Этапы становления российской экономики

"Хозяйство софийно в своем основании, но не в продуктах, не в эмпирической оболочке хозяйственного процесса с его ошибками, уклонениями, неудачами."

о.С.Булгаков

Экономика России связана с самобытной логикой русской истории. Взаимосвязь экономической модели с народом, культурой и обществом, а также с их историей позволяет описать историю хозяйства в России как самостоятельное явление, имеющее свою периодизацию, логику и последовательность. Причем сравнение с аналогичными этапами в развитии хозяйства других стран – в частности, западно-европейских -- будет в данном случае выступать не как универсальный эталон, а как отдельный и самостоятельный историко-социальный опыт, полезный для сравнения (так как он отлично изучен и систематизирован), но необязательный.

Этапы развития экономики России и сама эта экономика суть явления, принадлежащие исключительно к истории нашего народа.

Аграрная экономика и «проклятая часть». В основе русского хозяйства лежит оседлое земледелие и принцип общинной обработки земли. Эта форма хозяйства прослеживается с момента появления народа славян в истории. Сельское хозяйство являлось основой российской экономики – ее осью.

Сельское население составляло подавляющее большинство, и бытие народа протекало преимущественно в сельской среде. Отсюда совершенно особое отношение русских к земле, к пространству, к природе. Народ в своей хозяйственной деятельности не отрывался от земли окончательно, привязывая всю экономику к селу, пахоте, циклу сева, взращивания всходов и сбора урожая.

Аграрный характер русского хозяйства неразрывно связан с формой традиционного общества. Показательно, что Россия была преимущественно аграрной страной вплоть до 30-х годов ХХ века. До победы большевиков полноценной модернизации и индустриализации российского хозяйства проведено не было, и не смотря на все реформы, русское общество оставалось традиционным.

С этим связана одна очень важная его особенность. В экономике традиционного общества изначально существовал этический и религиозный запрет на накопление прибавочного продукта. Понятие «излишка» в русском языке происходит от слова «лихо», т.е. «зло», «лихвой» назывался также ссудный процент. Появление «излишнего», того, что превышает актуальные нужды людей, приравнивалось к «проклятой части» или «проклятой доли» (Ж.Батай, М.Мосс). Эти «излишки» (как религиозно табуированное «зло») подлежали обрядовому уничтожению – либо в ходе жертвоприношения, либо в форме изобильной совместной трапезы (братчины) с обязательным чрезмерным потреблением «прибавочного продукта».

Этому соответствует и устойчивость крестьянской общины, как самого древнего способа ведения коллективного хозяйства. Общинное земледелие мы встречаем на заре славянской истории, и оно сохраняется таковым вплоть до ХХ века, когда в ходе Столыпинских реформ правительство пытается искусственно насадить в крестьянстве индивидуальное предпринимательство.

Сельская община крестьян составляла основу русского народа, и основные продукты питания, одежды и предметы первой необходимости на Руси изготавливались именно крестьянством.

Практически вся экономическая история России от первого упоминания восточно-славянских племен до второй половины XIX века протекает в условиях прединдустриального общества. По сути, русский народ есть народ-земледелец.

Развитие земледелия: от родовой общины к соседской. Древние славяне в степных районах применяли переложное, или залежное земледелие, на севере -- подсечно-огневое. Освоенные земельные участки (поля) использовали несколько лет, пока земля не истощалась, потом осваивали новые территории и начинали все сначала. Передвижение шло вдоль рек. Основными орудиями труда являлись различные виды деревянного рала (вид плуга), примитивные сохи-суковатки, узколезвенный топор и серп. Восточные славяне занимались также скотоводством, охотой, рыболовством, бортничеством (сбором меда диких пчел), т.е. всем тем, что давал им кормящий ландшафт.

Новые орудия труда -- рало с полозом, соха с сошниками, плуг с железным лемехом -- позволили перейти от подсеки и перелога к дву- и трехпольной системе земледелия. В результате первоначальная родовая община уступила место общине соседской или сельской, составной частью которой стала малая семья. Члены соседской общины, включавшей два-три двора (иногда больше), были связаны общими хозяйственными интересами, заботой о защите своей земли.

Появление ремесленничества. На этапе формирования соседской общины у древних славян происходит важный социально-экономический процесс -- общественное разделение труда.

