Пространственная ориентировка незрячих

Правильная ориентация в пространстве является для слепого жизненно важным делом: без нее он, в буквальном смысле слова, шагу ступить не может. Этот вопрос рассматривался во многих работах в связи с общими проблемами тифлопсихологии и тифлопедагогики – см. А. А. Крогиус [66], Б. И. Коваленко [46], [47], М. И. Земцова [37], а также в ряде специальных исследований – см. В. Журавлев [33], М. И. Земцова [34], [35], В. П. Турченко [100]; Н. Г. Хопренинова [102]. Крупные работы, специально посвященные ориентации в пространстве и пространственным представлениям слепых, опубликованы В. С. Сверловым [90], [91], [92]. Топографическим представлениям слепых посвящены работы Н. Г. Хопрениновой [101] и Ф. Н. Шемякина [105], а географическим представлениям – Д. И. Зоричева [38]. Пространственной ориентации и представлениям слепоглухонемых посвящены работы А. В. Ярмоленко [113], [114], [115], [116], [117]. Этот же вопрос рассматривается И. А. Соколянским [98] и излагается в книге слепоглухонемой О. И. Скороходовой [95].

---------------------------------------------------------- 173 ----------------------------------------------------------

Если рассмотреть все эти работы в целом и попытаться сделать из них основной вывод, то он будет состоять в утверждении, что слепые, а также слепоглухонемые способны к полноценному познанию пространства. Одно из наиболее распространенных ложных мнений о незрячих исходит из предположения, что пространство доступно лишь зрительному восприятию и что незрячие имеют дело лишь с суррогатами его познания, даваемыми тактильными ощущениями и кинестезией. В. С. Сверлов справедливо характеризует это мнение как «пройденный этап». Потеря одного зрения или зрения и слуха представляет собой, вне всяких сомнений, серьезное препятствие на путях познания пространства и затрудняет его. Процесс познания пространства осуществляется у незрячих по-иному, чем у зрячих. Результат надо, однако, всегда отличать от процесса. Незрячие, на ограниченной по сравнению со зрячими сенсорной основе, познают те же, что и они, объективные законы пространства и способны создать адекватный действительности субъективный образ. Когда речь идет о различиях в пространственных представлениях у зрячих и незрячих, то надо иметь в виду, что они относятся к процессу отражения пространства в голове человека, а не к его результату, который, как это будет показано на нескольких примерах, одинаков у тех и у других.

В работах В. С. Сверлова, М. И. Земцовой и Н. Г. Хопрениновой приведены и проанализированы многочисленные факты самостоятельной ориентации слепых в далеком пространстве, на обширных местностях. Эти факты показывают, что слепые, без помощи зрительных ориентиров и расспросов других людей, способны совершать иногда весьма сложные передвижения по местности и составить себе правильное представление о местности, которая ранее им не была знакомой. В. С. Сверлов подверг тщательному сравнительному исследованию роль разных рецепторных аппаратов в ориентации в пространстве у слепых: слуха, обоняния, тактильной, температурной, вибрационной чувствительности, вестибулярного и мышечно-суставного аппаратов. Доминирующую роль при ориентации в дальнем пространстве он отводит слуху. В частности, к области слуха он относит так называемое «чувство препятствий» у слепых, объясняя его восприятием крайне низких звуков. Он настоятельно подчеркивает, однако, что ориентация никогда не опирается на какой-либо один обособленный от других род ощущений, но всегда на связи между ощущениями разного рода, и пишет: «В каком бы пространстве слепой не ориентировался, – в пространстве одного очень маленького предмета или в обширном пространстве открытой местности, – он всегда пользуется сразу несколькими органами чувств, сразу целым комплексом ощущений, способных в той или иной мере компенсировать отсутствующее зрение» [91; 148]. М. И. Земцова в результате своих исследований тоже приходит к выводу, что в основе пространственной ориентации слепых лежат системные связи разного рода ощущений: «У лиц, пользовавшихся ранее зрением, доминируют слухо-зрительно-двигательные связи и другие многочисленные связи с участием зрительного компонента. У лиц, которые никогда не воспринимали предметов зрительно, доминируют слухо-тактильно-двигательные и другие связи, при этом и у ослепших и у слепорожденных, роль отдельных компонентов в системе неодинакова» [37; 181].

