Все мусульмане гомосексуальны: ведь если вы женаты на четырех женщинах, то как же те трое мужчин, которые остались без женщин. Они вынуждены быть либо гомосексуалами, либо содомистами, что еще хуже.

Все ваши так называемые святые должны быть обследованы, начиная с Сатьи Саи Бабы — его гомосексуальность подтверждена. И не обычная гомосексуальность, ведь есть книги, написанные людьми, с которыми у него были гомосексуальные связи. Так что это зафиксировано, а он не опровергал этого и не ходил в суд. Он — причуда природы, у него есть оба органа, мужские гениталии и женские. Немного тренировки, и он мог бы заняться любовью сам с собой.

Поэтому я хочу, чтобы редактор газеты «Тарун Бхарат» забрал все те слова назад и принес извинения. В противном случае скоро они окажутся в суде.

Города предельно больны. Все больше и больше населения переезжает из деревень в города, потому что в деревнях получить образование невоз­можно. Вы не можете там разбогатеть, не можете жить со всей той роскошью, которая есть у городских людей. Деревни пустеют, а города становятся перенаселенными.

Совет хороший: строить свой дом в пустынной местности, а не в стенах города, потому что города — это просто тюрьмы, часть большой тюрьмы, которую вы зовете нацией. И в этой стране, забавно: Пуна — часть штата, названного Махараштрой — «великая нация». Индия только нация; внутри нации есть великие нации. Никто не видит нелепости этого. Так что сначала вашей тюрьмой является город, а уж потом ваш штат.

Мохаджи Десай, когда он был главным министром Гуджарата, хотел принять резолюцию в ассамблее, чтобы я не мог приехать в Гуджарат. С одной стороны, конституция говорит, что у каждого гражданина этой страны есть свобода передвижения, он может ходить куда угодно. Он волен, выражать свои мысли абсолютно свободно. Но не тут-то было — на самом деле все по-другому.

Мне тоже хотелось бы, чтобы вы покинули все тюрьмы. Но просто уйти в пустынное место — это не способ выйти из тюрем, потому что если девятьсот миллионов человек в этой стране переберутся в пустынное место, то пустынное место будет уничтожено. Города вы уже уничтожали. Девять­сот миллионов людей, которые переселятся в горы и леса, должны будут строить жилье. И начнут расти города, так как у вас есть нужды, которые могут быть удовлетворены только другими. Вы не в состоянии делать все; вам понадобится доктор, вам понадобится зубной врач, вам понадобится одежда. Вам понадобится тысяча и одна вещь, и вокруг вас начнет расти город. Вам понадобятся дороги, и по тем дорогам поедут автобусы и автомобили.

Только самые богатые могут позволить себе строить дом в пустынной местности, ведь это обходится дорого. Скоро им понадобятся вертолетные площадки, аэропорты и вся бессмыслица будет здесь. Всего оставшегося недостаточно, мы уничтожили природу безжалостно. Оставьте то, что оста­лось. Время от времени вы можете выезжать, но жить вам придется в городах.

Но городу не обязательно быть тюрьмой. Кто такой полицейский комиссар — приказывать мне покинуть город за тридцать минут? Я заклю­ченный? Он тюремщик этого города?

Совет, данный Халилем Джебраном, неосуществим. Вот что я говорю людям, живущим где бы то ни было: нужно больше осознавать свободу, нужно быть готовым бороться за свободу. Даже одному дюйму своего существа нельзя позволять быть в рабстве.

Не нужно штатов, не нужно наций. Все это исчезнет с земли, и вся земля будет принадлежать людям... а свобода передвижения где угодно на земле станет нашим правом по рождению. Это единственный способ уничтожить незримое рабство и незримую стену вашей тюрьмы.

Ибо, как вы возвращаетесь домой в своих сумерках, так возвращается и странник в вас, вечно далекий и одинокий.

Человек в основе своей странник. Те дни, наверное, были суровы, но безмерно прекрасны... Перед началом цивилизации человеку приходилось быть странником, потому что он охотился. Города возникли из-за возделы­вания земли. Вы должны заботиться о своих полях и фруктовых садах, вы должны оставаться на одном месте. Но в дни охоты животные убегали отовсюду, где они встречали людей, и людям приходилось следовать за ними.

