На тяньцзиньском участке фронта

15 января 1926 г. начальник группы Г. Б. Скалов предложил мне выехать советником к командиру 7-й пехотной дивизии 2-й Национальной армия Дэн Бао-шаню, войска которого к этому времени переместились в район Тяньцзиня. Мне тогда казалась нецелесообразной переброска этой дивизии на 500 км к северу от провинции Хэнань, в район, контролируемый 1-й Национальной армией. Ведь 2-я Национальная армия в Хэнани тоже находилась под угрозой двойного удара: с востока надвигались шаньдунский дубань Чжан Цзун-чан и войска Сунь Чуань-фана и с юга — У Пэй-фу. К тому же шаньсийский дубань Янь Си-шань занимал в отношении Национальных армий, в том числе и располагавшихся в провинции Хэнань, враждебную позицию.

Как выяснилось, переброска 7-й пехотной дивизии Дэн Бао-шаня, а также 3-й Национальной армии Сунь Юэ диктовалась общим стратегическим положением Национальных армий — необходимостью усилить 1-ю Национальную армию в районе Тяньцзиня после восстания Го Сун-лина. Тяньцзинь — единственный морской порт, которым временно распоряжались Национальные армии. Он обеспечивал получение оружия и боеприпасов морским путем. Передоверять доставку оружия, предназначенного для 2-й Национальной армии (в частности, для дивизии Дэн Бао-шаня), другой армии не было никакого резона при той взаимной грызне, которая не прекращалась между китайскими генералами. [82]

Кроме того, мотивом для передвижения войск 3-й и 2-й Национальных армий на север послужила договоренность Сунь Юэ — с Фэн Юй-сяном о будущем назначении Сунь Юэ дубанем провинции Чжили, а Дэн Бао-шаня — его заместителем. В этом, пожалуй, заключалась основная причина, побудившая генералов этих армий взаимодействовать с 1-й Национальной армией.

По пути в Тяньцзинь я задержался в Пекине. Здесь я встретился с советниками при 1-й Национальной армии и выяснил некоторые подробности Тяньцзиньской операции. Действия Национальных армий против Ли Цзин-линя не привели к успеху, так как эти армии действовали разрозненно, без плана и твердого руководства. Вследствие нерешительности командующего войсками 1-й Национальной армии Чжан Чжи-цзяна его войска воевали отдельными отрядами, без взаимосвязи, без разведки и охранения. Войска Ли Цзин-линя действовали очень активно — непрерывно вели контратаки и захватывали в плен целые роты, а также орудия и пулеметы. Так же разрозненно и несогласованно сражались 1-я и 3-я Национальные армии и за Мачан. Им удалось овладеть городом лишь 13 декабря 1925 г., понеся крупные потери. Бои под Тяньцзинем показали, что войска мукденской группировки гораздо лучше подготовлены, чем войска Национальных армий, особенно 2-й и 3-й.

В это время в Пекин прибыл новый военный атташе, известный полководец Красной Армии времен гражданской войны Александр Ильич Егоров. Как опытный военачальник, он быстро разобрался в военной обстановке и в причинах неудач, постигших Национальные армии. В своей директиве советникам по проведению операции А. И. Егоров указывал, что успех зависит от руководства частями, твердой и неуклонной решимости победить врага. Он призывал к стремительному и неудержимому штурму врага. Однако Александр Ильич еще не до конца ознакомился со спецификой взаимоотношений китайских генералов.

При встрече А. И. Егорова с Фэн Юй-сяном, состоявшейся 15 декабря, выяснилось, что Национальные армии не имели заблаговременно разработанного плана операции. Во всяком случае, расчеты командования оказались неудовлетворительными: более 50% армии Фэн Юй-сяна было зарезервировано в глубоком тылу (в Калгане — две пехотные дивизии, в Суйюани и Ганьсу — одна пехотная дивизия). Фэн признал, что силы своего противника Ли Цзинь-линя он недооценил и поэтому теперь приходится осуществлять перегруппировку войск. На вопрос о дальнейшем плане действий Фэн ответил, что он не продумал его конкретно, но что главный удар должны нанести войска, посланные для поддержки Чжан Чжи-цзяна. Нам было очень трудно понять, почему Фэн Юй-сян [83] поручил руководство главными силами 1-й Национальной армии столь бездарному генералу, как Чжан Чжи-цзян.

С началом операции советников, по существу, совсем отстранили от работы в войсках. Там же, где они все еще оставались, их не информировали о происходящих событиях и не знакомили со своими планами.

