. Таким образом, многие войны, даже наступательные, по природе своей скорее являются несправедливой предосторожностью в целях защиты собственных впадений нападающего, чем средством захвата чужих. Какими бы спасительными теоретически ни были требования общественного духа, ясно, что политически и даже морально эти требования могут оказаться фатальными для того, кто требует их соблюдения по отношению ко всему миру, когда никто не помышляет о том, чтобы соблюдать их по отношению к самому себе[35].

Структура, в границах которой действуют нации, делает предосторожность бесполезной, потому что бесполезно быть осторожным, "когда все предоставлено случайности"[36]. Характер действующих лиц делает ситуацию еще более безнадежной. Руссо говорит: "Вся жизнь королей посвящена исключительно двум целям: расширить свою власть за пределы границ и усилить ее еще больше в их пределах. Если есть какая-либо иная цель, она или подчинена одной из указанных, или является лишь предлогом для их достижения"[37]. Что до министров, "на которых короли перекладывают свои обязанности" там, где это возможно, то "война постоянно нужна им как средство быть необходимыми властителю, поскольку вводит того в трудности, которых он не может избежать без помощи министров, готовых при худшем обороте дела разрушить государство, лишь бы остаться на своем месте"[38]. Если в таком мире предосторожность тщетна, то здравый смысл просто опасен, так как "быть здравомыслящим в мире безумцев - само по себе безумие"[39].

Что же до отношений между государствами в том виде, в каком мы их понимаем, Руссо не сказал ничего такого, чего не было бы у Спинозы и Канта, хотя в большинстве случаев его формулировки более совершенны. Помогло бы установлению мира существование идеальных государств, удовлетворяющих императиву Канта или более широким критериям Руссо? На этот вопрос Кант ответил положительно, а Руссо - отрицательно. Воля государства, которая в идеале является общей для каждого гражданина - только частная воля, рассматриваемая по отношению к остальному миру. Подобно тому, как воля какой-либо общности или группы внутри государства, будучи правильна сама по себе, с точки зрения благосостояния государства может оказаться неверной, так и воля государства, считающего ее справедливой, может не показаться таковой остальному миру. Руссо говорит: "Нет ничего невозможного в том, что какаято республика, сама по себе хорошо управляемая, вступила в несправедливую войну"[40]. Для достижения общей воли всего мира придется преодолеть особенности отдельных государств (Руссо настаивает и на том, что в государстве должны быть преодолены особенности отдельных групп). Нация может провозгласить свои устремления законными с точки зрения всех государств, но, вопреки этим намерениям, каждая держава формулирует свои цели скорее особенным, чем общим образом[41]. Вот как раз пример того, что отсутствие власти над государствами, предупреждающей и улаживающей конфликты, неизбежно возникающие из-за различия в целях, ведет к неизбежной войне. Вывод Руссо, а заодно и основа его теории международных отношений точно, хотя и несколько абстрактно, выражены в следующем положении: то, что между отдельными странами происходят столкновения, не случайно, а закономерно[42]. А это, в свою очередь, просто иной способ сказать, что в анархии не обязательно присутствует гармония.

Существует два возможных способа решения проблемы анархии: (1) Навязать эффективный контроль независимым и несовершенным Государствам. (2) Вывести государства из сферы случайного, т. е. считать идеальное государство настолько совершенным, что в нем больше нет частностей.

Кант пытался прийти к компромиссу, считая государства достаточно совершенными для того, чтобы они добровольно согласились подчиняться принятому ими своду законов. Руссо расходится с Кантом в этом вопросе и подчеркивает специфическую природу любого, даже идеального государства, что делают тщетным предлагаемое Кантом решение[43]. Тем самым Руссо делает возможным создание теории международных отношений, в общих чертах объясняющей поведение всех государств, как хороших, так и плохих[44].

