Не пришё л сын к отчему порогу.

 

Загрустила красная рябина,

Листья осыпая на ветру,

Увидав, как мать родного сына

Провожала рано по утру.

 

Сын стоял у ветхого крылечка

Статный парень был не по годам.

Рвалось материнское сердечко,

Губы прошептали: «Не отдам.

 

Я не для войны тебя растила

Ты прости сыночек дорогой».

Голосом чуть – слышным попросила:

«Родненький, вернись ко мне живой».

 

Он глаза её рукой своею

Нежно вытер и сказал всерьёз:

«Жди меня, врага мы одолеем,

И не будет мама больше слёз.

 

Ты не плачь, не надо, успокойся,

Зацветут ещё весной сады,

Зашумят пшеничные колосья,

После горькой нынешней беды».

 

Под нависший полог сизой тучи,

Под глухой надрывный ветра вой

Бросил парень взгляд на запад жгучий

Где гремел, не затихая бой.

 

Он ушёл, а мать, обняв рябину,

Влажною прижавшись к ней щекой,

Изливала ей свою кручину

Гладя ствол натруженной рукой…

 

Не пришёл сын к отчему порогу,

Хоть давно закончилась война,

Заросла к избе травой дорога,

Лишь рябина вдаль глядит одна.

 

                                         1985 г.

Отцов документ.

В семейном альбоме

Лежит много лет

На орден солдатский

Отцов документ.

 

Я часто в листок

Пожелтевший гляжу

И новое что – то

В отце нахожу.

 

Встаёт в этих строчках

Отец мой живой,

Как будто идёт

В сорок пятом домой.

 

Военные годы

Уже позади,

И орден горит

У него на груди.

 

Как будто бы шепчет:

«Сынок мой родной,

Покончил я с этой

Проклятой войной.

 

Соскучились руки

По мирным делам

Себя без остатка

Для дела отдам».

 

Да было недолгим

Отцово житьё,

Тяжёлые раны

Свершили своё.

 

Как светлую память,

Храню много лет

На орден солдатский

Отцов документ.

 

                        1985 г.

Разговор с сердцем.

Луг зелёный, а за лугом поле

Спелыми колосьями шумит,

Защемило сердце поневоле                                                                                            И как будто тихо говорит.

 

Слушай, мой писака непутёвый,

Ты смотри попристальней вокруг,

Видишь, вон вдали бредут коровы,

Видишь, мощный трактор тянет плуг.

 

Это значит, лето пролетело,

Это значит, год ушёл назад,

Глянь, стоит берёзка сиротело,

Смотрит вдаль, потупив синий взгляд.

 

Да и речка, кутаясь в осоку,

Заскучала нынче без ребят,

Так пиши, а то ведь мало сроку,

Годы незаметно пролетят.

 

Я стоял задумчиво и долго,

Слушал сердца говор своего,

Требовало очень оно строго

Чёткого ответа моего.

 

За селом, на «лысом» косогоре,

Дал ему я свой такой ответ:

«Верь, родное, знай, что будет скоро

На Руси ещё один поэт».

 

                                     1985 г.

 

Клин.

Я стих сложил свой новый,

В редакцию принёс,

Редактор «Клин» дубовый

Меня при всех разнёс.

 

Ты что ж, деревня, пишешь?

Ошибок ведь полно!

И чем ты только дышишь?

Сплошное же дерьмо.

 

Ну, где же твоя рифма,

Где нужные слова?

В редакции затихло,

Вот это голова.

 

Оставь свои старанья,

И слушать не хочу,

Сказал мне до свиданья,

А я тетрадь верчу.

 

Обидно как – то стало,

Тетрадку спрятал я,

Надежда вся пропала,

«Клин» расколол меня.

 

Из кабинета вышел,

Стою, а мысли прут,

Как будто сам всевышний

Из слов мне сделал пруд.

 

С улыбкой говорит мне:

«Да плюнь ты на него,

Поверь, ведь он не стоит

Мизинца твоего».

 

И богу я поверил,

Слов из пруда достал,

На взгляд на свой примерил

И в рифму написал.

 

                                      1984 г.

Любаша – Люба.

На колодце старом,

На подгнившем срубе

Я сидел однажды,

Вспоминал о Любе.

 

О годах далёких,

Когда я мальчонкой

Полюбил впервые

Шуструю девчонку.

 

Плутовато – серые

Бог ей дал глазёнки

И такие нежные

Шею и ручонки.

