Идентичность и развитие идентичности

Что такое человек в целом? Какова его «идентичность»? Это латинское слово, оно означает «быть таким же, соответствовать себе». А до какого момента человек остаётся тем же самым, если его тело и психика постоянно меняются?

Кажется, что в последнее время в сфере психотерапии снова стал расти интерес к теме идентичности. Существует целый ряд теорий идентичности, самой известной из которых является ориентирующаяся на психоанализ тео­рия психосоциального развития Эрика Эриксона (1902-1994). Эриксон связал концепцию идентичности с задачами развития во время жиз­ненного цикла человека. Юность он считает фазой, в которой человек либо вырабатывает свою собственную идентичность, либо ему это не удаётся.

На мой взгляд, развитие нашей идентичности начинается с мо­мента зачатия и слияния яйцеклетки и сперматозоида, в генетическом коде которых содержится всё наследие человеческой истории. На этой основе возникает новый человек, который в своей совокупности яв­ляется уникальным. Мы получили жизнь от наших родителей, но наша жизнь не идентична их жизни. В ней есть своя жизненная сила и своя воля к жизни.

Каждый человек в конкретный момент своей жизни является ре­зультатом своего развития на протяжении предыдущей жизни, с самого её начала. Всё, что с ним происходило, является частью его существа.

Ничего из этого опыта нельзя проигнорировать, отбросить или специ­ально забыть. Таким образом, идентичность человека — сумма всего прежнего жизненного опыта этого человека.

Идентичность и мать

Первое испытание в развитии идентичности каждого человека — его мать. После зачатия она является для него внешним миром и пер­вым опытом отношений. Ещё до рождения она становится непосредст­венным партнёром, первым «Ты». Она даёт основу для формирования первого «Мы». Каждый ребёнок должен сначала наладить отношения с матерью. В отношениях с ней «Я» ребёнка утверждает себя и свои желания.

Это протекает легко, когда мать рада ребёнку, когда она с лю­бовью принимает его, хорошо кормит и защищает его ещё во время беременности, радуется его существованию и росту. Тогда ребёнок и после родов может видеть в глазах матери своё отражение и чувство­вать себя любимым. В результате у ребёнка появляет­ся изначальная вера в себя, в свою жизнь и свои отношения. На этой основе он может без труда реализовать основную формулу здоровой идентичности: Я = Я. В это уравнение не вмешивается извне ничего такого, что было бы в нём чужеродным телом.

Послания

Если же мать отвергает своего ребёнка, не хочет его, злоупо­требляет им в своих целях или использует для проекций своих травм и стратегий выживания, ребёнку будет очень трудно воспринимать себя в своей идентичности. Ему трудно почувствовать и увидеть, кто он такой за пределами материнского эмоционального отторжения или её ожида­ний. Он не может чётко различать, что является его частью, а что нет. У него никак не получится не относить к себе и не идентифицироваться с такими материнскими посланиями, как:

• «Тебя слишком много»,

• «Ты появился в неподходящий момент»,

• «У тебя не тот пол»,

• «Ты слишком беспокойный и шумный»,

• «Ты слишком медленный»,

• «Ты виноват» и т. д.

Существует большая опасность того, что его идентичность будет состоять только из таких материнских посланий, враждебного отторже­ния и неисполнимых ожиданий. В таком случае ребёнку придётся от­бросить свои собственные наблюдения, эмоции и потребности, чтобы избежать отторжения и завышенных требований своей матери и стать таким, каким, по его мнению, его желает видеть мать. Он будет сты­диться самого себя за то, что он в принципе существует, и будет подав­лять свои личные особенности. В конечном счёте за этим скрывается такая парадоксальная логика: мама довольна мной только тогда, когда меня нет! Если у меня получится добиться того, чтобы Я отсутствовало, то я смогу быть. Потом могут добавляться подобные послания от отца, братьев и сестёр, от родственников, могут появляться новые ожидания и требования, которые не позволят реализоваться собственным каче­ствам ребёнка.

