В каждой бабе есть свой бес.

Жёнам нынче мужики

Вроде как нахаба,

Их желанья велики,

Многое им надо.

 

Свой хозяин - кто такой?

Раб он повседневный.

Нужен ей, пока живой,

Как земля вселенной.

 

Век работай, век трудись –

Этого им мало,

Чуть не так, и развелись –

Поминай, как звали.

 

Скажем прямо, и закон

Ими зачарован,

Как в гипноз попал к ним он,

Просто околдован.

 

В каждой бабе есть свой бес,

Виден в дни затмений,

Каждой хочется чудес,

Всем без исключений.

 

                                     1986 г.

 

26.   Грудь беспартийная.

 

Я не хочу примазываться к жизни,

Хочу идти дорогою прямой,

Хочу полезным быть своей Отчизне,

Хочу быть верен ей, пока живой.

 

И пусть я не имею партбилета,

Но это ведь не главное ж,друзья,

Ведь кроме партбилета совесть где – то

Должна же быть, жить без неё нельзя.

 

Нельзя не помнить горя всей России,

Оно рубцом кровавым пролегло.

И в этом горе нашим беспартийным

Втройне бывало даже тяжело.

 

И всё же чувство, чувство человека

Не уводило их дорогою кривой.

Их крови утекло, наверно, реки,

Их подвиг для меня всегда живой.

 

В моей груди, такой же беспартийной

То чувство человечности живёт.

Так значит, буду, верен я Отчизне,

Пока во мне такая кровь течёт.

 

                                                       1986 г.

Вертушка.

Бройлерная фабрика

Посредине здесь,

Спецкомендатура

Маленькая есть.

 

И не как на зоне

Зеки здесь живут,

В каждодневном звоне

Повседневный труд.

 

Родине любимой

Силы отдают,

Весь народ красивый,

Но на них плюют.

 

Шаркают ботинки,

Трутся о цемент

Катятся слезинки,

Зорко смотрит мент.

 

Он такой же парень,

Он почти что зек,

Срок мотает с вами

Этот человек.

 

Крутится вертушка

Каждый день и час,

Будто мать старушка

Провожает вас.

 

 

Жаль только не может

Высказать вам вслух

То, что её гложет

Тяжесть ваших рук.

 

                       1985 г.

 

 28. Строчки мои.

 

К стихам я страсти не питал,

Не видел я в них толку.

Газеты тоже не читал,

А складывал на полку.

 

Но это было раньше так

В туманной жизни грешной,

Цена ей ломаный пятак

На рынке нашем, здешнем.

 

Сегодня я совсем другой,

Огнём сердечко дышит,

Творится что – то с головой,

Рука невольно пишет.

 

И строчки тянутся в ручей,

Плывут в бумаге тонко,

Не зная помощи ничьей,

Плюю на кривотолки.

 

Настанет день, и час пробьёт –

Я верю в это свято,

И к людям голос мой дойдёт,

И будет он крылатый.

 

Меня уж может и не быть

На этом белом свете,

Но будут строчки мои жить

В прекрасном мире этом.

 

                              1985 г.

 

 

Синь твоих глаз.

На крутом берегу

В свежем сене, в стогу,

Ты теснее ко мне прижималась,

Нежность кожи твоей.

Трепет белых грудей –

Всё тогда одному мне досталось.

 

Вечер тот золотой

Сотворил нам святой,

Звёзды в небе над нами сияли,

Опьянён я тогда

 

Был твоей наготой,

До утра ты меня миловала.

 

Ночь прошла, ты ушла

И назад не пришла,

Навсегда вместе с ней растворилась

Видно, счастье своё

Где – то всё же нашла,

Видно, крепче в кого – то влюбилась.

 

Мне не очень – то жаль,

И не гложет печаль,

У меня, вас немало ведь было,

Но хотелось хоть раз

Глянуть в синь твоих глаз,

Пока сердце совсем не остыло.

 

                                     1985 г.

Кресты.

От села Яруга небольшого

Невдалечье, может, с три версты,

Памятью жилья стоят былого

Старые, трухлявые кресты.

 

Чей – то род, видать, жил по лощине,

Не было угла ему родней,

А сегодня он в земной пучине

Не дожил до наших светлых дней.

 

Может быть, в Москве или под Горьким

Может быть, в Ростове – на Дону

Проживают этих мест потомки,

Где гуляет ветер лишь по дну.

 

Снял я с головы своей фуражку,

Глянул в поднебесье и вздохнул,

Почему – то стало очень тяжко,

И костёр на сердце полыхнул.

 

И в глазах моих, как на экране,

Оживали люди прошлых лет,

Видел я их в поле синей ранью

В борозде встречающих рассвет.

 

Жили же когда – то, жили люди

Не искали благ себе земных,

Здесь рождались, здесь росли, любили,

Хоронили близких и родных.

 

Но с землёй они не расставались,

У святых просили ей дождей,

Так куда ж сегодня подевалось

К ней доброжелание людей.

