Сердце моё будет любоваться.

Плещется у ног моих Днеприна,

Берег заточён в седой гранит,

Стоя жду речную коломбину

Ту, что вдалеке уже гудит.

 

Тащится как будто кобылёнка,

Тощая, голодная на вид,

У причала ссорятся бабёнки,

Чувства переходят до обид.

 

Вот и подошёл наш горе – катер,

Брошен с судна к пристани конец,

И пошёл я в первый раз по трапу,

Будто нецелованный юнец.

 

Тронулась посудина тихонько,

По Днепру спокойно поплыла,

И открылись глазу новостройки 

И церквей над лесом купола.

 

Вот Потона мост проплыл над нами,

Голос гида чуточку басит.

Тридцать лет висит он над волнами

И, возможно, дольше провисит.

 

Жаль, конечно, будет расставаться

С уголком земли моей родной,

Сердце всё же будет любоваться,

Памятью живя во мне одной.

                                             1985 г.

 

Марине из Кременчуга.

 

Плыл я по Днепру, глядел в пучину,

Волны убегали за корму,

Села на скамью ко мне Марина,

К сожаленью, в общем, моему.

 

Взгляд её такой прекрасный, братцы,

Что невольно сердце задрожит,

И хочу, друзья, я вам признаться:

Вмиг любого он обворожит.

 

Личико, как зорька, на рассвете,

Брови чётко выгнуты дугой,

Много есть красавиц, ну а эта

Несравнима просто ни с одной.

 

Целый час мы были с нею вместе,

Я горел огнём и холодел,

Прямо, как жених, стоял с невестой,

Но всему на свете есть предел.

 

Катер вновь причалил к тому месту,

Где на борт нас принял час назад,

Глянул ей в глаза и, если честно,

Расставаться был не очень рад.

 

Жаль, что красоту её земную

Не увижу больше я нигде,

Жаль, не встретил раньше я такую,

Пусть же счастье светит ей везде.

 

Я пока никто на этом свете,

Но придёт однажды быть поре,

Вспомнят обо мне, как о поэте,

И о встрече этой на Днепре.

 

                             1985 г.

 

Святые мощи.

Прямо от Успенского Собора,

А верней от стен уже его,

Я шагаю в Лавровы Печёры,

Слышат трепет сердца своего.

 

Вот иду по сходням деревянным,

Ощущая мир совсем другой,

Прямиком на дивное свиданье

С мощами под Киевской горой.

 

О мощах я знал лишь понаслышке,

А сейчас они вот предо мной,

За стеклом в гробах с открытой крышкой

И с засохшей намертво рукой.

 

Вот направо ниша, как галоша,

Гробик небольшой, в ней там лежит,

Рядом надпись, Никола Святоша,

Мой сосед от ужаса дрожит.

 

Мы выходим в зал уже пошире,

Тут почти живой в гробу лежит,

Хоть и голый, но в своей квартире,

Грех его тряпицею прикрыт.

 

Ох, не думал этот Лизогубов,

Ох, не думал предок дорогой,

Что через века на его зубы

Рот раскроет даже шар земной.

 

Проходив там час, а может больше,

Вывод для себя я сделал свой,

Буду я лежать, пожалуй, дольше,

Чем любой из этих вот святой.

 

Потому как весь я проспиртован

С головы волос до самых пят,

Так что моя мумия готова,

Пусть только как надо сохранят.

 

                                1985 г.

 

Признание у плащаницы.

Засерело утро над столицей

Украины нашей дорогой,

Попаду сегодня к плащанице

Я, российский парень молодой.

 

Подрулю туда, как подобает

Всем приезжим в Киев на поклон,

Пусть меня святые принимают,

Поклонюсь служителям икон.

 

Свечку за трояк возьму рукою,

Подниму её над головой,

Тайны свои Господу открою,

О греховной жизни удалой.

 

Он меня поймёт, на путь наставит,

Крест заставит, знаю, целовать,

Только б не забыть мне про алфавит

Да не вспомнить лихом божью мать.

 

Потому, что в мире этом грешном                                                               

Тру подмётки жизни на земле,

Пью, ругаюсь в меру человечью,

Как и подобает на селе.

 

Так что пусть рассудят меня боги,

Встану к ним обветренным лицом,

Попрошу судить не очень строго:

Не был я при жизни подлецом.

 

                                     1985 г.

Деревенские окна.

Я люблю деревенские окна,

Их бесхитростный, ласковый взгляд,

Под соломенной крышей промоклой

Те, что просто по – русски глядят.

 

 

Они врезались в память навечно,

Как глаза нам родных матерей,

Они видели кровь человечью

На дорогах России моей.

