Из письма временного иовгренного в делах СССР в Германии в нкид СССР

26 февраля 1938 г.

Речь Гитлера вам известна, обстоятельно комментировать ее ни к чему — она говорит сама за себя. Вся внешнеполитическая ее часть оказалась составленной именно в том духе, который нашел особо отчетливое выражение в факте замены Нейрата Риббентропом. Стремление акцентировать упор на политике «оси — треугольника», устранение элементов двойственности на Дальнем Востоке, исчерпывающе ясная позиция в Испании, уточнение антисоветской линии и т. п.—словом, все те моменты, по которым раньше в среде правящих кругов существовали кое-какие разногласия—причем руководителям рейхсвера, а также Шахту и Нейрату приписывалась умеряющая точка зрения,— оказались теперь полностью решенными в духе так называемой радикальной линии. И если в первые дни после 4 февраля ' у берлинских оптимистов, которыми экс оффицио является большинство здешних глав миссий, была робкая надежда, что под влиянием внутренних затруднений Гитлер на время умерит внешнеполитический пыл, то сейчас этим надеждам нанесен чувствительный удар. По тем беседам, которые мне пришлось за эти дни иметь (французы, чехи, американцы), можно заключить, что прежний- «оптимизм» в значительной степени испарился. Все сходятся на том, что по крайней мере на австрийском участке Гитлер будет действовать быстро и решительно. Насчет Австрии ни у кого иллюзий нет, и она считается обреченной. Не стану затруднять вас перечнем слухов, подкрепляющих эту точку зрения (приезд Зейс-Инкварта без согласования с Шушнигом и даже без предварительного уведомления последнего, командировки в Вену большого количества людей Гиммлера «на помощь» австрийской полиции, отправка в Австрию десяти с лишним тысяч военнообу-ченных гитлеровцев под видом реэвакуации бывших эмигрантов и т. п.). Передают о надменно-презрительной манере, с которой Риббентроп отвел демарши Франсуа-Понсе и Гендерсона: первому он сказал, что Германия за происшедшие или эвентуальные события в Австрии ответственна в той же мере, как за события в любой стране, скажем Иране; второму он сказал, что германо-австрийские отношения — это семейное дело немецкого

34

народа, до которого посторонним нет дела. Я не проверял эти последние слухи из первоисточников, но один факт их существования является весьма красноречивым. Ледяное молчание, которым германская пресса встретила последнюю речь Шушнига, хотя и допустила ее передачу по радио, трезвон, поднятый по поводу «деятельности Коминтерна» и «подготовки» последним событий в Вене,— эти признаки говорят за то, что Гитлер не намерен медлить в осуществлении своей заветной мечты — присоединения Австрии под тем или иным соусом.

Что касается дальнейшего, то преобладает мнение, что следующим после Австрии объектом активности явится Чехословакия. Здешние чехи, вначале бодрившиеся, сейчас не скрывают своей нервозности: Мастный усиленно возится с местными генлейновцами, устраивая им прием, афишируя свое участие в их начинаниях на пользу «винтерхильфе»², Прага транслирует речь Гитлера; попытка выкупить в пограничной полосе для фортификационных сооружений некоторые земельные участки подданных рейха наталкивается на резкое вмешательство Берлина, и Прага уступает. Советник миссии, сообщивший мне это, с грустной иронией рассказал о своей беседе с одним из чиновников аусамта, который напомнил о том, что здешний дом чехословацкой миссии подлежит сносу в порядке реконструкции Берлина На это советник ответил. «О да, конечно. Ведь этот дом, к сожалению, принадлежит не более как чехословацкому министру и находится в Берлине. Вот если бы он принадлежал немецкому гражданину Мюллеру и находился в приграничной полосе Чехословакии, то германское правительство, конечно, не допустило бы его сноса». Эта бессильная реплика лучше всего характеризует растерянность и уныние здешних чехословацких дипломатов, пытающихся в порядке конфиденциальной откровенности оправдывать свою уступчивость стремлением «напугать» Францию и Англию и привлечь к себе их внимание. Что касается методов гитлеризации Чехословакии, то здешние журналисты уже изощряются, саркастически предсказывая (пока в порядке парадокса) введение в состав чехословацкого правительства... Генлейна как представителя трехмиллионного населения, которое формально взято Гитлером под свое покровительство. Правда, подобные «предсказания» не носят еще характера серьезного политического

35

прогноза, а делаются в порядке самобичевания. Но, говорят подобные лица, разве ожидал кто-нибудь год тому назад, чтобы Шушниг согласился отдать ставленнику Гитлера министерство внутренних дел, полицию? Как бы то ни было, но формула Гитлера о протекторате над зарубежными немцами, в полном согласии с предсказаниями на эту тему (я сообщал о них еще в декабре на основании своей беседы с Доддом), оказалась провозглашенной с трибуны рейхстага. Трудно предполагать, чтобы Гитлер провозгласил ее без намерения подкреплять в случае необходимости на деле.

