Письмо С. П. Частника к черноморским матросам перед казнью

5 марта 1906 г., крепость Очаков

Я и другие товарищи с «Очакова» приговорены к смертной казни. Сегодня или завтра нас расстреляют.

Накануне смерти я хочу сказать вам несколько слов.

Грядущей смерти я не страшусь – умереть за правду легко.

Но меня мучит одна мысль, что некоторые из вас сделались убийцами своих же товарищей, боровшихся за лучшую долю нижних чинов армии и флота и за благо родины. Люди эти пролили невинную кровь мучеников – борцов за свободу измученного русского народа.

Я был свидетелем страданий и гибели этих людей. Там была страшная картина, не поддающаяся описанию: там были стоны, крики, плач нечеловеческий; и всю эту расправу проделали свои же товарищи! Они приняли на себя роль палачей, убили четыреста жизней чистых и бескорыстных борцов за освобождение от крепостничества. Им этого не простит ни бог, ни русский народ, ни весь мир!

Горький плач матерей, жен и детей‑сирот, оставшихся у убитых на «Очакове» товарищей, не даст им покоя во всю жизнь.

Я не удивляюсь, если подобные поступки делают власть имущие люди; они искалеченные душой эгоисты; у них нет правды, они сами только хотят жить. Но нам, людям того же народа, во имя которых идет великая борьба, так поступать нельзя. Народ просит хлеба и свободу, а вы будете давать ему пули в сердце! Это непростительное братоубийство.

Вас самих, как нижних чинов, начальство не признает за людей, считая вас за какой‑то скот, и совершенно не признает ваших человеческих прав. Сказать открыто правду в защиту человеческих прав – значит совершить тяжкое преступление. Вам говорят начальники: стреляйте!

Товарищи! Передо мной стоит смерть, и завтра меня не станет, но говорю вам, что всякий начальник, приказывающий стрелять в людей, которые требуют лучшей доли русскому народу, сам является изменником родины.

Подумайте, ведь русские люди, кроме сильных мира сего, чиновников, офицеров, капиталистов и помещиков, требуют лучшей доли! Значит, выходит, все русские люди изменники, кроме этой бесчестной кучки эгоистов? Нет, это наглая ложь начальников, защитить свое личное благополучие. Кто же тогда родина? Неужели эта кучка людей? Нет и нет!!!

140 миллионов людей, вся русская земля и ее сокровища – вот что называется нашей родиной. И ни один честный офицер или вообще начальник не станет теперь поддерживать правительство, так как оно из‑за своей выгоды залило кровью русскую землю и приводит нашу страну к явной гибели!..

Еще бы писал, но уже сказано готовиться к казни.

Мой предсмертный совет вам, дорогие сослуживцы: помогите несчастному русскому народу добыть лучшую долю!!!

Не будьте на будущее время братоубийцами – и вы утрете слезы миллионам русских матерей и сирот.

Шлю всем свой искренний последний привет. Прощайте навеки!

Кондуктор Частник.

 

 

Шлют свой прощальный привет Гладков и Антоненко [8].

 

 

«Утром 14 ноября 1905 года, – писалось в обвинительном акте по делу П. П. Шмидта, С. П. Частника, А. И. Гладкова, Н. Г. Антоненко и других, – офицеры с флаг‑капитаном снова приехали к «Очакову», причем флаг‑капитан поднялся на крейсер и опять уговаривал команду отдать ударники и ружья, но команда не согласилась. Тогда офицеры уехали, а следом за ними съехали и кондукторы, кроме Частника. Последний еще до отъезда кондукторов сказал Чураеву и Гладкову, что после съезда всех кондукторов он им что‑то расскажет. Вслед за этим Частник спустился вниз, на палубу, собрал там команду и стал говорить ей речь. В этой речи Частник объяснил, что он уже около 10 лет «поклонник идеи свободы», близко знает это дело, и предложил команде свое руководство, на что команда ответила полным согласием…»

Действительно, когда восстал «Очаков», Сергей Петрович Частник – старший баталер крейсера – стал близким помощником Шмидта.

Старше других – ему был в то время 31 год, – Частник отличался большой эрудицией и начитанностью. Он родился в крестьянской семье на Херсонщине. С малых лет познал тяжкий труд хлебороба, на каждом шагу встречался с нищетой, бесправием народа.

Наделенный от природы недюжинным умом и сообразительностью, он жадно искал в книгах ответ на вопрос: «Почему существует несправедливость?».

Частника призвали служить на Черноморский флот. Он пристально следил за пробуждением революционного самосознания матросских масс, изучал их настроение. Острый ум и способности к морским наукам способствовали росту его авторитета. Начальство его уважало за смекалку, хотя и относило к разряду «либералов», матросы – за человеческое отношение к ним, заботу. Но даже близкие товарищи не догадывались, какими стремительными темпами росла в Частнике ненависть к гнилому царскому режиму в обстановке революционного подъема на флоте.

«Старший баталер Частник, – читаем в том же обвинительном акте, – после отъезда с крейсера всех офицеров и кондукторов взял на себя управление судном и говорил команде речь, возбуждающую ее к продолжению бунта; когда Шмидт и другие мятежники привезли на «Очаков» арестованных офицеров, он, Частник, встречал их у трапа и объявлял от имени команды, что при покушении на жизнь Шмидта они будут наказаны смертью, делал распоряжения об обыске офицеров и указывал каюты, в которые они должны быть заключены под стражу; после подавления мятежа, будучи снят с «Очакова» на подошедшую шлюпку, держал себя крайне дерзко по отношению к находившемуся на этой шлюпке мичману Холодовскому, обращаясь к которому говорил: «Теперь вы нас убиваете и судите, а потом мы будем делать с вами то же, да еще и похуже; не я, так другие найдутся, которые за нас отомстят…»

Казенные и сухие слова обвинительного акта. Но даже в них чувствуется признание уверенности этого волевого человека в правильности избранного пути.

На «Очакове» Частник до конца выполнил свой долг. Если Шмидт возглавил восставшую эскадру, то он фактически руководил экипажем крейсера, вдохновлял его личным примером. Он покинул горевший корабль в числе последних.

Во время суда Частник держался гордо и мужественно. Больше думал об арестованных товарищах, чем о своей судьбе. Ни долгие дни, проведенные под арестом, ни яростная клевета царских наймитов, ни сознание, что его ожидает смертный приговор, не могли поколебать революционные убеждения этого человека.

Все, кто видел и слышал Частника во время процесса, отмечали собранность и самообладание Сергея Петровича.

«Особое внимание обращал на себя Частник, – вспоминала друг Шмидта, – высокого роста, худой, с необыкновенно энергичным лицом. По тому, как он шел, как держал поднятую голову, чувствовалось, что это человек большой воли. Казалось, он весь был вылит точно из стали…»

В прощальном письме, которое писалось накануне казни, командир восставшего крейсера думает не о себе, а о будущем России. «Продолжайте наше дело! Боритесь за священную свободу!» – завещал он матросам.

Нестройный ружейный залп оборвал его прекрасную жизнь на острове Березань. В лицо палачам он гневно бросил:

– За нас отомстят! Нас никогда не забудут!..

 

Г. САМОЛИС.

 

«САША‑БУНТАРЬ»