Виды топографических представлений

А. А. Люблинская, посвятившая ряд работ восприятию и осознанию ребенком пространственных отношений, справедливо указывает на то, что «овладение пространством» отнюдь не завершается у него на первом году жизни [77; 69]. После того как он научается ходить, для него открывается новый этап овладения пространственными отношениями. А. А. Люблинская, со ссылкой на свою сотрудницу А. Е. Козыреву, подробно описала начальный период этого этапа – освоение ребенком «пространства пути». Имеет смысл воспроизвести это описание.

Наташа К. (1 г. 6 м.) хорошо знает свои ворота, свой двор, подъезд и квартиру. Она не пройдет мимо ворот. Возвращаясь с прогулки, девочка тянет бабушку в свой дом, бежит по дорожке и останавливается у своего подъезда. То же повторяется и перед дверью квартиры. В знакомой обстановке ребенок легко находит путь к нужному предмету. Он направляется точно в угол комнаты, где лежит его любимый плюшевый мишка, подлезает под диван, куда закатился мяч, обходит ящик на пути. В этой практической деятельности закрепляется представление об определенном пространственном положении предметов, если оно постоянно. Наташа К. (1 г. 9 м.) хорошо знает местоположение всех вещей в комнате. Когда надо достать что-либо из ее вещей, хранящихся в чемодане, она уверенно бежит к роялю, под которым на маленькой скамеечке стоит чемодан. Желая проверить, насколько действительно связались у ребенка знакомые вещи с их пространственным положением, А. Е. Козырева изменила в отсутствие девочки всю обстановку в комнате: все вещи были переставлены. Интересно было прежде всего то, заметит ли девочка изменение расположения предметов. Когда Наташа вернулась с прогулки, она сразу остановилась, на лице ее появилось выражение большого изумления, любопытства; и испуга. На предложение положить свою шапочку на место, Наташа сначала уверенно побежала в тот угол, где стоял рояль. Но сейчас там стояла кушетка. Девочка заглянула под нее, но чемодана там не было. Она^! не заметила, что чемодан лежал на табуретке, поставленной посредине комнаты, мимо которой она прошла, направляясь к кушетке. Стоя у кушетки, Наташа оглянулась и тут только заметила чемодан и, подойдя к нему,

---------------------------------------------------------- 166 ----------------------------------------------------------

положила в него свою шапочку. Такая же процедура повторилась с другими вещами: Наташа сначала подходила к тому месту, где они обычно находились, и, не обнаружив их там, искала их взглядом. Из этих наблюдений А. А. Люблинская делает вывод, что «ребенок не только ориентируется в пространстве среди знакомых вещей, но и сохраняет достаточно четкие представления о пространственном положении отдельных знакомых предметов... Пространственное расположение предметов приобретает сигнальное значение» [79; 50].

Ф. Н. Шемякин, изучая географические представления школьников, обратил внимание на то, что некоторые дети, получив задание начертить план какой-либо хорошо знакомой им местности, выполняли его своеобразным приемом: они передавали взаимное расположение предметов, последовательно прочерчивая на бумаге свой мысленно проделываемый путь по данной местности. Систематически проведенное им исследование [103] обнаружило, что дети изображают пространственные отношения какой-либо знакомой местности одним из двух способов: либо по принципу «прослеживания пути» передвижения по ней, либо по принципу передачи общей конфигурации или общей схемы взаимного расположения местных предметов, которое в этом случае выступает как бы в виде результата ее «мысленного обозрения». Дети шести, семи >и восьми лет передают знакомую им местность главным образом способом «прослеживания пути» и реже способом «обозрение». Характерно, что передача по первому из этих способов удается им лучше, является более совершенной, чем по второму из них.