Тот странник есть до сих пор в вашем существе. Он сократился до туриста. Туризм безобразен — со своими солнечными очками, камерами, вися­щими на плечах, они не видят ничего. Они просто фотографируют, а дома они сделают замечательный альбом, и тогда увидят, как выглядит Тадж Махал.

Но в самом человеческом духе существует стремление исследовать новые пространства. Это стремление не должно быть унижено до безобраз­ного туризма. Это стремление можно преобразовать из хождения смотреть Тадж Махал, пирамиды и соборы Европы: тот же самый странник может обратиться внутрь. И в этом вся тайна медитации.

Как только ваш странник начинает новое путешествие в ваше внут­реннее... И помните: это не малое место, оно так же велико и обширно, как и вселенная снаружи, потому что наружное и внутреннее должны быть уравновешены. Сущее пребывает в непрерывном равновесии. В вашем небольшом теле есть измерение сознания, которое так же огромно, как целая вселенная. Каждый человек несет вселенную внутри себя.

В тот миг, когда странник поворачивает внутрь, ваше блуждание становится духовным поиском. И я безмерно счастлив, что вы не можете взять свои камеры, свои очки и все туристское снаряжение внутрь.

Вам придется идти одинокими, обнаженными, без своих чемоданчиков.

А внутри вас находится ваша настоящая свобода, ибо вашего сознания не может коснуться никто другой. Вы — единственный мастер вашего существа.

Жилище ваше — это ваше увеличенное тело.

Это обычное утверждение, но с некоторым смыслом. Думали вы когда-либо о том, как вы обращаетесь, поступаете со своим жилищем? Осматривая ваше жилище, я могу многое сказать о вас; мне совсем не нужно знать вас. Если вы в замешательстве, ваше жилище будет в беспорядке. Если у вас нет никакого чувства эстетики, ваше жилище покажет это. Так что это правиль­но: Жилище ваше — это ваше увеличенное тело. Не поступайте дурно со своим жилищем.

Оно растет под солнцем и спит в ночной тиши, и ему снятся сны. Разве не спит ваше жилище и не уходит оно во сне из города в рощу или на вершину холма?

Это поэзия, но символическая, метафизическая. Ваш дом так же хочет быть прекрасным, как и ваше тело хочет быть прекрасным. Ваш дом тоже хочет быть молодым и свежим. Точно как ваше тело желает юности, ваш дом тоже хочет оставаться молодым, не хочет умирать. Ваш дом должен предс­тавлять вас, ваши грезы, ваши стремления, состояние вашего существа.

Вы думаете, что если пройдете мимо дома Гаутамы Будды, то увидите такой же дом, как и любой другой? Нет, у него будет аромат Гаутамы Будды.

Я был совсем юным, наверное, лет двенадцати, когда очень странный человек посетил наш дом. Мой отец привел его, потому что тот был ученым — и не только ученым, у него были собственные уникальные переживания. Может быть, он и не был просветленным — этого я не могу припомнить точно. Я не могу даже вспомнить его лица. Я только знаю, что это был суфий, мусульманский мистик, а мой отец прислушивался к нему в надежде, что тот что-то сделает, что-то посоветует, убедит меня в чем-то — так все беспокоились обо мне. Хоть я и жил в их доме, все они чувствовали, что я чужак. И они не ошибались.

Бывало, я сидел тихо, а моя мать подходила и спрашивала меня: «Ты никого не видел? Мне нужны овощи». Я был рядом, но она знала, что посылать меня за овощами — очень неразумная затея. Раз или два они попытались, а потом оставили это.

В конце концов, мое присутствие стали воспринимать так, будто никого нет. Я смеялся надо всем этим — ей нужны овощи, а в доме никого. Я сказал ей: «Ты дала мне мое точное описание. Я никто. Ты права, в доме нет никого. Если я увижу кого-нибудь, то сообщу тебе».

Меня послали однажды купить бананов. Я еще никогда не покупал бананы, поэтому я спросил у лавочника — и весь город вскоре узнал, что «это не наш мальчик». Это был хороший шанс надуть меня, потому что я всегда доверял. Я спросил его: «У вас много разных сортов бананов; какой лучший?»

И он показал мне худший сорт, гнилые бананы, а запросил почти двойную цену лучших бананов. Я отдал ему деньги и забрал всю партию. Это было отвратительно.