На вопрос Александра Ильича о координации действий со 2-й и 3-й Национальными армиями Фэн отметил их полную автономность и свое бессилие отрегулировать их взаимосвязь. Свою беседу Егоров закончил мудрым советом поддержать Го Сун-лина кавалерией. Фэн отверг это предложение и безапелляционно заявил, что Го Сун-лин справится собственными силами. Беседа нашего военного атташе с Фэн Юй-сяном подтверждает ходкий военный афоризм: армии, разбитые на поле сражений, носили зачатки своего поражения задолго до начала военных действий. В следующей своей директиве Егоров, учитывая китайскую специфику командования войсками, требовал от нас быть советниками, свои соображения представлять в форме совета. Он рекомендовал не отвергать огулом планы китайцев, а вносить в них коррективы, которые делали бы их целесообразными, целеустремленными и соответствующими обстановке.

30 января мы с переводчиком Чжао, приехав в Тянь-цзинь, остановились в хорошо оборудованной гостинице европейского типа «Империал».

Устроившись в гостинице, мы направились на поиски генерала Дэн Бао-шаня. Найти его оказалось довольно сложным делом. Дэн Бао-шань слыл одним из наиболее последовательных гоминьдановцев, убежденным и искренним антиимпериалистом. На вид ему было лет за сорок. Среднего роста, худощавый, с низким голосом, он всегда носил гражданское платье. К сожалению, Дэн Бао-шань был опиекурильщиком, [84] и пергаментного цвета лицо выдавало это пристрастие. Я представился ему и в кратце ознакомил с некоторыми своими биографическими данными.

Затем я счел необходимым заметить, что в военном деле нет таких правил и методов, которые годились бы на все случаи. Все зависит от обстановки, в которой ведутся военные действия. Я могу дать полезные рекомендации только в том случае, если буду знать расположение войск, оснащение боевой техникой, сведения о противнике и т. д. Дэн Бао-шань со всем соглашался, заверяя, что сделает все, чтобы ознакомить меня с его участком фронта. По его односложным и сдержанным ответам я понял, что он, по-видимому, не пришел в себя после очередного опиумного транса. Договорились увидеться через два дня.

В Тяньцзине я встретил наших советников В. М. Примакова и В. Н. Львова. Примаков занимался получением и транспортировкой вооружения для Национальной армии. Трудность этой операции состояла в том, что приходилось часть вооружения перевозить на джонках, поскольку суда, нагруженные оружием, из-за низкой осадки не могли пройти через бар в устье р. Хайхэ.

Из разговоров с ними я узнал, что Фэн собирается в СССР, где он хотел бы поучиться, а затем вернуться на родину и продолжить деятельность по спасению государства. Удивительно «удачное» время выбрал он для путешествия: восстание Го Сун-лина провалилось по вине Фэна, большая часть госунлиновских частей перешла к Чжан Цзо-линю. Ли Цзин-линь начал наступление на Тяньцзинь, а У Пэй-фу угрожал 2-й Национальной армии в Хэнани. Свой отъезд в СССР Фэн Юй-сян мотивировал слабостью Национальных армий, которые не в состоянии спасти государство. Он говорил: «Нет достаточного количества оружия, нет снарядов, патронов, аэропланов. Имеющееся оружие негодно к употреблению. Войска плохо обучены. Между Национальными армиями плохие взаимоотношения. Войска 2-й и 3-й Национальных армий недисциплинированны, приказов его как главкома не выполняют, народ грабят. Хэнаньский генерал Фан Ши-минь, вместо того чтобы выступить против Шаньдуна, повел самостоятельное наступление на Шаньси. Армия без дисциплины не может спасти народ, государство. Надо завоевать сердце народа, обучить войска, приобрести военное имущество и снаряжение, тогда можно бороться решительно, а сейчас нельзя».

Даже отрывки из беседы В. М. Примакова с Фэн Юй-сяном, переданные мне в Тяньцзине, показывают, насколько противоречив и непоследователен был он в своей деятельности.

Фэн Юй-сян получил «даром» лучшую половину армии [85] мукденской группировки — семь пехотных дивизий Го Сун-лина (хорошо вооруженные и обученные, с артиллерией и другой боевой техникой). К сожалению, он не последовал правильному совету А. И. Егорова подкрепить их кавалерией и в конце концов потерял армию, бросив части 2-й и 3-й Национальных армий для наступления на Тяньцзинь. По его же просьбе ему была выделена очень сильная группа советских военных советников, но их не допустили к работе. Теперь, в самый ответственный момент военных операций, он малодушно заявляет о намерении покинуть верховное руководство Национальными армиями и отправиться путешествовать и учиться. Он не мог не знать, что это решение чревато катастрофой для существования Национальных армий.