Дети шести-семи лет обычно рисуют только те пути, по которым реально и часто ходят. Например, правильно передавая все повороты улиц на пути «из школы домой», они изображают только те отрезки пути, по которым реально проходят, но не улицу в целом, а тем менее – прилегающие к ней улицы. На следующем этапе чертеж усложняется – появляются «ответвления» от основного пути. Эти «ответвления» еще не связаны друг с другом. К двенадцати годам все чаще появляются чертежи, где местность изображается в виде замкнутой совокупности путей передвижения. Передача местности по способу «обозрение» начинается с зарисовок местных предметов (домов, деревьев и пр.), по-видимому, без попыток передать реальные пространственные отношения между ними: они просто собраны «в кучу». Затем зарисовки местных предметов исчезают, пункты местности начинают изображаться в один ряд, хотя и с соблюдением их последовательности, при отсчете от одного из них, или же разбросанно, в виде «кусочков» местности в целом. На дальнейшем этапе дети переходят к более систематической передаче пространственных отношений местности. Сначала, однако, они могут изображать местность начиная лишь с какого-либо определенного ее пункта – им нужен «постоянный», или «главный», ориентир.

В своих чертежах дети более или менее соблюдали пропорции протяженности изображаемых ими отрезков пространства. У них был «индивидуальный масштаб»: в чертежах, сделанных по способу «путь», они с большей точностью передавали отношения длин отрезков средней части маршрута, но приблизительно на одну треть преувеличивали, по сравнению с истинными отношениями, его начальную часть и примерно наполовину преуменьшали конечную. Так как дети, в особенности шести и семи лет, заведомо «е отсчитывали своих шагов, то можно полагать, что в основе индивидуального масштаба лежит оценка протяженности по длительности времени, нужного для прохождения данного отрезка пути. В чертежах, выполненных по способу «обозрение», совершенно отсутствовала акцентировка начальных и конечных его отрезков. Индивидуальный масштаб в этих чертежах основывался на общей конфигурации расположения местных предметов, а не на длительности отрезков времени.

---------------------------------------------------------- 167 ----------------------------------------------------------

При черчении по способу «путь» дети обычно начинали работу с нижнего края листа бумаги и чертили путь «от себя» так, что повороты налево и направо совпадали с реальным положением их тела в пространстве. Иногда дети садились с той стороны стола, которая позволяла им находиться в положении «лицом» к нужной им местности. Требование чертить «на себя», т. е. в направлении, обратном реальному положению тела, вело к резкому увеличению ошибок в изображении поворотов направо и налево. К двенадцати годам не ориентированный «от себя» чертеж становился более доступным. При черчении по способу «обозрение» не сказывается описанная выше роль реального положения тела.

Исполнив чертеж по способу «путь», дети зачастую не могли назвать улиц, которые они изобразили. Всякое изображение по способу «обозрение» обязательно сопровождалось называнием пунктов местности: такое-то кино, такой-то магазин, перекресток таких-то улиц. Словесно обозначаемые пункты служили как бы «точками опоры» для обозрения местности. Говоря шире, чертежи по способу «путь» вербализованы необязательно, а чертежи по способу «обозрение» – в той или иной мере, обязательно.

Описанное различие в способах вычерчивания позволило предположить, что ему соответствует различие в способах представления местности. Первому из этих способов соответствует топографическое представление типа «карта-путь», отображающее местность в виде мысленно прослеживаемых путей передвижения. Второму способу соответствует топографическое представление типа «карта-обозрение», отображающее местность в виде системы взаимного расположения местных предметов. Для «карты-путь» характерна постепенность, сукцессивность прослеживания пространственных отношений, а для «карты-обозрение» – одновременность, симультанность их мысленного охвата. Представления типа «карты-путь» развиваются раньше «карты-обозрение». Каждый из этих типов мысленной карты отвечает практическим требованиям ориентации в пространстве: «карта-путь» нужна в тех случаях, когда для ориентации требуется только узнавание направлений и расстояний между пунктами пути, а «карта-обозрение» – в тех случаях, когда для ориентации нужно определение положения каждого пункта местности по отношению ко всей их совокупности. Оба типа топографических представлений существуют не только у детей, но и у взрослых людей.

А. А. Люблинская [781, [79], подтвердив на дошкольниках более раннее развитие у них представлений типа «карта-путь», чем «карта-обозрение», показала роль слова в возникновении этого второго их типа. В детском саду детям давался макет их групповой комнаты и они должны были по памяти расставить в нем по своим местам макеты мебели. Ребенок 4 – 4^!/г лет, если он понял задачу, легко справлялся с нею. Решая ее, он зачастую употреблял лишь крайне общие обозначения пространственных отношений: Он говорил «тут» и «там» или «еще», «здесь стоит стол», «еще тут стулья», «а где тут пианино?» «еще надо шкап здесь поставить, еще тут – этажерку». А. А. Люблинская продолжает: «Не то мы видим в работе детей старшей группы детского сада. Для них пространственные связи объективированы в словах «около», «рядом», «между», «справа», «слева» и благодаря этому все решение задачи заметно меняет свой характер. Продолжая оставаться решением конкретной задачи, оно идет на уровне абстрагирования и обобщения существенного, – в данном случае пространственных связей и отношений, существующих между предметами» [78; 25].