Ремесленное производство создавало предпосылки для возникновения городов -- центров ремесла и торговли. Поначалу торговля носила натуральный, меновый характер, затем был введен эквивалент обмена -- шкурка пушного зверька (куна); восточные славяне также использовали при расчетах монеты других стран.

Византийское наследие: государственная поддержка свободного землевладения. На хозяйство Древней Руси повлияло и византийское наследие, так как в Византии в отличие от Западной Римской империи законодательство препятствовало укреплению земельной аристократии, закрепощению крестьян и развитию феодальных отношений. Императоры неоднократно издавали эдикты, призванные защитить интересы сельских крестьянских общин перед лицом частных землевладельцев (в частности, Крестьянский закон VIII века, где правовым статусом наделяется свободное крестьянское сословие и мелкие землевладельцы). В этом определенную роль сыграли представления православной традиции о том, что «земля Божия», и не может быть объектом абсолютной частной собственности (св. Иоанн Златоуст (347-407)).

Развитию феодализма в Византии препятствовала не только инерция, но и сознательная установка высшей власти, руководствовавшейся православными идеалами, согласно которым в центре стоит духовное сокровище, а не обладание мирскими богатствами. Только после IV Крестового похода и завоевания латинскими крестоносцами, на территории Византии стали активно развиваться феодальные отношения – коммендации, вассалитет и т.д.

Крупнейший историк-византинист Ф.И.Успенский (1843-1928) так описывает это явление: «На Востоке (…) крестьянская община предохранена от разрушения. Задержав социальную эволюцию на первой (…) стадии, византийские цари несомненно предупредили тем развитие того порядка вещей, который последовал на Западе; в Византии не могло развиться сеньоратных и вассальных отношений, не могло образоваться феодальной системы. (…) Сельская община служила государству, удовлетворяя его расходы и защищая его против внешних врагов. (…) Для Запада крупное землевладение и сословные притязания поместной и служилой аристократии; для Востока же – господство свободного мелкого землевладения и подчинение государственному принципу интересов поместного и служилого сословия». Сам Успенский объясняет такую особенность византийской политики влиянием на Римское право славянских хозяйственных традиций.

Крестьяне и земское боярство. Изначально, членами русской кретсьянской общины были именно свободные земледельцы. Из своей среды они выдвигали старейшин или «больших», «боляр», т.е. «бояр», которые вместе с потомками племенных славянских вождей докиевского периода составили основу земской аристократии («земского боярства»).

Мнения относительно имущественного расслоения на раннем этапе древнерусского общества у историков расходятся. Некоторые дореволюционные авторы считали, что этого расслоения изначально вообще не было, и между верхами (называемыми также «лепшими», «большими», «первыми», «нарочитыми») и низами («молодшими», «меньшими», «простой чадью», «смердами») экономического неравенства не сущестовало. Точнее, различие  в социальном статусе не основывалось на имущественном неравенстве. Историки-марксисты это отрицают, видя в сословном расслоении проявление именно материального неравенства. Но в любом случае документальных подтверждений прямой взаимосвязи между общественным положением и материальным благосостоянием в сельских общинах Древней Руси мы не встречаем.

Холопы. Уже с древних времен мы сталкиваемся с упоминанием «холопов», т.е. категорией несвободных тружеников, к которым относились захваченные в плен воины иных племен или те, кто добровольно продал себя в услужение свободным людям – «кабальные холопы». Холопов мы встречаем при боярских и княжеских дворах, где они называются челядью.

Роль холопов, т.е. рабского труда, в аграрной экономике Древней Руси скорее всего была незначительной, и в общем объеме сельского производства они не играли заметной роли, что не позволяет отнести экономику того периода к рабовладельческой. Наличие рабов не меняло в целом трудового характера свободного крестьянского хозяйства.

Экономический аспект отношения народа к государству: прообраз суверенной демократии. Земля на Руси изначально считалась главным богатством, источником и основным средством производства. Поэтому экономические отношения складывались вокруг земли – ее обработки, владения ей, выплаты части, от произведенного благодаря ей продукта в качестве дани.

Появление вместе с Рюриком государства поставило изначальную крестьянскую общину перед систематизацией процесса передачи князю и его дружине части произведенных продуктов. Это было платой за обеспечение государственного единства, порядка и безопасности. После крещения Руси, к этому добавилась выплата церковной десятины – на нужды причта и строительство новых храмов. 

