Взаимосвязь внешних и внутренних условии в социальной детерминации психики

Тезис о том, что сознание человека есть общественный продукт и вся его психика социально обусловлена, является исходным и для психологической теории С.Л. Рубинштейна. Но представлению о том, что психическое исчерпывается его выведением из продуктов общественной деятельности, их присвоением, он противопоставляет положение о социальной обусловленности психики через посредство внутренних условий. Это положение – детерминация развития психики внешними причинами через внутренние условия – противостоит теориям, разрывающим взаимосвязь внешних и внутренних условий психического развития: как тем, которые утверждают, что развитие целиком детерминируется внешними условиями и не выявляют внутренней обусловленности этой детерминации, так и тем, ко-

313

торые переносят детерминацию целиком внутрь индивида и признают врожденность психических свойств и способностей.

С этих позиций С.Л. Рубинштейн заостряет критику методологических установок теории интериоризации в отношении подхода к вопросу о социальной обусловленности психики. «Правильное положение о социальной обусловленности человеческого мышления и человеческих способностей перекрывается в теории интериоризации механистическим пониманием этой его социальной детерминации, разрывающим всякую взаимосвязь и взаимообусловленность внешнего и внутреннего, вытравляющим всякую диалектику внешнего и внутреннего, общественного и природного в человеке»[740], – пишет он. И добавляет: «В «опровержение» нашей характеристики теории интериоризации можно как будто возразить, что согласно этой теории интериоризация внешнего опосредствуется деятельностью субъекта по усвоению извне данного. Однако это обстоятельство никак не снимает механистического характера этой трактовки личности и развития ее способностей, поскольку самая деятельность субъекта мыслится как детерминированная только объектом, только извне»[741].

Эти возражения следуют из того понимания проблемы детерминации психического, которое С.Л. Рубинштейн определяет как действие внешних причин через внутренние условия. При таком понимании детерминации психического внешнее и внутреннее включается в единый процесс психического развития. Подверженность тем или иным внешним воздействиям обусловлена внутренними условиями того, на кого оказывается воздействие. В то же время внутренние условия в процессе развития сами непрерывно изменяются, формируясь в зависимости от внешних воздействий, и изменяют условия протекания процесса развития при последующих внешних воздействиях.

Различия в двух подходах к вопросу о социальной обусловленности психики начинаются после того, как признается, что исходной является, детерминация психического извне. При том и при другом подходе не считается возможным признавать достаточными для психического развития только внутренние условия. И конечно, оба эти подхода отвергают начисто идеалистическую концепцию замкнутости психического в себе самом. Речь идет о том, считать ли исходными, необходимыми условия психического развития только внешние его условия (при этом признается, что по мере воздействия внешних причин возникают и развиваются внутренние условия), или же взаимодействие внешнего и внутреннего[742]. Следствием первой

314

концепции является непосредственное выведение психического из объекта, рассматриваемого в качестве носителя психического. В объекте как продукте деятельности людей воплощается их психика, которая затем путем вторичного перевоплощения, «присвоения» становится вновь присущей людям.

Согласно другой концепции носителем психического является только субъект действия, человек. Первостепенное значение здесь приобретает проблема личности. Если психологическая теория трактует детерминацию психики как диалектическое взаимодействие внешнего и внутреннего, центральной становится проблема личности. Следуя единому методологическому замыслу рассматривать явления в их многообразных связях и отношениях, С.Л. Рубинштейн выделяет собственно психологический аспект личности, полагая, что в своих других взаимосвязях она исследуется другими науками. При объяснении любых психических явлений личность выступает как «единая совокупность внутренних условий, через которые преломляются все внешние воздействия»[743]. Такое понимание личности требует изучения внутренних условий как разных психических уровней в их взаимосвязи, предостерегает от смешивания закономерностей психической деятельности разных уровней, диктует необходимость выявления зависимости компонентов личности от различных условий, выявления устойчивого ядра и устойчивых компонентов в ее структуре.