Использование при ориентации показаний сразу нескольких органов чувств, одновременность учета некоторого множества чувственных сигналов является существенным элементом компенсации отсутствий зрения. Такой учет дает «общую картину» той части местности, по которой слепой передвигается. Зрячий при помощи одного только зрения, одним взглядом, сразу способен охватить множество деталей местности. Для слепого заменой этого зрительно-мгновенного охвата может служить одновременность учета показаний разных органов

---------------------------------------------------------- 174 ----------------------------------------------------------

чувств. Этот учет осуществим, однако, далеко не при всех условиях. В. С. Сверлов приводит в виде примера случай, когда слепой оказывается не в состоянии идти по хорошо знакомой ему улице, так как она ремонтируется: «Асфальт и прочие привычные покровы грунта сняты. С каждым новым шагом ноги наталкиваются на груды щебня и другого строительного материала. Трость обнаруживает лежащие на поверхности трубы, рельсы, края траншей канализации и других подземных проводок, вскрытых ремонтом» [91; 18]. Показания слуха, осязания и других органов чувств не возмещают в данном случае зрения, которое способно сразу охватить ремонтируемый участок и указать правильный путь. Этот пример можно рассматривать как «доказательство от обратного» той роли, которую в других, нормальных, ситуациях играет для слепого одновременность учета множества чувственных сигналов.

В. С. Сверлов подчеркивает, однако, что эта одновременность сама по себе еще не обеспечивает слепому правильной ориентации. Он пишет: «Элементы мгновенности и автоматизма в ориентировке слепых отодвигаются на второй план. Их место занимают наблюдения, иногда весьма длительные, сопоставления и умозаключения. Маршрут, который у зрячего не вызывает ни малейших затруднений, от слепого потребует мобилизации и напряженности всех жизненных сил» [91; 18]. Н. Г. Хопренинова тоже отмечает: «Пространственная ориентировка требует от слепого напряжения всех его интеллектуальных сил. От внимания слепого, идущего по улице, не должно ускользнуть ни едва заметное изменение в звуковой картине, ни малейшая неровность почвы, ни едва уловимое световое пятно» [101; 8].

В связи с умственными усилиями, которые нужны слепому для того, чтобы овладеть каким-либо маршрутом, представления об этом маршруте являются у него в высокой степени вербализованными. Н. Г. Хопренинова провела опыт, позволяющий сравнить описания слепым и зрячим одного и того же маршрута, хорошо знакомого им обоим. Во всех случаях рассказ слепого содержал в себе значительно больше деталей пути, чем рассказ зрячего. Примером может служить описание пути от остановки автобуса до дома, где живут слепой и зрячий. Слепой рассказывает: «Сойдя с автобуса, надо пройти немного вперед по Каляевской улице так, чтобы дома были справа. На углу Садовой и Каляевской надо быть внимательным. Сначала надо пересечь Садовую, а затем – Каляевскую. Теперь идем по левой стороне улицы. Пройдя один дом, встречаем небольшую площадку, где предстоит пересечь трамвайную линию. Площадки этой бояться не следует: машин здесь бывает мало. У следующего дома всегда много народа, так как здесь остановка троллейбуса. Дальше идет дом с выступом, а на некотором расстоянии от него встречаем еще один дом с выступом, в калитку которого надо входить. Калитку легко заметить по углублению в тротуаре. Во дворе справа стоит дом. Его надо обойти. За домом мы почувствуем пустое пространство. Здесь надо идти вдоль забора, так как в сырую погоду бывает лужа. Через несколько шагов справа будет крыльцо, ведущее в мой дом». Зрячий тот же путь описывает иначе: «Сойдя с автобуса, пересечем Садовое кольцо и пойдем по левой стороне Каляевской улицы. Миновав 13-е отделение милиции, войдем во двор, и здесь справа увидим небольшой двухэтажный дом». Н. Г. Хопренинова, приводя эти свои записи, обращает внимание на то, что зрячий, при всем своем желании, не мог вспомнить ряда деталей пути, в том числе и особенно тех, которые важны для слепого, – например, углубление в тротуаре перед калиткой. Его представление о пути не нуждалось в столь тщательном словесном расчленении, какое имело место у слепого [102; 221].

