Прощальное письмо А. И. Гладкова

Прощайте, дорогие родители! Прощайте навсегда, иду в могилу хладную, иду и навсегда. Дорогие родители, после моей смерти вам пришлют черное письмо и мои деньги, рублей 12, которые отдаю моим сестренкам.

Смерть мне не страшна, я жизнь свою посвятил для блага народа. Я знаю, за что меня расстреливают! Братец Костя! Передай всем товарищам почтение и скажи, что брат твой погиб в борьбе за свободу, за Севастопольскую Революцию. Жизнь моя погибла, а имя никогда не погибнет!

Дорогие родители, я приговорен к смертной казни через расстреляние. 11 суток ожидал и томился до смерти. Нас погибают четыре человека: лейтенант Шмидт, Антоненко, Частник и я. Расстреливать нас будут в городе Очакове, на морской батарее. Там будет моя могила. Дорогие родители, вы не очень плачьте обо мне, потому что время теперь такое – люди гибнут по всей русской земле. Писал бы много, но перед смертью рука карандаш не держит.

Прощайте, дорогие родители, меня больше не существует на свете. Я не смогу вам ничего описать, вам будут писать мои товарищи, которые остаются живыми. И они опишут вам все, что знают про меня. Вы можете прочитать о суде над нами в газете «Русь» от 19 февраля до 24‑го. Там кое‑что известно.

Братец Костя, прошу: не оставь сестренок и маленьких братьев, отдай Васю в школу.

Хотелось бы, Костя, пожить и посмотреть, какой будет наша Россия, но делать нечего, придется погибать за правое дело.

Прощай, братец Костя! Прощайте навсегда. Я свое дело исполнил и умру спокойно за весь русский народ.

Писал после объявления смертной казни за 8 часов до смерти. Прощайте, все родные, прощайте навсегда!

Александр.

 

 

1906 г. 6‑го марта.

 

 

В пламени и грохоте еще неслыханных в мире классовых битв шагал по стране тысяча девятьсот пятый год. Бурные события потрясли знаменитый Севастополь. Его ратная слава дополнялась славой революционной.

Еще не затихли раскаты восстания моряков броненосца «Потемкин», оставшегося, по выражению Ленина, «непобежденной территорией революции», броненосца «Георгий Победоносец» и учебного корабля «Прут», как спустя четыре месяца грянул новый, еще более могучий революционный взрыв, заблистало новое созвездие бессмертных имен народных героев: Петра Шмидта, Александра Гладкова, Никиты Антоненко, Сергея Частника.

«Саша‑бунтарь» – так матросы называли между собой Александра Ивановича Гладкова.

Родился Гладков 25 марта 1882 года в бедной крестьянской семье в Пензенской губернии. Саша рано познал тяжелый труд. С четырнадцати лет работал по найму, потом стал слесарем в железнодорожном депо. Здесь он связал свою судьбу с Российской социал‑демократической рабочей партией.

На Черноморский флот, в Севастополь, прибыл в октябре 1903 года и был зачислен в 32‑й флотский экипаж, в большинстве состоявший из матросов еще строившегося крейсера «Очаков». Вместе с другими матросами‑специалистами участвовал в достройке корабля, где были заняты сотни рабочих, в том числе и с Сормовского завода, уже имевшего всероссийскую революционную славу. Общение с сормовичами, занятыми на установке и монтаже машин, еще больше укрепило революционные убеждения Гладкова, помогло глубже познать искусство большевистской пропаганды и тайны конспирации.

Очень спокойный, взыскательный к себе и другим, задушевный товарищ, скупой на слова, но вместе с тем пламенный оратор – таким рисуют его образ соратники по революционной работе и товарищи по службе.

Гладков стал одним из самых грамотных политически и умелых руководителей военной организации РСДРП Черноморского флота. В короткое время он сплотил вокруг себя значительную группу матросов крейсера.

Это была наиболее крепкая и сплоченная социал‑демократическая организация флота и города.