 

Почему редеют наши сёла,

В чём причина, чья же тут вина?

Не от жизни ль нашей, невесёлой

По деревням нынче тишина.

 

                                       1985 г.

Разговор с богом.

Стала жизнь – кручина,

Блеска нету глаз,

Так гуляй, рванина,

Пей в последний раз…

 

Погулял я славно

На святой Руси,

Гость давно желанный

Я на небеси.

Там святые, знаю,

Ждут меня давно,

Пью я, допиваю

Горькое вино.

 

А в душе тревога:

Как я буду там,

Вдруг зайду до Бога

Всем назло чертям.

 

Врать ему не стану

Про судьбу свою,

На колени встану,

Голову склоню.

 

Расскажу про землю,

Где большой бардак,

Он поймёт, наверно,

Бог ведь как никак.

 

«Эх, ты мой смиренный, -

Скажет, как во сне, -

Ты мужик степенный,

Нравишься ты мне».

 

Пригласит за столик,

Красного нальём,

Бог и я, покойник,

Душу отведём.

 

Поплывёт беседа

Между им и мной

Выложу все беды,

Связанных с страной.

 

Он насупит брови,

Правду - мать узнав,

Поплывёт по крови

Огненный удав.

 

И единым духом

Опрокинув шкал,

Скажет прямо в ухо:

«Ты мне не сбрехал?

 

Я же вам такого

Человека дал,

Мир ещё какого

Сроду не видал.

 

И с тех пор уверен

Был я по сей час,

Что вы все при деле,

Счастлив был за вас».

 

Поклянусь я честью,

Упаду к ногам

И за правду мести

Сам себя отдам.

 

И поверит боже

Мне, как никому,

Соберёт все рожи,

Гадивших ему.

 

И предстанут гады

Пред судом его,

Всем подлюкам ада

Даст он своего.

 

Не того, где черти

Варят, смолу, нет,

Он их вновь, поверьте,

Всех пихнёт на свет.

 

В строй их всех поставит,

Проберёт до слёз

И на век направит

Всех в один колхоз.

 

Будут на контроле

День и ночь они,

Будут только в поле

Божьи трудодни.

 

И в одной упряжке

Рожи побегут,

Будут, как дворняжки,

Кушать божий кнут.

 

Задыхаться станут,

Пот польёт ручьём,

И тогда узнают

В жизни, что почём.

 

И о человечьей

Жизни запоют,

Мол, она не вечна,

Что нелёгок труд.

 

Только Бог им разом

Всем закроет рот,

Всем земным заразам,

Мучившим народ.

 

Будет так когда – то,

Будет, знаю я,

Будет жить без блата

Родина моя.

 

Вспомнят люди Бога,

Вспомнят и опять

 

Божьею дорогой

Будут вновь шагать.

 

                     1985 г.

 32. Мир иной.

Не зная ямба и хорея,

Я стих слагаю в час морфея,

Пишу и вижу мир иной,

Живёт который лишь со мной.

 

Он не такой, как этот, братцы

Я должен в этом вам признаться,

Там не кричат с больших трибун

И нет работы наобум.

 

Там нету серых облаков,

Не держат там и дураков,

Людские там не губят души,

Там от вранья не вянут уши.

 

Там цифры липовые гнутся,

Над ними просто там смеются

И хода нету там деляге,

Там все доступно для трудяги.

 

Не зная ямба и хорея,

Я стих слагаю в час морфея,

Конечно, много лет пройдёт,

Но правда верх над всем возьмёт.

 

                                     1985 г.

Пусть знает страна.

 

Газ полста третий надрывно,

Воет в грязи и дрожит.

И для него я, наверно,

Обычный, земной паразит.

 

Только прошу извиненья,

Милый голубчик ты мой,

Знаешь ли, сколько терпенья

Нужно, твой слышать чтоб вой.

 

Я не по собственной воле

Жму на железку ногой,

Много свеклы ещё в поле,

Вывезти – долг наш с тобой.

 

Жарко тебе, понимаю,

Выхода нету, прости.

Не пропадать урожаю,

Надо же, братец, везти.

 

Так что крепись, милый друже,

Ведь смотрит на нас страна,

То, что других мы не хуже,

Знает пусть это она.

 

                       1985 г.

Звезда небесная.

 

Горит звезда небесная,

Как редкий самоцвет,

И свет её мерцающий

Не гаснет сотни лет.

 

Сердца двоих встречаются

Под звёзд любимый свет,

Им счастье улыбается,

Пока придёт рассвет.

 

А он идёт, он близится,

Уж горизонт видней,

И нет любимой звёздочки

Среди других огней.

 

Погасла, растворилась,

И нет её огня,

А день пройдёт – и вечером

Вновь позовёт меня.

 

И, выйдя за деревню,

Я стану тебя ждать,

И ты, моя любимая,

Придёшь меня встречать.

 

Придёшь и улыбнёшься ты,

Косынку теребя,

Я загляну в глаза твои

И обниму тебя.