Государство в экономическом смысле создало систему экономического единства всех племен и общин. И хотя натуральный обмен происходил только в ограниченной зоне, именно выплата дани в пользу великого князя сближала между собой всех подданных государства. Все свободное население Киевской Руси носило название «люди». Отсюда термин, означающий сбор дани – «полюдье».

За счет этой дани формировалась княжеская казна, которая шла на содержание двора и дружины, оплату сборщиков податей, подготовку и финансирование военных походов, строительство церквей и монастырей.

Эта модель представляет собой образец экономических отношений народа к созданному им самим государством: свободные труженики добровольно дают дань (налоги) на содержание государственного аппарата и на церковь, материально поддерживая таким образом высшие организационные инстанции, которые, в свою очередь, обеспечивают народу единство, свободу, независимость, справедливость, мощь и безопасность. Это -- «государство свободных тружеников», где сочетается суверенитет народа и могущество государственной системы. В таком «государстве тружеников», «народном государстве» мы имеем дело с прообразом «суверенной демократии».

Вотчина. Первое отступление от этой экономической идиллии «государства свободных тружеников» мы встречаем в явлении вотчинного владения. Вотчина (или «отчина», т.е. отцовское владение) представляет собой земли, принадлежащие князю или членам его дружины и передававшиеся от отца к сыну по наследству.

Изначально вотчины служили для князя источником дополнительного дохода и признаком его общественного положения. Крестьяне, живущие на территории вотчины, отличались от других тем, что передавали часть результатов своих трудов не сборщикам дани, а непосредственно владельцу вотчины, материально поддерживая представителей власти напрямую. Это порождало новый тип отношений государства и его представителей с народом: «смерды», оказавшиеся в вотчине, постепенно превращались в личное «имущество» вотчинника, утрачивая гражданские свободы, свойственные крестьянам-общинникам. Это окончательно произошло после принятия «Соборного Уложения» (1649), и то в «Уложенной комиссии» князя Н.И.Одоевского (?-1689) стреимлись не допустить «крещеной собственности». Это сближало свободного земледельца со статусом «холопа» («челяди») или «закупа», т.е. крестьянина, который, разорившись, брал у аристократа в долг «купу» -- часть урожая, скота, деньги, и должен был работать на своего кредитора и подчиняться ему, пока не вернет долг, что на практике чаще всего приводило к закабалению и превращению в «холопа». Холопов, однако, выкупала Церковь.

Вотчина представляет собой экономическое выражение отчуждения государства от народа, и иллюстрирует собой случай, когда носители государственной идеи (аристократы) переносят статус политической субъектности с народа на самих себя, что ведет к развитию феодальных отношений. По сути, в вотчине мы видим первое историческое отступление от славянской «суверенной демократии» и византизма и шаг в сторону европейской феодальной модели.

При этом в развитии вотчинных отношений есть тонкая грань, где вотчинник перестает быть носителем объединяющей государственной идеи и начинает руководствоваться только сословными интересами. Эта граница отделяет систему государственной аристократии от феодализма.

Важно отметить, что вотчины на первом этапе складывались вокруг князей и их дружин, т.е. вокруг государственной элиты, чья этническая (более западная) психология существенно отличалась от славянской психологии большинства населения Древней Руси. Вместе с тем, процент вотчинных крестьян («смердов»), приближенных по статусу к «холопам», в целом никогда не был значительным и представлял собой подавляющее меньшинство всего русского крестьянства.

Устойчивость аграрной модели экономики. Экономическая система, в которой свободные сельхозяйственные общины соседствовали с вотчинным хозяйством, просуществовала более или менее в одинаковом состоянии вплоть до XV века, пережив и эпоху раздробленности (княжеских усобиц) и монгольские завоевания. Крестьянство обрабатывало землю, занималось животноводством, смежными видами деятельности (бортничество, мелкое ремесленничество) и платило дань государству – в лице великого князя, удельных князей или в монгольскую эпоху хана «Золотой Орды».

При том, что количество городов на Руси постоянно росло, даже в XVI веке в городах жило всего 2% населения, и только в 16 городах из 170 количество посадских дворов превышало 500.

