Характер российского политического режима

Российский режим, в сравнительной перспективе, имеет ряд устойчивых характеристик, которые определяют динамику его развития.

Прежде всего, он сохраняет имперский характер, как и большинство его конкурентов на международной арене. Под государством нео-имперского типа здесь понимается такое, которое включает три компонента – это обязательно большое государство; оно состоит из многих наций, различных в культурном, религиозном и этнографическом отношении; его единство поддерживается преимущественно силой (не будем входить здесь в обсуждение различия методов «мягкой» и «жесткой» силы в силу спорности самой этой концепции). Для поддержания стабильности и гомогенности всей этой конструкции власть должна поддерживать соответствующий баланс мировых сил, рискуя столкнуться с дилеммой «имперского перегрева» (как это произошло с Советским Союзом, распад которого пришелся на достижение им пика военного могущества).

Далее, политическая и правовая система данного режима определяется как ограниченный плюрализм с тенденцией к возрастанию авторитарных методов управления. Понятие авторитаризма крайне размыто – это категория государств с очень различными режимами (от почти тоталитарных до почти демократических) и она не учитывает вектора их развития. Поэтому простое противопоставление «демократических» и «авторитарных» режимов мало что проясняет в специфике российского варианта. В российской ситуации авторитарный вектор развития в постсоветский период стал преобладающим не столько в силу принятой конституционной формы правления (допускавшей, в силу смешанного характера, различные варианты интерпретации), сколько в силу ряда объективных причин: общей апатии населения, руководствующегося преимущественно стереотипами советского периода; страха новой дестабилизации (вполне объяснимого после двукратного распада страны за одно столетие), нерешенности проблемы федерализма, в целом оставшегося достаточно искусственной конструкцией, балансирующей между сецессией регионов и императивом централизации, а также историческими инстинктами самой власти, предпочитающей в большей мере опираться на силу и контроль, нежели правовые рычаги управления; наконец, тем обстоятельством, что новые институты административной и судебной власти не имели действенных рычагов реализации своих функций в правовом поле. Авторитарный вектор развития, таким образом, если и был навязан властью обществу, то в целом был принят последним в виде социального контракта – стабильность в обмен на ограничение плюрализма.

Условия этого «контракта», фактически (суммируя результаты социологических исследований), не оспаривались основной массой населения, за исключением той продвинутой части гражданского общества – формирующейся «общественности», — которая связывала свое будущее с европеизацией и либрализацией политической системы (напр., в 2011-12 гг.). Но и этот слой, как показала постсоветская эволюция, оказался не готов сформировать устойчивую конструктивную оппозицию, способную полноценно артикулировать альтернативную политическую повестку и противостоять росту авторитарных тенденций. Следует подчеркнуть, что развитие авторитарных тенденций шло очень плавно и было растянуто на десятилетия, опиралось на корректировку правовой системы и дозированные репрессии, с постоянным тестированием восприятия данных мер разными группами общества. Более приемлемым является, поэтому, понятие «гибридного режима»: оно означает комбинирование демократических и авторитарных признаков и допускает их разное соотношение. Это и имело место в постсоветской России, начиная с 1993 г., где за тридцать лет сменилось до пяти различных режимов (или существенных модификаций одного режима), которые, при общей преемственности, демонстрируют разное сочетание элементов плюрализма и контроля, балансируя на грани «мнимого конституционализма» или переходя эту грань. До последнего времени, поэтому, режим сохранял возможность выбора между разными траекториями интерпретации ограниченного плюрализма и мнимого конституционализма – в пользу более мягкого или жесткого авторитаризма. Текущие процессы, связанные с пересмотром Конституции и усилением репрессивных практик, оцениваются некоторыми критиками как наступление последней формы авторитаризма. Развитие этого тренда, как показывают сравнительные исследования, не исключает той стадии режима, когда он, утратив легитимность, начинает опирается исключительно на репрессивный аппарат поддержания стабильности^xiv.

Новейшая стадия трансформации режима, действительно, включает его качественные изменения, обобщенные нами понятием «конституционная диктатура»^xv. Режим сохраняет формально первозданную демократическую формулу легитимности (народный суверенитет), однако направленно интерпретирует ее в авторитарном ключе. В концентрированной форме эти, длительно развивавшиеся тенденции, зафиксированы конституционной реформой 2020. Поправки создают гиперцентрализованную систему, где публичный интерес власти преобладает над любым частным интересом: все уровни управленческой иерархии и институты власти подчинены поддержанию функционального единства, воплощенного и выраженного в институте главы государства. Данный тип политической системы актуализирует ряд устойчивых исторических стереотипов общественного восприятия – пассивность общества, слабость парламентаризма, преобладание государства и патерналистских ожиданий, зависимость судебной системы и устойчивость приверженности к сильной личности, стоящей над правом и институтами. Но при этом – не является простым воспроизводством известных исторических форм российской власти — монархии, однопартийной диктатуры или сверхпрезидентской республики.

Поправки, скорее, юридически оформляют основы системы плебисцитарного авторитаризма с персоналистским типом правления, обновленная легитимирующая формула которой делегирует власть суверена его представителю, формально наделяя главу государства неограниченной властью, когда любое участие населения в выборах или референдуме начинает восприниматься как плебисцит о доверии действующему лидеру. Политическая система – вовсе не уникальная в истории и сопутствующая многим нестабильным демократиям на стадии их формирования.