По совету Львова я решил воспользоваться вынужденной передышкой и заказать у местного портного новый костюм.

Тяньцзинь — большой город. Иностранные концессии придают ему облик европейского благоустроенного города, опрятного, со множеством магазинов, ресторанов и баров. В городе были две мастерские, в которых работали портные Казачков и Мирандо (оба русские, давно жившие в Тяньцзине), имевшие диплом Парижской академии портновского искусства. Их дипломы на французском языке были вывешены в витринах магазина в рамках под стеклом.

Мне запомнилось, как снимали мерку. На клиента надевали каркас — жилет, составленный из сантиметровых мерок. Их подгоняли так, чтобы получить точную копию фигуры клиента со всеми его индивидуальными особенностями. Результаты измерений записывали и делали выкройки из материала. Я спросил портного: «Когда приехать на примерку?» Он даже обиделся: «Сразу видно, что вы не тяньцзинец, мы шьем без примерки. Приходите через два дня и получите готовый костюм». Действительно, через два дня мне выдали готовый, отлично сшитый костюм. Я надел костюм и убедился, что он сидит идеально. У Львова, как выразился хозяин мастерской, была «трудная спина», но костюм тоже был сшит точно по фигуре. Впоследствии в Вене мне приходилось шить гражданское платье в лучших портновских мастерских Австрии, но нигде не шили костюмы так быстро и без примерки, как в Тяньцзине у Казачкова.

В условленное время я пришел к генералу Дэн Бао-шаню, чтобы договориться о совместной работе и получить необходимую информацию. Но Дэн Бао-шань, как и большинство китайских генералов, вместо разговора на военную тему сел на любимого своего конька, стал говорить о своей революционности и о том, как он печется о благе народа. Наконец, под предлогом появления какого-то конфиденциального посетителя, он попросил меня отложить разговор на завтра. Но и следующая наша беседа не состоялась. [86]

Каждый раз (2, 3, 4 февраля), когда по договоренности с Дэн Бао-шанем переводчик Чжао заходил к нему на квартиру выяснить, дома ли генерал, его секретарь отвечал, что хозяин спит или уехал куда-нибудь. Позже, окольными путями, Чжао узнал, что Дэн Бао-шань был дома, но не велел никого принимать. Я подумал: есть ли смысл настойчиво навязываться в советники к генералам, которые по сути дела такие же милитаристы, как и их противники? Раз они не хотят или не могут по тем или иным мотивам вводить нас в курс событий и информировать нас о состоянии своих войск, стало быть, мы лишены возможности давать им полезные рекомендации.

Я пытался разобраться в этом и обращался к советникам при 1-й Национальной армии. Но и они были не в лучшем, положении. Ни Фэн Юй-сян, ни тем более Чжан-дутун не хотели допускать советников к ведению военных операций. Мне вспомнился разговор Г. Б. Скалова с бывшим начальником Хэнаньской школы левым гоминьдановцем Бо Ли-вэем, состоявшийся 10 декабря 1925 г. Бо Ли-вэй тогда сказал, что при господствующем настроении умов среди хэнаньских генералов он не видел реальных перспектив для работы советских советников во 2-й Национальной армии.

В Тяньцзине мне приходилось часто встречаться и беседовать о наших взаимоотношениях с китайскими генералами и об условиях работы в войсках с советником при 3-й Национальной армии Владимиром Николаевичем Львовым. Эта армия считалась «гоминьдановской», так как большинство ее высших начальников и сам командующий генерал Сунь Юэ были гоминьдановцами. Эта армия состояла из одной пехотной дивизии, пяти смешанных, двух резервных, одной охранной, одной особого назначения и одной кавалерийской бригады общей численностью около 25 тыс. человек.