 

И от взрывов дрожали когда – то

И смеялись затем от души,

Когда в хате шутили солдаты,

Русской выдумкой так хороши.

 

И делили с людьми они радость,

Видя слёзы на впалых щеках,

Когда с фронта бойцы возвращались,

Мир неся на солдатских руках.

 

Я люблю деревенские окна,

Отражается в них моя Русь,

Потому и писал эти строки,

Что, родимые, вами горжусь.

 

                             1984 г.

 

  46. Месяц.

Сквозь узор окна

Неба синь видна,

Засмотревшись вниз,

Месяц в ней завис.

 

Возле месяца

Звёзды светятся,

Каждой хочется

Быть поклонницей.

 

Но совсем ему

Звёзды ни к чему:

Дарит взгляд он свой

Лишь земле одной.

 

Станет где нога –

В серебре снега.

Где рукой взмахнёт –

Бриллиант сверкнёт.

 

Охраняет он

Её сладкий сон,

Шлёт любимой свет

Много тысяч лет.

 

                  1984 г.

 

 

 47. Иван Кирпенко.

Прекрасное русское имя Иван

У парня, друзья, одного,

Но только о нём не напишут роман,

Геройского в нём ничего.

 

Давно его знаю я, очень давно,

С тех пор пронеслось много лет,

И то, что он есть, многим ведь все равно,

А мне почему – то вот нет.

 

Я помню: однажды в нашем селе

Мужики учинили скандал,

А всё потому, что на явь, не во сне

Тот малый вдруг дояром стал.

 

Да как же, мол так, за какие грехи

Позорит мужичий он род,

Ведь вымя коровье для женской руки –

Пускай по добру мол уйдёт.

 

Смеялись над ним, ну а он пропускал

Смех этот мимо ушей,

Лишь только бурёнок усердней ласкал,

А дома ласкал малышей.

 

Шли годы труда – по сегодняшний день

Ферма ему, будто мать,

Немного нимало, а отдал он ей

Из жизни уже двадцать пять.

 

Прекрасное русское имя Иван…

Встанет с любым наравне,

Пускай не напишут о Ване роман,

Но, честное слово, он дорог стране.

                                                          1985 г.

 

Чё ртик всемогущий.

Налей, буфетчица, вина.

Налей бокал полнее,

Я осушу его до дна,

Я кровь свою согрею.

 

Пускай по телу пробежит

Тот чёртик всемогущий,

Пускай сердечко застучит,

Я снова Колька пьющий.

 

И не гляди ты на меня

Глазищами своими,

 

Ведь среди жизненного дня

Не всем быть деловыми.

 

Так лей, родная, лей полней,

И пусть народ смеётся,

Как кровь, пускай в груди моей

Кипит вино и льётся.

                         1985 г.

 

 

Я Бондаренко.

Я не Есенин, нет, я Бондаренко,

Но что – то между нами есть:

Чужой жене я целовал коленки,

Чужой невесте отдавался весь.

 

Я много пил и много раз влюблялся,

Любил вина зелёного разгул.

В чужой квартире часто просыпался,

Не помня даже, кто меня разул.

 

А рядом на подушке чёрный локон

Распущенных и вьющихся волос,

И солнца свет, струящийся из окон,

И запах ароматных папирос.

 

 

Ну что же может слаще этой жизни?

Её мне ни на что не поменять –

Лишь мать родная да моя отчизна

Сумели б меня правильно понять.

 

 

                                                  1985 г.

Ах, любовь, любовь моя

Ах, любовь, любовь моя,

Сладкая, земная,

Где ты есть, в каких краях,

Я пока не знаю.

 

Может, на краю земли

В царствии прекрасном

Тропки счастья пролегли

Судьбам разнесчастным.

 

 

Может, на краю земли

Рвёшь цветы рукою,

И устам, любовь, своим

Не даёшь покоя.

 

Шепчут губы, может быть,

Где же ты, мой милый,

Приезжай, не дай остыть

Ты своей любимой.

 

Знай же, знай, я доберусь

Даже в край планеты

И руки твоей коснусь

На тропинке этой.

 

Улыбнётся шар земной,

Запоют все птицы,

И тобою лишь одной

Буду я гордиться.

 

                      1985 г.

Эх, ты жизнь – деревня.

Осень, холод, стужа –

Всё покрыто мглой.

Шлёпая по лужам,

Я иду домой.

 

Тявкают собаки,

Свет горит в домах,

От недавней драки

Гул стоит в ушах.

 

Глянул я на небо,

Непроглядна высь,

Дождь хлестнул со снегом,

И на мне сошлись.

 

Роем ходят мысли,

Будто сто шмелей,

На душе же кисло,

Мочи нет моей.

 

Эх, ты жизнь – деревня,

Шлеи, хомуты,

Отняла, поверь мне,

Все мои мечты.