 

Губы свои в бантик

Любочка ложила,

И парням улыбкой

Головы кружила.

 

На щеках у Любы

Маленькие ямки.

Через годы их я

Целовал по- пьянке.

 

Равных Любе не было

В нашей всей округе,

С завистью глядели

На неё подруги.

 

Долго мы дружили,

Были с нею вместе

И в кино ходили,

Как жених с невестой.

Только жизнь по – своему

С нами разобралась,

И дорога каждому

Нам своя досталась.

 

Я писать не стану,

Как всё получилось.                                                  .

Так уж всё свершилось,

Так уж все случилось.

 

Но навеки в сердце

В моём будет место

Для девчонки милой,

Не моей невесты.

 

Двадцать лет промчалось

С той поры далёкой.

Что же с нею сталось

С Любой сероокой?

 

На колодце старом,

На подгнившем срубе

Набросал я строки

О Любаше – Любе.

 

                     1985 г.

Фронтовик.

С непокрытой стоит головой,

Орден Славы горит на груди.

Человек с фронтовою судьбой

Видит то, что уже позади.

 

В майский памятный день для него

Горько видеть венки из цветов.

Сколько видано в жизни всего,

Но сказать не найдёт нужных слов.

 

Много бед пронеслось над страной.

Помнит он первый день тишины.

Голова его стала седой

После страшной кровавой войны.

 

А в глазах, как живые, ребята

Из суровых военных тех лет

Май победный в году сорок пятом,

Но друзей боевых уже нет.

 

Он стоит перед братской могилой,

И слезинка блестит на щеке.

Всех бойцов поздравляет незримых,

Что остались теперь вдалеке.

 

И, отвесив поклон до землицы,

Повернувшись, тихонько ушёл.

Фронтовик, он живая частица,

Тех солдат, кто домой не пришёл.

 

                                                       1986 г.

 

Учитель.

       

           Якову Андреевичу Прохорову.

 

Цветы несут, несут венки,

На братскую могилу.

Стоят пред ней фронтовики,

Белеют их седины.

 

И среди них учитель мой,

Блестят его медали.

А в них весь путь его большой,

По той военной дали.

 

По взгляду вижу - плачет он,

Хоть сердцем крепок, знаю.

Войны далёкой слышит звон,

Погибших вспоминая.

 

На фронте он разведчик был,

Весь путь прошёл негладкий.

За языками в тыл ходил,

В ночи случались схватки.

 

Он был солдатом рядовым,

Сержантом, офицером.

Владел немецким, как своим,

Был командиром смелым.

 

Он у рейхстага на стене,

Автографа не ставил.

Хотя фашист ему навек

Свинец в груди оставил.

 

Я много лет тому назад

Его был подопечный.

Я помню умный его взгляд

И разговор сердечный.

 

В поход водил он часто нас,

Не чувствовал усталость.

И вот в молчании сейчас,

Стоит, забыв про старость.

 

Цветы несёт, несёт венки,

Народ наш, победитель.

В строю ещё фронтовики,

И среди них учитель.

 

                        1986 г.

 

Письмо брату в армию.

Солдат наш, здравствуй,

Здравствуй, Вова,

Земной тебе поклон.

До земли до самой будет низким он.

 

Я не ради слова

Это говорю.

Если надо, снова

Трижды повторю.

 

Труд солдатский знаю:

Много лет назад

Я, как все, когда – то

Тоже был солдат.

 

Вот уже полгода

Вдалеке от нас.

Часто не смыкаешь

Ты, наверно, глаз.

 

Может, в караул ты

Послан старшиной

И стоишь объятый

Сонной тишиной.

 

Мысли твои, знаю,

Все в краю родном,

И, как все, мечтаешь

Только об одном:

 

Чтоб вернуться к дому,

Чтоб парадку снять,

И отца родного

Запросто обнять.

 

Поглядев на брата,

На сестру, на мать,

И, поднявши Юрку,

Радостно сказать:

 

«Здравствуйте, родные,

Вот и прибыл я,

И осталась служба

Позади моя».

 

Это будет, Вова,

Всё придёт в свой срок.

А пока от службы

Извлекай урок.

 

Там, в среде солдатской,

Ты не унывай.

По закону братства

Руку другу дай.

 

Выручало это

Нас уже не раз,

Ведь глядят на русских

Миллионы глаз.

 

Ждут, когда споткнёмся,

Только кукиш им!