В. Н. Львов — хорошо подготовленный, вдумчивый боевой командир Красной Армии. Он окончил Военную академию РККА на год раньше меня. Его информация об условиях работы в гоминьдановской армии представляла большой интерес. В конце января Владимир Николаевич, получив назначение советником в эту армию, прибыл к генералу Сунь Юэ. Генерал заявил ему, что сомневается в возможности использования советников: «В штабе армии на оперативной работе вас использовать нельзя, так как вы не знаете китайского языка; военных школ у меня нет, и открывать их теперь не время; в войсках я не могу вас использовать, так как меня, дубаня провинции Чжили, могут заподозрить в сочувствии красным. Не лучше ли вам отправиться в Пекин?» Некоторое время он не принимал Львова, и переговоры велись через его советника по политической части Ван Фа-циня, члена ЦИК гоминьдана. Это был энергичный, умный [87] человек, относившийся к нам благожелательно, он оказывал большое влияние на дубаня.

В начале февраля 1926 г., в связи с ожидавшимся прибытием из СССР оружия, отношение к нам заметно улучшилось. 23 февраля советский консул в Тяньцзине устроил в честь дубаня Сунь Юэ банкет. Дубань отказался от приглашения и в частной беседе с В. Н. Львовым мотивировал это тем, что не следует давать повода врагам говорить о нашей близости. «Мы друзья по идее, — говорил Сунь Юз, — проявлять это внешне теперь не время. Когда победим врагов, в Пекине устроим грандиозный банкет в знак нашей дружбы».

Владимир Николаевич характеризовал Сунь Юэ как неплохого человека, но больного, слабохарактерного и завзятого опиекурильщика. В одной из бесед с Львовым он упомянул о своем выступления на банкете, устроенном в честь У Пэй-фу и Цао Куня. Тогда он говорил, что «государства и государственные деятели, которые живут грабежом, рано или поздно погибнут». Но на его слова никто не обратил внимания.

Насколько эфемерной была связь 3-й армии с другими Национальными армиями, видно из следующей конфиденциальной беседы Львова с Сунь Юэ. Дубань доверительно, шепотом, сообщил: «На юге ожидается война, и нет возможности мирным путем ее уладить. Один нейтральный генерал (?) пытался установить соглашение с Чжан Цзун-чаном». Хотя Сунь Юэ и уверял, что этот генерал не его агент и что он действует по собственной инициативе, дальнейший ход событий — отход 3-й Национальной армии с занимаемых позиций — показал, что эти переговоры велись не без его участия.

К этому времени военно-политическая обстановка резко изменилась не в пользу Национальных армий. При посредничестве Англии и Японии состоялось соглашение между лидерами мукденской и чжилийской группировок о совместных действиях против Национальных армий. В феврале 1926 г. обе милитаристские группировки стали проявлять активность. Мукденские войска привели себя в порядок после потрясений, вызванных восстанием Го Сун-лина, и начали наступление совместно с армией Ли Цзин-линя на Тяньцзинь. Японские миноносцы огнем своих орудий поддержали эти операции на побережье Бохайского залива. Дэн Бао-шань еще до начала наступления Ли Цзин-линя отбыл по приказу Юэ Вэй-цзюня в Хэнань.

Над провинцией Хэнань ко времени моего прибытия в Кайфын нависла угроза одновременного удара: с востока — войск Чжан Цзун-чана и Сунь Чуань-фана, а с юга — У Пэй-фу вдоль Пекин-Ханькоуской железной дороги на Чжэнчжоу.

Атмосфера настолько накалилась, что дубань Юэ Вэй-цзюнь [88] сам обратился с просьбой к Г. Б. Скалову выслать советников в восточную и южную группу 2-й Национальной, армии. Однако и здесь он остался верен себе, не дал никакой оперативно-стратегической ориентировки: не указал, какой фронт он считает главным, какими резервами он располагает и где они находятся; кто возглавляет южную группировку и каковы ее силы и средства, каково взаимодействие с 1-й Национальной армией и т. п. Без этих данных нам трудно было разобраться на месте и давать рекомендации соответствующим начальникам групп. Наша роль снова низводилась к решению узкотактических вопросов. В восточную группу Г. Б. Скалов направил советником Акимова, переводчиком при нем был назначен И. М. Ошанин. Этой группой, располагавшейся в районе ст. Ланфан, к востоку от Кайфына, командовал командир 3-й дивизии генерал Тянь Вэй-цзин.

В южную группу Скалов решил ехать сам и предложил мне сопровождать его. Переводчиками у нас были Э. М. Мазурин и Чжао. Мне пришлось бросить начатую работу по армированию бронепоездов. Южная группа сосредоточивалась в районе ст. Чжумадянь. Кто эту группу возглавлял и каков был ее состав — нам предстояло выяснить на месте.