То обстоятельство, что слепой способен при своем передвижении учитывать одновременно ряд чувственных сигналов и детально верба-

---------------------------------------------------------- 174 ----------------------------------------------------------

лизует свой маршрут, позволяет допустить, что при отсутствии зрения у человека могут существовать топографические представления не только типа «карта-путь», но и типа «карта-обозрение». Слепой, действительно, может при своей ориентации руководствоваться мысленным планом местности. М. И. Земцова пишет: «При ходьбе в знакомой местности слепой мысленно представляет топографическую картину местности, имеет в своем представлении план, как бы мысленно обозревает окружающие объекты» [37; 184]. Она подчеркивает, что для образования этого мысленного плана существенна вербализация пространственных отношений местности. В. С. Сверлов пишет: «Если слепой думает о сложной и обширной местности, например о городе со множеством улиц, то он представляет себе общий план города в целом, но именно в общем его виде, без каких-либо деталей. На фоне этого общего плана, на котором вырисовываются лишь основные пространственные элементы, как основные ориентиры, возникает более яркое и детальное представление об отдельном участке местности, который в данный момент находится в центре сознания. При этом смена участков, попадающих в центр сознания и поэтому отчетливо или достаточно отчетливо представляемых, происходит настолько быстро и вне всякой зависимости от последовательности рассмотрения, что создается впечатление, будто каждая часть пространства представляется одинаково отчетливо в одно и то же время» [91; 122]. Он отмечает, что не все слепые составляют себе мысленный план той местности, на которой они ориентируются, но для некоторых составление такого плана является обязательным условием ориентации.

В. С. Сверлов приводит подробное описание того, как один слепой составил себе подробный мысленный план обширной территории, на которой размещался парк и здания санатория «Красный вал» (под Ленинградом). Он начал с того, что создал себе план здания, где находилась его комната, и определил положение по отношению к нему некоторых других зданий, которые ему надо было посещать (столовая, водолечебница). Это определение опиралось, с одной стороны, на маршруты, которые он проделывал, а с другой – «а слуховые восприятия: подолгу стоя, например, у входа в водолечебницу, он на слух определял направление звуков, доносившихся до него со стороны главного здания, столовой и других зданий и павильонов. Несколько дней понадобилось ему для того, чтобы освоить разные маршруты по парку – к озеру и вдоль него, по лесу и пр. В результате у него сложилось представление о системе пространственных отношений данной территории, о котором он пишет: «В моем сознании четко обозначился план местности, состоящий в основном из двух треугольников и сравнительно небольших примыкающих к ним участков». По свидетельству В. С. Сверлова, ориентированность этого слепого на территории «Красного вала» удивляла зрячих, особенно когда он углублялся в лес и без посторонней помощи находил выход из него, не говоря уже о том, что при прогулках по аллеям и дорогам он никогда не пользовался помощью зрячих [91; 124-125].

Представления слепых о маршрутах, по которым они передвигаются, несомненно, могут быть расценены как «карта-путь». М. И. Земцова [35; 141 и Н. Г. Хопренинова [101; 12] показали, что слепые могут начертить пройденные ими маршруты. М. И. Земцова ставила свои опыты с ослепшими в условиях войны, и они правильно передавали в своих чертежах те пути, по которым проходили уже после того, как потеряли зрение. Н. Г. Хопренинова получила тот же результат, причем среди ее испытуемых был один слепорожденный и трое, потерявших зрение до двухлетнего возраста. Заслуживает внимания методика, которую она применила. Это несколько видоизмененный тифлографический прибор, изобретенный Н. А. Семевским. Прочерчивание производилось рейс-

---------------------------------------------------------- 176 ----------------------------------------------------------

федером, снабженным зубчатым колесиком, который двигался по листу плотной бумаги, положенной на резину. Благодаря резине, выпуклая точечная линия получалась на той же стороне бумаги, на которой она проводилась, а не на обратной, как это имеет место при пользовании брайлевским шрифтом. Слепые путем осязания могли в любую минуту проверить линию, которую они прочерчивали, а если рейсфедер отрывался от бумаги, то вернуть его к той точке, от которой он оторвался, или к любой другой.

Показания слепых о мысленном плане местности, служащем им для целей ориентации, являются доводом в пользу того, что они могут образовать топографическое представление типа «карта-обозрение». Примерами, подтверждающими это, являются приведенные выше свидетельства, с одной стороны – В. С. Сверлова об одновременности представления слепым множества деталей мысленного плана, а с другой – того слепого, который дал описания своего мысленного плана территории «Красного вала». Существуют технические трудности, служащие помехой тому, чтобы слепой, не имеющий зрительных представлений, вычертил своей рукой план представляемой им местности. Слепой может, однако, обозначить путем проколов бумаги взаимное расположение пунктов практически знакомой ему обширной местности, сгруппировав их вокруг некоторой центральной точки, показывающей его реальное местоположение. Учитывая все сказанное, можно допустить, что слепые, в том числе слепорожденные и раннеослепшие, способны создать топографические представления типа «карта-обозрение», хотя и на иной чувственной основе, чем зрячие. Н. Г. Хопренинова пишет: «На основе звуковых, тактильных и иных раздражений у слепых формируются топографические представления, в которых они поднимаются до симультанного обозрения местности, недоступного им в восприятии» [101; 10].

