Жанр травелога в системе документальных жанров.

В энциклопедическом слове терминов Ю. Б. Борева мы находим следующее определение термина «документалистика» - художественное произведение, основанное на документально подтвержденных фактах [Борев, 2003: 120]. Отметим, что это далеко не единственная дефиниция термина, более того, термин «документалистика» не имеет в науке прочного статуса. Такое разноголосие в терминологии документалистики определяется недостаточной ее изученностью. Е. Г. Местергази отмечает, что единственный термин, официально закрепившийся в науке сегодня это – «документальная литература». Он возникает в 1920-е годы в критических работах отдельных литературоведов [Местергази, 2007: 175].

Обратимся к «Литературному энциклопедическому словарю» 1987 года издания, где дана следующая дефиниция термина «документальная литература» – художественная проза, исследующая исторические события и явления общественной жизни путем анализа документальных материалов, воспроизводимых целиком, часто или в изложении [Муравьев, 1987:98]. Документальная литература отчетливо выделяется среди публицистической документалистики и исторический прозы качеством отбора и эстетической оценкой изображаемых фактов, взятых в исторической перспективе. Однако идейное и эмоциональное содержание документальной литературы сближает ее с художественной, хотя документальная литература и ориентирована на строгое констатирование фактов, на их достоверность.

В. С. Муравьев в качестве самый первых примеров документальной литературы приводит произведение А. С. Пушкина «История Пугачева» и «Историю французской революции» Т. Карлейля. Автор словарной статьи сужает здесь своей предмет до рамок «художественной прозы», которая исследует исторические события и явления общественной жизни. Следовательно, мы понимаем, что документальная литература начинает складываться уже XIX веке, хоть и как вид художественной литературы.

Подлинный рассвет документальной литературы начинается после 2-й мировой войны. На смену художественным произведениям приходят проивезедения, освещающие события войны, духовный опыт народов. Так, говоря о советсткой документальной литературе В. С. Муравьев отмечает ее чрезвычайное разнообразие «и по тематике, и по формам, сочетающим хроники событий, репортажи с биографиями исторических лиц и героев Великой Отечественной войны». Так, «Рихард Зорге» и «Голос Рамзая» С. Голякова и В. М. Понизовского, произведения которых автор приводит в пример, есть ничто иное как очерковые книги о войне 41-х – 45-х годов.

Следует отметить, что В. С. Муравьев, отмечая жанр биографии как документальную литературу, не включает в последнюю смежные с биографией жанры автобиографии, дневника, мемуаров.

Опора на факт или документ становится некой эстетической составляющей «инструментария» писателя XX века. В такой «литературе факта» значимым элементов выступает нечто, что противоположно вымыслу. Идейным фундаментом документальной литературы служат исторические события. Об этом читаем в работе Е. Г. Местергази: «XX в., едва вступив в свои права, исторгнул человека из круга всего ему привычного, устойчивого и как бы само собой разумеющегося и одновременно вверг его в пучину доселе немыслимых страданий, лишений и бед, сами меры человеческого подвига и падения оказались вдруг за гранью всех возможных представлений о них…Родилась новая литература устойчивого, всеми признанного имени» [Местергази, 2007: 174].

К термину «документальная литература» обращается в своих работах и Лидия Гинзбург. В одной из ее статей 1970 года отмечается объективный характер природы документальной литературы. Как подчеркивает ученый, документальная литература переводит жизнь на свой язык, сохраняет природу жизненных фактов. При этом следует заметить, что Л. Я. Гинзбург, исключая вымысел в фабуле произведения документальной литературы, отмечает наличие организации: «построение личности в документальной литературе подчинено эпохальным представлениям о человеке и закономерностям господствующих стилей. В самой этой зависимости сохраняется, однако, специфика документального отношения между действительностью и словесным искусством» [Гинзбург, 1970: 84, 90–91].

В нашей работе мы рассмотрим жанр травелога в системе документальных жанров. Ключевой проблемой травелога, по мнению Е. Г. Милюгиной и В. Г. Строганова, является соотношение документальности и вымысла [Милюгина, Строганов, 2016: 67]. Здесь же читаем: «документализм предполагает установку на наивное, непосредственное восприятие действительности, когда рассказчик (автор травелога) что видит, то и говорит». Заметим также, что травелог является документальным жанром, ему свойственен документализм, следовательно объективность и конкретность. На основе сказанного, можно перечислить еще некоторые особенности травелога как документального жанра:

– пространственно предметная точность;

– адекватность описываемого;

– теоретическое соблюдение соответствия [Там же, 69].

Считаем важным подчеркнуть приемы построения травелога, которые укажут на документальность описываемого жанра. Первым приемом является сравнение двух упоминаемых автором явлений или фактов. Данный прием носит рефлексирующий характер. Так, рассказчик сможет найти причины сходства или различия описываемых им явлений. Второй прием – придание объекту главенствующего значение, конкретизирующего объект как определенный тип [Там же: 72].

В нашем понимании, жанр травелога ориентирован на строгую документальность, именно поэтому следует подчеркнуть его цель познакомить читателя с тем или иным местом. В данном случае мы можем говорить о том, что познание нового факта во всяком случае будет предполагать установление парадигматических связей, которые в свою очередь влекут за собой неизбежное сравнение и обобщение. Однако на наш взгляд следует заметить, что травелог не всегда удовлетворяет всем условиям документального жанра. Об этом скажем подробнее.