Однако такие послания говорят больше не о ребёнке, а о тех лю­дях, которые ему эти послания транслируют. Суть посланий состоит в том, что они являются ментальными конструкциями, они надстраивают­ся над реальностью и навязываются ей. Диагнозы часто больше говорят о враче, чем о пациенте. Послания могут продолжаться в детском саду, в школе и в кругу друзей, в ситуации, когда ребёнок или подросток не может защититься или дистанцироваться от них. Например, школьные оценки — это именно послания школьной системы, ориентированной на конкуренцию, своим ученикам. Это признак «тотальных институций»: они безжалостно подчиняют людей своим посланиям.

Тот, кому не повезло, всю свою жизнь проживёт в обществе и культуре, где есть только послания, с которыми «как бы Я» должен идентифицироваться, которые не дают пространства для развития соб­ственной идентичности. Существуют социальные группы, в которых для отдельного человека изначально всё задано и предписано, что чело­век должен и может делать: его рождение, его религиозная принадлеж­ность, школьная карьера, выбор партнёра и создание семьи, работа и смерть. Базовая формула подобной жизни такова: «Ты = Я = Мы». Ты должен быть таким, каким я хочу видеть тебя, каким мы хотим видеть тебя. Такой коллективизм душит в зародыше любую индивидуальность. «Мы» лучше знаем, как должна проходить твоя жизнь! То, чего «Мы» хотим от тебя, должно быть твоим желанием! При фашистской диктату­ре базовая формула звучит так: твой народ — всё, ты — ничто! Мы мо­жем сформировать свою собственную идентичность только тогда, когда у нас есть возможность критически относиться ко всем посланиям, ко­торые нам транслируются, и отвергать их.

Идентификации

В ходе формирования нашей идентичности нужно быть начеку не только с посланиями. Часто встаёт вопрос о том, хорошо ли для нас то, с чем мы идентифицируем себя. Базовая формула идентификаций такова: Я = Ты.

Идентификации не являются априори чем-то негативным. Иден­тификация с другими людьми может ускорить процесс обучения, на­пример, когда ребёнок осваивает свой первый язык, имитируя речь матери. Процессы идентификации могут мотивировать человека стать таким же хорошим, как его образец. Но в то же время они могут по­мешать ему воспринимать себя, чувствовать себя и думать о себе, а также побудить идентифицироваться с чем-то, что в конечном счёте навредит человеку.

Если у человека не сформировалось стабильное собственное Я, это проявляется в тех трудностях, которые человек испытывает в отде­лении от родителей, от семьи, родственников и родных мест; ему труд­но отойти на дистанцию, необходимую для саморазвития. В результате «другие» на всю жизнь остаются точкой отсчёта для собственного бы­тия. Не происходит осознанного и уверенного различения между тем, что человек пережил сам, и тем, что пережили другие. Поэтому многие люди симбиотически погружаются в травмы своих родителей, братьев и сестёр, предков и земляков, которые они ощущают как свои собствен­ные. В сообществе, не способствующем формированию идентичности, «судьба» каждого члена сообщества становится «судьбой» всех осталь­ных. То есть нет чёткой границы между коллективными страданиями и индивидуальным страданием. В результате целые сообщества могут по­гружаться в страдания своих «предков» и в вытекающую из этих страда­ний динамику жертва-агрессор. Люди совместно отправляются в бездну своего прошлого. Это делает невозможным новое, иное будущее.

Из идентификаций, то есть из формул Я = Мы или Я = Ты, мы не можем самостоятельно добыть собственную идентичность. Всё то, что мы перенимаем у других, мы должны мерить по нашему собственному масштабу, по тому, что является нашим. Что это будет означать для меня, если я научусь тому, что умеет мой кумир? Для чего мне это нужно? Что для меня при этом важно? Зачастую мы видим, что одно и то же явление важно для нас совсем по другой причине, чем для того, у кого мы его переняли.

Даже когда мы любим другого человека, встаёт вопрос, в какой степени мы должны идентифицироваться с его впечатлениями, эмоция­ми и мыслями и в какой степени мы можем требовать от другого, чтобы он идентифицировался с нами. Я = Ты = Мы — симбиотическая форма отношений, из которой в принципе не может появиться ничего нового. Если же у нас в мыслях и на практике реализуется Мы = Я + Ты, тог­да Мы имеет прибавочную стоимость и становится чем-то уникальным, чего не могло создать ни Я, ни Ты поодиночке. Только такое Мы в прин­ципе оправдывает те усилия, которые нужны для того, чтобы совместить разные потребности участников. Нет никакого смысла в том, чтобы вкладывать время и жизненную энергию в такие отношения, которые заключаются только в повторении всё тех же самых старых образцов.