Психология каждой личности включает черты, порожденные природными условиями и общие для всех людей, живущих при определенном общественном строе. Причем эти черты получают свое выражение у каждого человека, преломляясь через его индивидуальные особенности, через историю его жизни. Поэтому целесообразно «различать детерминированность психической деятельности самим фактом общественной жизни (выражающимся прежде всего в наличии у человека речи, обусловливающей самую структуру человеческой психики, человеческого сознания) и зависимость психических явлений от различных форм общественной жизни. Зависимость от самого существования общественной жизни обусловливает черты, общие всем людям, которые выражаются в общих закономерностях психической деятельности человека; зависимость от различных форм общественной жизни обусловливает различные типические характеры эпохи»[744]. Поэтому С.Л. Рубинштейн резко возражал против утверждения, что психическая деятельность в целом вся изменяется с каждым изменением общественного строя, утверждения, из которого следовало противопоставление психической деятельности советского человека психической деятельности человека капиталистического общества.

315

 

Дискуссия о способностях

Два подхода к решению вопроса о социальной обусловленности психики отчетливо выявились в дискуссии о способностях, которая не была завершена ее основными участниками, подготовившими свой материал к I съезду Общества психологов. В опубликованных к съезду тезисах докладов С.Л. Рубинштейн и А.Н. Леонтьев сформулировали принципиально различные точки зрения на проблему способностей в связи с социальной детерминацией психики. В тезисах докладов В.Н. Мясищева и Г.С. Костюка по проблеме способностей вопрос о детерминации психического не был предметом специального рассмотрения[745]. В.Н. Мясищев отмечал вопрос о единстве в способностях природного и приобретенного как требующий особенного внимания. Г.С. Костюк писал о том, что своего дальнейшего раскрытия требует установленное в советской психологии правильное положение о единстве и различии способностей и задатков как исходных внутренних природных условий, необходимых для их развития. Он же отмечал необходимость конкретнее раскрыть природу одаренности, под которой, по его мнению, следует понимать индивидуальные особенности задатков, природных данных личности, более или менее благоприятствующих формированию ее родовых и индивидуальных свойств и способностей, обусловливающих природную способность к их образованию и развитию. Доклад, с которым А.Н. Леонтьев выступил на съезде, был напечатан в журнале «Вопросы психологии». С.Л. Рубинштейн на съезде не присутствовал из-за болезни, и подготовленный им доклад был опубликован посмертно[746].

Дискуссия о способностях, которая выходила за пределы самой проблемы способностей, превратилась в полемику о том, как понимать и как реализовать в психологической теории основополагающий марксистский тезис о социальной детерминации психики, как понимать психическое развитие. Вновь поднятая проблема психического развития, важнейшая для психологической теории, обнаружила с предельной ясностью пункты расхождения двух подходов к психическому. Проблема способностей оказалась слитой с вопросом о развитии, который рассматривался в связи с социальной обусловленностью психики.

316

С точки зрения одного подхода – теории интериоризации – у человека существует два рода способностей: природные, биологические в своей основе, и специфически человеческие, общественно-исторического происхождения. По отношению к природным способностям проводится различение собственно способностей от задатков. Под задатками понимаются врожденные анатомо-физиологические особенности; под способностями – свойства, онтогенетически развившиеся в самой деятельности в зависимости от внешних условий. Что касается способностей специфически человеческих, то они отличны по своему происхождению и условиям формирования. Эти способности развиваются в процессе присвоения отдельным индивидом продуктов, созданных обществом. История материальной и духовной культуры человечества во внешней предметной форме выражает достижения развития человеческих способностей. «Нужно особенно подчеркнуть, что при этом речь идет о психических способностях людей»[747], – пишет А.Н. Леонтьев. В результате присвоения «воплощенные во внешней форме высшие человеческие способности становятся внутренним достоянием его личности»[748].

Природа конкретных механизмов, составляющих основу способностей, усматривается в том, что «в процессе формирования у человека деятельности, адекватной предметам и явлениям, воплощающим человеческие способности, у него прижизненно формируются также и способные осуществлять эту деятельность функциональные мозговые органы, представляющие собой устойчивые рефлекторные объединения или системы, которым свойственны новые специальные отправления»[749]. Согласно этой концепции формирование в онтогенезе интеллектуальных способностей сводится к «усвоению исторически выработанных операций»[750], в способности проецируются процессы, строящиеся «извне».