«Матросская централка»[9] готовила общефлотское восстание еще летом. Однажды Гладков вернулся с тайного собрания, где обсуждался план восстания, и в ту же ночь ознакомил с ним ближайших товарищей. А через два дня, получив увольнение на берег, группа очаковцев на одной из рабочих квартир на Северной стороне наметила подробный план восстания на крейсере «Очаков».

Однако летом общее восстание не получилось. Преждевременное выступление потемкинцев, героическое само по себе, помешало осуществить план «Матросской централки».

Царские палачи жестоко расправились с героями восстания. Гладков сказал тогда:

– Этот дракон Чухнин (командующий флотом, известный реакционер. – Ред.) вместе с главным драконом Николашкой (царем) готовы всех социал‑демократов сглотать. Чуют, гады, кто их смертельный враг.

В конце августа Гладков собрал сходку революционных матросов и выступил на ней с горячей речью, посвященной памяти казненных руководителей восстания на учебном корабле «Прут».

– Наши боевые товарищи отдали свои жизни за свободу и счастье народа, и народ не забудет их. Пролитая ими кровь зовет нас на бой с самодержавием. – Показывая на стоявшую в бухте плавучую тюрьму, он говорил: – Сухопутных тюрем уже не хватает, завели плавучую. Там страдают наши товарищи. Сколько же она будет маячить перед нашими глазами? – Он умолк на минуту, пытливо вглядываясь в лица моряков. – До тех пор, пока мы не поднимемся все, как один, против палача Чухнина и главного палача, пролившего кровь тысяч рабочих, – Кровавого Николая. Настанет день, когда мы, сыны народа, должны с оружием в руках выступить за его свободу, поддержать рабочих и крестьян…

С большой настойчивостью готовил Гладков своих товарищей к предстоящей борьбе. Сходки удавалось проводить редко, но не было дня, чтобы он душевно не побеседовал с тем или иным матросом.

Волнения матросов на крейсере «Очаков» начались 8 ноября. По инициативе машинной команды, где влияние Гладкова было безраздельно, матросы предъявили старшему офицеру корабля Скаловскому ряд требований. Главное из них – убрать с корабля командира – капитана 2 ранга Глизяна (матросы давно уже окрестили его «обезьяной»).

О том, что представлял собой этот офицер, видно из воспоминаний одного из участников восстания, депутата Совета матроса Николая Кассесинова:

«Глизян – нервный, беспокойный барин, не терпящий около себя присутствия простого человека. Если на палубе показывался матрос, чисто одетый, он гнался вниз как «лодырь, белоручка, дармоед» и проч[ая] прелесть офицерского жаргона. Если же тот же матрос был грязен, то и того хуже, этот уже гнался как «животное», «сволочь» и т. д. тоже в этом направлении… К сожалению, у нас не один Глизян такой…»

Незадолго до волнений, а именно 27 октября, лейтенант Захарченко избил до крови матроса Степана Алексеева. Когда же, несмотря на приказание «молчать!», Алексеев вымолвил: «За что бьете?» – Захарченко приказал заткнуть Алексееву рот шваброй, что и было исполнено…

И вот матросы категорически заявили, что, пока крейсером командует Глизян, никто из них службу нести не будет.

Узнав о требованиях матросов, Глизян выбежал на палубу взбешенный, топал ногами, грозил расстрелом и виселицей. Кто‑то из матросов машинной команды крикнул:

– Мы не боимся ваших угроз. Хуже нам не будет.

Вечером, поостыв, Глизян вышел к команде, построенной перед спуском флага, как ни в чем не бывало.

– Здорово, молодцы! – крикнул он.

Однако строй молчал. Глизян злобным голосом повторил приветствие, но в ответ раздались свист, крики, насмешки.

На следующий день на борт крейсера поднялся военно‑морской прокурор полковник Ронжин. Матросов вновь построили. Но не успел прокурор и слова вымолвить, как из строя выступил Гладков:

– Имею претензию. Доколе нас будут кормить тухлятиной и гнилыми сухарями? Доколе будет у нас командиром зверь в образе человека – Глизян?