Разграничение

Если в коллективистских культурах разграничение объявляется предательством семьи, религии или культуры, то в индивидуалистических культурах нам нередко советуют лучше проводить разграничение и защищать свои границы от вторжения со стороны. Казалось бы, тут кроется доброе намерение, но благодаря одному только разграниче­нию мы не сформируем свою собственную идентичность. Сказать о том, чего я не хочу, против чего я выступаю, от кого и от чего я отличаюсь, может стать первым шагом в поисках своего. Но одно это не может со­здать основу для собственной идентичности. Даже наоборот, это может свидетельствовать об отсутствии своего, если я постоянно ссылаюсь на других — тех, в ком мне что-то не нравится, кого я отвергаю. «Я не хочу стать такой, как моя мать» или «Я хочу освободиться из переплетения с моей матерью» - такие мысли продолжают ставить мать в центр вни­мания, ориентируют взгляд и энергию на неё, а не на своё Я. За этим кроется неудовлетворённая детская потребность в материнской любви.

Здоровая идентичность

Здоровая идентичность формируется тогда, когда обеспечено единство нашей психики, то есть когда нам не приходится расщеплять­ся, чтобы что-то делать или устанавливать связи с другими людьми. Тогда будут совместно действовать следующие факторы — в своём соб­ственном теле и в свободно избранных отношениях:

• здоровое Я,

• свои собственные желания,

• собственные ощущения,

• собственные чувства,

• собственные мысли,

• собственные воспоминания,

• собственные действия.

Здоровая идентичность проявляется в первую очередь в наших отношениях с другими. В здоровой идентичности нет идентификации с агрессорами и их посланиями нам. Мы можем начинать и форми­ровать такие отношения, которые полезны для обеих сторон, в кото­рых есть баланс того, что мы даём и берём, которые создают для всех

 

 

 

 

участников ситуации обоюдного выигрыша. Кроме того, мы можем лег­ко выходить из отношений, которые не идут нам на пользу и делают нас больными, то есть отношений, где один или оба проигрывают.

У Йеспера Йууля есть хорошая фраза: «Любовь — это искусство превращать любовные чувства в любовное поведение и при этом не терять себя». Любовь, требующая самоотречения, не может быть здоровой любовью. Тот, кому приходится жертвовать собой ради семьи, народа, страны или Бога, чтобы как бы заслужить любовь, тот должен спросить себя, как же он дошёл до такой жизни. Почему я стал таким? Что другие сделали со мной, что я сам позволил сделать с собой, что единственный путь к счастью заключается для меня в само­отречении? Особенно с учётом того, что «семья», «народ», «родина» или «Бог» являются в этих вариантах для человека в позиции жертвы не более чем обобщёнными ментальными конструкциями, а его отно­шение к реальности имеет мало (или вообще ничего) общего с настоя­щей жизнью, её многослойностью и разноплановостью. Истоком таких конструкций часто являются фантазии о насилии.

Я и Самость

Особое понятие в связи с вопросом об идентичности - «са­мость». Это слово встречается в самых разных контекстах, напри­мер: «Я хочу сделать это сам!», «Я должен сам защищаться» или «У меня низкая самооценка». «Самость» - слово, отсылающее нас к нашему Я. В рамках здоровых психических структур между Я и самостью нет противоречий. Быть самим собой означает также чув­ствовать себя в своём теле. Когда в психике человека доминируют стратегии выживания, может сложиться ситуация, когда «самость» представляет собой скорее диссоциированное состояние выжива­ния. В этом случае оно может играть роль «идеальной самости», оторванной от реальных качеств человека. Может быть и так, что эта «высшая самость» попытается найти точки соприкосновения с чем-то священным, существующим вне её.

Любовь к себе или эгоизм?