Топографические представления, как явствует из их определения, требуют мысленной локализации пунктов местности в окружающем человека далеком пространстве. У зрячего эта локализация осуществляется путем мысленного продолжения линии взора за пределы зрительного поля. Она может быть реализована указанием рукой прямого и кратчайшего направления на невидимый с данного места пункт. В этом смысле топографическое представление зрячего можно рассматривать как продолжение его поля зрения. Если слепой может начертить свой маршрут или даже план местности, то это еще не значит, что он может его ориентировать, т. е. расположить так, чтобы мысленная линия, проведенная от него самого через данную точку чертежа, совпала бы с реальным направлением на пункт местности, обозначаемый этой точкой. Ориентировка чертежа – это то же, что «указание вдаль»: она требует мысленной локализации пунктов местности в окружающем пространстве. Неоднократно высказывались серьезные сомнения в том, способны ли слепые к такой локализации. Опыты Ф. Н. Шемякина [105] и Н. Г. Хопрениновой [101] были посвящены сравнительному исследованию «указаний в даль» у зрячих и у слепых.

Испытуемые указывали направления я а знакомые им пункты местности при помощи металлической стрелки. Расстояние до пунктов колебалось в пределах от 500 м до 11 км. Слепым, кроме ослепших в условиях войны, и некоторой части тех, у кого сохранились зрительные представления, пришлось подробно объяснять задачу: слепые ведь не пользуются указательным жестом, и поэтому они не сразу могли уяснить себе, что значит указать воображаемое направление «по воздуху». Результаты опытов свидетельствуют о том, что слепые могут локализовать пункты местности в окружающем их далеком пространстве. Локализация проходила одинаково успешно как в тех случаях, когда испытуемые имели дело с теми пунктами, до которых им приходилось

---------------------------------------------------------- 177 ----------------------------------------------------------

ходить или ездить из Института психологии, где проводились опыты, так и в случаях, когда это условие не имело места. Иначе говоря, мысленная локализация не была сводимой к простому припоминанию маршрутов. Выяснилось также, что слепые указывали направления с неменьшей точностью, чем зрячие. Грубые ошибки – отклонения более чем на 30° от истинного направления – встречались у слепых реже, чем у зрячих.

Были обнаружены характерные различия в моторике зрячих и слепых при указании направлений. Зрячие обычно поворачивали в сторону заданного пункта голову или верхнюю часть туловища, а иногда, вопреки запрещению, вставали и делали полный поворот телом в ту сторону, сопровождая это указательными жестами. У слепых, даже сохранивших зрительные представления, никогда не наблюдалось ни указательных жестов, ни поворотов головы, а тем более – всего тела в сторону заданного пункта. Слепые отвечали отказом на прямые предложения повернуться к заданному пункту лицом. И те и другие прочерчивали иногда в пространстве «перед собой» линии, характеризующие направления движения на заданный пункт. Зрячие ограничивались при этом двумя-тремя крупными и общими движениями рук, чего слепые никогда не делали: они вычерчивали направления множеством мелких и точных движений кисти руки и пальцев. Эти движения начинались в «центре» стрелки- – у вертикального штифта, служащего осью вращения. По этим мелким и точным движениям можно было, зная местность, иногда «прочитать» прочерчиваемый маршрут. В описанных случаях моторика зрячих была как бы включена в их воображаемое зрительное поле. Слепые, даже те, у которых сохранились зрительные представления, исходили при указаниях направлений «в даль» из пространства движений своих рук. После двух-трех прочерчиваний в воздухе воображаемого маршрута они.переходили к мгновенному установлению стрелки в нужном направлении, проверяя рукой лишь угол, под которым она находилась к их телу.

Судя по словесному отчету, у зрячих при указаниях направлений отнюдь не всегда возникали зрительные образы местных предметов и почти никогда – местности в целом. Зрительные образы местных предметов выступали только как «опорные точки» для поисков направлений, но не как их указатели. Обилие зрительных образов служило помехой. Характерное высказывание: «Зрительных образов не было. Показываю живое направление, физически познанное, по которому сам ходил».

