Письмо руководителя восстания матросов на транспорте «прут» А. М. Петрова своему защитнику на суде купернику

Многоуважаемый г. Куперник!

Наше дело до того запуталось, что трудно разобраться. У меня и у Черного настроение бодрое. В возможность замены, расстрела каторгой не верим, особенно после сообщенных нам сегодня новостей… [10]

Мы видели, как трудно сделать восстание всеобщим. Вспыхнув в одном месте, оно не скоро передается в другое, а когда передается, то бывает подавлено в первом. Войска же только тогда будут открыто переходить на сторону народа, когда в них явится уверенность во всеобщем восстании. А для этого надо, чтобы восстание сразу охватило широкий район. А где же такой широкий район, как не у нас на Черном море? Кто, как не мы, матросы, начав революцию в Севастополе, можем перебросить ее сразу на Кавказ, с Кавказа в Одессу – Николаев. Кто, как не мы, можем сразу заставить войска принять участие в революции… Чувствуя же у себя за спиной поддержку всего флота, [все] отбросили бы боязнь в сторону. И мы готовили начать наше дело осенью. В первых судах значились «Потемкин», «Прут», «Екатерина»…

Бунт назрел… Раздался крик: «Бери винтовки!». Остальное вам известно.

 

 

Прощаясь с кораблем, матросы в последний раз поднялись на палубу броненосца «Императрица Екатерина II». Стояла тихая, безветренная погода. Ярко светило июньское солнце. Приглушенный лязг железа, визг лебедок, плеск и людской говор сливались в привычный и дорогой сердцу моряка шум военного порта.

Матросы, как зачарованные, смотрели на красавцы корабли, среди которых резко выделялось белоснежное двухмачтовое военно‑учебное судно «Прут».

– Вот он, наш новый дом, – кивнул на «Прут» Иван Черный.

– Эх, братишки, кабы всю эскадру поднять, – задумчиво произнес машинист 2 статьи Александр Петров и, увидев, как решительно напряглись лица друзей, добавил: – «Матросская централка» недавно приняла решение – начать восстание во время боевых учений в Тендровском заливе. И как ее член, заверяю: дело наше верное. Главное – действовать смело. Надо только быть еще более осторожными: дракон Чухнин что‑то, безусловно, пронюхал. Не зря нас рассылают на разные корабли.

Заметив подходившего офицера, Петров тихо закончил:

– Держите связь…

Военно учебное судно «Прут», куда направили группу матросов с «Екатерины», было довольно крупным, с экипажем до восьмисот человек. И все‑таки сердце у Петрова и его товарищей упало: «Прут» не был приспособлен для боевых действий. Судно не имело броневой защиты, а находившиеся на его борту восемь пушек обеспечивались лишь холостыми зарядами для салютов. Винтовки выдавались матросам только во время учений, в остальное время стояли в пирамиде, скованные одной железной цепью на замке.

Первое, что услышали вновь прибывшие на «Прут», – ругань боцмана Козлитина, избивавшего какого‑то матроса. Порядки здесь были такие же драконовские, как и на других кораблях флота. Офицеры били матросов за малейшую провинность, а командир корабля Барановский вообще «не замечал» матросов.

Свободные от вахты моряки сразу же окружили Петрова и его товарищей. Каждому хотелось узнать, как живется матросам на таких крупных кораблях, как броненосец «Екатерина II».

Бывший прутовец М. Д. Потороко вспоминал позднее о своей встрече с Петровым.

«Я читал письмо от отца, когда услышал голос над ухом:

– Что хорошего пишут?..

Оглянулся. Среднего роста, плотный незнакомый матрос. Темная шапка кудрявых волос, смелый взгляд умных глаз. Уже потом я узнал, что это Петров.

– Да ничего хорошего, – отвечаю. – Неурожай, нужда… Имение помещика на родине разгромили…

– Так это же здорово! – воскликнул Петров и подсел ко мне. – А ты говоришь, ничего хорошего. Расскажи подробнее. Подходи, ребята!

Петров многое знал. Я не раз замечал: как только он появлялся на баке, его сразу же окружали матросы, торопливо расспрашивали, он отвечал сдержанно, зорко оглядывая всех.

Выяснялось, что в городах идут забастовки рабочих, а в деревнях мужики взялись за вилы, громят помещичьи усадьбы. И так по всей России.

