Глава 45. Разрываемые на части

Я ощутила перемену сразу же, как только опустила стену вокруг нашего aleimi.

Я и не осознавала до конца, как сильно я блокировала ту интенсивность света между нами... ну, или старалась управлять ею, наверное. Мои попытки контролировать это усилились, когда тяга ухудшилась.

В считанные секунды после того, как я опустила стену, боль заструилась по моему свету.

Она ударила с такой мощью, что я ахнула, и мой живот скрутило. Я стиснула пальцы Ревика, переплетавшиеся с моими, и он сжал мою руку в ответ, но ни то, ни другое не ослабило боль в моей груди.

Я чувствовала, что он также пытается не блокировать это. Пока мы оба старались не контролировать происходящее, я чувствовала, как это ощущение растекается по нашим светам подобно жидкому пожару. Мы оба сжимали и разжимали свои блоки, не удерживая их долго или постоянно... или одновременно.

Одного лишь непостоянства хватило, чтобы открыть шлюзы.

Всё это произошло прежде, чем я хоть подумала активно сосредоточиться на чём-либо.

Боль всё нарастала. Через считанные секунды она сделалась такой сильной, что мне стало сложно думать. Я силилась дышать, хранить молчание, но не могла вернуть себе контроль над собственным светом. Как только я постаралась открыться для этой боли и не контролировать её, по мне начали ударять эмоции.

Поначалу эти эмоции устремились в адрес Ревика.

Желание защитить. Страх. Какое-то парализующее собственничество, переплетавшееся с желанием, которое пыталось завладеть моим разумом и приумножало всё остальное.

Мой разум продолжал извращённо вспоминать, как он выглядел в Лондоне сразу после того, как сбежал от Териана. Я возвращалась к образам того, каким худым и тихим он был, как пытался спрятать порезы, ожоги, синяки и шрамы под рубашкой с длинными рукавами и воротником.

В тот день он боялся меня. В то время я этого не знала. Я была слишком поглощена собственными страхами, чтобы отчётливо воспринимать его страхи, но теперь я это видела. Он был таким тихим — тихим даже по его меркам, хотя скрывал отрешённый взгляд лучше, чем Джон или Касс.

Джон и Касс, которые вместе с ним сбежали из ада.

Я почувствовала, как свет сидевшего рядом Ревика реагирует на это. Я улавливала в нём проблески из Сан-Франциско — того, как он нашёл меня полумёртвой от вайров — и он натужно выдохнул. Этот вздох граничил с всхлипом, и он стиснул мои пальцы до боли.

Через несколько секунд Ревик выпустил мою руку и обхватил пальцами и ладонью моё бедро. Он подтянул меня поближе к себе, и я ощутила панику в его свете. Она резонировала с моей собственной боязнью, но меня это не успокоило — напротив, опасность показалась ещё более реальной.

После Лондона мне вечно казалось, что он не в безопасности.

После того, что сделала Касс, ему вечно казалось, что я не в безопасности.

При виде его борьбы с самим собой мне стало ещё сложнее держать руки при себе, хотя я не могла понять, чем это вызвано — желанием защитить, или же какую-то извращённую часть меня привлекала его уязвимость и потеря контроля.

К тому времени это влияло не только на меня.

Я чувствовала, как комната реагирует волнами, ударяя по нам, умножая наш свет. Я отвела взгляд от Ревика ровно настолько, чтобы посмотреть на них, но едва разглядела что-то сквозь свет в моих радужках. Да и большая часть меня вообще не переживала из-за них — во всяком случае, недостаточно, чтобы сосредоточиться сквозь то туманное зелёное свечение.

Боль сидящего рядом Ревика усилилась. Я чувствовала, что он смотрит на меня, его свет вплетается в мой, руки и ладони обхватывают моё тело. Я ощущала других в нашем свете, но их присутствие лишь ухудшало эту боль. Это напоминало мне о тех разах, когда в его свете бывали люди, которые не должны там находиться, и которым там не место.

Ревик издал низкий звук, крепче стискивая мою ногу. Моя боль усилилась, когда почувствовала, как это ощущение зеркально отразилось в нём, и он обеими руками привлёк меня ближе на скамейке, заставив обхватить его ногой.

Боль стала только хуже после того, как он обнял меня обеими руками.

Даже в это время я ощущала, как он пытается приободрить меня своим светом. Там жило смущение. И злость, когда я ощущала, как он думает о Пекине, о Джейдене, Сурли, Балидоре, Дитрини.

Своеобразный ужас омыл меня, когда я вспомнила, что другие могут это ощущать.

Я чувствовала, что Ревику всё равно, и он едва осознавал присутствие остальных.

Но мне было не всё равно.

Мне важно, что они знали о нём. О нас.