Мы не зря клянёмся

Предкам боевым.

 

У отцов и дедов

Огненный был путь.

Помни, Вова милый,

Помни, не забудь.

 

Ведь цена Победы

Очень велика

Потому – то твёрдой

Быть должна рука.

 

Чтобы автомат твой

Только в цель стрелял,

Чтоб ты очень твёрдо

На земле стоял.

Верю я, что сможешь

Ты достойным быть.

Верю, будешь свято

Родину любить.

 

Вот и всё, Володя,

До свиданья, брат,

Я горжусь тобою,

Тем, что ты солдат.

 

                        1986 г.

 

На службу Родине.

Чтоб небо было светло – синим,

Чтоб без войны нам жить и жить,

Идут сыны, сыны России,

В родную армию служить.

 

Они пока ещё ребята,

Застенчив взгляд из – под бровей,

Но завтра встанут в строй солдаты

На стражу мирных рубежей.

 

 

И им, войны не знавшим парням,

Себя доверит охранять

Потомкам ветеранов славных

Святая Русь, вторая мать.

 

И встанут твёрдо на границах,

В морях и в воздухе они,

И сменят школьные зарницы

Армейской трудной службы дни.

 

Пусть не печалятся родные,

Пускай невесты верно ждут.

На ратный труд сыны России,

На службу Родине идут.

 

                                      1986 г.

Мой позывной.

Ты сегодня очень далеко,

Мне от этих мыслей нелегко.

Ходит боль незримо у виска,

Потому и сердце рвёт тоска.

 

Много лет промчалось, унеслось,

В жизни нашей всё переплелось.

Не смогли дорогу мы найти,

По которой надо б нам идти.

 

Белым цветом май в окно стучит,

А душа моя тебе кричит,

И летит, летит мой позывной

В дальние края к тебе одной.

 

Верю я, найдёшь ты высоту,

Нужную отыщешь частоту.

И тогда в сетях твоих мозгов

Прозвучит мой запоздалый зов.

 

Ты прости меня, любовь, прости,

Только дай мне душу отвести.

Ты моя и радость, и беда,

Не забыть тебя мне никогда.

                                                          1986 г.

 

Письмо матери на тот свет.

 

Спасибо, мамочка родная,

За жизнь мою средь бела дня.

Тебя уж нет, но я – то знаю:                                                                                     Твоя душа поймёт меня

 

Я долго был не тем, кем надо,

Не той дорогой шёл твой сын.

Прости же, мама, бога ради,

Хоть ты там, рядом где – то с ним.

Скажи – ка, мать, ему при встрече,

Что сын твой – подданный его.

Пусть развернёт меня за плечи,

Как будто сына своего.

 

Чтоб твёрдо шёл я по планете,

Не оступаясь ни на шаг.

Чтоб след мой был, как от кометы,

Летящей ночью в небесах.

 

Чтобы однажды, как ни странно,

Я смог в деревне услыхать:

«Гляди – ка, Колька стал наш славен,

Эх, жаль Надюшу, его мать.

 

Она, сердешная, мечтала

О том, чтоб сын был человек,

Но рано смерь её прибрала,

Глаза закрыла ей навек».

 

Мы гости, мать, на этом свете,

На том же – дом нам всем родной.

И потому за всё в ответе

Я буду там перед тобой.

 

А как отец, скажи, родная,

Буянит часто ль по ночам?

Иль, может, нынче цену знает

Твоим наплаканным очам.

 

 

Быть может, гладит твои руки,

Снимая грех свой вековой,

Земные сглаживая муки

И заливается слезой?

 

Ты передай поклон от сына

И от невестки, от внучат

Скажи, что внук Сергей – мужчина,

Хоть на него пока кричат.

 

Ну, вот и всё, в окошке свет,

Кончаю, мама, я писать.

Пройдёт, не знаю, сколько лет,

И будешь ты меня встречать.

 

Объятья будут наши крепки –

Заплачут даже образа.

И скажешь мне: «Моя ж ты детка,

Моей кровинушки глаза»…

 

Метёт метелица густая,

Снежинки тают на стекле

Прощай, единственно – родная,

Что жизнь дала мне на земле.

 

                                                     1986  г.

        

О журавлях я слушал песню.

О журавлях я слушал песню,

А пел её Бернес.

О том, что где – то в поднебесье

Для всех нас место есть.

 

Мурашки бегали по коже,

И понял я тогда,

Что жить по – старому негоже,

Зачем травить года.