В духовных учениях, в моральных и религиозных догмах мы часто сталкиваемся с идеей, что желание быть самим собой, своим «Я», яв­ляется «эгоизмом», «эгоцентризмом» или «самовлюблённостью»: «Че­ловек растёт на основе своего эго, которое всегда стремится к власти. Всякое «а я хочу» является выражением этого стремления к власти. Эго всё больше раздувается и ловко ставит человека себе на службу, прикрываясь новыми, красивыми одеждами. Человеческое Я живёт за счёт размежевания и боится потери контроля, любви и слияния. «Я» выделяет и развивает свой полюс и отбрасывает возникающую тень наружу, на «Ты», на внешний мир».

Когда человек осознанно ставит себя в центр своей собствен­ной жизни, то, по моему опыту и наблюдениям, это никак не вредит человеку в социальном плане, напротив:

• Здоровому Я в рамках собственной идентичности человека не приходится цепляться за других людей и вмешиваться в их жизнь.

• Ему не нужны власть и контроль над другими людьми, потому что оно хочет чувствовать себя, а не отвлекаться от собст­венных страданий и не идентифицироваться со страданиями других людей.

• Здоровому Я не нужны стратегии выживания вроде накопле­ния имущества, потребления наркотиков или зажатого пове­дения, чтобы убежать от самого себя и подавить страх перед существованием и покинутостью или болью.

• Здоровое Я стремится быть живым и реализовывать себя. Оно может развиваться, потому что полностью принимает себя со своей историей жизни и страданий.

• Оно самодостаточно, потому что осознало что это уже боль­шая задача — прочувствовать свой жизненный опыт и интег­рировать его в себя.

То, что здесь обсуждается под названием «эго», является, с моей точки зрения, стратегией преодоления травмы. Тот, кто потерял кон­такт со своим здоровым Я-бытием, замещает его на псевдо-Я. Псевдо- Я может разрастись и вести себя так, как это описано в списке крите­риев диагноза «нарциссическое расстройство личности» (ICD 10, F60.8 и DSM IV, 301.81):

У него есть представление о своей грандиозной важности; оно преувеличивает свои достижения и таланты; желает признания своего превосходства без соответствующих достижений; охвачено фантазия­ми об огромном успехе, власти, блеске, красоте и идеальной любви; счи­тает себя «особенным» и уникальным, полагает, что его могут понять только особенные, высокопоставленные люди или организации, именно с ними ему и надлежит общаться; нуждается в ярко выраженном вос­хищении; имеет огромные запросы и претензии; безосновательно ожи­дает особого к себе отношения или автоматического удовлетворения своих ожиданий; в межчеловеческих отношениях эксплуатирует других, то есть извлекает из них пользу для достижения своих целей; имеет не­достаток эмпатии; не готово признавать чувства и потребности других; часто склонно к зависти или думает, что другие завидуют ему; демон­стрирует высокомерное поведение и взгляды.

Противоположностью является псевдо-Я, полное сомнений в себе, чувства вины и стыда. У травмированных людей часто проявля­ются оба варианта псевдо-Я. В зависимости от ситуации в дело вступа­ет то одно, то другое псевдо-Я. Например, некий мужчина в ситуации конкуренции с другими мужчинами может чувствовать себя непобеди­мым. А в постели с женщиной он может вдруг превратиться в совер­шенно жалкое создание.

Поскольку «духовные концепции» обычно обходятся без концеп­ции травмы, часто вместе с водой выплёскивают и ребёнка. Преодо­ление псевдо-Я считают задачей Я. Мой опыт общения с людьми, за­нимающимися «духовными практиками», говорит о том, что они часто применяют свою духовность для того, чтобы ещё больше отдалиться от своего тела, которое страдает от последствий травмы, и от своего бо­лезненного опыта. Они приходят к мнению, что важен только их «дух», а своё тело и свои эмоции можно считать чем-то второстепенным. В особо запущенных случаях они полагают, что их дух и создал их тело. На мой взгляд, это тоже является очень далеко зашедшей стратегией выживания. На терапии я часто сталкиваюсь с тем, как эти вроде бы чисто духовные материи существуют исключительно в голове и непре­рывно рефлексируют. Такие люди игнорируют беды своего тела, подав­ляя травматические переживания. Они без конца говорят, ничего не чувствуя. Они развивают в себе известную интеллектуальность, кото­рая может произвести впечатление. При этом они формируют имму­нитет к возможному улучшению своей жизненной ситуации. Из страха перед своими истинными чувствами они сбегают в мир своих мыслей.