Хуже того, я ощущала, что остальные теперь по-настоящему погрузились. Они не просто наблюдали за ними, но и чувствовали то же, что и мы, слушали наши мысли, видели те же ментальные фильмы. Я улавливала, что некоторые реагировали на нас двоих более остро, и от этого моя паранойя усилилась. Я закуталась в объятия длинных рук Ревика, сидя на его коленях и прикладывая усилия, чтобы не прятать его от остальных в комнате.

Я ощущала, как Балидор пытается успокоить мои страхи. Я чувствовала Тарси, Чандрэ, Юми... даже Кали... но почти не могла заставить себя внять всему, что они пытались мне сказать.

Я также подавляла стыд из-за Пекина и вещей, которые я делала там (да даже из-за своего собственничества и злости на прошлое Ревика), но не могла остановить свои реакции на эти вещи или унять импульсивное желание прогнать всех видящих до единого из нашего света.

Несколько секунд я подавляла порыв использовать для этого телекинез.

Чем сильнее я противилась этому, тем хуже становилась моя боль, и вот уже страх взорвался в моём свете, ослепляя меня. Я вспомнила, как ударила Джона в столовой, и страх превратился в панику.

«Ревик! Не позволяй мне, пожалуйста...»

«С тобой всё хорошо, — пробормотал его разум. — С тобой всё хорошо, Элли. Ты не сделаешь ничего плохого. Ты не хочешь им навредить...»

«Ничего со мной не хорошо. Не хорошо...»

«Элли, — мягко перебил он. — Ты никому не навредишь. Ты этого не сделаешь. Ты не такая как я, жена. Ты не убийца. И ты никогда не будешь убийцей, как я...»

Я ахнула, и слёзы ослепили меня, когда я вспомнила наш разговор на взлётно-посадочной полосе в Бразилии. Мною овладело горе, воспоминания о том, как я врала ему, предавала его, предавала Повстанцев. Боль ударила по мне, когда я вспомнила, как сильно мне хотелось рассказать ему, попросить его уехать со мной прямо сейчас, оставить Салинса....

Его боль ухудшилась. Его свет змеился сквозь мой, становясь жёстче, а та уязвимость в нём углубилась, расширяясь словно раскол.

Ревик наклонился, грубо задирая мне голову.

Он поцеловал меня, и его боль взорвалась где-то в центре моей груди, когда он опустил щиты, которые вновь поднял вокруг своего света. Я ощутила, как те щиты дрогнули, распахнулись и захлопнулись, а затем фрагментировались, когда Ревик углубил поцелуй, притягивая меня к себе и заставляя полностью оседлать его.

«Я хочу потрахаться», — сказал он мне, как только мы оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха. Его боль усилилась, когда он прижал меня к себе.

— Я хочу снова потрахаться... — пробормотал он. — «Элисон, боги. Я хочу ощутить твой свет так глубоко во мне. Я хочу, чтобы ты по-настоящему сделала мне больно. Я хочу, чтобы оставила меня там, вместе с тобой».

Моя боль ухудшилась от воспоминания о том, как он говорил нечто подобное даже тогда, когда Дренги владели им, когда он был Сайримном и всё ещё вёл за собой Повстанцев.

Его боль вновь достигла пика. Мысли сделались резкими.

«Мы должны закончить это. Бл*дь, мы должны закончить это, Элли. Прошло слишком много времени. Слишком много, бл*дь. Нам нужно закончить, иначе это будет продолжаться вечно. Мы постоянно будем ходить по кругу. Мы сами разрушим себя, разрушим Лили, разрушим друг друга...»

Я лишь наполовину понимала его слова.

Но я чувствовала. Я чувствовала каждое слово и в своём свете понимала, что он имел в виду.

И не просто понимала — я знала, что он прав.

Стиснув его чёрные волосы, я силилась осмыслить это понимание и его значение.

«Мы не можем, — послала я наконец. Я покачала головой, закрывая глаза. — Ревик, детка, мы не можем. Не здесь. Мы должны остановиться. Мы должны немедленно прекратить это...»

— Нет, — сказал он. «Нахер их всех. Они хотели это увидеть. Так пусть смотрят».

На несколько долгих секунд я забыла обо всём, пока мы целовались.

Он вкладывал так много света в свой язык, что я полностью отдалась ему. Я не могла переживать о чём-либо, о других светах, которые наблюдали за нами. Их присутствие лишь усиливало то импульсивное желание, делало его агрессивным, иррациональным, исключающим любые компромиссы...

Это вновь вызвало порыв использовать телекинез.

Я чувствовала, как Ревик притягивает меня, притягивает это желание, но меня пугала агрессивность собственного света. Она пугала меня настолько, что я вновь стала отстраняться из его объятий.