И. А. Соколянский, обобщая опыт воспитания слепоглухонемых детей, пишет: «Нам, зрячим, слышащим и говорящим, кажется, что такие умения, как «сидеть», «брать», «положить», да еще на определенное место, определенным образом «идти», да еще в определенном направлении и с какой-то целью, – все это «простые» акты и что формируются они у человека в его деятельности сами собой, легко, незаметно. В действительности это далеко не так. Это – сложнейшие («интегральные») акты, и формируются они (вернее, их формируют) на основе «бесконечно малых» величин. Учет и оперирование этими «бесконечно малыми» величинами и решают исход умственного развития глухонемого ребенка» [98; 5].

О. И. Скороходова может ориентироваться в знакомой ей местности вполне самостоятельно. Она опирается, при этом на свою тактильную, температурную, вибрационную чувствительность, на обоняние и, конечно, на «мышечную память», подсказывающую ей нужные направления. Если при выходе из дома на улицу спутник поворачивает ее не в том направлении, в котором нужно, она замечает это и поправляет его. Она описывает, как однажды, будучи еще девочкой, она оказалась случайно запертой на балконе в доме, откуда все ушли. Она сообрази-

---------------------------------------------------------- 178 ----------------------------------------------------------

ла, что, для того чтобы попасть в дом, ей нужно спуститься со второго этажа, где был расположен балкон, по колонке, поддерживающей его, в сад, а оттуда, через переулок, выйти к крыльцу дома. Калитка сада оказалась запертой, и ей пришлось перелезть через ограду. О дальнейшем она пишет: «Соскочив с ограды на землю, я осторожно пошла в переулок; босыми ногами я различала каждый камень (туфли она сознательно сняла. – Ф. Ш.) «по тому, насколько камни были гладкими или острыми, узнавала направление к дому. Во дворе, по запаху из кухни, я пошла к дверям черного хода и вошла в дом» [95; 113].

В описанном случае О. И. Скороходовой пришлось проделать путь по знакомой местности, хотя и с серьезными для нее отклонениями от обычных маршрутов, что весьма показательно, так как эти отклонения она проделывала впервые. Она описывает случай, когда ей пришлось ориентироваться в незнакомой ей местности, – в саду, где она осталась одна в беседке: «Я... вышла из беседки, чтобы еще сорвать яблок. До этого я сама еще не ходила по саду Л. И., но меня это не испугало, и я смело двинулась вперед. Ну, и путешествовала же я, – зашла в кусты. роз и долго не могла найти выхода из них, исцарапав себе руки шипами. Но я не унывала и продолжала лазить в кустах между клумбами. Я уже начинала думать, что не выберусь из этого лабиринта, как вдруг мне под ноги попалось яблоко. Я подумала: «Если яблоко лежит здесь, значит близко аллея, возле которой яблони». Я направилась в одну сторону – яблоки под ногами стали попадаться чаще и служили мне «путеводными звездочками». Наконец, я ощутила под ногами дорожку, посыпанную песком. Я сделала несколько шагов по дорожке, и прямо к моему лицу прикоснулась ветка с яблоками» [95; 116].

Слепоглухонемая девочка Юля, которую И. А. Соколянский демонстрировал в Институте психологии АПН РСФСР, самостоятельно могла ориентироваться в окрестности той деревни, где она жила. Она сделала из пластмассы макет избы ее матери, правильно распланировав помещение и расставив мебель. В первом варианте она забыла только одну «мелочь» – окна с внешней стороны.

А. В. Ярмоленко [113] в течение ряда лет вела систематические наблюдения над ориентацией в пространстве и исследовала пространственные представления группы слепоглухонемых детей. Она отмечает, что решающим фактором в выработке ориентации и развитии пространственных представлений является самостоятельное передвижение. Дети, которые поступали в школу слепоглухонемых, не овладев ходьбой, не обнаруживали ни умения ориентироваться, ни представлений об окружающем пространстве. Картина менялась под влиянием педагогических воздействий. Алеша К- поступил в школу в состоянии вялости и неподвижности, из-за чего он получил прозвище «Алеша-мешок». «Но уже через несколько дней можно было наблюдать Алешу, самостоятельно, хотя и крайне медленно, передвигавшегося по комнатам, вначале он все время придерживался за стены и мебель, затем опускал руки, делал один-два шага и вновь поднимал руки, отыскивая шкаф, стол и другие ориентиры. Когда однажды автор отодвинул с пути Алеши стол (постоянно стоявший там) и Алеша, подняв руки, стола не нашел, он пришел в состояние возбуждения, кричал, топал ногами и успокоился, только ощупав поставленный обратно стол, а другой рукой установив, что стол стоит у стены, как обычно» [113; 56].