В примере с охотой на оленя воля ловца зайца с его собственной точки зрения разумна и предсказуема. С точки зрения остальных охотников, она произвольна и эгоистична. Так же и воля каждого отдельного государства, идеальная для него самого, может вызвать сильнейшее отторжение других держав[45]. Применение теории Руссо к международной политике, исходящее из предшествующего анализа, красноречиво и ясно изложено в его комментариях к Сен Пьеру. В коротком труде, озаглавленном "Состояние войны", Руссо пишет: "Страны Европы соприкасаются друг с другом в столь многих точках, что ни одно из них не может самоустраниться, не создавая ссор между остальными: расхождения между странами становятся все более беспощадными по мере того, как связи между ними становятся тесте". Страны "неизбежно приходят к ссорам и разногласиям при первых признаках возникающих перемен". На вопрос, почему государства "неизбежно" должны враждовать, Руссо отвечает: потому что их союз "основан на случайности и не поддерживается ничем другим". Нации Европы - добровольные общности, жестко противостоящие друг другу. Их законодательство не обладает ни достаточной силой, ни ясностью для того, чтобы им руководствоваться. Европейское публичное право не представляет собой ничего, кроме "массы противоречащих друг другу правил, которые может упорядочить только право сильного, поэтому, за неимением какого-либо верного ключа к руководству, разум вынужден в каждом сомнительном случае следовать эгоистическим побуждениям, что само по себе делает войну неизбежной, даже если бы все стороны желали руководствоваться справедливостью". В этих условиях нелепо ожидать самопроизвольного установления гармонии интересов и автоматичес- кого согласия с принятием прав и обязанностей. В действительности существует "союз наций Европы", но "несовершенство этой ассоциации делает состояние ее членов еще хуже, чем если бы они совсем не образовывали бы общности"[46].

Мысль ясна. Для индивидов самым кровавым периодом истории было время, непосредственно предшествовавшее формированию общества, когда они уже утратили добродетели дикарей, но не приобрели достоинств граждан. Последняя стадия естественного состояния - обязательно состояние войны. Именно в этой стадии пребывают нации Европы[47].

А в чем тогда причина: произвольные действия государств или система, в которой они существуют? Руссо настаивает на втором:

Каждый может видеть, что любую форму общества объединяет общность интересов, а разобщает их конфликт; изменить эту тенденцию можно с помощью тысячи катастроф; что как только появляется общество, должна появиться некая принудительная сила, координирующая действия его членов и придающая их общим интересам и взаимным обязательствам ту устойчивость и последовательность, которую они сами собой никогда бы не приобрели[48].

Подчеркивать важность политической структуры и говорить, что действия, порождающие конфликт и приводящие к применению силы, не имеют значения - разные вещи.

Непосредственными причинами войны являются именно специфические действия[49],а общая структура допускает юс существование и дает выход своим несчастьям. Ликвидация всякого эгоизма, порочности и тупости наций позволила бы установить вечный мир, но попытка немедленно устранить непосредственные причины войны, не меняя структуру "союза Европы", утопична.

Какое же нужно изменение структуры? Руссо с негодованием отвергает идею Канта о добровольной федерации, поддерживающей мир между государствами. Вместо этого он говорит, что лекарство против войны между государствами "должно обнаружиться только в такой форме федерального Правительства, которое объединит нации связями, подобными тем, которые уже соединяют их отдельных граждан, и поставит и то и другое под власть Закона"[50]. Кант делал сходные утверждения только для того, чтобы гипотетически продемонстрировать свою мысль, до того, как он пришел к осознанию возможности такой федерации. Руссо не изменяет принципу, как видно из следующей цитаты, каждое слово которой противоречит кантовскому замыслу:

федерация [термин, который заменит выражение "свободная и добровольная ассоциация, ныне объединяющая Государства Европы"] должна охватить своим членством все основные Державы: она должна иметь Законодательный Орган, имеющий власть принудить всех своих членов к исполнению законов и правил; она должна обладать исполнительной силой, способной или заставить каждую страну подчиниться в обязательном порядке общим решениям, или запретить какие-то действия; наконец, она должна быть достаточно сильной и устойчивой, чтобы ни один из ее членов не мог выйти из нее по собственной воле в тот момент, когда его собственные интересы сталкиваются с интересами всех остальных[51].