 

Свой след оставить должен каждый

Живущий человек.

Ведь белый свет не видеть дважды –

Один даётся век.

 

Хрипел динамик, старый очень,

В окно струился свет.

И вспомнил я, что тридцать восемь

Мне стукнет скоро лет.

 

Моя, возможно, где – то стая

Готовится в полёт.

И очень скоро, улетая,

Меня с собой возьмёт.

 

И сердце кровью обливалось,

И ныло всё сильней.

И понял я: всё, что досталось,

Отдам я для людей.

 

 

Писать, писать без остановки,

Строку вязать строкой,

Коль жизнь дала на то путёвку

Счастливою рукой.

 

                      1986 г.

Сердца тайная печаль.

 

 Издалёка – далека

Гонит ветер облака,

Тает снег, ручей журчит,

Грач на тополе кричит.

 

Я дождался – вновь весна!

Стала ночь, как день, ясна.

Все страданья позади,

Сердцу места нет в груди.

 

Гулко бьётся и поёт –

Неужель чего – то ждёт?

А душа, душа моя

Манит вдаль, весной меня.

 

Сладки чувства по весне,

Вижу я принцесс во сне.

Взять бы разом да махнуть,

На красавиц тех взглянуть.

 

Побывать бы в тех краях,

Где одни цветы в полях,

Им всего себя отдать,

Чтоб не жалко помирать.

 

 Издалёка – далека

Гонит ветер облака,

И летит за ними вдаль

Сердца тайная печаль.

 

                                      1986 г.

Грё зы мои грё зы.

                           

Ветер гнёт берёзу,

Ломит её грудь.

Грёзы мои, грёзы,

Пройденный мой путь.

 

Где ты, моя юность?

Как я был бы рад,

Чтоб она вернулась

Хоть на день назад.

 

Чтоб усталость жизни

Сбросить с плеч долой.

Я ведь сын Отчизны,

Сын страны родной.

 

Чтоб гитара звонко

Пела, как тогда.

Чтоб обнять девчонку

Сквозь мои года.

 

Чтобы мы смеялись

С нею наравне,

Чтобы целовались

Ночью при луне.

 

Прогулять бы с нею

До зари вдвоём.

С юностью своею

Вспомнить о былом.

 

Только так не будет,

Это мыслей бред.

Это кровь бушует

Сердца прошлых лет.

 

                          1986 г.

Вешний сад.

Там за речкой, речкой синей

В белом цвете вешний сад.

А в саду певец России

Строит свой минорный лад.

 

Он запел сегодня грустно,

То ли больше нету сил,

То ль на сердце стало пусто,

То ли жизнь он разлюбил.

 

Да и что в ней, в этой жизни?

Мир большой не для него.

Вся ему его отчизна

В дебрях сада своего.

 

Здесь прожили его предки,

А теперь вот он живёт

И, дрожа, сидит на ветке

Трели жалобные льёт.

 

Пташке этой, очень малой,

Вложен подлинный талант,

Вековой покрыт он славой,

Сам певец и музыкант.

 

А поди ж ты, счастья нету,

Всё в глуши один сидит.

По весне поёт, а летом

Из кустов на мир глядит.

 

Отражается на сердце

Грусть той птицы у меня.

И летит напев умельца

Над рекою вдаль, звеня.

 

Ты не пой так грустно, милый,

Жизнь – она своё возьмёт.

День настанет твой счастливый,

И твоя заря взойдёт.

 

                                       1986 г.

 

Юность даё тся лишь раз.

Месяц поклон свой отвесил

Утренней, светлой заре.

Вижу я: очень он весел,

Хоть и зима на дворе.

 

Что ему утренний холод,

Лезет из шубы серпач.

Всё потому, что он молод.

Всё потому, что лихач.

 

Был я таким же когда – то,

Всё было мне нипочём.

Бегал с гармошкой к девчатам,

Слыл среди них ловкачом.

 

Ну, а сегодня я стыну,

Глядя на месяц такой.

Голову вверх запрокинув,

Шапку снимаю рукой.

 

Пусть моё сердце остыло,

Блеска уж нет моих глаз.

Пусть будет свято, что было,

Юность даётся лишь раз.

                                 

                                        1986 г.

 

Суд сердцу.

Не жги мою душу, печальная грусть.

Не жги, не ломай, мне же больно,

Ведь счастье ушло вместе с ней, что ж и пусть,

Хоть ты дай пожить мне спокойно.