Я противилась его словам в своём сознании, даже когда он вновь поцеловал меня.

Я чувствовала в нём боль, когда он ощущал мой страх и представлял меня несчастной в случае, если что-то пойдёт не так. Сквозь него я увидела кадр того, как могла бы выглядеть комната, если я потеряю контроль, если он позволит себе потерять контроль со мной. Переломанные кости. Ушибы плоти и внутренних органов. Как минимум кто-то один ударится о стену слишком сильно, и не той частью тела...

— Прекрати, — сказал Ревик.

Поначалу его голос был низким бормотанием, раздававшимся где-то у моей шеи.

Когда моя боль ухудшилась, он стиснул меня крепче, прижимая к себе. Я видела образы, мелькавшие в его сознании — мы вместе, я с другими людьми. Та его боль тоже усилилась. Боль от Китая. То, что он увидел, и как это было больно.

Что он представлял себе.

Раздражение в нём нарастало, становясь ожесточённым.

— Прекрати, — повторил он жёстче, резче. — Прекрати это. Немедленно!

Я почувствовала, как другие света в комнате отреагировали, заискрив от него, от нас обоих. В некоторых из них я ощущала страх из-за интенсивности, нараставшей в структурах над его головой.

Его боль сделалась невыносимой...

— Прекрати, — зарычал он. — Бл*дь, да ПРЕКРАТИ! НЕМЕДЛЕННО!

Над головой взорвался резкий хлопок.

Я открыла глаза.

Ещё больше таких же хлопков заставило меня вздрагивать, моргать и дёргаться в его объятиях. Я подняла руку, чтобы заслонить его лицо, сгорбила спину, чтобы защитить его тело.

Лампочки, болтавшиеся над столом, взорвались одна за другой.

Они просто... взорвались.

Кусочки стекла — буквально крошка — дождём посыпались на металлический стол. Я чувствовала, как другие света вздрагивают и ахают, слышала испуганные вскрики и более резкие звуки боли. Я чуяла дым и, кажется, подпалённые волосы и кожу.

Что-то царапнуло мою шею сбоку.

Реальность физической боли превратило моё желание защитить в резкое облегчение. Я рефлекторно набросила щит на наш свет, защищая Ревика, защищая себя. При этом я вышвырнула остальных из нашего пространства. Я ощутила вспышку aleimi Ревика — жар, облегчение и почти спокойствие, которое накатило, как только мы наконец-то остались одни.

Затем я ощутила другое.

Я ощутила, как кто-то другой отступил.

Я почувствовала это. Я почувствовала там чужеродное присутствие, когда то отступило.

Как только я позволила этому осознанию отложиться в голове, ярость взбушевалась в моём свете. Там на мгновение промелькнул страх, но энергия, переполнившая моё сердце и свет, была чистой, необузданной яростью.

Я почувствовала, как остальные сидевшие за столом заметили то же чужеродное присутствие. Не все, но достаточно многие — и именно те из них, чтобы я поняла, что не вообразила себе это.

Сначала я ощутила осознание Варлана.

Затем я ощутила это осознание у Балидора, потом шепоток от Даледжема. Потом у Джона.

Затем я ощутила это в Юми, потом во Вреге. Я знала, что раньше всех них это почувствовала бы Тарси, если я бы вообще могла её слышать, но у меня такой возможности не было.

Сумев сфокусировать взгляд, я осознала, что по-прежнему сижу на коленях Ревика.

Мы уже не целовались в те несколько секунд после того, как он взорвал лампочки, но он по-прежнему обхватывал рукой моё бедро, а я вплотную прильнула к нему, накрыв ладонью его член, и помимо нашей одежды нас разделяла только моя рука. Я всё ещё тяжело дышала, а боль, как только я позволила себе её ощутить, оказалась такой сильной, что мне пришлось прикусить губу, чтобы сохранить молчание. Ревик затвердел под моими пальцами и ладонью, вжимаясь в меня.

Его боль, если уж на то пошло, была ещё сильнее моей.

Хоть они все наблюдали, я осознала, что тихонько матерюсь себе под нос, борясь с собственным светом. Даже здесь, в присутствии других людей, в присутствии этих людей, и учитывая то, что я только что ощутила покидающим свет моего мужа как таракан, удирающий в темноту, мне пришлось напоминать себе, почему я не могла продолжать массировать его там, где ему этого хотелось.

Я посмотрела ему в лицо и тоже увидела в его глазах борьбу.

Затем он отвёл взгляд, покосившись мимо меня на остальное помещение. Только тогда я повернула голову и обернулась через плечо.

У многих появились царапины на лицах, ладонях и руках от разбившихся лампочек.