Дети обычно решали задачу при условии, что у макета комнаты была снята стена, где находилась дверь: получив макет, ребенок видел комнату так, как он ее всегда воспринимал, входя в группу. Во втором

---------------------------------------------------------- 168 ----------------------------------------------------------

варианте опыта у макета снималась стена, противоположная входной двери, та, на которой находились окна. Макет оказывался повернутым на 180° по сравнению с привычным для ребенка положением «постоянного ориентира». Для четырехлеток задача с повернутым макетом оказалась непосильной и лишь небольшая часть из числа пяти-шестилетних детей сумела справиться с ней. А. А. Люблинская справедливо отмечает, что решение этой задачи требует более высокого уровня отвлечения пространственных отношений при помощи их словесных обозначений, в особенности же умения перестроить привычный пространственный образ применительно к словам «направо» и «налево», каждое из которых обозначает теперь направление, обратное прежнему.

Эти опыты А. А. Люблинской, как и опыты Ф. Н. Шемякина, показывают, что ребенку пяти-семи лет трудно отделить воображаемое положение своего тела от реального. В цитированных выше опытах А. Я. Колодной [49; 193] мальчик пяти лет мог правильно указать рукой направление из своего дома на определенный пункт города и описать путь до него, перечислив нужные повороты направо и налево. Эту задачу, он, однако, выполнял только тогда, когда стоял лицом к окнам, выходящим на улицу, с которой начинался его мысленный путь. Когда же его поворачивали спиной к ним, то задача оказывалась для него неразрешимой. Он затруднялся совершить «мысленный поворот», который требовал, чтобы реальное направление «позади» было названо словом «впереди», а реальное направление «направо» – словом «налево» и т. д.

В опытах О. П. Сергеевич [93] учащимся третьих классов были предложены две задачи: начертить путь от школы до городского парка и план детской площадки. Решение первой задачи шло по типу «карта-путь», а второй – по типу «карта-обозрение». Путь между школой и парком пролегал через возвышенность. Дети в своих чертежах преувеличивали относительную протяженность той части пути, которая соответствовала подъему, и преуменьшали соответствующую спуску с возвышенности.

Под иллюзиями ориентации подразумевается такое несовпадение представляемых пространственных отношений местности с реальными, при котором она кажется человеку повернутой на 90 или на 180° против своего действительного положения. Имеется два типа иллюзий ориентации, соответствующих двум типам топографических представлений: «карте-путь» соответствует иллюзия передвижения, «карте-обозрение» – иллюзия расположения. Иллюзии первого типа распространяются только на те пункты местности, между которыми или через которые пролегает реально осуществляемый путь передвижения. Иллюзии второго типа распространяются на всю местность, охватывая совокупность ее пространственных отношений в целом. Н. А. Черникова (работа не опубликована) собрала и проанализировала ряд случаев иллюзий ориентации. Наиболее характерными являются иллюзии «на 180°». В этих случаях при иллюзиях передвижения человеку кажется, что он движется по знакомому ему пути в направлении, обратном действительному. Если он едет, например, в трамвае, то ему кажется, что дома, которые он воспринимает справа от себя, расположены на левой стороне улицы и следуют друг за другом в порядке, обратном действительному. Иллюзия не исчезает даже под воздействием порядка остановок трамвая, который свидетельствует о подлинном направлении движения, например от центра города. Причина этих иллюзий состоит в том, что человек не заметил реального поворота на 180°, который он осуществил, или вообразил, что осуществил такой поворот, хотя в действительности не совершал его. При иллюзиях расположения человеку кажется, что вся знакомая ему местность повернута на 180°. Например, Б., выйдя из станции метро «Красные ворота», воспринял всю знакомую ему площадь,,

---------------------------------------------------------- 169 ----------------------------------------------------------

как расположенную «наоборот». Он не мог понять, в какую сторону ему надо повернуть, чтобы дойти до нужного ему дома за пределами площади, и даже расспросы прохожих не помогли ему освободиться от иллюзии. Причина иллюзии заключалась в том, что он вообразил, будто выход из станции метро расположен на стороне площади, противоположной той, где он находится в действительности. В рассматриваемом случае станция метро служила «главным ориентиром» для представления площади. Изменение представляемого положения главного ориентира на обратное по сравнению с действительным является характерной причиной иллюзий расположения.