 

Зачем ты тревожишь ту рану мою,

Что в сердце засела глубоко.

Зачем запускаешь ты руку свою,

Зачем же, скажи, так жестоко.

 

 

Всё чаще и чаще терзаешь меня,

Грусть моя, ртутный мой столбик,

Мне говоришь: «Не твоя тут вина»,

Рисуя глазами милый облик.

 

Не надо, не надо, уймись, я прошу,

Не нужно мне прошлых видений.

Как суд, сердцу я своему выношу

Свой приговор жизни последний.

 

                                                1986 г.

Февраль.

Закружил февраль пургою

И завыл на голоса,

Не даёт земле покоя

И творит с ней чудеса.

 

Снег швыряет и смеётся,

Позагнав людей в дома,

И невольно мне сдаётся:

Спятил он, видать, с ума.

 

Только в этом злобном вое

Вижу я его конец.

Видно, встретился с весною

Этот буйный молодец.

 

                              1986 г.

Танкист.

        Гене из Алексеевского района,

      участнику Даманского конфликта.

 

Я повстречался с человеком

С открытой русскою душой,

При мирной жизни став калекой,

Исполнив долг солдатский свой.

 

На службу призван был весною,

Когда вокруг цвели сады,

Простился с будущей женою,

Ушёл в объятия судьбы.

 

Он не виновен был в грядущем,

Никто не знал, что будет бой,

Не помнит он себя ползущим,

Горел танкист полуживой.

 

Не знает то, как затушили,

Как принесли его в санбат,

Сильны ожоги очень были,

Но волей крепче был солдат.

 

Нечеловеческие муки

На тело принял человек,

Всё обгорело: ноги, руки –

Клеймо осталось на весь век..

 

Так дай нам бог людей побольше

Похожих, парень, на тебя,

Живи, родной, живи подольше,

Прими поклон мой от меня.

 

                                     1986 г.

Осень.

Сизая мгла горизонт закрывает,

Лес тёмно – красный стоит.

Солнце лучами своими играет,

Ветер траву шевелит.

 

Листья срываются с сонных деревьев,

Птицы на юг всё летят.

Люди работают там, за деревней,

Тракторы в поле гудят.

 

Осень ты, осень, сколько писали,

Как любовались тобой.

Много сердец твоим пленником стали,

Очередь, видно, за мной.

 

Так забирай меня, мучь, дорогая,

Только ты, милая, знай:

В муках и горестях я постигаю

Глубже родимый свой край.

 

День ото дня всё сильней и сильнее

В сердце тревожная дрожь.

Как на заре, всё синей и синее

Даль та, куда ты зовёшь.

 

                                     1986 г.

 

Пророчество цыганки.

Помню, мать водила

За руку меня,

Тихо говорила:

«Радость ты моя».

 

Как – то раз цыгане

В хутор к нам зашли.

Все и стар и малый –

К ним гадать пошли.

 

Мать мою ручонку

Цыганке подаёт,

Знать судьбу ребёнка

Хочется вперёд.

 

Помню, как цыганка,

Поглядев на мать,

Заколов булавку,

Начала гадать.

Карт взяла колоду

В мёртвой тишине,

Взгляд её холодный

Пробежал по мне.

 

Поднялась цыганка,

Громко говорит:

«Твой малыш, гражданка,

Будет знаменит.

 

Верь мне, дорогая,

Я ведь тоже мать,

Цену слова знаю,

Чтобы так сказать.

 

Хотя нам с тобою

Не дожить до дней,

Когда он с звездою

Встретится своей.

 

Береги сыночка

От воды, огня,

Не доспи ты ночку

Не жалей и дня».

 

Голову мне гладят

У двери всерьёз

Всё, кому не пало

От цыганки звёзд.

 

Увидал я, мама

Вытерла глаза.

И в платок упала

Радости слеза.

 

И поплыли годы,

Побежали дни,

И в сплошных невзгодах

Жили мы одни.

 

Я не стал героем,

И не знаменит,

Но в цыганском слове

Тайны смысл горит.

 

Много лет промчалось,

Не дождалась мать

То, что завещалось

Ей цыганкой ждать.                       

                                

                            1986 г.

Эх, юность ты моя лихая.

Я помню чудную милашку,

Всю в кружевах её рубашку,

Слезу на пухленьких щеках

И пыл мой жаркий впопыхах.