Обход и ощупывание были обязательным начальным этапом ознакомления с новым пространством, а затем дети постепенно переходили к свободной ориентации во всем здании. Можно было установить, что вначале ориентация имела какую-либо постоянную исходную точку – дверь, печка, кровать, стол и т. д., к которой ребенок возвращался и от которой легче и быстрей ориентировался. Затем ощупывание и возвращение к постоянному ориентиру исчезало. «Старшие ученики группы

---------------------------------------------------------- 179 ----------------------------------------------------------

слепоглухонемых всегда одни самостоятельно ходили по всем сложным переходам, лестницам, коридорам и дворам Ленинградского института слуха и речи, причем ориентировка на осязательный признак пути была как бы проверочной – уверенное прикосновение руки к заранее известной точке: начало перил лестницы, ручка двери, угол стены на повороте или нащупывающие заранее шаги в том месте, где пол коридора имел одну ступеньку, после чего ходьба вновь становилась уверенной. Здесь передвижение совершалось по точной пространственной схеме представлений, созданных в предыдущем опыте» [113; 58].

Слепоглухонемые научились самостоятельно ориентироваться в городе и ходить по нему, причем сопровождавший их взрослый мог ограничиться только наблюдением издали, за тем исключением, когда надо было помочь перейти улицу.

Эти дети, в том числе ослепшие и оглохшие до двухлетнего возраста, могли нарисовать карандашом на бумаге план здания и двора Института слуха и речи. Они могли дать правильное словесное описание пути до какого-либо знакомого им пункта города, а также общую характеристику расположения улиц. Например, Вова Ст., оглохший и ослепший в два года, в возрасте 17 лет правильно описывал путь до Летнего сада – обычного места прогулок слепоглухонемых: «Я знаю Летний сад и сам до него дойду: по набережной, перейти улицу, затем мостик, по решетке – и ворота». На вопрос, какую форму имеет Летний сад, сначала начинает чертить пальцем по столу, а затем отвечает: «Квадрат». Ардик К. не только дает правильное словесное описание пути от института до Дворцовой площади и обратно, но и характеризует взаимное пространственное расположение улиц довольно обширного района: Невского, Садовой, Литейного, набережной Фонтанки и пр. Он утверждает, что отвечает «по плану Ленинграда, который у меня всегда в голове» и который он, мысленно составил при хождении по городу.

А. В. Ярмоленко делает из приведенных материалов вывод о психологической разнице ориентировки зрячих и слепоглухонемых: зрячий движется в зрительно воспринимаемом пространстве, слепоглухонемой – в представляемом им, ранее воспринятом осязательно, и корригирует свои представления осязательными, вибрационными и обонятельными ориентирами. Она пишет: «В образовании пространственных представлений у слепоглухонемых особенно ярко выступает их психологическая особенность: необходимость превращения материала сукцессивного осязательного восприятия в симультанно существующее представление пространственного расположения воспринятого, перевод динамического моторно-кинестетического восприятия в статическую пространственную систему представлений, опосредованную через речь и мышление» [113; 65].

Все приведенные выше материалы дают основания полагать, что у слепых и слепоглухонемых существуют топографические представления, причем типа не только «карта-путь», но и «карта-обозрение». Топографические представления не обязаны, значит, иметь зрительный характер. Обязательным и решающим условием их возникновения и развития является не зрение, но передвижение в пространстве. На основе этого передвижения и при условии, что пространственные отношения расчленяются при помощи слова, у слепых и слепоглухонемых может возникнуть такое представление о местности, к которому приложима, по аналогии со зрячими, характеристика «симультанного обозрения».

У зрячих, как уже было сказано, «карта-обозрение» возникает на основе «карты-пути». Предпосылкой «карты-обозрения» является систематизация и «замыкание» маршрутов передвижения по местности! Без этого передвижения симультанность сформировавшегося у ребенка зрительного восприятия местности не переходит в симультанность

---------------------------------------------------------- 180 ----------------------------------------------------------

представления о ней. Взрослому человеку его «карта-обозрение» может субъективно казаться имеющей лишь зрительный характер. В действительности же она образована на основе зрительно-двигательных связей и двигательный компонент в ней обязательно присутствует.