 

                  1985 г.

 

 

Весна – подруга.

Холодно, морозно,

Жмёт во всю февраль,

Но скажу серьёзно:

Очень его жаль.

 

Пусть он как ни воет,

Солнца взгляд иной,

Тучи реже спорят

С неба синевой.

 

Отгуляет вьюга

На земле моей,

Ведь весна – подруга

С каждым днём видней.

 

                           1985 г.

 

Ночной разговор с Есениным.

 

Хлещет дождь осенний,

Сердце грусть берёт,

И со мной Есенин

Разговор ведёт.

 

Говорит мне: «Колька,

Ты парняга свой,

Но запомни только

Путь нелёгок твой.

 

Ты живи подольше,

Принимай совет,

Ничего нет горше,

Чем покинуть свет.

 

Знаю, милый парень,

Я таким же был

И тонул, как камень,

И дельфином плыл.

 

Я судьбу – шакалку

В кабаках ломал,

Ум свой и смекалку

Водкой заливал.

 

И мозги в тетрадку

Я ложил строкой

По ночам в припадке

Тёр виски рукой.

 

Только ты не кичься,

Не корю тебя,

И, пока не спился,

Отыщи себя.

 

Но давай о главном:

О твоих стихах,

Мой потомок славный,

И в моих годах.

 

Дар в тебе отменный,

Слышу сердца дрожь,

Верю, несомненно,

Ты своё возьмёшь.

 

И запомни, милый,

Сердцем лишь пиши,

Будет стих красивый,

Будет для души.

 

Ты не бей пороги

У земных темнил,

Их законы строги,

Их закон могил.

 

Рви цветы весною,

Собирай в букет,

Помни я с тобою,

Хоть меня и нет.

 

Дождь хлестал осенний,

Вымыв «Газик» мой.

И сказал Есенин:

«Колька, дуй домой.

 

На сегодня точка

Видишь, прёт рассвет.

Пролетела ночка,

Молодой поэт.

 

Ну, держи, брат, руку,

Я сейчас уйду,

Будет в сердце скука –

Позовёшь, приду».

 

Тихо хлопнул дверкой

И ушёл он прочь,

Видно, им проверка

Мне была в ту ночь.

                                          1985 г.

 

Не прошу у жизни я пощады.

Не прошу у жизни я пощады,

Мне заслуг не нужно никаких,

Пусть владеет мною, как ей надо,

Ведь ничуть не лучше я других.

 

На её пути – дороге много

Было вот таких же, как и я,

Но на всех смотрела она строго,

Строго пусть глядит и на меня.

 

Не хочу я жизненного рая,

Мне на это просто наплевать.

Даже в час последний, помирая,

Ни о чём не буду тосковать.

 

Я не знаю, много или мало

Буду видеть этот белый свет,

Но хочу, чтоб Русь моя узнала:

Честно деревенский жил поэт.

 

                                     1985 г.

Угольный склад.

На угольном складе работает Надя,

Хорошей души человек,

Скажу вам по правде, не видел кто ада,

Так здесь он, будь проклят вовек.

 

Тут уйма народа за день перебудет

И требует каждый своё.

Иные кричат, что углём мол торгует,

Другие орут: «Здесь сплошное жульё!»

 

И что – то ответить каждому нужно,

В глаза надо всем посмотреть

Нет, это не ад, это что – то поглубже,

И как её сердце всё может терпеть.

 

 

Я просто никто, я мужик посторонний,

Но уголь не раз получал,

И эти спектакли на ужас подобны

Своими глазами видал…

 

Спасибо, Надюша, за труд повседневный,

За то, что обид не таишь,

За то, что с улыбкой своей неизменной

Спокойно с людьми говоришь.

 

                                                     1985 г.

 

Звезда.

Звезда на Спасской башне

Горит уж много лет,

Шлёт городам и пашням

Московский свой привет.

И нет картины краше,

Чем видеть мне порой,

Как свет кремлёвской башни

Сливается с зарёй.

Пускай восходят зори,

Уносятся года,

Но над земным простором

Сияет пусть звезда

 

                                         1985 г.

Цветок.

Село поёживалось зябко,

Осенний ветер листья гнал,

А в огороде чьём – то ярко

Цветок последний догорал.

 

Пылал, как факел, среди ночи

Как светлячок в лесу глухом,

Как огонёк в окошке отчем

Горит, маня к себе теплом.

 

 

Он рос один на голом месте

(Пора ведь поздняя была)

Каким же чудом неизвестно,

В нём сила майская жила.

 

Ветрам свирепым не сдавался,

Им подставляя свою грудь,

К земле лишь только нагибался

Про долю горькую шепнуть.

 

                         1985 г.