 

Годков ей было маловато,

Но бог ей отдал всё без блата:

Глаза и руки, ноги тож

Такие, что бросает в дрожь.

 

Она вначале не давалась

Тихонько так сопротивлялась,

Меня молила, как могла,

На помощь мамочку звала.

 

Но дело близилось к концу,

Пообещав свести к венцу,

Развеял страх в её глазах,

Она была в моих руках.

 

Глаза прищурила, как кошка,

Страх улетучился немножко,

Потом, как рыба, задышала,

И тут уж небу жарко стало.

 

Эх, юность ты моя лихая,

Аккордом звонким жизнь плыла,

Я шёл, нигде преград не зная,

Везде любовь меня ждала.

 

                                      1986 г.

 

  80. Пойду по полю босиком.

Настанет время, понимаю,

Однажды, шпорами звеня,

Коня я белого взнуздаю,

И понесёт он вдаль меня.

 

Уздечку я возьму рукою,

К щеке его свою прижму.

Помчимся мы с ним только двое

В мою неведомую тьму.

 

И там, вдали за горизонтом,

Куда однажды всем придти,

Я слезу в поле сине – жёлтом,

Велю коню тогда уйти.

 

И на прощание за шею

Его, родного, обниму.

Свои глаза поднять сумею

И заглянуть в глаза ему.

 

Скажу: ну что ж, прощай, мой милый,

Давай назад, ты там нужней.

Гуляй, сколь сможешь, по России,

Смотри на горький мир людей.

 

Ускачет конь, а я останусь,

Пойду по полю босиком.

Ни разу больше не оглянусь.

Подует сладким ветерком…

 

                                     1986 г.

Выпускникам.

Я хочу пожелать вам, ребята,

В жизни счастья большого для всех,

Чтоб мечты ваши были крылаты,

Чтобы слышался радостный смех.

 

Разойдутся пусть ваши дороги,

Жизнь по – своему вас закружит,

Только школы любимой порога

Никому никогда не забыть.

 

Так шагайте, друзья молодые,

Подставляйте ветрам свою грудь,

Берегите планету от взрыва,

Ещё раз говорю: «В добрый путь!»

 

                                         1986 г.

Клуб.

Есть селение такое

Немцево зовут,

Не ахти, правда, какое,

Люди все ж живут

 

И работают известно,

Не жалея рук,

Но уж очень интересно:

Строят им там клуб.

 

Сколько лет назад не знаю,

Много, говорят,

Завезли кирпич и сваи,

Завезли и спят.

 

Спят, конечно, это грубо:

Возвели этаж,

И стоит каркас от клуба,

Сельский Эрмитаж.

 

Будто после артобстрела

Стенушки торчат,

Стынет стройка сиротело

Много лет подряд.

 

Ходит, охая, вздыхая,

Местный их завклуб,

Дни до пенсии считая,

И они идут.

 

И я верю, он дождётся,

Глянет солнца луч,

Если это в стаж зачтётся,

То получит ключ.

 

А возможно даже внуку

Двери открывать.

Не простая, братцы, штука

Строить клуб, видать.

 

                        1986 г.

 

Одноногий журавель.

Что ж ты, одноногий журавель,

Голову – бадью в колодец свесил,

То ли пьёшь земли любимой хмель,

То ль навеки ей поклон отвесил.

 

Да, наверно, так оно и есть.

Труженик деревни деревянный

Выдохся за жизнь родимый весь,

И конец твой стал совсем бесславный.

 

Никому не нужен больше ты,

Позабыт сегодня в этом мире,

Воплотились давние мечты:

У людей вода теперь в квартире.

 

Ногу твою жалит крапива,

Боли всё же ты не ощущаешь,

То ли ищешь важные слова,

Толь по – стариковски всё прощаешь.

 

Так прими поклон мой от меня,

Я людское маленькое семя,

И пойми, не наша тут вина,

А всему причина – просто время.

 

                                       1986 г.

Колокольний перезвон.

Наша церковь стоит –

Много лет уже ей,

В куполах солнца луч отражён,

И печально летит

Над деревней моей

Колокольный её перезвон.

 

Гул далёкой Руси

В этом звоне простом

Слышу сердцем я чутким своим,

С ним рождались, росли,

Люди мёрли потом,

Годы мчались один за другим.

 

Утверждать не берусь,

Есть господь или нет,

Только чистым пусть будет мой глас,

Ведь живёт наша Русь,

Видим мы белый свет,

Кто – то ж думает, братья, за нас.