Легко обнаружить несоответствие в предлагаемом Руссо решении. Самое уязвимое заключено в вопросах: Каким образом федерация сможет навязать свои законы государствам, чтобы они поняли, что против них не развязывается война и как может быть, что сила всегда будет на стороне федерации? Отвечая на это, Руссо утверждает, что европейские государства находятся в состоянии достаточного равновесия и не дадут ни одному из них или их союзов доминировать над другими. По этой причине необходимый уровень силы всегда останется у самой федерации. В "Федералистских затеках" содержится наилучший критический анализ слабости, присущей федерации государств, которой приходится навязывать законы своим членам. Аргументация убедительна, но за пределами нашего анализа. Нереалистичность решения, предлагаемого Руссо, отнюдь не умаляет достоинств его теоретического анализа войны как следствия международной анархии.

 

1) Оригинал: Kenneth N. Waltz. Мал, the State and War: A Theoretical Analysis. New York: Columbia University Press, 1959. P. 159-186. (Перевод Д. А. Жабина.) 2) Кобден, особенно его Speeches an Peace, Financial Reform, Colonial Reform, and Other Subjects Delivered during 1849, p. 135.

3) Несмотря на то, что для Спинозы единство государства всецело зависит от способности верховной власти принудить к исполнению своей воли, он использует аналогии с организмом и корпорацией при объяснении поведения стран. О первой см. Political Treatise, ch. li, sec. 3: ch. iii, sec. 14, и Theologш co-Poд itical Treatise, ch. xvi (I, 208).

4) Spinoza, Political Treatise, ch. iii, sec. 11

5) Более подробно о человеке и нравственности см. "Fundamental Principles of the Metaphysk of Morals" seсs. 2 и З, в Kant's Critique of Practical Reason and Other Works on the Theory of Ethics, tr. Abbott. О естественном и гражданском состоянии: The Pfulosophy of Law, tr. Hastie, secs. 8, 9, 41, 42, 44. О воздействии состояния всеобщего мира на мораль см. "The Natural Principle of the Political Order Considered in Connection with the Idea of a Universal Cosmopolitical History". Eighth Proposition in Eternal Peace and Other International Essays, tr. Hastie: Характеристику объединения государств см. в "The Principle of Progress Considered in Connection with the Relation of Theory to Practice in International Law", ibid., pp. 62-65; "Eternal Peace". First and Second Definitive Articles; ibid.; и в The Philosophy of Law, tr. Hastie, sec. 61

6) Каждая республика - форма государства, которую Кант относит к хорошей - "неспособна повредить кому-либо насилием, и должка удерживать себя по праву исключительности: и она может надеяться с высокой степенью уверенности, что остальные существующие законные режимы, подобные ей, хотят прийти к тому же, разделяя в случае необходимости ее цели" ("The Principle of Progress Considered in Connection with the Relation of Theory to Practice in International Law", in Eternal Peace and Other Internathnal Essaya, tr. Hastie, p. 64). Кант вынужден предположить, что республики будут в своих действиях руководствоваться категорическим императивом.

7) Эта интерпретация, поддержанная выводом кантовской политической мысли в контексте его моральной философии, входит в противоречие с тем, что обнаружил Фридрич в своей книге о Канте Inevitable Peace.

8) Montesquieu, The Spirit of the Laws, tr. Nugent, Book I, ch. ti. Cf. Rousseau, Inequality, pp. 197, 221-23. Страницы даны по The Social Contract and Discourses, tr. Cole, содержащей The Social Contract, A Discourse on the Arts and Sciences, A Discourse on the Origin of Inequality, и A Discourse on Political Economy.

9) Montesquieu, The Spirit of the Laws, tr. Nugent, Book I, ch. iii; Rousseau, Inequality, pp. 227-233.

10) Rousseau, Inequality, pp. 189-91

11) Les Confessions, Book IX, в Oeuvres competes de J. J. Rousseau, Vtli, 289: "Aucun peupfe ne serait jamais que ce que la nature de son gouvernement fe ferait etre" (франц.: Ни один народ никогда не мог бы быть лишь отражением природы своего правительства. - Ред.)