Освещение в комнате теперь исходило от полосы подсветки, которая окаймляла пол допросного помещения, а также от аналогичной полосы, проходившей через все четыре угла под потолком. На моих глазах кто-то усилил мощность этих огоньков, восстанавливая полноценное освещение в комнате.

Я до сих пор с трудом дышала и силилась контролировать завитки своего aleimi, змеившиеся вокруг нас.

Я почувствовала, что остальные начали приходить в себя.

Вопреки тому, как много глаз наблюдало за нами, боль, которую я ощущала от группы, напугала меня настолько, что я ещё сильнее стиснула свет Ревика.

Смутившись, я убрала руку с его паха, но не могла заставить себя полностью отпустить его. Вместо этого я стиснула его руки сквозь длинные рукава рубашки и постаралась успокоить своё дыхание, не встречаясь ни с кем взглядом.

Более-менее взяв под контроль тело, я вынудила себя повернуться и соскользнуть с коленей Ревика. Я почувствовала, что ему это не понравилось так же сильно, как и мне, но он не попытался меня остановить. Я приземлилась задницей на мягкую скамейку рядом с ним.

Я не сумела отодвинуться от него на большее расстояние, даже понимая, почему все они уставились на нас. Вместо этого мои пальцы обхватили его бедро и тут же начали массировать мышцы, хотя я ощутила немедленную реакцию в теле и свете Ревика.

Я поморгала, чтобы сфокусировать взгляд, по-прежнему сосредотачивая большую часть своего света на поддержании щитов.

Из-за этого я не очень хорошо чувствовала их света.

Однако я видела их лица.

Как раз когда я подумала об этом, Ревик обхватил меня рукой — на сей раз сзади. Он привлёк меня вплотную к себе и стиснул ладонью моё плечо так, что его рука по диагонали пересекала мою грудь, а моя спина прижималась к его боку и части груди. Собственничество в этом жесте никак нельзя было не заметить.

Более того, для меня это стало облегчением.

Они продолжали пялиться на нас, но теперь в основном выглядели смущёнными.

Я видела, как Чинья покосилась на Рэдди, а Порэш взглянул на Ниилу. Я знала, что последние двое встречаются, но также слышала, что Чинья встречается с кем-то из женщин в команде, хотя никто не давал мне конкретного ответа, с кем именно. Анале? Иллег? Я понятия не имела.

В любом случае, жар в этих взглядах ни капли не угас, даже когда четверо видящих отвернулись друг от друга. Я видела, как виноватый покрасневший Локи покосился на Данте и сделался ещё краснее. Сама Данте тоже выглядела розовее обычного.

Однако я не ощутила ничего неприличного во взгляде Локи на неё.

Посмотрев на него, я видела во всём его свете лишь его новую девушку, Джину.

В сочетании с ощущением переплетённости между этими двумя, я также получила намного больше информации о нынешнем статусе отношений Локи и Джины, чем мне хотелось бы знать — включая тот факт, что у них ещё не было соития, хотя несколько раз они подходили довольно близко к этому и даже занимались подготовительным оральным сексом.

Говорю же — намного больше, чем я хотела или должна была знать.

Более того, один лишь уровень неудовлетворения в свете Локи едва ли помогал моей боли. Я чувствовала, что отсутствие секса по-прежнему в основном вызвано желанием угодить Данте, которую и Локи, и Джина, и по отдельности, и вместе пытались убедить в подлинности их отношений. Они делали это отчасти за счёт того, что повременили с физической близостью и спали в раздельных комнатах.

Однако у меня сложилось сильное впечатление, что, по мнению Локи, это не работало.

Более того, Джина начинала знатно беситься на него из-за этого.

Так что да, сексуальные чувства Локи адресовались не Данте.

Скорее, Локи испытывал глубинный дискомфорт просто из-за самого присутствия Данте здесь. Отношения с Джиной несколько сбивали его с толку, и отчасти ему хотелось войти в роль псевдородителя. То же желание защитить отпрыска его любовницы вызывало в нём внутренние противоречия из-за того, стоит или не стоит ему приказом выгнать Данте из комнаты из-за её возраста, неопытности в сексе и очевидного направления, куда вёл весь этот эксперимент со мной и Ревиком.

Он очень, очень хотел выпроводить её из комнаты.

Он хотел этого настолько сильно, что это вызывало некий кризис в его свете. Он боролся с самим собой, поскольку поступить так казалось плохой идеей для его отношений с самой Данте.

Вероятно, это понимание происходило из той части его мозга, которая хоть немного знала Данте.

Вся эта ситуация могла бы быть забавной, если не принимать в расчёт выражение на лице Локи и те проблески, которые я улавливала в его свете. Боль, которую он испытывал из-за Джины и непонимания, как вести себя с Данте, становилась слишком реальной. Он хотел защитить её, при этом не создавая между ними отчуждённости, и он не знал, как это провернуть.