Трактовка марксовского понятия присвоения, развитая А.Н. Леонтьевым и примененная им к проблеме способностей, вызвала возражения С.Л. Рубинштейна. Обращаясь к трудам К. Маркса, сопоставляя его ранние и поздние произведения, С.Л. Рубинштейн приходит к выводу, что идеи, которые Маркс связывает с понятием присвоения, никак нельзя отождествить с присвоением как генезисом психического[751].

317

С.Л. Рубинштейн возражает против применения этого понятия к генезису психического, потому что этот термин встречается в самых ранних работах Маркса, когда им не были до конца преодолены фейербаховские представления о взаимоотношении человека и природы. Поскольку Маркс преодолевает представления Фейербаха об абстрактном природном человеке и приближается к пониманию его как конкретного общественно-исторического существа, постольку понятие «отчуждение» он связывает с частной собственностью, при господстве которой продукт человеческого труда становится чужой собственностью. А понятие «присвоение» связывается с упразднением частной собственности, с установлением коммунизма и общественной собственности. К такой трактовке Маркс приходит уже в «Немецкой идеологии». Вслед за известными словами о том, что «... присвоение определенной совокупности орудий производства равносильно развитию определенной совокупности способностей», Маркс пишет: «Только современные пролетарии, совершенно оторванные от самодеятельности, в состоянии добиться своей полной, уже не ограниченной самодеятельности, которая заключается в присвоении совокупности производительных сил и в вытекающем отсюда развитии совокупности способностей». И тут же поясняет: «При всех прошлых присвоениях масса индивидов оставалась подчиненной какому-нибудь единственному орудию производства; при пролетарском присвоении масса орудий производства должна быть подчинена каждому индивиду, а собственность – всем индивидам. Современное универсальное общение не может быть подчинено индивиду никаким иным путем, как только тем, что оно будет подчинено всем им вместе»[752].

Из приведенных высказываний Маркса С.Л. Рубинштейн делает вывод: «Основная мысль Маркса, таким образом, ясна: только в результате пролетарской революции – упразднения частной собственности и установления общественной собственности на орудия производства, может произойти такое «присвоение» орудий производства, которое явится «равносильным» развитию определенной совокупности способностей у самих индивидов»... «Таким образом, – продолжает С.Л. Рубинштейн, – ссылка на присвоение у Маркса никак не может служить обоснованием концепции, согласно которой формирование способностей заключается в усвоении операций, потому уже, что здесь идет речь совсем о другом круге идей, которые никак нельзя смешивать или отождествлять. Одно дело «присвоение», заключающееся в упразднении частной собственности и установлении коммунизма, и совсем другое дело – усвоение отложившихся в предмете операций, из которого якобы и возникают способности. Эта последняя концепция должна выступать на свой соб-

318

ственный страх и риск и быть испытана в собственной состоятельности»[753].

Несомненное положение о том, что в продуктах труда, в знаниях, в культуре действительно воплощаются результаты человеческой деятельности и обязательной ее составляющей – психической деятельности, требует исследования зависимости от них психического развития. Однако С.Л. Рубинштейн считает недостаточным выяснение односторонней зависимости психического развития людей от внешних продуктов их деятельности, полагая, что при рассмотрении взаимодействия человека и предметного мира нельзя ограничиться только сферой усвоения вне сферы производства. Способности людей, утверждает он, формируются не только в процессе усвоения продуктов, созданных человеком в процессе исторического развития, но также и в процессе их создания: «процесс... создания человеком предметного мира – это и есть вместе с тем развитие им своей собственной природы»[754]. С.Л. Рубинштейн считает необходимым различать овладение знаниями, умениями от развития способностей. «Развитие человека в отличие от накопления «опыта», овладения знаниями, умениями, навыками – это и есть развитие его способностей, а развитие способностей человека – это и есть то, что представляет собой развитие как таковое в отличие от накопления знаний и умений» [755].

По мнению С.Л. Рубинштейна, «связать проблему способностей с вопросом о развитии – значит, по существу, определить свой подход к центральному вопросу о детерминации способностей», а это значит «признать, е одной стороны, что способности не могут быть просто насаждены извне, что в индивиде должны существовать предпосылки, внутренние условия для их органического роста и, с другой стороны, что они не предопределены, не даны в готовом виде до и вне всякого развития»[756]. Необходимо «исходить из взаимосвязи и взаимозависимости внутреннего развития самих людей, их собственной природы, их способностей и внешних объективированных продуктов их деятельности»[757].