 

                                     1986 г.

Не грусти любовь.

Затянуло небо облаками,

И сорвался тёплый летний дождь.

Пролегла разлука между нами,

Только ты меня, я знаю, ждёшь.

 

Не грусти, моя любовь, не надо,

Заявлюсь однажды я домой

И под очень нежным твоим взглядом

Назову тебя своей женой.

 

И тогда ты мне протянешь руки,

Я их поцелую горячо,

И за дни, прошедшие в разлуке,

Буду целовать тебя ещё.

 

Позабудем горечь мы и муки,

Всё былое в прошлое уйдёт,

Будут только губы, только руки,

Наше счастье нас с тобой найдёт.

 

                                      1986 г.

 

  86. Заветное слово.

 Опять на сердце грусть легла, и снова,

 За ручку, взявшись, начал я писать,

 Опять ищу заветное я слово

 Покойной своей матери сказать.

 

Живу я в этом мире, мать, несладко,

Тащу ярмо своё я на земле,

Не видеть мне дороги, мама, гладкой,

Идти которой можно и во мгле.

 

Родная моя, выстроил я домик

На месте том, где старый был курень,

Стоит он нынче, будто бы полковник,

В заломленной папахе набекрень.

 

Пока не перешёл, но к лету должен,

Открою тогда настежь окна я.

И бога попрошу, коль будет можно,

Душа чтоб побывала в нём твоя.

 

Ну, вот и всё, прими поклон сердечный

За все обиды, горечи прости,

Я постараюсь облик человечий

На всём остатке жизни пронести.

 

                                     1986 г.

Поэту Анатолию Жигулину.

Спасибо тебе, Анатолий Жигуля,

За все твои строки, что в книгу шагнули,                     

За правду спасибо, за слёзы в мороз,

За всё, что в Сибири ты перенёс.

 

 

Спасибо за свет, что из сердца пришёл,

Живи много лет, коль такое прошёл,

Прости, дорогой, за слово Жигуля

Прости самородка, пишу, как могу я.

 

                                                     1986 г.

Рынок г. Новый Оскол.

 

Солнышко пригрело –

Зажужжал народ.

Всё вокруг запело,

Жизнь своё берёт.

 

Шаркают подметки,

Трутся о цемент

И горланят глотки,

Слышен звон монет.

 

Тискает друг друга

Весь честной народ,

Нету здесь недуга,

Здесь душа поёт.

 

Люди, будто пчёлы,

Тащат свой нектар,

Их глаза готовы

Разодрать базар.

 

Продаёт гармошку

Старый очень дед,

Рядом тычут ложку

И велосипед.

 

Лузгает подсолнух

Молодой брюнет,

Вижу я, что олух,

Хоть и разодет.

 

И снуют, толкутся

Люди без конца,

За цену грызутся

Лука, огурца.

Боже мой, а там вон

Серая коза

На людскую драму

Пялит тож глаза.

 

Не поймёт бедняга,

Лопни, не поймёт,

Для чего собрался

Весь этот народ.

 

На железной ветке

Простонал экспресс,

А мою соседку

Прут в ОБХСС.

 

Ну, за что же бабку

Не пойму никак.

Только стоп: догадка,

Сын её рыбак.

 

Так и есть – за рыбу,

Веры нет сейчас,

Повезут на дыбу

Бабку в ранний час…

 

Где же ты, Есенин,

Брат по духу мой,

Хоть бы воскресенье

Здесь побыл со мной.

 

Подошли б мы к старцам

В барахольный ряд,

Кинул бы я пальцы

На трёхрядки лад.

 

Поплыла бы песня

Тех далёких дней

Пели бы мы вместе,

Приковав людей.

 

Поглядел бы, милый,

Что за жизнь у нас,

Нынче ведь счастливый

Трудовой наш класс.

 

Водку не хлебает

Люд простой сейчас,

Шею наедает,

Попивая квас.

 

И раздетых нету,

И голодных тож,

И на сказку этот

Мир совсем похож.

 

Чем же не житуха,

Чем же не житьё,

Сгинула гнилуха,

Пала в забытьё.

 

Эх, Серёжка, рая

Нет на свете том,

Слышишь, всё, что знаю,

Расскажу потом.

 

Когда в мир загробный

Попаду и я,

Вот тогда подробней

Будет мысль моя.

 

                       1986 г.