Это означает, что аграрный экономический уклад на Руси оставался приблизительно в одинаковом состоянии, начиная с первых страниц Киевской Руси до XVI века. Такое положение дел не могло не оставить в общественном сознании русского народа неизгладимую память, наделив его устойчивой крестьянской психологией, проявляющейся в трудовой этике, циклическом характере работ, общинном отношении к ведению хозяйства, глубоком понимании живой природы, особом внимании к ландшафту.

Циклический настрой русской трудовой психологии и место оргиастического праздника, отменяющего на время рациональные стратегии и ритуально уничтожающие накопленные «излишки», являются до сих пор выразительным следом этого неизменного хозяйственного бытия в условиях «аграрной вечности».

Начало процесса закрепощения крестьян. На протяжении XVI столетия в России складывалась система «крепости» (называемая некоторыми исследователями «первым крепостным правом»).

Возникшая значительно раньше норма, согласно которой крестьянин имел право уходить от своего владельца только в течение двух недель в году, уже в конце XV века становится государственной.

Судебник Ивана III (1497) установил единый для страны срок перехода крестьян: неделя до Юрьева дня осеннего (26 ноября) и неделя после, а в 1581 году был издан еще более жесткий Указ о «заповедных летах» -- в эти годы Юрьев день отменялся вообще и переход крестьян от владельца к другому запрещался. Окончательное утверждение крепостного права в России приходится на годы правления Бориса Годунова (1552 - 1605). Около 1592-1593 гг. был принят указ, который не временно, как при «заповедных летах», а навсегда запрещал крестьянский выход в Юрьев день.

Таким образом, к концу XVI столетия в России произошло коренное изменение положения крестьян, лишенных отныне права выхода от своих владельцев.

Отсутствие на Руси эпохи феодализма. Особенностью экономической истории русского народа является отсутствие полноценной феодальной системы – по крайней мере, аналогичной той, которая с ложилась в странах Западной Европы. Несмотря на то, что учебники русской истории пестрят терминами «феодализм», «феодальные отношения» и т.д., это представляют собой непродуманную и натянутую кальку с экономической истории Запада.

В Западной Европе появление феодальных отношений в эпоху Средневековья основывалось на переходе от системы коллективных хозяйственных единиц (германская «марка»), выступающих одновременно как производители и воины в одном лице, к закреплению их за конкретным мелким или крупным аристократом в форме личного вассалитета, «акт коммендации».

Низшее сословие – «серфы» -- становились в каком-то смысле «собственностью» земельного аристократа, с которым они были связаны вассальными отношениями. Таким образом, при феодальных отношениях изначальная община (марка), организованная снизу и имеющая свою форму демократического самоуправления (германский «тинг» -- аналог славянского «схода» или «вече»), превращалась в группу хозяйствующих индивидуумов, юридически преданных высшей инстанции в лице владельца, земельного аристократа (лэндлорда). Феодализм в Европе означал именно конец общин и начало индивдуализированных вассальных отношений, что применительно к сословию «серфов» давало их закрепощение за владельцем. Именно из этой индивидуализации бывших членов общины и выдвижения вперед феода как основной экономической единицы и развились в будущем предпосылки капиталистических отношений. Бывшие «серфы» постепенно освобождались (особенно в городских условиях) от вассальных связей и начинали выступать в экономической системе самостоятельно, требуя себе постепенно все больше и больше прав, вплоть до буржуазных революций. Причем в качестве самостоятельных хозяйственных единиц, индивидуумов.

В русской истории аналогичные процессы развивались совершенно иначе. Расформирования общины в пользу прямой вассальной зависимости «смердов» от феодалов полностью вообще никогда не состоялось. Элементы это процесса мы видим и в ранней Киевской Руси (появление холопов, закупов и т.д.), и в вотчинах, и в поместьях при Грозном, и при Петре, и при Екатерине. Но никогда эти тенденции не приводили к полному превращению всех общинников в холопов. Более того, беспристрастный взгляд на русскую историю показывает, что в процентном соотношении «холопы» и «челядь» составляли собой подавляющее меньшинство русского крестьянства, а большинство продолжало сохранять относительную свободу, ограничивая свои отношения с аристократией (как представителями государства) «данью», «оброком» и «барщиной».