В этом плане довольна интересна работа П. В. Алексеева «Русский ориентальный травелог как жанр путевой прозы конца XVIII – первой трети XIX века», где ученый раскрывает жанровое, тематическое и стилистическое своеобразие травелога как художественно-документального текста. Исследователь упоминает в своей статье «Письма русского путешественника»(1791) Н. М. Карамзина как жанровую модель всей последующей путевой отечественной литературы. Тем не менее, автор научной статьи упоминает также о том, что жанр карамзинского травелога представляет известную литературоведческую проблему, так как не содержит строго документальной публикации. Однако в статье читаем: «То, о чем умолчал Карамзин, вероятно, не менее интересно, чем то, о чем он сказал: травелог предоставляет автору полную свободу в выборе объектов, достойных занять место в тексте, однако “правдивость” и “документальность” путевого текста иллюзорна, потому, что всегда наличествует факт их отбора» [Алексеев, 2014: 36].

Таким образом, рискнем сделать вывод о том, что хотя травелог и претендует на достоверность и объективность описываемой ситуации как документальный жанр, все-таки стоит говорить о том, что строгая документальность вполне может быть отодвинута на второй план, в виду факта отбора описываемых объектов или явлений.

Считаем важным охарактеризовать общую теорию травелога как художественно–документальный текст. Е. Р. Пономарев говорит о необходимости найти общую точку. Такой общей точкой ученый называет основную функцию травелога – функцию божественного творения, создания (пересоздания) мира [Пономарев, 2017(2): 150]. Отметим, что данная функция так или иначе присутствует в любом травелоге, проявляясь в описании незнакомого пространства, в его создании по собственным лекалам травелога. Как нам кажется, мир, проявившийся в тексте, должен быть сотворен с помощью определенного инструмента. В работе Е. Р. Пономарева об этом читаем: «Единственное средство творения мира в травелоге – это язык» [Там же]. Таким образом, языковой анализ текста становится основным, с помощью языкового подхода возможно переосмыслить не только композиционные элементы травелога, но и идейные его составляющие, выстраивающие рассказ под определенный угол восприятия, тем самым отмечая читательским взглядом и пространственную, и документальную стройность. В этом направлении Ю. В. Шатин подчеркивает, что «искусство травелога – это всегда искусство видения чужого пространства через свое и вербализация особенностей такого пространства через особый стиль» [Шатин, 20130: 261].

Травелог, функционирующий в церковно–религиозной сфере, отличается духовными интенциями. Отметим также присущую духовному травелогу ярко-выраженную диалогичность. Так, мы можем говорить о наличии адресанта (рассказчика, автора), который так или иначе присутствует в тексте или предполагается. В нашем понимании, редуцирование основных особенностей духовного травелога как документального жанра исключается. Напротив, духовная литература путешествия удивительно сочетает в себе богатый фактический материал с глубоким понимание библейского текста и опытом личного переживания автора. Говоря об этом, обратимся к статье А. Н. Смолиной. Исследователь рассматривает путевым письмам архимандрита Сергия, отмечая, что «материал в книге располагается в хронологическом порядке и по пути следования / пребывания автора. Его жанровая отнесенность к травелогу обнаруживается в том, что автор много внимания уделят рассказу о путешествии, описанию маршрута, материальных объектов, местности и природы, размышляет об увиденном, анализирует происходящее» [Смолина, 2019: 77].

Таким образом, говоря о теоретической основе, можно говорить о следующих особенностях документальной литературы:

– пространственно предметная точность;

– адекватность описываемого;

– теоретическое соблюдение соответствия.

Однако здесь же стоит говорить о допустимом редуцировании каждой из упомянутых особенностей в документальных текстах, так как многое зависит от алгоритма выбора автором того или иного объекта. Тем не менее, духовный травелог отличается особой достоверностью, что приближает его к эталону документального жанра. Ему присуща материальность, хронология и фактическая насыщенность.

 

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 1

В теоретической части нашей работы мы рассмотрели понятие церковно-религиозного стиля. Дефиниция термина «церковно-религиозный стиль» включает в себя следующее: функциональная вариация современного русского литературного языка, обслуживающая сферу церковно-религиозной общественной деятельности и соотносимая с религиозной формой общественного сознания.

Данное определение помогло нам сделать некоторые выводы, полезные для дальнейшего исследования. Церковно-религиозный стиль – двуязычный феномен, воплощающий в себе богослужебный и современный литературный русский язык. Как самостоятельный функциональный стиль религиозная разновидность имеет ряд особенностей, выделяющих ее среди других функциональный стилей русского языка. Одной из основных особенностей рассматриваемого стиля является морально-эстетическая христианская установка, выражающаяся в противоположных оценочно-нравственных категориях.

Жанровая система церковно-религиозного стиля обладает сложной и разветвленной структурой. Об этом говорит наличие центральных и периферийных жанров в составе жанровой структуры исследуемого стиля.

Литература монашествующих обладает уникальной идейной составляющей. Мы выделили такую важную особенность монашеской словесности, как проявление на лексическом уровне исихастских идей.

Теолингвистика рассматривается нами в широком культурном контексте. Как самостоятельная дисциплина языкознания она тоже имеет эпистемологический элемент – лингвистическую единицу «теонему». С точки зрения происходящих процессов теолингвистика развивается в двух направлениях: синхроническом и диахроническом.

Духовный травелог, раскрывающий в себе черты церковно-религиозного стиля, относится также и к документальной литературе. Так, мы выделили основные черты документальной литературы, на которые претендует и духовный травелог: пространственно предметная точность, адекватность описываемого, теоретическое соблюдение соответствия. Однако, для данных особенностей характерно редуцирование в рамках духовного травелога, так как многое зависит от автора.