12) Inequality, p. 190.

13) Montesquieu, The Spirit of the Laws, tr. Nugent, Book I, ch. Iii

14) Подробнее см. I nequality, pp. 234 ff.

15) См. например Social Contract, pp. 4, 7 (Book I, chs. I, iv).

16) В Inequality, pp. 190-91, он ссылается на общественное состояние как на "состояние, которое вряд ли существовало долго, возможно, и никогда не существовало и, вероятно, никогда не будет существовать; и тем не менее об этом необходимо иметь правильные представления". Cf. Ibid., p. 198

17) lbxL,, p. 238.

18) Social Contract, p. 34 (Book II, ch. I, vi); Political Economy, p. 296.

19) Доказательство в Spinoza, Ethics, Part IV, prop. xxxv.

20) Social Contract, pp. 135-36 (Book IV, ch. vin).

21) Lasting Peace, tr. Vaughan, p. 72. Руссо считает, что люди несправедливы, скупы и ставят личные интересы превыше всего. Это поднимает вопрос отношения между первым и вторым образом, который будет подробно исследован в восьмой главе.

22) Socia/ Contract, pp. 18-19 (Book I, ch. viti); p. 34 (Book II, ch. vi).

23) Inequality, pp. 212, 249-52. Особенно интересно диалектическое развитие, при котором каждый шаг к гражданскому состоянию провоцирует трудности и даже опасности.

24) Social Contract, pp. 18-19 (Book I, ch/viii).

25) Ibid., рр. 16-17 (Book I, ch. vii); p. 83 (Book III, en. ix).

26) Political Economy, p. 289; Social Contract, p. 28 (Book II, ch..iv). Cf. Montesquieu, Thе Spirit of the Laws, tr. Nugent, Book X, ch. ii: "Жизнь правительств подобна жизни человека. Последний пользуется правом убивать в случае необходимой обороны, первые, защищая себя, обладают правом вести войну".

27) considerations sur le Gouvefnement de Potogne, in Vaughan, ed., The Political Writings of Jean Jacques Rousseau, ii, 432. Помещенное ниже взято из работ Projet de Constitution pour fa Corse, и отрывки из Emile.

28) Political Economy, p. 309.

29) О важности равноправии см. Considerations sur /e Gouvernement de Potogne_t особенно ii, 436, 456; Projet de Constitution pour to Corse, ii, 337-38, и Political Economy, p. 306. О важности воспитания патриотизма см. Considerations sur le Gowernement de Pofogne, особенно ii, 437.

30) Partridge, "We Are The Реорlе", в Here, There, and Everywhere, pp. 16-20. Cf. "War", в Sumner, War and Other Essays, ed. Keller, p. 12: "Возможно, девяносто процентов всех имен, которыми называли себя первобытные племена, означает "Люди", "Единственные люди" или "Люди из людей", что означает: мы - люди, а остальные - что-то другое".

31) The History of Herodotus, tr. Rawlinson, I, 71.

32) Hayes, Essays on Nationalism, p. 29; Kohn, The Idea of Nationalism, pp. 3-4.

33) Сравните с советом, который он дает в Considerations sur le Gouvernement de Po/ogne, II, 442: "Commencez par resserrer vos limites, si vous voirfez reformer votre Gouvernement". (франц.: Если вы хотите реформировать свое правительство, начните с закрытия границ. - Ред.

34) A Lasting Peace, tr. Vaughan, p. 123; сравните с Social Contract, pp. 9-10 (Book I, ch. iv); и Montesquieu, The Spirit of the Laws, tr. Nugent, Book X, ch. iii.

35) A Lasting Peace, tr. Vaughan, pp. 78-79; сравните с Montesquieu, The Spirit of the Laws, tr. Mugent, Book X, ch. ii.

36) A Lasting Peace, tr. Vaughan, p. 88.

37) Ibid., p. 95.

38) Ibid., р. 100.

39) Ibid., р. 91.

40) Political Economy, pp. 290-91.