При иллюзиях человек замечает противоречие между представляемыми и воспринимаемыми им пространственными отношениями. В результате некоторые знакомые местные предметы могут оказаться неузнанными, а воспринимаемая часть местности иногда кажется какой-то «странной» или «нереальной». При дезориентации человек не замечает несоответствия представляемых им пространственных отношений действительным. Он находится в состоянии заблуждения. Известно, например, что люди, которые идут или в тумане, или по незнакомому им лесу, или по равнине, лишенной заметных ориентиров, зачастую совершают движение по окружности или по спирали, хотя они представляют себе, что движутся по прямой. Они не замечают того, что их кажущееся положение на местности не совпадает с реальным. Н. А. Черникова исследовала представления о направлениях на местные предметы, расположенные вне поля зрения, у людей, находящихся в состоянии дезориентации на 90 и на 180°. Против ожидания выяснилось, что не все представляемые направления повернуты на эти градусы по сравнению с реальными. Как правило, они отклоняются от реальных направлений на несколько меньшее число градусов. Поскольку дезориентация вызывается незамеченным поворотом, Н. А. Черникова допускает, что просчет, сделанный в этом отношении, корригируется в некоторой степени работой кинестетического и вестибулярного аппаратов, которые зарегистрировали сделанный поворот, хотя человек не осознал его.

К. X. Короленок [54; 74] провел обследование 280 человек по вопросу о частоте иллюзий ориентации. Из них 235 чел. (84%) переживали эти иллюзии один или несколько раз. У 55% иллюзии возникали при пробуждении, у 53% – в закрытых помещениях, у 38% – в незнакомой местности (по отношению к сторонам света), у 27% – в лесу. Рассматривая иллюзии передвижения и расположения, К. X. Короленок выделяет среди последних три вида: просоночный, ситуационный и припадочный [57; 22]. Просоночные иллюзии возникают при пробуждении, когда функции зрения выключены темнотой или тем, что глаза закрыты. Человеку, после того как он проснулся, кажется, например, что его голова расположена на «ножном» конце кровати, и, делая попытку встать, он наталкивается на стену. Иллюзии ситуационные возникают в бодрственном состоянии и обусловлены тем, что основной ориентир (дом, станция, учреждение, площадь и т. п,) находятся вне поля зрения и ошибочно представляются в другом направлении. Так, у одного из жителей г. Иркутска иллюзия состояла в том, что район вокзала казался ему повернутым на 180° против своего действительного положения по отношению к городу. Попытка освободиться от этой иллюзии привела к тому, что у него образовалось две пространственные схемы этого района: одна – соответствующая действительности, другая – иллюзорная. Эти виды иллюзий свойственны нормальным людям. Тот вид, который К. X. Короленок назвал припадочным, встречается у нервно- и душевнобольных. Причина припадочных иллюзий лежит, по мнению К- X. Короленка, в вегетативно-сосудистых и церебральных нарушениях. Больной неожиданно теряет ориентацию, все окружающее «как-то

---------------------------------------------------------- 170 ----------------------------------------------------------

странно поворачивается». К. X. Короленок описал интересный случай «двойной ориентации» одного душевнобольного [58;32].

К. X. Короленок исследовал явление «дереализации» окружающего при иллюзиях ориентации. Он пишет: «В процессе исследования обманов ориентации в пространстве нам пришлось убедиться, что если обманы ориентации сопровождались глобальной дереализацией, то они удерживались недолго (обычно несколько минут и в исключительно редких случаях несколько часов), если же обманы ориентации не сопровождались дереализацией или последняя носила локальный характер, то они держались очень продолжительно (несколько часов, суток и даже лет)» [60; 130].