Менее ясно обстоит дело с немецкими меньшинствами в Польше и Литве. С одной стороны, Польша удостоилась известной любезности в речи Гитлера. Эта любезность касалась лишь данцигского вопроса и была приправлена довольно неуклюжим упоминанием о том, что тогда «во главе Польши стоял маршал, благодаря которому...» и т. д. Это последнее обстоятельство должно прозвучать некоторым диссонансом в ушах нынешних правителей Польши, о которых упомянуть Гитлер не счел нужным. В прессе почти ежедневно появляются ламентации о тех или иных стеснениях немецкого меньшинства в Польше, на которое, по существу, распространяется формула фюрера. Франсуа-Понсе довольно глухо говорил мне о серьезности разговоров, которые Бек вел в Берлине и, возможно, будет вести с Герингом во время охоты. Но если в отношении Польши непосредственно ожидать агрессии со стороны Германии пока не приходится, то в значительно худшем положении оказывается Литва. Не исключено поэтому, что беседы Геринга будут идти именно в этом направлении (Данциг — Ме-мель).

При всей остроте гитлеровских формулировок в отношении 10 млн. «зарубежных немцев» (т. е, по существу, в отношении Австрии и Чехословакии) ничего неожиданного в этом нет. Разговоры Гитлера с Муссолини, Галифаксом, Стоядиновичем неуклонно вращались вокруг этих вопросов, и разговоры об активизации политики Берлина в этом направлении (а также в отношении колоний) не умолкали начиная с сентября прошлого года (приезд Муссолини). Надо, однако, отметить, чго события в Англии, отставка Идена, о неизбежности которой, как здесь говорят, Гитлер узнал до произнесения своей речи, повлияли на фюрера в том смысле, чго он будто бы

36

решил смягчить некоторые особо острые формулировки, опустив, например, абзац о категорическом непризнании статьи Версальского договора, говорившей о лишении Германии ее колоний. Поскольку Галифакс в своей беседе с Гитлером возражал против подобного одностороннего аннулирования (об этом я, кажется, сообщал вам, излагая беседу с турком), фюрер теперь не захотел осложнять положения своего британского партнера, выходя особенно далеко из рамок тогдашней договоренности. Но, с другой стороны, «успех» в Англии, дополненный речью Чемберлена³ и превзошедший наиболее оптимистические ожидания Берлина, явно опьянил гитлеровцев, побудив их к более интенсивной подготовке активных действий в целях скорейшего использования создавшейся благоприятной международной конъюнктуры Слух о предстоящем удлинении срока военной службы от двух до двух с половиной или даже до трех лет, пока не подтвердившийся, достаточно характерен. Если он оправдается, то, как с горечью говорил мне мой собеседник, «мирный» состав германской армии будет немногим меньше состава французской армии в военное время. Почти несомненно, что на такое мероприятие, влекущее огромные дополнительные расходы. Германия сможет пойти лишь в случае решимости на конфликт или на блеф, граничащий с конфликтом. Слух этот, повторяю, пока не подтвердился, но заявление ген. Браухича (преемник Фрича) иностранным военным атташе о намерении Германии расширить состав армии намечает в общем ту же тенденцию, вытекающую в свою очередь из соответствующих разделов речи фюрера, в которой последний намечал предстоящее увеличение военных сил Германии. [..]

Г. Астахов

Печат по арх ОпуГ>л п сб «До-к> менты внешней политики СССР», т XXI M. 1977. с. SU—'.12

¹ См. док. № 7 прим. 1

² —кампании «зимней помощи» (нем).

³ С упомянутой речью премьер-министр Великобритании H Чем-берлен выступил на заседании палаты общин английского парламента, состоявшемся 21—22 февраля 1938 г, в ней нашла отражение британская политика «умиротворения» агрессора.

37

12.  Из письма посланника ЧСР во Франции министру иностранных дел ЧСР

4 марта 1938 г.

[...] В субботу я обедал вместе с сенатором Беранже, который сказал мне совершенно откровенно, что как в сенатской комиссии по иностранным делам, так и на объединенном заседании комиссии по делам обороны были поставлены два вопроса о Чехословакии: имеет ли Франция твердое юридическое обязательство в отношении Чехословакии и имеет ли Франция возможность прийти Чехословакии на помощь. Что касается вопроса о твердом юридическом обязательстве в отношении Чехословакии, то сенатор Беранже заявил, что в его комиссии был выставлен тезис, что франко-чехословацкий договор о дружбе являлся составной частью Локарнского пакта, и так как последний перестал действовать, то как следствие этого франко-чехословацкий договор более не имеет обязательной силы На это я возразил, сказав, что это более чем странный аргумент. Когда в первое время после заключения Локарнского договора Чехословакия добивалась участия в локарнских совещаниях великих держав и Бельгии, нам был дан ответ, что чехословацкий договор не является составной частью Локарнского соглашения и вследствие этого Чехословакия не имеет права участвовать в совещаниях. Теперь же нам начинают заявлять, что франко-чехословацкий договор как составная часть прекратившего свое действие Локарнского соглашения тоже потерял свою силу. Ведь прямо-таки невозможно говорить прямо противоположное тому, что нам говорили в течение нескольких лет после подписания Локарнского соглашения. Кроме того, франко-чехословацкий договор о дружбе существует самостоятельно, ибо он был заключен в 1924 г, и если даже Локарно уже не существовало бы, что является сомнительным утверждением, то франко-чехословацкий договор о дружбе продолжал бы все-таки существовать как самостоятельный договор. Сенатор Беранже выразил мне большую благодарность за такое изложение вопроса, ибо это дело было представлено у них совершенно иначе. Что касается второго вопроса, т. е. обязана ли Франция и имеет ли она возможность оказать Чехословакии военную помощь, то сенатор Беранже мне сказал, что в их комиссии развивали теорию о том, что Франция вообще не может прийти на помощь Чехословакии ввиду наличия линии Мажино и, чтобы