К счастью, ему не пришлось делать это самостоятельно.

Викрам сделал это за него.

— Данте, — твёрдо произнёс Викрам. — Я чрезвычайно благодарю тебя за помощь, кузина, но ты нам здесь больше не нужна. Я бы очень хотел, чтобы ты сейчас вернулась в комнату техников и закончила ту работу по подготовке нас к Дубаю.

Викрам взглянул на неё с нейтральным выражением лица, противоречащим тем жёстким ноткам, которые я слышала в его голосе, и боли в его фиолетовых глазах.

—...Сейчас же, пожалуйста. И будь добра, забери Джейдена с собой.

Данте, которая обычно огрызнулась бы (как минимум, судя по моему опыту общения с ней), даже рта не открыла. Кивнув и по-прежнему оставаясь слегка порозовевшей, она поднялась на ноги, прижимая наладонник к груди. Встав, она покосилась на Джейдена, который сидел позади неё за компьютерным столом. Кивком головы она показала ему следовать за ней.

Джейден поначалу как будто её не видел.

Он уставился на меня.

Я видела, как его взгляд сосредоточился на руке Ревика, обвившейся вокруг меня, затем поднялся к моему лицу и тому, что он увидел в моём выражении.

К сожалению, заметив этот взгляд оленя, застывшего в фарах, я узнала и остальное выражение, помимо очевидного шока из-за того, что он увидел, когда мы с Ревиком впали в тот транс. Я должна была узнать это ранее; мы прожили вместе почти шесть лет. Я не раз видела его возбуждённым. Я видела, когда это возбуждение было вызвано мной или другими людьми. Я видела, когда оно вызывалось порно и (далеко не один раз) взглядами на Касс.

Хотя все время от времени посматривали на Касс.

Ревик на неё смотрел.

Выбросив эту мысль из головы, я начала отстраняться от него, в этот раз подсознательно, но он крепче стиснул объятия, прижимая меня к себе. Я позволила ему, желая, чтобы эта боль отступила, развеялась вокруг меня, когда эхо тех мыслей померкло.

В какой-то момент я вновь сосредоточилась на Джейдене.

Ощутив сексуальное желание, исходившее из его света, я осознала, что неделями замечала его в Джейдене, но игнорировала. Оно присутствовало там, пока я оставалась с Сасквочем, Фрэнки, Джейденом и Анжелиной. Я это знала; просто отказывалась признавать это, особенно в присутствии Ревика.

Я вообще не позволяла себе смотреть на Джорага.

Или на Даледжема. Или на Джона.

Тут до меня дошло… мои родители присутствовали в комнате.

Осмотревшись по сторонам почти в панике, я осознала, что больше не могу их ощущать. Мои глаза нашли их места рядом с Балидором и Тарси. Оба стула пустовали. Я уставилась на свободные места и ощутила колоссальное облегчение.

Ревик обнял меня крепче. «Твой отец ушёл. Кали последовала за ним».

В его мыслях звучало облегчение. И вместе с тем нервозность.

В те несколько секунд до меня дошло, что он боялся моего отца — в смысле, моего биологического отца, Уйе.

При других обстоятельствах эта мысль могла показаться забавной, но после всего случившегося это лишь вновь пробудило мою злость. Я помнила, как мы все сидели на пляже. Я помнила, как настороженно вёл себя Уйе в присутствии Ревика. Это желание защитить было направлено явно не на меня, а на его жену... и мне вовсе не казалось, что мой отец не доверяет Кали. Нет, не ей.

При этом я ощутила импульс жара от Ревика, но лишь оттолкнула этот посыл.

«Это уже неправда, — всё равно послал Ревик, игнорируя мои попытки отпихнуть его. — Возможно, когда-то это было правдой, но не сейчас. Сейчас он беспокоится о тебе, Элли».

Я не ответила.

Мой взгляд скользнул к месту, где сидел Даледжем, и я обнаружила, что он тоже ушёл. Я не знала, что именно чувствовала в связи с этим... в связи с тем, что все эти люди вышли потому, что им ненавистна идея о том, что Ревик ко мне прикасается.

«Элли, — мягко послал Ревик, окутывая меня жаром. — Элли, я люблю тебя. Я обожаю тебя, жена. Ничто из этого не имеет для меня значения. Ничто. Я волнуюсь из-за твоего отца только потому, что подозреваю — тебе самой будет небезразлично, когда ты справишься со своей злостью на них».

Заставив себя выдохнуть, я кивнула.

Я ощутила там проблеск правды — как минимум в отношении Уйе.

Я также ощутила эту правдивость в отношении Кали и остановилась, опустошив своё сознание.

