Церковно-религиозный стиль в аспекте жанроведения

О сложном и относительно высокоразвитом культурном уровне развития жанров церковно-религиозного стиля писал М. М. Бахтин в своей работе «Проблемы речевых жанров». По замечанию литературоведа, жанры церковно-религиозного стиля подразделяются на первичные (простые) и вторичные (сложные), где, вторые, в свою очередь, формируясь, «вбирают в себя и перерабатывают различные первичные (простые) жанры, сложившиеся в условиях непосредственного речевого общения» [Бахтин, 1996: 158].

Следует заметить, что нагляднее всего иерархическая система жанров церковно-религиозного стиля представляют в виде поля (с ядром и периферийными сферами разной степени удаленности) либо пирамиды – с вершиной и нижними слоями (так, в частности, описывает жанры древнеславянской письменности Н. И. Толстой [Толстой, 2002: 86].

Так, Т. В. Ицкович определяет ядро жанрового поля как совокупность церковнославянских текстов, которые в свою очередь являются на сегодняшний день исключительного богослужебными, а «формируемая в настоящее время периферия стиля включает жанры, не выполняющие собственно богослужебных функций, и пересекается с другими функциональными стилями» [Ицкович, 2016: 81] – с публицистических, художественным или официально-деловым. Важно учесть, что при этом следует говорить о двуязычии религиозного дискурса, тогда структура жанрового поля будет являться строго диглоссийной.

Религиозный дискурс является образованием со сложной и интересной жанровой структурой. Нетрудно заметить, что выделение жанров на уровне коммуникации внутри института церкви вызывает некоторые сложности. Сложность выделения жанров в церковно-религиозном стиле, по замечанию Е. В. Бобыревой, определяется и за счет: а) сложного характера коммуникации, в рамках которой высказывание перерастает свои границы и становится событием; б) сложного характера иллокутивного потенциала, совокупности интенций, обнаруживающих довольно сложные конфигурации [Бобырева, 2007: 19].

Более детализированными представляются модели жанровых полей, центр и периферия которых рассматривается строго на функциональной основе. К такой точке зрения обращается Е. С. Худякова, выстраивая общую модель жанров церковно-религиозного стиля и учитывая наличие в нем двух «подсфер, в соответствии с которыми выделяются институциональные жанры (устав, послание, жанры научного [богословского] творчества) и жанры личностно ориентированные (молитва, исповедь)» [Худякова, 2009: 17]. Ядро поля образуют «личностно ориентированные жанры молитвы и исповеди, а также непродуктивные (воспроизводимые) жанры богослужения» (т. е. церковнославянские тексты); к периферии отнесены жанры «институциональной подсферы церковно-религиозного дискурса: жанры церковного права (правоустанавливающие жанры, например, устав, протокол, отчет, решение, распоряжение и др.), жанры богословия (жанры утверждения вероучения и выработки его категорий, например, статья, монография, лекция и др.), жанры публичной сферы (учительные жанры)…» [Худякова, 2009: 12].

Как мы уже отметили, современную жанровую систему церковно-религиозного стиля можно представить как понятийное поле, где существует ядро и периферия. По Ицкович Т. В. ядро каждой жанровой системы составляют жанры, которые близки к протожанру в формально содержательном отношении [Ицкович, 2016: 88]. Протожанром мы называем «канонизированные инвариантные жанровые модели, представленные в совокупном прототексте Евангелия» [Там же: 88]. Из этого следует, что на функциональном уровне при обращении к богослужебной сфере сохраняется основание для классификации жанров. Так, одним из таких оснований служит категория адресата. Исследователями отмечается двунаправленность религиозной коммуникации, когда в диалоге участвует Бог и человек [Прохватилова, 1999: 6]. Так, на основании данного утверждения выделяются следующие типы религиозной коммуникации: человек обращается к Богу; Бог обращается к человеку; человек обращается к человеку [Ицкович, 2016: 88].

Остановимся на сказанном подробнее.

Согласно типам религиозной коммуникации образуется достаточно разветвленная система жанров. Каждому из типов соответствует определенная цель: просьба, благодарность или хвала Господу. И, как отмечает Т. В. Ицкович, «анализ различных жанров показывает, что в каждом из них присутствуют все три цели, но доминирование одной из них или характер их сочетания формирует определенный жанр» [Там же: 89].

Так, к типу коммуникации «человек – Бог» относятся жанры, которые развились из протожанра молитвы: собственно молитва, канон, кодак, акафист, величание, тропарь и др. [Там же: 89]. Данная жанровая подсистема характеризуется потребностью профанных участников религиозной коммуникации в диалоге с Богом. Важно отметить, что ядро данной системы остается открытым, так как современная ситуация в церковно-религиозной сфере требует создания новых богослужебных молитвенных текстов. В таких текстах не усилено личностное начало, они не являются индивидуальной интерпретацией прототекста [Там же: 90], поэтому имеют более глубокие интенции.

