Постепенно мы подружились, и однажды он обратился ко мне: «вы немного странный; вы должны быть в своем классе, а я чаще вижу вас в библиотеке».

Я ответил: «В классе профессор почти всегда отстает от времени. Он рассказывает вещи, которые прочел тридцать лет назад, когда учился в университете. За эти тридцать лет все переменилось. Я не хочу отставать от растущей мудрости, познаний, науки. Фактически в библиотеке я более современен, когда соприкасаюсь с самыми последними открытиями. Поэтому я хожу в класс время от времени, когда чувствую желание поспорить. Мои преподаватели счастливы, когда я остаюсь в библиотеке, потому что всякий раз, когда я посещаю их классы, возникают хлопоты. У них пробел в тридцать лет, а у меня вся самая последняя информация».

Тогда он сказал: «Мне хотелось бы как-нибудь привести вас к себе домой. Я хочу познакомить вас с моими детьми, моей женой, показать им, что здесь есть студент, который пришел в университет не за учеными степенями, а учиться; не за сертификатом и золотыми медалями, а соответ­ствовать взрыву познаний во всех направлениях и измерениях. Иногда, даже несмотря на то, что я заведующий кафедрой физики, а вы не имеете с физикой ничего общего, вы знаете больше, чем известно мне. Теперь уже слишком поздно закрывать пробел в тридцать лет; я потерял контакт».

И однажды он пригласил меня. Он чувствовал, что его семья будет безмерно счастлива встретиться со мной, поговорить со мной, послушать, что скажу я. Но он был очень сильно шокирован — как только мы вошли к нему в дом, все рассмеялись и убежали вглубь дома!

Он сказал: «Это очень странно. Они никогда не поступали так прежде. Моя жена аспирант, все мои дети получили воспитание. Так себя повести...»

Я ответил: «Вам не известно, что я знаю вашу семью, мы прекрасно знакомы. Хоть мы и не разговаривали между собой, мы знаем друг друга уже два года».

Он заметил: «Это странно. Я даже не знал об этом».

Я сказал: «Не беспокойтесь, и не нужно досадовать, сожалеть и обижаться из-за поведения вашей семьи. Они поступили совершенно естес­твенно».

Мы вошли, семья собралась, и он спросил их: «В чем причина, что вы все начали смеяться, и почему вы все убежали? Разве так приветствуют гостя? Я ведь сообщал вам, что веду гостя, который всем понравится».

Они ответили: «Но мы уже почти влюблены в гостя. Это самый безумный парень в твоем университете. Он не только тратит попусту свое время, когда идет дождь, он тратит и наше время тоже, ведь мы не можем уйти до тех пор, пока не уходит он. Он интересный парень».

Тогда я рассказал ему, что люблю пробегать мили против ветра — чувствуешь такую жизнь! — и совершать долгие прогулки безо всякого зонтика, особенно под дождем. Даже когда день жаркий, и солнце мечет огонь, в этом есть своя прелесть — вспотев, с разбега прыгнуть в озеро. Вода кажется такой прохладной — просто по контрасту.

Тому, кто понимает жизнь, отставание не грозит.

Фактически, то, о чем говорит Альмустафа, очень умеренно — не отставать от жизни. Я учу моих саньясинов танцевать впереди жизни. Зачем ожидать движения жизни? Пусть жизнь постарается не отстать от вас — это принесет вам огромную радость и блаженство, которые миллионам людей на земле совершенно недоступны.

И выйти из шествия жизни, движущегося к бесконечности в величии и гордом смирении.

Жизнь непрерывно движется к вечному, бесконечному, окончательному. Если вы утратили контакт, вы будете чувствовать себя словно живой труп. У вас не будет смеха, у вас не будет слез радости. Вы умерли прежде смерти; вы можете прожить еще пятьдесят лет, но это будет посмертное существо­вание. Вы больше не часть прекрасного каравана жизни, всегда движущегося в неведомое.

Это приключение, постоянный — от мгновения к мгновению — вызов.

Когда вы трудитесь, вы — флейта, в сердце которой шепот минут превращается в музыку.

Дело не в какой-нибудь особой работе — пусть будет любая работа, которую вы любите. Вам не нужно быть президентом страны, чтобы быть счастливым. Возможно, просто делая туфли — но делая их с такой интенсивностью и полнотой, что вы совершенно теряетесь в действии, — вы гораздо более благословенны, чем любой президент.