«Да, — послал Ревик со вздохом. — Я знаю, что на самом деле ты злишься на неё».

Я не ответила. Мой взгляд не отрывался от группы передо мной, всматриваясь в лица. Враждебность до сих пор шепотком прокатывалась по моему свету; я видела, как многие отводят от меня глаза.

Я ничего не ощущала от Врега.

Джон, похоже, смутился до глубины души и жалел, что не ушёл вместе с другими.

Даже свет Варлана обладал зарядом, которого я никогда прежде не видела. Эта напряжённость просачивалась через его обычно непроницаемый щит, который сам по себе был нечто. Как и в случае с несколькими видящими-женщинами, большая часть этого заряда казалась нацеленной на Ревика. Подавив лёгкий укол ревности от наблюдения, как старший видящий пялится на моего мужа, я увидела, как внимание Варлана мельком переключилось на Рэдди, который сидел по другую сторону стола из полированной стали.

Хотя Рэдди был довольно привлекательным.

Ощутив вспышку злости от Ревика, я подняла взгляд, невольно улыбнувшись. Не почувствовав ответного веселья, я посильнее слилась с ним своим светом, закрыла глаза и ощутила, как напряглась его рука и тело, когда наша боль от этого ухудшилась.

«Ты же не можешь всерьёз беспокоиться», — пожурила я его.

Он вжался отнюдь-не-деликатной эрекцией в мою поясницу.

«Ты действительно хочешь сейчас пялиться на другого мужчину, жена? — его слова послали боль сквозь мой свет. Он крепче обнял меня, и его свет хлынул в мой. — Прямо на моих глазах? Это кажется тебе хорошей идеей? Серьёзно?»

Я мысленно щёлкнула языком. «Не думаю, что у тебя есть основания для беспокойства, муж. Я едва могу находиться в одной комнате с тобой в данный момент».

Его боль вновь усилилась. Другая его рука крепче обвила мою талию, а ладонь погладила бок, пока он продолжал бормотать в моем свете.

«Ты пялилась на Джейдена», — тихо обвинил он меня.

Я фыркнула, нахмурившись. «Ну ты же не серьёзно. Ведь не серьёзно же, да?»

«Я серьёзно говорю, что ты напрашиваешься на ещё одну порку, бл*дь, — послал он ещё тише. — Может, в этот раз более жёсткую. Может, уже не только моей рукой».

Моя боль резко усилилась.

И я была не единственной видящей в комнате, испытавшей такую реакцию.

Сразу после того, как Ревик послал последнюю часть фразы, выражения лиц сидевших перед нами видящих изменились.

Я видела, как напряглось лицо Балидора, и он отвёл взгляд, покраснев до самой шеи. На губах Варлана заиграла лёгкая улыбка. Локи приобрёл ещё более тёмный оттенок красного в сравнении с предыдущим. Затем я ощутила, как видящий с Ближнего Востока думает о Джине, причём думает о ней громко и с визуальными образами. Я предположила, что её наверняка ждёт шок, когда она увидится с ним позднее сегодня днём.

Я покрепче затянула щит вокруг меня и Ревика.

Даже из-за смущения мой самоконтроль не особенно улучшился. Я теснее прильнула к его телу, подавляя прилив боли, которая вплеталась в наши света. Его ладонь крепче стиснула моё плечо. Я чувствовала, что Ревик думает о своих словах и пытается скрыть это в своём свете. Ему это не очень удавалось.

«Ты всё ещё хочешь посмотреть, как я отсасываю одному из них, жена? — спросил он едва слышным мысленным бормотанием. — Потому что мне кажется, что если ты спросишь сейчас, мы можем получить сразу несколько добровольцев».

Моё лицо залило жаром, и я избегала внезапно гораздо более заинтересованного взгляда Рэдди и куда менее деликатного взгляда Джорага.

Впервые я покосилась на Тарси, смутившись ещё сильнее, потому что вспомнила, что она до сих пор сидит здесь, наблюдает и слушает это всё. Будучи единственной живой родственницей Ревика и наставницей по способностям видящих для меня, Тарси всегда воспринималась мною как некий образ родной или двоюродной бабушки. Почему-то её вид напомнил мне о Джоне, который теперь сделался таким же ярко красным, как Локи.

Сочетание всего этого наконец-то заставило меня собраться. По-настоящему, имею в виду.

Я ни за что не позволю всему этому превратиться в какой-то групповой секс в присутствии Джона и Тарси.

Ревик подо мной издал тихий фыркающий смешок.

И не только он это услышал.

Джакс сдавленно усмехнулся сразу после Ревика. Я видела, как Балидор улыбнулся и закатил глаза, Пагой и Рэдди сделали то же самое, расплывшись в улыбках. Окинув взглядом собравшихся за столом, я увидела, что то же веселье отразилось на многих лицах, включая Тарси... и Врега.

