Особенности тибетских методов медитации

 

Упражнения в концентрации мысли практикуются всеми буддистами. Секты южных стран – Цейлона, Бирмы, Сиама – иногда пользуются различными приспособлениями – «казинас», представляющими собой или круги из цветной глины разных оттенков, или покрытую водой круглую поверхность, или же еще огонь, наблюдаемый через проделанное в экране круглое отверстие. Какую‑нибудь из этих окружностей созерцают до тех пор, пока не начинают видеть ее с закрытыми глазами так же отчетливо, как и с открытыми. Последнее упражнение рассчитано исключительно на создание привычки к концентрации сознания и совсем не ставит себе целью вызвать гипнотическое состояние, как полагали некоторые авторы.

Кроме казинас, впрочем, есть еще много других пособий. Для тибетцев характер выбранного для тренировки предмета совершенно безразличен. Нужно отдавать предпочтение предмету, лучше других привлекающему и фиксирующему мысли начинающего адепта.

Это положение хорошо иллюстрируется известным в Тибете анекдотом. Один юноша просит отшельника быть его духовным наставником. Учитель желает, чтобы ученик прежде всего приобрел навыки концентрации сознания. «Чем вы обычно занимаетесь?» – спрашивает он жаждущего озарения молодого человека. «Я пасу яков», – отвечает тот. «Хорошо, – говорит отшельник, – сосредоточьте свои мысли на яке». Новый ученик располагается в пещере, до некоторой степени приспособленной для жилья, каких много в районе пастбищ, и начинает тренировку.

Через некоторое время учитель отправляется к предающемуся медитации ученику и зовет его, приказывая выйти к нему. Ученик слышит зов, встает, хочет покинуть свое убежище. Но «медитация» уже достигла намеченной цели: он уже отождествил себя с объектом, на который были направлены его мысли, и до такой степени с ним слился, что потерял ощущение собственной личности. Барахтаясь в выходе пещеры, будто стараясь преодолеть какое‑то препятствие, ученик заявляет: «Я не могу выйти, мне мешают рога».

Одна разновидность упражнений в концентрации мысли заключается в выборе какого‑нибудь пейзажа, например, сада. Его созерцают, наблюдают во всех подробностях. Запоминают растущие в. нем разнообразные цветы, их группы, деревья, присущие каждому из них высоту, форму ветвей, разницу в листве, так последовательно изучая все особенности, какие только можно заметить.

Создав себе очень отчетливое представление о саде, когда его видишь уже так же ясно с закрытыми глазами, как и с открытыми, начинают из составляющего сад сочетания признаков мысленно одну за другой удалять различные детали, постепенно цветы теряют окраску и форму, они рассыпаются. Даже оставшаяся от них пыль рассеивается. Деревья лишаются листвы, их ветви сжимаются, будто уходят в ствол. Ствол утончается и превращается в простую линию. Линия эта становится все тоньше и наконец исчезает. В результате остается только голая земля. У земли теперь нужно отнять цветы, камни, почву… Земля исчезает в свою очередь и т. д.

Такие упражнения приводят к уничтожению представления о мире формы и материи, к последовательному постижению чистого и бескрайнего пространства, пониманию бесконечности сознания и наконец к постижению сферы «пустоты» и сферы, где нет сознания и отсутствия сознания. Эти виды медитации в буддизме считаются классическими, их обозначают наименованием «беспредметной медитации» (медитации без формы).

Другое распространенное упражнение при обучении мистиков состоит в созерцании какого‑нибудь предмета. Нужно всецело на нем сосредоточиться так, чтобы не только ничего, кроме него, не видеть, но и ни о чем больше не думать. Постепенно теряется ощущение своей личности, и созерцатель начинает отождествлять себя с созерцаемым предметом, как в вышеприведенном случае, когда ученик почувствовал себя яком. Но на этом ни в коем случае нельзя останавливаться. Превратившись в созерцаемый предмет, то есть испытывая уже особые ощущения, какие могут быть следствием формы, размеров и других его свойств, – нужно уже созерцать самого себя извне, как предмет внешнего мира.

Таким образом, ученик, выбравший предметом созерцания дерево, забывает свою человеческую природу и чувствует, что его тело – жесткий негнущийся древесный ствол с ветвями, чувствует колебание ветвей, их движение, скрытую в корнях жизненную силу, циркуляцию его соков и т. д. Затем, в качестве дерева, ставшего субъектом, он должен будет созерцать сидящее перед ним человеческое существо, ставшее объектом, рассматривать его, изучать во всех подробностях. После этого, переместив свое сознание в сидящего человека, он снова начнет рассматривать дерево, затем, в качестве дерева, будет опять созерцать человека. Чередующееся перемещение из субъекта в объект и наоборот повторяется столько раз, сколько потребуется.

Другое, еще более редкое упражнение, заключается в перемещении сознания в собственном теле. Его объясняют следующим образом:

Мы ощущаем сознание у себя в сердце. Руки кажутся нам придатками к телу, ноги – частью тела, очень от нас отдаленной. В сущности, мы думаем о себе как субъект об объекте вне нас. Ученик должен постараться извлечь «сознание‑субъект» из его обычного обиталища и переместить его, например, в кисть руки. Тогда он должен почувствовать себя предметом, имеющим форму ладони с пятью пальцами на конце длинного придатка (руки), соединяющего его с большой движущейся массой (телом).

У него будет то же ощущение, какое нам пришлось бы испытать, если бы глаза помещались не на голове, а на кисти руки, и если бы эта кисть – снабженное глазами вместилище нашего разума (мышления) поднималась бы и опускалась на конце длинного придатка (руки), чтобы рассмотреть голову или тело, вместо обычного для него движения глаз – взгляда – на рассматриваемый предмет.

Умственный склад анахоретов и их учеников не имеет ничего общего с психологией «медиумов» стран Западного полушария, дающих сеансы за вознаграждение и разрешающих критическое изучение вызванных через них явлений.

Самый смиренный из учеников тибетского мистика весьма удивился бы, если бы ему предложили нечто подобное. Ответ в этом случае, скорее всего, был бы таким: «Меня очень мало беспокоит, верите ли вы в эти явления или не верите, – сказал бы он. – У меня нет ни малейшего желания вас убеждать. Это профессия фигляров – кривляться перед толпой. Что касается меня – я не даю театральных представлений».

Суть в том, что люди Востока не выставляют напоказ свои знания магии или психики. Соответственно, чрезвычайно трудно добиться от них откровенности в этих вопросах. Какой‑нибудь изучающий страну путешественник может получить очень гостеприимный прием у ученого‑ламы в течение нескольких месяцев, пить с ним чай в домашней обстановке и все‑таки уехать убежденным в полном невежестве своего хозяина. А между тем он мог получить не только исчерпывающие ответы на все интересующие его вопросы, но и научиться еще очень многому, что ему даже и не снилось.