Преемственность форм / Дискретность смысла

В первой лекции я говорил, что ранняя, доникейская, доконстантиновская Церковь не создала литургической формы погребения своих членов. Одной из причин этого, несомненно, была жизнь в тяжелых условиях гонений, когда Римская империя просто-напросто отказывала Церкви в праве на существование. Таким образом, независимо от своих желаний, ранние христиане должны были хоронить своих усопших по принятым в те времена и в том обществе обычаям. Это, однако, не означает, что, принимая правила игры того, что я вчера назвал «культурой», они не понимали радикальной разницы между ними – христианами – и «культурой» в самом понимании смерти. Напротив, и я обратил на это ваше внимание в первой лекции, именно здесь, в отношении к смерти и к умершим, мы видим главное различие между христианами и окружающим их языческим миром.

Поэтому здесь, как и во всех других аспектах христианского богослужения, первое, на что мы должны обратить наше внимание, – это закон, который я определяю как «закон преемственности и дискретности», который подразумевает, что в истории религии обычно (если не всегда) мы видим преемственность форм. Христианство не создало никаких новых обрядов. Евхаристия, священная трапеза, повторяет священную трапезу предыдущих веков, одно из самых ранних, первичных религиозных установлений человечества. Поклоны, свечи, процессии – все это не христианством придумано. Но если мы не понимаем, что одни и те же формы могут на деле выражать совершенно разные смыслы, то мы не понимаем ничего в истории культа. И именно это я называю «дискретностью смысла». Этот закон относится не только к литургии смерти, но и (хотя и по-другому) к крещению (мы сегодня знакомы с долгой, дохристианской историей этого обряда крещения, погружения в воду), и к евхаристии, священной трапезе, и к религиозному измерению времени и т. д.

История христианского культа (и, рассматриваемая с этой точки зрения, она может оказаться сложнее, чем история любого другого) – это, по крайней мере в одном своем аспекте, история именно взаимодействия – взаимодействия между старыми формами и новыми смыслами, обретенными в христианской вере. Это взаимодействие можно описать следующим образом. Сначала новый смысл влияет на старые формы и преображает, христианизирует их, превращая эти старые формы в адекватное выражение, эпифанию нового смысла. Но потом обычно начинается обратный процесс – своего рода «реактивация» старых форм и постепенное «размывание» нового смысла, а порой и полное исчезновение его и даже возвращение старого.

Я приведу один пример этого закона, а именно довольно сложную историю воскресного дня, христианского дня, в истории Церкви. Воскресный день – один из наиболее новаторских христианских установлений, День Господень, связанный с целостной верой Церкви. Такое значение воскресенья вытекает из того, что этот день в календаре – prima sabbati, первый день «после субботы». И это «после субботы» очень точно описывает значение воскресного дня – после семи дней, по окончании времени, наступает первый день нового времени, нового творения, времени, не подвластного более смертному времени мира сего. Однако вся история воскресного дня в Церкви – это история постепенной потери этого смысла. Все средневековое каноническое право, сначала западное, а потом и восточное, превращает воскресенье в христианскую субботу. Если вы – последователь Аятоллы Хомейни, то вы не работаете в пятницу, если вам нравится Менахем Бегин – в субботу, а если вы совершаете крестное знамение по-православному – то в воскресенье. Правила те же – нельзя работать, еще чего-то делать нельзя, выходит воскресное издание «Нью-Йорк Таймс»: все признаки ветхозаветной субботы налицо.

Воскресный день сохранил свой первоначальный, христианский смысл в литургии (но кто нынче слушает слова литургии?!), однако в сознании большинства людей полностью его потерял. Он превратился по какой-то таинственной причине – «по воле Божьей!» – в субботу, то есть ветхозаветная суббота, день отдыха, передвинулась на пятницу у мусульман, у христиан – на воскресенье, утратив свой первоначальный смысл. Именно это я и называю «взаимодействием», и мы увидим подобные процессы взаимодействия в истории христианской литургии смерти.

Но сейчас мы находимся еще в начале, на стадии постепенной христианизации уже сложившихся похоронных обрядов, христианизации языческой культуры, языческой религии; если угодно, это время можно назвать «периодом религии». На этой ранней стадии христианизация еще почти незаметна, потому что не имеет возможности выразить себя во внешних формах. (При императоре Нероне нельзя было организовать крестный ход с хорошим хором или прекрасное пение «Вечной памяти».) Так, христианская новизна почти полностью выражалась в вере, в переживании этих обрядов в свете веры.