«Слава богу», — невольно подумала я.

Тут Врег громко расхохотался своим гортанным смехом, Вик и Ниила присоединились к нему, и вскоре уже все за столом смеялись.

Я знала, что как минимум отчасти это вызвано нервозностью и смущением. Мне было всё равно. Что угодно, лишь бы оборвать предшествующее неловкое молчание. Глядя, как все они улыбаются, я тоже улыбнулась в ответ, пока не вспомнила про то чужеродное присутствие, которое я ощутила.

Мои челюсти тут же сжались.

— Ну? — я старалась сохранять ясный тон. — Вы удовлетворены этим?

Услышав ещё несколько смешков (на сей раз от подтекста и возможного смысла моих слов), я подавила улыбку и закатила глаза.

— Хватит, — сказала я. — Мы можем поговорить о том, что все увидели? Или вам хочется повторить эксперимент и посмотреть, не взорвём ли мы с Ревиком весь корабль в следующий раз...?

Я думала, что это заставит их улыбнуться, но почувствовала, как после моих слов их веселье испарилось.

Варлан и Балидор почти одновременно посмотрели на Тарси.

Взгляд её ясных глаз метнулся от них ко мне и Ревику. Она показала расплывчатый, немного устаревший жест одной бледной рукой, прикрытой рукавом халата, который был расшит золотыми и синими узорами.

— Да, — сказала она со своим акцентом, награждая меня ровным взглядом. — Мы кое-что видели, пока ты и твой муж вели себя как большие подростки, которые якобы вовсе не занимались громким варварским сексом всего час назад, где некоторые из нас это прекрасно слышали.

Вопреки ноткам юмора в словах, её глаза посерьёзнели.

— Ты уверена, что хочешь услышать это, Мост? Прямо сейчас? Здесь?

Я стиснула зубы. На Ревика я не смотрела, но почувствовала, как его пальцы сильнее сжали моё плечо.

Когда в следующие несколько секунд я так ничего и не сказала, Тарси издала урчащий вздох.

— Полагаю, ты права, — сказала она. — Теперь уже нет смысла это скрывать.

Она взглянула на Балидора. Хоть я ничего и не прочла на его лице, я ощутила его согласие с тем, что сказала ему Тарси перед тем, как повернуться к нам.

— Вы боретесь с ним, — сказала Тарси, выстукивая пальцами по столу ритмичную последовательность. — Он пытается разлучить вас. Вы оба ему противитесь. Вы оба очень сильно ему противитесь.

Я уставилась на неё. Мой свет змеился вокруг меня резкими разрядами, да такими жаркими, что я знала — какая-то часть меня уже поняла её слова. Пальцы Ревика сжались до боли, и я подняла взгляд. Его лицо оставалось непроницаемым, но в его свете я тоже ощущала понимание.

— Разлучить нас? — переспросила я, посмотрев на Тарси.

— Ага, — подтвердила Тарси, кивнув в манере видящих. — Он пытается распустить вашу связь. Как минимум прервать её. Может, просто испытывает взаимозависимость или пытается завладеть вашим вниманием. Может, это должно выступить угрозой. С этим существом сложно сказать. В любом случае, он возится со структурами, которые поддерживают ваши жизненные потоки соединёнными.

Мышцы Ревика подо мной напряглись, превратившись в камень.

Тарси смотрела лишь на меня, прищурившись. Когда я не заговорила, она резко постучала кулаком по столу. Её бесцветные глаза отражали свет.

— Ты меня слышишь, Мост? — резко спросила она. — Он пытается разомкнуть связь. Может, не до конца. Может, не полностью. Но достаточно. Достаточно, чтобы убить тебя, возможно. Достаточно, чтобы убить вас троих, — она сделала жест крючковатым пальцем, затем указала тем же пальцем на Ревика, по-прежнему не отводя глаз от меня. — Возможно, Тень пообещал связать твоего супруга с Войной. Или со Сломленным. Может, они не хотят твоей смерти, племянник. Подозреваю, что девочку они тоже хотят вернуть.

Она показала пальцем на меня.

— Тень хочет твоей смерти, Мост. Тень хочет твоей смерти так сильно, что ощущает её вкус на языке. Твой муж прав в своём беспокойстве. Возможно, он прав во многих вещах, о которых тебе на самом деле не хочется думать.

Я не ответила.

Мой разум обдумывал слова Тарси. Конечно, я улавливала упрёк. И всё же, когда понимание просочилось в мой свет, я не чувствовала себя пристыженной, и у меня даже не сложилось ощущения, будто я действую неверно.