– Смелей, моряки, – говорил Петров. – Родом вы крестьяне, а у судовой машины – рабочие. Думайте, что такое есть народ. Сознавайте, что такое матрос и кого он должен защищать…»

Петрову было что сказать. Его сестра была замужем за большевиком Стопани, которого хорошо знал В. И. Ленин. Еще до призыва Петрова на службу Стопани оказал на него сильное идейное влияние.

Один из членов «Матросской централки» И. Т. Яхновский вспоминал позднее, что через Стопани, который жил тогда в Женеве, матросы послали в газету «Искра» письмо о положении на флоте. Стопани через жену, проживавшую в России, ответил, что эту корреспонденцию читал В. И. Ленин, который передает им привет и просит писать чаще.

«Мы не заставили себя ждать, – вспоминал И. Т. Яхновский. – Наши письма шли из Севастополя к сестре Петрова, а от нее в Женеву. Обратная корреспонденция шла по тем же каналам. Из этих писем мы более достоверно узнали тогда о борьбе Ленина с меньшевиками, о ленинском плане создания марксистской партии, о стихийности и сознательности в рабочем движении…

Связь «Централки» с ЦК РСДРП не прекращалась до событий на «Потемкине» и «Пруте», и Владимир Ильич был в курсе дела революционной подпольной работы в Черноморском флоте как из письменной, так и устной информации прибывающих в Женеву товарищей».

По заданию «Матросской централки» А. М. Петров готовил вооруженное восстание на броненосце «Екатерина II», а Г. Н. Вакуленчук – на «Потемкине».

Жандармскому управлению и командованию флота стало известно о революционной организации на «Екатерине», но они не знали ее вожаков. Чтобы ликвидировать опасность, командование решило расписать команду небольшими группами на другие корабли. Тогда‑то на «Пруте» и появились Петров, Черный, Титов и Адаменко.

Вскоре Петров получил от команды «Потемкина» записку о том, что подготовка восстания продолжается, в ней ставилась задача и перед матросами «Прута».

События нарастали с необыкновенной быстротой. Потемкинцы срока не выдержали: восстание начали преждевременно. «Прут» находился в это время в Николаеве. Здесь и узнали моряки о восстании на «Потемкине». Утром 17 июня 1905 года на судне была принята радиограмма: «Следовать немедленно к Одессе и присоединиться ко второй эскадре».

Вечером подошли к Тендре.

В Одесском порту лихорадочно плясали лучи прожекторов. Командир отправился на маяк. Сведения о «Потемкине» подтвердились. В эту ночь на судне не спали.

Офицеры вели себя заискивающе. Командир корабля Барановский предупредил боцмана:

– Команду не дразнить, воздержаться от грубостей и побоев.

Но было уже поздно.

В 9.30 утра, когда на юте все было готово для богослужения, на баке собралась большая группа матросов.

– Товарищи, – говорил Петров, – восстание на «Потемкине» началось. Это не бунт, а революция. Революционное движение охватило весь юг Украины. Самодержавие опостылело всем. Мы, социал‑демократы, хотим свергнуть царя и устроить в России народную власть – республику. Все вопросы государственного устройства должно решать Учредительное собрание, избранное на основе всеобщего, прямого и тайного голосования. Революция началась. Назад дороги нет. К оружию, товарищи!..

Матросы бросились к винтовкам. Дмитрий Титов с криком «ура» штыком сломал замок на патронном погребе, Иван Черный и другие открывали ящики с патронами и поднимали их на палубу, Петров подбадривал нерешительных.

– Ур‑ра! Свобода!.. – кричали матросы.

Корабль оказался в их руках.

Во время восстания были убиты боцман, пытавшийся вызвать караул, и вахтенный офицер, подававший тревожные гудки. Остальные офицеры, в том числе и командир, были арестованы.

Когда все было кончено, Александр Петров созвал команду на общее собрание.

– Товарищи! Офицерская тирания кончилась. Теперь все дела на корабле будет решать общее собрание, а между собраниями – судовая комиссия. Предлагайте кандидатуры.

Комиссия была избрана в составе Титова, Козуба, Чувильского и Чугунова. Общее руководство осталось за А. М. Петровым.