К- X. Короленок провел по разработанной им оригинальной методике экспериментальное исследование иллюзий ориентации и дезориентации [59]. При первой методике испытуемому, который сидел на вращающемся стуле, завязывали глаза и несколько раз поворачивали в разные стороны. Вторая методика состояла в том, что вращающийся стул помещался в специально сконструированном «шатре», на стенах которого были нарисованы окна, обозначена дверь и т. д. и который, по желанию экспериментатора, мог быть повернут на любой угол вокруг своей вертикальной оси. Во время вращения стула или «шатра» испытуемому завязывали глаза, затем повязка снималась. Направления на заданные пункты местности испытуемый указывал рукой или же рисовал план местности.

Методика «шатра» позволяла раздельно исследовать влияние на представления об окружающем пространстве трех условий: одновременных поворотов испытуемого и «шатра», поворотов только самого испытуемого и поворотов только одного «шатра»¹. Ни при одном из этих условий дезориентации не наступало: испытуемые воспринимали либо себя, либо «шатер», либо и себя самих и «шатер» повернутыми на 180° по отношению к местности, расположенной за пределами «шатра» и комнаты и принимаемой ими за неподвижную часть пространства. Восприятие движения собственного тела или непосредственно окружающей его части пространства («шатра») помогало «удерживать на месте» представление о местности в целом. Это обязательное условие ориентированности: когда человек, например, идет, то он воспринимает и представляет себя движущимся по неподвижной местности.

Дезориентация могла быть вызвана только вращением испытуемого, в результате которого он в конце концов приходил к такому представлению о своем положении на местности, в котором она была повернута на 180° против реального. При дезориентации воспринимаемое положение «шатра» всегда подравнивалось к представлению о положении местности в целом. Поэтому, когда в заключительной части опыта экспериментатор возвращал испытуемого к нормальной ориентации, два объективно разных положения «шатра» – при дезориентации и теперь – представлялись испытуемому как одинаковые.

В опытах без «шатра» исследовались условия, при которых испытуемый выходил из состояния «дезориентации на 180°». В первых трех сериях глаза у испытуемых продолжали быть завязанными. В первой серии экспериментатор предлагал испытуемому представить себе местность повернутой на 180°, т. е. фактически требовал от него, чтобы он привел свое воображаемое положение на местности в соответствие с действительным. Испытуемые, хотя и не без затруднений, выполнили эту задачу, но представление о «мысленно повернутой местности казалось им искусственным по сравнению с тем, которое они считали

¹ Поворот «шатра» производился, когда у испытуемого были завязаны глаза. После поворота «шатра» повязка снималась.

---------------------------------------------------------- 171 ----------------------------------------------------------

правильным. Этот способ не выводил из дезориентации '. Во второй серии экспериментатор сообщал испытуемому, что тот находится в состоянии дезориентации, и предлагал ему привести свое представление в соответствие с действительностью, т. е. тоже мысленно «повернуть» местность на 180°. У одного испытуемого дезориентация исчезла мгновенно, у остальных трех возникла своеобразная «иллюзия ориентации», при которой субъективно более достоверными казались им их ложные представления. В третьей серии испытуемым было предложено, не снимая повязки, пройти по комнате и ощупать вещи руками. У одного испытуемого первое же прикосновение к предмету привело к выходу из дезориентации. Двум остальным предметы, которые они ощупывали, казались переставленными на другие места по сравнению с обычными. Даже когда один из них прикоснулся рукой к двери, то ему показалось, что она «перенесена» на противоположную стену, – возникла своего рода иллюзия ориентации. В четвертой серии у этих двух испытуемых сняли повязку с глаз. В течение примерно пятнадцати минут они переживали иллюзию: «Комната казалась повернутой по сравнению с положением до эксперимента, вместе с тем она была какой-то странной и чужой, хотя испытуемый прекрасно ее узнал» [59; 67]. К- X. Короленок делает из этих опытов вывод, что одно только интеллектуальное усилие никогда не выводит из состояния дезориентации, слова другого человека редко выводят из нее, а зрительное восприятие выводит из нее скорее, чем осязательное.