Следующий тип коммуникации – «Бог – человек». Эти жанры имеют генетически стабильную основу – прототекст. Прототекстом для жанров данного типа является проповедь. Целью же в рассматриваемой подсистеме является распространение вероучительных истин. Итак, к типу коммуникации «Бог–человек» принадлежит проповедь, послание, беседа, которые составляют ядро подсистемы. В прицерию же входят повести, рассказы и статьи, посвященные изъяснению христианского мировоззрения [Там же: 90].

Жанры подсистемы «человек–человек» произошли из протожанра жития. Для данного типа коммуникации характерно существование двух участников в профанном мире. Подразумеается, что Бог незримо присутствует среди земных участников. Интенция данного типа коммуникации заключается в подаче читателю образца поведения, пути спасения души. К данном подсистеме относятся следующие жанры: житие, биография, автобиография, роман, повесть, очерк, травелог [Там же: 90].

В ходе исследований жанроведческих основ церковно-религиозного стиля многие исследователи прибегают к установлению жанрового статуса изучаемых текстов, их тематической и идейной характеристики. Однако при рассмотрении определяющих параметров может возникать проблема описания жанров церковно-религиозного стиля. Так, Е. В. Бобырева, рассматривая псалмы, отмечает: «в содержательном и языковом плане псалмы представляют настолько разноплановое явление, что, оказывается, трудно выделить общие закономерности и провести их полный и завершенный анализ» [Бобырева, 2007: 20].

В нашей работе мы рассматриваем травелог, как «речь <…> путешествия, история, рассказанная <…> поездкой, где роль автора велика, однако наравне с ним выступает и другой рассказчик — сам мир, который автор-путешественник открывает» [Аксенова, 2018, с. 173]. Основное свойство жанра, как подчеркивают исследователи, заключается в связи сюжетообразующего и смыслообразующего элементов путешествия. Отмечается также присутствие в тесте образа путешественника, который является и наблюдателем; определенная неизменность героя на протяжении повествования; антитеза «своего» и «чужого» мира [Аксенова,2018: 171]. На еще одно важное свойство жанра травелог указывает А. А. Майга: чередование описательного и повествовательного начала [Майга, 2014: 256–257]. Главным принципом травелога является сбор информации во время передвижения по чужой земле, где живут народы с другими обычаями [Там же: 257]. Многие авторы к важным чертам травелога относят установку на достоверность. Так, Н. В. Константинова, анализируя тексты военного писателя XIX века В. Б. Броневского, пишет: «очевидное стремление к подлинности, документальности, объективности, намеренно подробное описание событий», сочетающиеся «с субъективностью, стремлением выразить свои собственные переживания, мысли и чувства, угодить читателям и “выразить себя”» [Константинова, 2016, с. 82]. Важно отметить, что неотъемлемой частью травелога, как замечает М. В. Аксенова, является рефлексия автора. Она, «неизбежно возникающая при встрече с “другим”», помогает автору «понять свою собственную идентичность» [Аксенова,2018: 174]. На синтетическую природу травелога как жанра указывает А. Е. Козлов. Ученый подчеркивает, что травелог совмещает в себе «автобиографизм, психологизм, метаописание и авторефлексию, предстаёт в бесконечном множестве вариантов» [Козлов, 2015: 518]. А. А. Майга, ссылаясь на мнение исследователя Р. Л. Унена, в качестве отличительной черты травелога выделяет хронологичность [Майга, 2014, с. 257].

Функционирование травелога на уровне церковно-религиозного стиля подразумевает обладание им всех особенностей, названных выше. Однако в тематическом, идейном и языковом плане рассматриваемый нами жанр существенно отличается. Так, А. Н. Смолина указывает на то, что отечественный травелог в рамках монашеской словесноти создается в основном монахами-миссионерами, что определяет его основную идею: спасение души, любовь к Богу и ближним, проповедь веры и ее утверждение среди иноверных народов [Смолина, 2019: 76].

Нельзя не отметить основные жанрообразующие элементы травелога в рамках церковно-религиозного стиля. К таким элементам относятся духовно-религиозные интенции, важнейшие из которых: проповедование Евангелия; разъяснение учения Иисуса Христа; утверждение в христианской вере и благочестии; помощь христианам в деле спасения души; воспитание в христианском духе; побуждение к духовному деланию; воцерковление [Там же: 77].

Таким образом, жанровая система церковно-религиозного стиля имеет сложную структуру. Названные жанровые типы сохраняют центральное местоположение в жанровой системе церковно-религиозного стиля. Наряду с этим активно формируется ядро и периферия стиля, образуемая жанрами, которые прошли определенный процесс развития на протожанровой основе. В нашей работе мы рассматриваем жанр травелога, функционирующего в религиозной коммуникации. Это оригинальное жанровое явление с присущими ему интенциями, идейными и языковыми особенностями. О его принадлежности к путевой литературе говорят повествовательное и описательное начало, а также сюжетообразующие и смыслообразующие элементы. В тексте присутствует герой-наблюдатель, который сопоставляет «свой» и «чужой» миры. О соотнесенности травелога с духовным писанием свидетельствует непосредственно его тематика, связанная с миссионерской деятельностью автора; духовно-религиозные интенции; духовные цели.