После выборов Петров сказал:

– На «Пруте» нет никакого оружия, одни винтовки. Любой миноносец может нас потопить. Надо искать «Потемкина», идти в Одессу.

– Идем к «Потемкину».

– В Одессу! В Одессу! – кричали матросы, бросая вверх бескозырки.

Матросов будто подменили. Все исполняли свои обязанности быстро и четко.

К вечеру показался город. Матросы высыпали на палубу, ища глазами восставший броненосец, но его не было. Запросив по семафору берег, узнали, что «Потемкин» ушел в море, а эскадра в Севастополь.

«Весь день, – вспоминает М. Д. Потороко, – мы бороздили Черное море. На мачтах посменно дежурили матросы с биноклями в руках, они всматривались в бесконечную синюю даль. Желание увидеть «Потемкина» было такое же, как у мореплавателей Колумба заметить полоску земли. Но кругом было пустынно. В бесплодных поисках прошел день. Наступила ночь, а с нею и сильный шторм… Подходили к концу запасы угля… Матросы заметно пали духом…»

А. М. Петров, созвал матросов на короткое собрание.

– Если не встретим «Потемкина», пойдем в Севастополь и там поднимем на восстание всю эскадру.

Команда после некоторых колебаний согласилась.

Но на подходе к Севастополю «Прут» был встречен миноносцами, а на берегу войсками. Прутовцев арестовали и бросили в сырые казематы Константиновской батареи.

Следствие тянулось долго. Сорок четыре «зачинщика» были отданы под военный суд. Он проходил в глухой части Севастополя, в Килен‑бухте, оцепленной войсками. У входа в бухту стояли два дозорных миноносца.

«Свидетелями суда были горы, море да цепи солдатских штыков, расставленных на окружности пяти верст, 4 ряда. Все на суде держали себя непоколебимо, никаких тайн ни суд, ни следствие не могли выведать…» – писали позже в газете «Пролетарий», уцелевшие от расправы участники восстания.

Стойко и мужественно вел себя Александр Петров.

– Я убежденный социал‑демократ, – сказал он судьям. – И если вы меня освободите, я все равно буду продолжать борьбу под знаменем РСДРП… А если расстреляете – что ж, на то мы и революционеры. Сегодня я погибаю, а завтра… погибнете вы, эксплуататоры!

31 июля суд вынес приговор. Александр Петров, Иван Черный, Дмитрий Титов и Иван Адаменко были приговорены к расстрелу, семнадцать человек – к различным срокам каторги, в том числе и бессрочной, остальные моряки – к тюремному заключению и дисциплинарным батальонам на разные сроки.

Царь Николай II на деле о восстании поставил резолюцию: «Принятие или непринятие жалобы и протеста, а также конфирмацию приговора предоставляю адмиралу Чухнину».

Царский сатрап рад был стараться и твердым почерком написал: «Казнь привести в исполнение немедленно. Чухнин».

Перед рассветом 24 августа 1905 года четырех смертников связали по рукам и ногам, спустили по трапу на катер и на буксирном миноносце доставили на Константиновскую батарею.

Один из очевидцев казни революционный матрос И. Г. Захарченко, сидевший в Константиновской крепости, рассказывает, что осужденных привезли в четвертом часу утра. Тишина царила неописуемая. Вдруг раздался грохот десятков барабанов. Показалась небольшая группа людей. Впереди шел корабельный поп. Сзади, в окружении сильного конвоя, шагали четыре матроса.

Проходя мимо выстроенных матросов, осужденные что‑то говорили, подносили руки к горлу и понятным всем жестом завещали нам: «Давите драконов, не давайте пощады врагам!..».

Перед смертью А. Петров крикнул палачам:

– Этой казнью вы ничего не измените: на место нас встанут тысячи!..

Это были пророческие слова.

За две с половиной недели до казни А. М. Петров написал своим защитникам по суду Г. Купернику и Л. Резникову по письму. Он не верил в помилование, но своими письмами хотел ознакомить широкие массы народа с революционными событиями на Черноморском флоте.

Он до конца остался верен революции, интересы которой были ему дороже жизни.

Защитники А. М. Петрова передали эти письма его сестре и матери. Они были опубликованы в журнале «Пролетарская революция», № 12 (47) за 1925 г.

 

В. ШИРОКОВ.

 

БЕССТРАШНЫЕ МАТРОСЫ