Я чувствовала себя взбешённой.

Эта ярость переполняла мой свет. И это была не просто ярость на Менлима. Это была ярость на всех них — на то, как далеко все эти мудаки готовы были зайти, и неважно, что бы они уже ни выиграли, скольких бы людей они уже ни убили, сколько красоты ни разрушили. Они не будут довольны, пока не уничтожат свет полностью.

Они не будут довольны, пока абсолютно все на Земле не склонятся перед ними.

Возможно, это было частью послания Тарси.

Возможно, мне надо быть готовой переступить границы, которые я не желала переступать, пойти на риски, на которые я не желала идти, нарушить правила, которые я поддерживала нерушимыми.

У них не имелось границ, правил, ничего такого, что они не разрушили бы, чтобы получить желаемое. Может, безопасных действий никогда не будет достаточно, даже если это означало, что я принесу в жертву саму себя. Даже если это означало, что я принесу в жертву своих близких.

Но эта идея приводила меня в ужас, особенно когда я думала о людях, сидевших за этим столом — не говоря уж о Лили и Ревике.

Я также почувствовала, что Тарси считает, будто мне нужно давать Ревику больше свободы, особенно в тех областях, в которых он прекрасно разбирался. Может, я его сдерживала. Как минимум я, возможно, отказывалась использовать как преимущество то, кем и чем он являлся.

Я ощутила, как Ревик соглашается с этим.

Выдохнув, я прислонилась к его груди. Справедливо. Но если Ревик хочет больше свободы для себя, то ему придётся и мне дать больше свободы.

Я выдохнула, нахмурившись.

— Менлим делает это, пытаясь сломать нашу связь? Именно он?

Балидор и Тарси переглянулись.

Затем Балидор посмотрел на Джона, и тот поморщился.

— Не Менлим, нет... — начал Балидор.

— Териан, — сказал Джон. Откинувшись на спинку стула, он скрестил руки на груди, покосившись на Врега. — Я почувствовал там Териана. И остальные, кто знает его свет, тоже это ощутили, — он посмотрел на меня. — Но я подозреваю, что ты уже знала это, Эл, учитывая то, как ты задала вопрос.

Я не потрудилась подтверждать.

— Как он проникает?

Джон пожал плечами, мягко прищёлкнув языком. Я невольно заметила, как сильно он походил на видящего в кожаной куртке и тёмно-красной рубашке, которая почему-то наделяла его большим сходством с Врегом, чем обычно.

— Предположительно через Ревика, — сказал он. — Может, Менлим ему помогает. Или, может, Менлим использует для этого одного лишь Териана, — он нахмурился, крепче скрещивая руки на груди. — В любом случае, это определённо ощущалось как он. И похоже, это явно исходило из Дубая. Так что какую бы чушь он ни скормил тебе, когда показался в резервуаре, он наверняка сказал правду о своём местоположении. Вероятно, это ещё одна попытка заманить вас туда. Может, он считает, что если достаточно сильно раззадорит вас, вы придёте за ним.

Я уставилась на Джона. И тут недостающий кусочек мозаики встал на место.

Работал ли Териан в одиночку или по науськиванию Менлима, это почти не имело значения. Если мы отправимся в Дубай, нас там будут ждать.

С другой стороны, если Териан мог издалека распустить нашу брачную связь, у нас не оставалось выбора кроме как отправиться туда. Лили теперь связана с нашими светами. Это означало, что она так же зависела от нашей брачной связи, как и мы сами.

Я обернулась через плечо на Ревика.

В эту паузу его глаза сделались убийственными. По выражению его лица я понимала, что Териан, наш брат в Четвёрке, только что сделался главным операционным приоритетом.

Естественно, именно этого и хотел Териан.

И всё же, всматриваясь в лицо Ревика, я усомнилась, что Терри так уж обрадуется встрече с нами, когда мы его наконец-то найдём.

Глава 46. Пора в путь

Прощаться с Лили было тяжело.

Даже хуже, чем просто тяжело. Это было ужасно, равноценно потере части моего тела.

Всё это время Ревик обнимал меня, а я старалась держать рот на замке при Кали и Уйе, хотя бы чтобы не сказать чего-нибудь, о чём потом пожалею.

Я знала, что мои биологические родители и их Дети Моста — логичные претенденты, чтобы отдать им мою дочь. Я это знала и сказала Лили то же самое, но не сумела сдержать слёз, когда говорила это. Увидев, что я плачу, Лили тоже расплакалась, и всё стало только хуже.

Вид того, как она цепляется за ногу Ревика, тоже не помогал. Как и то, когда она попыталась торговаться с нами, обещая, что она будет вести себя хорошо, если мы просто возьмём её с собой.

Да, всё было совсем, совсем отстойно.