38

иметь возможность оказать помощь, Франция должна иметь возможность пройти через Италию. Я ответил, что в такой формулировке вопрос поставлен неправильно. Речь идет вовсе не о том, чтобы заниматься техническими изысканиями, каким именно образом Франция придет на помощь Чехословакии, а о том, готова ли Франция объявить войну Германии в случае нападения на Чехословакию. Чехословакия делает приготовления, чтобы иметь возможность выполнить свой долг, и она готова его выполнить. Если Франция не захочет защищаться в Европе в случае нападения на Чехословакию, то ни сама Чехословакия, ни Центральная Европа не смогут, конечно, защититься от Германии. Взаимная помощь, которую Франция и Чехословакия обещали друг другу, основана на том, чго если одна договаривающаяся сторона подвергнется нападению, то другая будет вести войну против агрессора. Какая, кроме этого, будет технически оказана помощь — это дело солдат и будущего, ибо сейчас никто не может сказать, где и каким образом будет вестись война. Сенатор Беранже мне возразил, что эта точка зрения является для него новой и он усматривает в ней возможность достигнуть единодушия среди членов своей комиссии. Тем не менее он считает своей обязанностью обратить мое внимание на то, что в обоих названных и нами обсуждаемых вопросах члены французской комиссии по иностранным делам придерживаются того убеждения, что Франция без Англии ничего не могла бы сделать в Центральной Европе. Я ответил: я знаю, что в вопросах самообороны Франция и Англия зависят друг от друга. Однако если мне известно, что Франция нуждается в Англии, то я знаю также, что и Англия нуждается во Франции. Я знаю, например, что если бы речь зашла о самостоятельности Египта, то Англия не скажет, что она не может и не будет ничего делать для Египта без помощи Франции; Англия просто займет нужную ей позицию и будет действовать в убеждении, что Франция должна ей помочь. Подобно этому на Европейском континенте, где жизненные интересы имеются не у Англии, а у Франции, руководство и решение принадлежат Франции, а ни в коем случае не Англии. Если Франция заявит, что прямое или замаскированное нападение на Чехословакию означает войну с Францией, то Англия поддержит Францию как дипломатически, так и политически, ибо она заинтересована в том, чтобы Франция не

39

была ввергнута в войну с Германией. Одного этого было бы достаточно, чтобы избежать войны. Беранже не скрыл, что мои соображения с политической и дипломатической точки зрения являются совершенно правильными.

Второго марта (в среду) Дельбос сделал доклад в комиссии сената по иностранным делам. Снова имело место обсуждение франко-чехословацкого договора о дружбе. Бывший премьер-министр Лаваль задал вопрос: обязана ли Франция в случае нападения на Чехословакию прийти к ней на помощь. Председатель Беранже повторил при этом тот тезис, который я ему изложил 26 февраля. Что касается вопроса о помощи Чехословакии, сказал председательствующий Беранже, то он для Чехословакии и Франции заключается в том, хотят ли они защищать свою самостоятельность или нет. Если — да, то тогда, поскольку они взаимно связаны, они объявят войну тому агрессору, который напал бы на одну из них.

Интересно, что Дельбос не хотел, чтобы в коммюнике комиссии снова шла речь о верности Франции своим обязательствам; он хотел в коммюнике ограничиться указанием, что Франция в союзе с Англией будет проводить политику национальной безопасности и европейского мира. По настоянию председателя Беранже в коммюнике ясно разграничены 2 вопроса: продолжение тесного сотрудничества с Англией в проведении политики национальной безопасности и европейского мира и указание на то, что французское правительство останется верным подписанным им обязательствам.

Я хотел бы упомянуть, что бывший президент республики и член сенатской комиссии по иностранным делам Мильеран весьма сердечно и решительно выступил за безоговорочную защиту Чехословакии. Он сказал, что Франция еще никогда не нарушала данного ею слова и что кроме того для Франции является жизненным интересом, чтобы никто не сомневался в том, что Франция будет защищать самостоятельность Чехословакии с оружием в руках. В течение всей продолжительной дискуссии ни один сенатор ни прямо, ни косвенно не намекнул на то, что Франция не должна оставаться верной своим обязательствам в отношении Чехословакии.

С сердечным приветом Ваш

Осуский

Печат. по ар\. Опубл. в сб. «Документы и материалы кануна второй мировой войны», т. 1. M. Ê94S, с,»4—У1.

40