Прибытие в Мурманск и отъезд в Москву

Пароход шёл медленно. Наконец, мы в марте 1918 г. при­близились к русским берегам, покрытым снегом. Несмотря на неприютный, угрюмый вид наших берегов, они казались нам родными и близкими. Благополучный конец нашего прибытия приближался. Все повеселели.

Пароход прошёл по Кольскому заливу и остановился у пристани в Мурманске.

Нас встретил председатель Мурманского краевого Совета Юрьев.[140] Моряки попросили его спросить у капитана парохода, почему он держал голодом русских моряков и солдат. Якобы, капитан ответил: «Пароход немецкий, флаг португальский, администрация английская, команда японская, а везём большевиков. Какой можно спрашивать порядок?»

Перед уходом с парохода нам, морякам, было выдано на дорогу по жёлтому морскому из верблюжьей шерсти плащу на деревянных пуговицах, шерстяной рубашке и по нескольку банок консервов и галет. Каждому в мешочке, со словами: «Это подарок от английского короля». Это было нами принято, но за всё, что делали с нами раньше, все моряки и солдаты опорожнили свои желудки на пароходе везде, где только можно.      Я уходил с парохода одним из последних и не видел больше в жизни такого безобразия на судне.

Многие из моряков были из Архангельской губернии, решили остаться на Мурмане, из них некоторые машинисты поступили на железную дорогу. Группа моряков с пароходов Чёрного моря, т.е. основная группа арестованных во Франции (в Марселе и в Тулоне) поехала в центр России. Я поехал с ней.

На станции Имандра нам предложили вооружиться. Нас ехало человек 300. Нам сказали – впереди на наш эшелон возможны нападения белофиннов. Поезд двигался медленно, но без приключений. На станции Званка к нам пришёл военный комендант станции и сказал, что мы поедем прямо на Москву, впереди нам ничто больше не угрожает, поэтому винтовки и патроны надо сдать. Мы это сделали.

По прибытии в Москву мы обратились в Народный комиссариат по военным и морским делам. Помещался он на Пречистенке. Там мне тов. Подвойский предложил описать всё, как с нами было. Я это сделал и сдал одному из помощников Подвойского (фамилия теперь не помню). На довольствие нас прикрепил к 3-му Интернациональному полку.

 

 

Из военного комиссариата нас передали в Военно-морскую коллегию тов. Раскольникову. Моряки уполномочили меня и Синякова[141] вести переговоры с Раскольниковым. Штаб Раскольникова помещался в Лоскутной гостинице. Охрану несли военные моряки. Раскольникова трудно было увидеть. Он был очень занят, поэтому мы ждали его нес­колько суток. В ожидании тов. Раскольникова мы бывали и у его на­чальника штаба, бывшего адмирала Альфатера. Это был человек сред­него роста с черной бородкой, очень складно сложенный. Его лицо бы­ло спокойным и бледноватым. С рукавов его мундира ещё не были спороты адмиральские нашивки черного защитного цвета. Мне было странно пожимать руку бывшему адмиралу. Этот человек и жил, и работал в од­ной комнате.

При нас приходили командиры разных отрядов и просили у Альфатера снарядов и пушек или другое снаряжение. Небольшие сраже­ния велись в районе городов Пскова и Новгорода с немцами.

Наконец, нас пригласили к тов. Раскольникову. Он был вы­ше среднего роста, лицо было бритое, волосы зачесаны назад. Он, слу­шая нас, ходил взад и вперед по своему кабинету большими шагами и гладил пятернёй волосы то правой, то левой рукой. Мы сказали, что моряки, за исключением четырех человек, едут все на юг, кто куда. Вступать в отряды пока не могут, хотят отдохнуть и увидеться с род­ными, а потом уже вступать в отряды. Раскольников спросил: «Кто хочет ехать обратно на Мурман?» Я сказал, что один из четырех желающих ехать на Мурман - я. Раскольников сказал: «При приезде на Мурман создадите отряды для защиты Советской власти на Мурмане». Я на это ответил: «Тов. Раскольников, там англичане уже устанавливают батареи на высотах. Сила у них». Тогда тов. Раскольников сказал нам: «Если дело зашло так далеко, то создавайте подпольные организации».

На Мурман поехал я, Бондарь Яков Епифанович, Енкин и Сидоренко. Они ранее плавали на пароходе «Екатерина». Мы получили до­кументы от ЦК Союза работников водного транспорта, что мы едем на Мурман работать, я и Енкин - кочегарами, а Бондарь и Сидоренко - матро­сами.