Отвратительное утверждение — и так же в случае с махавирой, так же в случае с иисусом, так же в случае с мохаммедом. Так же в случае с моисеем. А это наши высочайшие взлеты к звездам.

У Халиля Джебрана, похоже, гораздо больше человеческого, и гораздо глубже понимание. Прорицатели были во всех религиях, но Альмитра — прорицательница. И довод, даваемый им, необходимо понять очень глубоко и хранить в глубочайшей части вашего существа:

Он взглянул на нее с глубокой нежностью, ибо она первая нашла его и поверила в него, когда он был всего день в их городе.

Двенадцать лет он был в городе, и она была единственной, кто признал его — с первого же дня его прихода в город.

Люди продолжают спрашивать меня: «Почему у тебя столько саньясинов в женских телах?» — как будто саньяса имеет отношение к телу. Каким образом саньяса касается тела?

Саньяса относится к душе. И женщина более открыта и более достижи­ма, потому что ей известна не логика, а любовь. А закон любви — это высший закон в жизни; законы, основанные на логике, — низшие.

Мужчине сначала нужно быть интеллектуально убежденным. У меня миллионы саньясинов — определенно, семьдесят пять процентов это женщи­ны, двадцать пять процентов — мужчины. Это редкостный феномен, ведь Будда или Махавира, Мохаммед или Иисус — никто не допускал их.

Мужчину сначала необходимо убедить логически, он начинает с низше­го. А потом — долгая лестница достижения пыла любви. Любовь абсолютно вне пределов логики, трансцендентна логике. Даже мои собственные саньясины — сначала они убеждаются: этот человек как будто прав; все, что он говорит, кажется существенным. Они воздвигают все виды сомнений в своих умах, они стараются любым способом быть скептичными. Когда же, в конце концов, их скептицизм и их сомнения разрушены, тогда толстый слой интеллектуальности устранен и их сердце достигнуто.

Но женщина сначала влюбляется в меня, а потом она думает: «Все сказанное им должно быть правильным. Как может любовь быть неправа?»

У них различный подход. Мужчина выбрал длинный маршрут — в этом нет необходимости, но это выглядит так мужественно, смело, тяжело, — и он будет продолжать долгое путешествие, прежде чем возвратится домой.

Женщина выбрала короткий путь любви — только один шаг. Не нужно даже второго шага. Единственный шаг, и вы прибыли. Это же говорю и я, потому что будет трудно понять, если я скажу в точности то, что происходит: нет даже и одного шага.

Мужчина делает много-много шагов, мили и мили, просто чтобы вернуться домой — усталым, опустошенным, грустным.

Вот почему святые выглядят такими печальными. Как вы называете их в Англии? — как побитые псы*. Хорошие люди, но без необходимости бегают во всех направлениях в поисках места, где они пребывали всегда.

Так что, строго говоря, женщине не требуется даже единственного шага. Истина состоит в том, что требуется шаг по направлению к женщине; женщина просто влюбляется — и она дома. Она и была там, любовь просто открыла ей глаза.

Альмитра первая признала, что Альмустафа принадлежит другому берегу, он посторонний здесь. Он не грезит о корабле — но он настолько любящий, такой прекрасный, что она не может сомневаться, даже если он и грезит. В ее глубокой любви его мечта становится реальностью. Корабль, который прибудет только через двенадцать лет, уже прибыл для Альмитры с самого первого дня. Той двенадцатилетней дистанции не существует для нее.

Люди спрашивают меня, почему так много женщин становятся саньясинами. Это просто: потому что они женщины, потому что они сердечны, потому что они знают только один язык, и это язык любви.

И она приветствовала его, сказав... — вы можете видеть разницу. Люди, которые признали в последний день, когда они увидели надвигавшуюся разлуку, вдруг осознали свою слепоту — среди них был человек, мессия, послание с другого берега. Но они были просто глухи и слепы, и сейчас уже слишком поздно.

Поэтому они говорят: «Задержись немного дольше... совсем немного. Мы не были способны вкусить твою истину, и мы не смогли напиться из твоих глаз. Прояви свою милость еще немного».

Но Альмитра произносит нечто совершенно иное:

(англ.) — виноватый, пристыженный.

Пророк Божий, разыскивая окончательное, долго искал ты в далях свой корабль.