Теперь надо обратиться к «психологическому составу» топографических представлений. Под «психологическим составом» представлений подразумеваются те модальности ощущений, на основе которых они складываются. С этой точки зрения обычно различают представления зрительные, слуховые, двигательные и тактильно-двигательные, добавляя к ним иногда обонятельные и вкусовые. По этой классификации топографические представления типа «карта-путь», казалось бы, можно было отнести к числу двигательных, а типа «карта-обозрение» – к числу зрительных представлений.

При рассмотрении вопроса о восприятии пространства было, однако, отмечено, что оно никогда не является результатом деятельности какого-либо одного, изолированного, рецептора. Огромную роль в этом восприятии играют зрительно-двигательные связи. Значимость зрительно-двигательных и слухо-двигательных связей для восприятия направлений была прослежена на развитии моторики ребенка в течение первого года его жизни. Если пространственные представления возникают на основе восприятий и практической деятельности, то из сказанного следует, что их нельзя выводить из какой-либо одной модальности ощущений, например из ощущений зрительных или двигательных. Их приходится рассматривать как результат интермодальных связей ощущений, в которых обязательно участвуют кинестетические ощущения, поскольку ориентация в пространстве требует движений.

То обстоятельство, что «карта-путь» возникает и развивается на основе реальных передвижений в пространстве, позволяет предполо-

¹ "Позднее мною был проведен следующий опыт. Испытуемые с завязанными глазами должны были дважды представить себе комнату, в которой они находились: один раз из положения «лицом», а другой раз – «спиной» к окну – и словесно описать расположение предметов в ней. Затем они должны были представить себе ту же комнату из положения «лицом к окну», но так, как будто они сидели «спиной к окну», и наоборот, – и тоже описать расположение предметов, на этот раз из воображаемого положения, на 180° противоположного реальному. Эта часть задачи вызвала затруднение, и в описаниях встречались оговорки. О самом представлении комнаты при «мысленном повороте» испытуемые говорили, что оно «бледно», «как бы подернуто пеленой», «нереально», «в высшей степени странно». В этой части задачи обнаруживало себя противоречие между воображаемым положением тела испытуемых и тем его положением, которое осознавалось ими как реальное.

---------------------------------------------------------- 172 ----------------------------------------------------------

жить, что ведущая роль в представлениях этого типа принадлежит двигательным схемам. Развитие «карты-пути» подготовляет возникновение «карты-обозрения». Без накопления известного количества «карт-путей», при помощи которых данная местность отображалась бы как система путей «туда» и «обратно», не могли бы возникнуть «карты-обозрения». Можно предположить, что в представлениях этого типа тоже обязательно участвуют двигательные схемы. Для них характерна, однако, «симультанность обозрения», одновременность охвата множества деталей. Симультанность принято рассматривать как отличительный признак зрительных восприятий и представлений. Именно этот признак лежит в основе предположения, что в «карте-обозрении» ведущую роль играют зрительные представления. Не следует, однако, забывать, что «карта-обозрение», в отличие от «карты-пути», обязательно связана со словом и речевым расчленением представляемого пространства.

А. Я. Колодная [48], [50] исследовала топографические представления у людей, из которых одни имели проникающие ранения теменной, а другие – височной доли. При ранениях теменной доли нарушаются оба типа представлений – и «карта-путь» и «карта-обозрение». Нарушения «карты-пути» связаны с расстройством представлений о направлениях «направо» и «налево» и трудностью для больного отделить воображаемое положение своего тела от реального. При нарушениях «карты-обозрения», кроме того, выпадает симультанность, одновременность охвата множества деталей местности и оказывается затрудненным вычленение отдельных частей в целостном представлении. Раненные в височную область, у которых грубо нарушена речь, обычно правильно ориентируются в помещении госпиталя, и представления типа «карта-путь» по большей части сохранены у них во всей полноте. Представления же типа «карта-обозрение» у этих больных нарушены грубо и порой вовсе выпадают.

Изложенное исследование подтверждает обязательность участия слова в представлениях типа «карта-обозрение». Данные о раненных в теменную область заставляют усомниться в том, что симультанность сообщается топографическим представлениям именно и только их зрительными компонентами.

Решающее значение для исследования «психологического состава» топографических представлений имеет сравнение зрячих со слепыми, а также слепоглухонемыми. Начинать это сравнение приходится с описания того, как слепые ориентируются в пространстве, поскольку на этот счет существует множество предвзятых и ложный мнений.