41) На тему локальных изменений в стандартах поведения, которые не зависят от их осознания и объективно существуют, в La Nouvef /e Heloise, Part II, Lettre xiv, in Oeuvres competes de J. J. Rousseau, IV, 160...

42) Гегелевская формулировка такой параллели: "В естественной случайности, приводящей к катастрофе, имеется предопределенность, вследствие которой они случаются, а следовательно, есть необходимость в том, что несчастья происходят". Philosophy of Right, tr. Knox, sec. 324.

43) Кант с большей охотой допускает значение этой критики, чем осуществление данного положения в реальности. Об этом см. выше.

44) Это, конечно, не говорит о том, что в поведении государств нет отличий, следующих из разных государственного устройства и географического положения. В связи с этим возникает вопрос о взаимосвязи третьего и второго образа, что будет рассматриваться в восьмой главе.

45) Poitical Economy, pp. 290-91.

46) A Lasting Peace, tr. Vaughan, pp. 46-48, 58-59. Сравните с Inequality, pp. 252-53, и Епйе, Н, Т57-58.

47) A Lasting Peace, tr. Vaughan, pp. 38, 46-47. Ha c. 121 Руссо характеризует отличие между "состоянием войны", постоянно присутствующим среди государств, и тем свойством войны, которое заставляет провозглашать своим твердым намерением уничтожение враждебного государства.

48) Ibid., р. 91.

49) В Ibid., р. 69, Руссо представляет исчерпывающий список подобных случаев. Сравните: Sochi Contract, p. 46 (Book II, ch. ix): "Были известны такие государства, чьи установления и внутреннее устройство требовали обязательной внешней экспансии, которую они постоянно проводили". Сравните также Political Economy, p. 318; Montesquieu, The Spirit of the Laws, tr. Nugent, Book IX. ch. ii.

50) A Lasting Peace, tr. Vaughan, pp, 38-39.

51) Ibid., pp. 59-60.

 

1. Біхевіоризм (модернізм) та математичне моделювання міжнародних відносин: праці Д. Сінгера та його послідовників

 

Прихильники другого підходу – “модерністського” – намагалися сформулювати більш широкі та різнобічні уявлення про сутність міжнародних відносин. Але на практиці вони часто ігнорували загальні соціальні закономірності й обмежували дослідження міжнародних відносин пошуками шляхів оперативного втручання в їх розвиток. Найчастіше “модерністи” розглядали тільки окремі компоненти міжнародного життя, наприклад процес прийняття зовнішньополітичних рішень, їх оптимізації та втілення у життя. Тому наука про міжнародні відносини фактично зводилася до визначення поведінки окремих суб’єктів цих відносин, найчастіше до вивчення політики окремих держав, хоча й не завжди. Так, представник школи біхевіоризму Д.Сінгер запропонував вивчати поведінку всіх можливих учасників міжнародних відносин – від індивідів до глобальної спільноти – зовсім не турбуючись про встановлення пріоритету відносно їх ролі на світовій арені. В цілому міжнародні відносини розглядалися “модерністами” насамперед як звичайна сукупність зовнішніх політик окремих держав, що робило можливим виявлення оптимальних засобів досягнення окремих національних інтересів, але недооцінювало небезпеку їхнього зіткнення.

 

1. Системний підхід у ліберальних теоріях: Д. Розенау

 

Д. Розенау предложил в 1971 г. следующую схему, включающую шесть уровней анализа: 1) индивиды-”творцы” политики и их характеристики; 2) занимаемые ими посты и выполняемые роли; 3) структура правительства, в котором они действуют; 4) общество, в котором они живут и которым управляют; 5) система отношений между национальным государством и другими участниками международных отношении; 6) мировая система12. Характеризуя системный подход, представленный различными уровнями анализа, Б. Рассетт и Х. Старр подчеркивают, что выбор того или иного уровня определяется наличием данных и теоретическим подходом, но отнюдь не капризом исследователя. Поэтому в каждом случае применения данного метода необходимо найти и определить несколько разных уровней. При этом объяснения на разных уровнях не обязательно должны исключать друг друга, они могут быть взаимодополняющими, углубляя тем самым наше понимание.