И вот корабль твой прибыл, пора тебе отправляться.

Только любовь может видеть так.

Ум жаден. Ум есть жадность.

Все те люди, которые говорят: «Задержись немного»... Я говорю вам: если Альмустафа согласится с ними, они забудут все о нем снова. Снова они будут принимать его за само собой разумеющееся: «Что за спешка? А если корабль придет опять, мы сможем уговорить его остаться с нами».

Человек живет в завтрашнем, которое никогда не приходит. Ум не имеет контакта с настоящим; либо он живет в прошлом, либо он живет в будущем. Они потрясены: они не смогли признать, и двенадцать лет прошло — какая утрата! И они к тому же видят, что если бы он остался, то, быть может, завтра или послезавтра они сумели бы понять его истину, его опыт.

Но я повторяю еще раз: Если Альмустафа останется с ними, они забудут его снова.

Но Альмитра говорит ему: «Тяжело, больно, но другого пути нет. Ты ожидал долго, ты дал достаточно благоприятных возможностей этим людям. Теперь пора тебе отправляться.

Глубока твоя тоска по земле твоих воспоминаний и обители твоих сокровенных желаний; и любовь наша не свяжет тебя, и не удержат тебя наши нужды.

Это и есть красота любви — она дарит вам свободу. В этом критерий — есть любовь или ее нет. Если любовь препятствует вашему росту, это не любовь. Любовь может страдать, но не будет ревновать; любовь может страдать, но не станет кандалами.

Альмитра говорит: и любовь наша не свяжет тебя, и не удержат тебя наши нужды. Мы нуждаемся в тебе, конечно, мы нуждаемся в тебе, но ты был здесь двенадцать лет — этого довольно. Мы игнорировали тебя, — возможно люди не жаждут. Поэтому не обращай никакого внимания на человеческие мольбы о том, чтобы ты остался. Я знаю — глубока твоя тоска по земле, твоя любовь к людям, но все, что ты мог сделать, ты сделал. Нам хотелось бы, чтобы ты был здесь, но любовь не хочет связывать тебя; мы нуждаемся в тебе, но из-за нашей собственной бессознательности мы, потеряли тебя — и не удержат тебя наши нужды.

Однако об одном мы просим, прежде чем ты оставишь нас: поведай

нам и дай нам от твоей истины. Мы не хотим, чтоб ты был здесь, мы не

хотим превращаться в тюрьму для тебя из-за наших нужд, из-за нашей любви и из-за твоего сострадания. Но, по крайней мере, прежде чем уйти, поведай нам и дай нам от твоей истины.

Запомните, истина всегда индивидуальна. Не существует истины кол­лективного ума, толпы. У толпы есть только обманы — индуизм, джайнизм, буддизм, ислам.

У толпы есть только обманы. Истина всегда индивидуальна.

Она пережита в самой сокровенной сути вашего существа, куда вы не можете взять с собой никого. Вы не можете взять предмет своей любви, вы не можете взять своего друга с собой. Вам предстоит идти одному, и только в вашем одиночестве есть реализация. И из-за того, что реализация случается индивидуально, не нужна никакая организованная религия.

Да, религиозность необходима — неорганизованная, доступная каждому индивидууму, в соответствии с его потенциалом, его возможностями.

Настоящее человеческое общество, настоящая цивилизация предоставит каждой индивидуальности возможность искать, исследовать и открывать свою истину. Истина Гаутамы Будды бесполезна для вас. Моя истина бесполезна для вас. Самое большее, что может дать вам реализовавший истину человек, — это уверенность, что истина не просто гипотеза, что это действительность, что она преображает людей.

Я не могу дать вам мою истину, но мое присутствие может дать вам толчок для путешествия к высшей святыне.

Но женщина думает не так, как мужчина, потому что ее мышление не основано на мыслях. Ее мышление основано на чувствах. Почему же она сказала так?

Ведь она говорит:

А мы передадим нашим детям...

Это не жадность.

... они своим детям, и это не погибнет.

Мы хотим, чтоб твое пламя оставалось живым. Мы будем продолжать, передавая его от сердца к сердцу.

В одиночестве ты взирал на наши дни, и, бодрствуя, ты слышал плач и смех нашего сна».