Полковник растерянно промямлил, что он разберется относительно претензии, но он прибыл на корабль, чтобы выяснить, почему команда нарушает устав и проводит сборища…

– Ваше высокоблагородие! – снова перебив его, как можно простодушнее ответил Гладков. – Сами знаете, какая сейчас жизнь пошла. Матросы тоже люди, интересуются царскими указами, но нам никто не рассказывает. Если господа офицеры будут все правильно говорить, нам и митингов не надо…

Не решившись на какие‑либо строгие меры, прокурор сошел с корабля ни с чем.

11 ноября восстала флотская дивизия. Начались выборы в Совет. Очаковцы послали своими депутатами двух большевиков – Гладкова и Докукина. Теперь революционная агитация на корабле велась уже открыто. Офицеры предпочитали поменьше показываться на глаза матросам.

И тем не менее 12 ноября, выполняя приказание Чухнина, Скаловский попытался сформировать боевую роту для… подавления восстания во флотских казармах. Конечно, из этого ничего не вышло. Скаловский вызвал к себе Гладкова, Докукина и Чураева:

– Будут ли матросы стрелять, если им прикажут?

– Посмотрим, в кого стрелять, – ответил Гладков.

В этот день с участием Гладкова Совет выработал требования восставших: освободить всех политических заключенных, отозвать из города боевые роты и удалить казаков, отменить введенное в городе и крепости военное положение, отменить смертную казнь, уменьшить срок службы до четырех лет, отменить титулование офицеров, открыть библиотеки, установить нормы питания из расчета восьми рублей в месяц и т. д.

По настоянию большевиков были выдвинуты также требования российского пролетариата: немедленный созыв Учредительного собрания, восьмичасовой рабочий день, передача помещичьей земли крестьянам.

Депутаты вернулись из Совета поздно вечером. Сразу же был созван митинг. Они рассказали о событиях на берегу, о присоединении к восставшим новых частей и кораблей. Гладков зачитал выработанные Советом требования. Решили немедленно вручить их Скаловскому, так как Глизян не появлялся на палубе.

13 ноября Глизян был официально отстранен от командования крейсером, но это уже не могло изменить событий. Восстание разрасталось. Решимость матросов бороться до победы росла. Скаловский, называя матросов «братцами», произнес перед строем речь, пытаясь запугать их суровыми карами. В заключение он приказал:

– Кто за царя‑батюшку – два шага вперед, кто против престола и за измену – пусть остается на месте…

Никто из матросов, кроме одного унтер‑офицера, не двинулся с места.

Крейсер «Очаков» стал боевым штабом восстания в эскадре. Сюда 14 ноября прибыл лейтенант Шмидт, назначенный Советом командующим революционным флотом. Очаковцы встретили его с адмиральскими почестями. Вечером на крейсере состоялось совещание депутатов Совета, на котором было решено немедленно приступить к захвату кораблей и арсенала в порту.

Однако масштабы восстания далеко превзошли возможности руководства. Слишком много времени было утеряно на разговоры и уговоры, на демонстрации и митинги, на ожидание уступок со стороны командования. Роковую роль сыграли предательское поведение меньшевиков и эсеров, чрезмерно гуманное отношение к реакционному офицерству, оборонительная тактика восставших вместо тактики наступательной. Правительству удалось собрать под Севастополем крупные силы и жестоко подавить восстание.

В ходе восстания Гладков старался быть рядом со Шмидтом. Он глубоко ценил его как честного и смелого человека, первого офицера, перешедшего на сторону революции, стремился помочь ему действовать более решительно. Но время было уже упущено.

На суде в Очакове Гладков был признан одним из главных «организаторов мятежа», подстрекавшим «нижних чинов к неповиновению начальству» и произносившим «возмутительные речи». Вместе со Шмидтом, Антоненко и Частником он погиб как подлинный народный герой.

 

Г. СЕМИН.

 

НЕПОКОРЕННЫЕ