В тот миг, когда вы потерялись в работе, вы становитесь почти как флейта на устах самого сущего. Каждый ваш жест грациозен, и каждый ваш миг приносит небесную музыку земле. Вы становитесь проводником.

Кто из вас хотел бы стать тростинкой, немой и безмолвной, когда все вокруг поет в унисон?

Почти немыслимо огромна вселенная. И самые последние открытия физики говорят, что эта вселенная не статична, у нее нет границы. Она постоянно расширяется, становится все больше и больше. Со скоростью света все звезды разбегаются от центра. Вселенная сегодня гораздо больше, чем была вчера. Завтра вы будете жить в еще большей вселенной. Похоже, нет пределов сущему и его расширению. Но находятся люди, которые не в ладу с этой огромной вселенской гармонией.

Даже здесь я вижу двух или трех человек каждый день: когда вы все поете, радуетесь, они сидят как мертвые, которых только что привели из их могил. Если они не могут быть частью танца и музыки, они не должны находиться здесь. Даже когда я оказываю почтение им своими сложенными руками, они сидят мертвые и жесткие.

Вы должны наблюдать: всякий раз, когда вы видите какого-нибудь мертвого человека здесь, — не позволяйте ему находиться в этом храме живых. Я не трачу свое время на мертвых, ведь есть много кладбищ, куда я мог бы пойти и безо всяких хлопот, без чьих-либо помех, без любых споров поговорить с мертвыми к своему полному удовлетворению.

Это живой храм бога. Если вы не можете пребывать в общении с моими людьми, пожалуйста, не входите сюда. Здесь не место для вас. Возможно, это агенты мертвого полицейского комиссара! Так или иначе, я оказываю почтение их достоинству, сложив руки, а они даже не в силах проявить такой же вежливости. И когда вы все поете и радуетесь, я смотрю на них — они выглядят так безобразно, так неуместно.

Так что каждый из вас должен быть бдительным. Если вы обнаружите какого-то мертвого человека, сидящего рядом с вами, убедите его никогда больше не переступать порог этого храма. И что весьма странно — те мертвецы всегда сидят на стульях! Я знаю, нужно уважать мертвых, но и у мертвых тоже должно быть какое-то уважение по отношению к живым.

Так что запомните: с завтрашнего дня, если я замечу кого-нибудь несозвучного с вами, мне придется пройти к вам, взять этого человека и вышвырнуть его. Довольно — значит довольно; я ожидал достаточно — этих людей нужно тщательно обыскивать; может быть, они носят с собой оружие. И если кого-нибудь обнаружите с оружием, сообщите о нем в полицию. Даже

если он говорит, что он полицейский в штатской одежде; даже если он показывает свое удостоверение личности, — все может оказаться фальши­вым. Если надпись можно отпечатать, то почему вы думаете, что удостове­рение личности не может быть отпечатано?

Оружия не должно быть в этом храме. Это святотатство. Это против разума, против любви, против молитвы. Они могут приходить, даже если они агенты полиции, если они приходят как ученики. У каждого есть какая-ни­будь профессия... сюда даже ворам и убийцам добро пожаловать.

В действительности, психологический факт состоит в том, что люди, состоящие на службе в полиции, — это такие же люди, как и те, которые превратились в преступников. Преступники заняты той же самой работой, что и полицейские; они относятся к той же категории, к той же психологии. Они как две стороны одной монеты. Преступники более отважны — они занимаются своим делом в одиночку. Более слабые преступники не способны заниматься своими преступлениями в одиночку; они нуждаются в поддержке правительства, вооружении. Но то, чем они занимаются, — в точности то же самое, иногда даже более преступно.

Каждому добро пожаловать сюда, кроме мертвых. Так что вы должны понять — не затрудняйте меня необходимостью выходить и брать какого-то осла за уши. Не вынуждайте меня к этому.

Не позволяйте им приходить. Ведь вы можете смотреть, просто смотреть вокруг себя. Если сидит кто-нибудь мертвый, просто скажите ему: «Здесь не место для тебя. Существуют кладбища — христианские, индуистские, мусульманские. Иди куда захочешь, только проваливай!»