Так встает общая проблема соотношения природного и социального в человеке. Развитие общественной способности, воплощенной в продукте труда, не отменяет, а ставит проблему развития таких психических качеств у индивида, которые бы давали ему возможность сделать воплощенную в продукте способность достоянием индивида. Факт воплощения человеческих способностей в продуктах труда, знаниях, культуре еще не оз-

319

начает, что эти способности становятся достоянием каждого индивида. «Развитие способностей людей совершается в процессе создания и освоения ими продуктов исторического развития человеческой деятельности, но развитие способностей не есть их усвоение, усвоение готовых продуктов; способности не проецируются в человека из вещей, а развиваются в нем в процессе его взаимодействия с вещами и предметами, продуктами исторического развития»[758].

Из факта существования продуктов человеческой культуры, операций, умений никак не удается вывести различное развитие способностей у разных индивидов. Конечно, развитие способностей индивида осуществляется в процессе усвоения продуктов, созданных человечеством, но это еще не означает, что оно сводится к усвоению, что в индивидах нет ничего, в силу чего обучение у одних идет успешнее, чем у других.

Возражая против того, что в способности проецируются процессы, строящиеся «извне», С.Л. Рубинштейн пишет, что при таком представлении «игнорируется исходная общая зависимость обучения от обучаемости, от предпосылок, лежащих в субъекте обучения; похвальное стремление не упустить обратные связи – безусловно действительно существующие и важные – заслоняет у сторонников этой теории способность видеть прямые, исходные зависимости. Все как будто идет только от объекта, извне и лишь интериоризация внешнего заполняет внутреннюю пустоту... Первоначально – по логике этой концепции – обучение не имеет никаких исходных внутренних предпосылок в индивиде; обучение только условие образования способностей; само оно никак ими не обусловлено; способности – только продукт обучения; они не фигурируют вовсе в числе его исходных предпосылок»[759].

Согласно другой системе взглядов, – пишет С.Л. Рубинштейн, – «в процессе обучения и усвоения способности развиваются и специфицируются, но в неразвитой и общей форме – они образуют и исходные предпосылки обучения и усвоения. На самом деле надо говорить не только о способностях как продуктах освоения предметов деятельности, но и о самих этих предметах как продуктах исторического развития способностей, т. е., отказавшись от утверждения об односторонней зависимости развития людей и их способностей от внешних продуктов их деятельности, исходить из взаимосвязи и взаимозависимости внутреннего развития самих людей, их собственной природы, их способностей и внешних объективированных продуктов их деятельности. Создание этих последних имеет как своим следствием, так и своим условием изменение природы людей, их способностей. Человек и предметный мир должны быть рассмотрены

320

в их взаимодействии, и рассмотрение их взаимодействия не может быть ограничено только сферой усвоения, вовсе вне сферы производства»[760].

Понимая под способностями свойства человека, делающие его пригодным к выполнению какой-либо определенной деятельности, можно выделить в их строении два компонента: способы действия как систему соответствующих общественно выработанных операций, и психические процессы, которыми эти действия или операции регулируются. Ядром способностей будет качество функционирования тех психических процессов, которые регулируют операции, а не усвоенная автоматизированная операция. Условием успешности протекания процессов психической регуляции является анализ и обобщение человеком тех отношений, в которых реализуется операция.

Различие двух линий, представленных в психологической теории, в полной мере проявляется в отношении к двум указанным компонентам способностей. Для одной – задача развития способностей заключается в изучении и отработке необходимых операций, позволяющих наиболее эффективно усваивать внешнее. Для другой – главная задача состоит в исследовании и формировании качеств психических процессов, которые обеспечивают наиболее высокий уровень регулировки и функционирования нужных операций, отработка которых является обязательной, но не исчерпывает развитие способностей.

Дискуссия о способностях оборвалась смертью С.Л. Рубинштейна. Теоретические проблемы, поднятые в этой дискуссии: о социальной обусловленности психики человека, о соотношении природного и социального в его психике, о взаимоотношении общественного и индивидуального сознаний, все они являются актуальными проблемами современной науки, составляя предмет новых исследований и дискуссий.