 

Прильнёшь ко мне щекою ты,

Сердечко застучит,

А звёздочка небесная

На нас с тобой глядит.

 

Глядит и улыбается

И счастлива за нас,

И свет её касается

Твоих любимых глаз.

 

                                     1985 г.

Страна моя.

 

Страна моя, работы ритм,

Накал тебе привычен,

За столько лет, а сколько бед

Твой подвиг необычен.

 

Твоя судьба известна всей

Планете нашей милой,

И не сплеча, не сгоряча

Мы видим жизнь счастливой.

 

Идёт страна моя вперёд

Походкой своей твёрдой,

И счастлив я, что Русь моя

Живёт с улыбкой гордой.

 

Цветут сады и неба синь,

Заря весною сладка,

И смотрит вдаль, тая печаль,

Россия – мать, солдатка.

       

                       1984 г.

Каштан.

Ты прибыл к нам из тех краёв,

Где солнца луч сверкает,

Что с морем рядом вы вдвоём,

Об этом каждый знает.

 

Зима пришла в мои края

Пораньше, чем обычно,

Каштан мой милый, для тебя,

Я знаю, непривычно.

 

Но мать – природа, мать твоя,

Как сына, не забыла,

Листочки все твои любя,

Снежком своим прикрыла.

 

                        1984 г.

  37. Руки.

На поднятом кузове, как свечка,

Старого, затёртого «ЗИСА»

Мучатся два девичьих сердечка,

Женская изводится краса.

 

Ну разве эти руки для лопаты,           

Чтоб бетон застывший отдирать,

Ведь за них стрелялись же когда – то

Не боялись парни умирать.

 

Позабыта их краса земная,

Никому нет дела до неё,

Только почему – то, сам не знаю,

Сердце защемило вдруг моё.

 

                               1985 г.

Раздумье.

Испокон веков на Киев

Люди шли молиться.

Да старинным куполам

В пояс поклониться.

 

Шли с котомками в руках

При царе Миколке,

Босиком шли и в лаптях,

Ехали в двуколках.

 

Ну а нынче еду я

В заказном экспрессе,

Чтобы глянуть на моща

Ради интереса.

 

Что за диво там лежит

В чёрном подземелье?

Кто его там сторожит?

Ходят ли с похмелья?

 

Не заснут ли сторожаги

Пьяным сном мертвецким,

Не дадут ли мощи тягу

В новый мир советский.

И вообще хочу я знать

Мнение науки:

Сколько может пролежать

Эта чудо – штука.

 

                             1985 г.

 39.  Украина.

Украина, ты Руси сестрёнка,

Еду в гости я сейчас к тебе,

Тру глаза, как будто бы спросонку,

И не верю вроде сам себе.

 

Чистая, как солнышко на зорьке,

Как росинка светлая в траве,

Сколько же труда, скажи мне сколько

Отдано людьми твоей судьбе.

 

Взором обвожу поля без края,

Сердцу всё тесней в моей груди,

Отчего скажу тебе, родная,

Потому что беды позади.

 

Потому, что радостно живётся,

Потому, что счастлив наш народ,

Потому, что кровь рекой не льётся,

Как тогда в военный, грозный год.

 

Так живи во все века богато,

Так ликуй, трудом людей звеня,

Может быть, стихом моим когда – то

Примешь ты поклон мой от меня.

 

                                       1985 г.

40. Неходе Ивану

       Украинскому поэту г. Киев

 

Гнал сентябрь сырую непогоду,

Киевлянин зонт не выпускал,

О поэте Киевском Неходе

На одной из улиц я узнал.

 

Взгляд случайно мой упал на стену

И, портрет увидев пред собой,

В тот же миг как будто кто колени

Мне сковал железною рукой.

 

Я смотрел в лицо его из камня,

Несмотря на изморозь небес,

Будто видел я живым Ивана,

Как на склоне видел тёмный лес.

 

Будто мне протягивал он руку,

И от чистой, праведной души

Будто бы сказал такую штуку:

Всё, что здесь увидишь, опиши.

 

Долго я стоял фигурой странной,

Не сводил с него я своих глаз.

И поклялся я Неходе Ване,

Что исполню весь его наказ.

 

                                     1985 г.

 

Киевский сортир.

Был я в Киевском сортире

И скажу серьёзно вам:

Лучше он любой квартиры

По районным городам.

 

Там мочи не слышен запах,

Чистота, как во дворце,

Там не чистят грязь на лапах,

Как в деревне на крыльце.

 

Так скажите, люди, кто же,

Кто в деревню побежит?

Он в сортире том вельможа,

А в селе ведь надо жить.

 

Жить не просто, а работать

От зари и до зари,

Здесь не будешь масло лопать,

Не горят здесь фонари.

 

А потом, когда завьюжит

Все дороги, все пути,

Вспомнит город да затужит:

В наш сортир ведь не зайти.

 

Вот и думаю я, братцы,

Что в сортир тот городской

Побегут ведь все засранцы:

Жизни все хотят людской.

 

                                     1985 г.