Это значит, что феодальные отношения, элементы которых, безусловно, присутствовали в русской экономической истории, никогда не были тем всеобщим явлением, который позволял в случае Западной Европы говорить об «эпохе феодализма». В Европе эта эпоха является неопровержимым историческим и экономическим фактом. В России этой эпохи как эпохи никогда не наступало. И это является одной из важнейших особенностей русской экономической истории. Феодальные отношения были, феодализма не было. Этой точки зрения придерживалось подавляющее большинство русских дореволюционных историков, и утверждение о наличии феодализма в России было навязано как догма только марксистской исторической школой (М.Н.Покровский (1868-1932)).

Стратегические причины введения крепостничества. Крепостничество внешне напоминает установление феодальных отношений, так как ограничивает свободу крестьянской общины распоряжаться сама собой. Но закрепощение крестьян (особенно при Иване Грозном) шло по совершенно иной логике, нежели при развитии феодальных отношений в средневековой Европе, и даже для противоположных целей.

Важнейшей особенностью русской экономической истории является тот факт, что закрепощение крестьян приходится не на период раздробленности, а на эпоху создания централизованной московской государственности. Крестьян из свободного или полусвободного состояния в крепостную зависимость переводят исходя не из сословных интересов землевладельцев, а исходя из государственной необходимости планомерного заселения новых территорий, попавших под контроль Москвы в XV-XVI веках, и укрепления старых. Закрепление крестьян за землями есть не феодальная черта, как это было в средневековой Европе, но элемент сознательной централистской стратегии высшей царской власти.

Крестьяне закреплялись не столько за вотчинником, сколько за поместьем или за «черной землей», являвшейся государственной собственностью. Их записывали в особые писцовые книги и тех, кто попал в книгу, считали прикрепленным к той земле, на которой он был записан. Эти «письменные» крестьяне уже не выпускались со своих мест.

Поместье давалось представителям знати временно за заслуги, и сохранялось в том случае, если государева служба признавалась удовлетворительной. Крестьянская община работала на помещика постольку, поскольку он работал на царя (а значит на государство), а царь и государство в такой тягловой системе работали на исполнение религиозной миссии спасения мира. Так как Московское Царство мыслило себя как Третий Рим, то защита его интересов приобретала в свою очередь религиозный смысл.

Грозный старался перевести как можно больше вотчин, передаваемых по наследству в поместья, выдаваемые временно и за заслуги (в основном выходцам из мелкой аристократии). Пока помещик сам и его потомки служат государству исправно, поместье остается в их пользовании; если он замечен в нерадении или умирает, не совершив ничего особенно полезного для Отечества, поместье возвращается во владение царя. При этом вотчинникам отныне запрещалось переходить с землями на службу к другим князьям, что было правилом при раздробленности. А закрепощение крестьян за землей служило в планах Грозного закреплению народа на бурно растущих рубежах русского царства, т.е. это была не столько экономическая, сколько военно-стратегическая мера по упорядочиванию миграции свободных крестьянских общин. И совпадала она не с укреплением феодальных отношений, но, напротив, с борьбой против них – вплоть до радикальных мер введения опричнины.

Уже в советское время нечто аналогичное проделал Сталин, отобрав у крестьян паспорта. Но здесь совершенно очевидно, что таким образом он привязывал их к территории, а не к личности «председателя колхоза».

Тягловое государство. При Грозном окончательно формируется «тягловое государство» (само выражение принадлежит историкам XIX века, в том числе В.О.Ключевскому), где экономическое, ратное и иное служение государству вменяется в прямую обязанность всем его членам. Само государство и даже его глава – царь – также «тянут тягло», служа Богу и православной церкви. По словам историка Ключевского в тягловом государстве «гражданин превратился в солдата или работника, чтобы под руководством командира оборонять отечество или на него работать».

Здесь на уровне экономических процессов мы видим новый этап отчуждения государства от народа, и постановку народа в служебное положение относительно государства. Отныне народ не просто добровольно и осознанно оказывает материальную поддержку созданному им государству в форме дани или отработки «барщины», но приносит ему в жертву свою свободу.

«Демократия» делает серьезную уступку в пользу «суверенитета», а государство окончательно перетягивает статус политического субъекта на самого себя, лишая этого статуса народ. Хотя определенные элементы демократии сохраняются и в этой ситуации в форме «земства».

На этом историческом этапе, равно как и на следующих, такое отчуждение обосновывается военно-стратегической необходимостью, так как защита народа от внешних угроз и укрепление государственного суверенитета (в том числе и за счет завоевания новых территорий и добровольного присоединения отдельных народов) становятся все более и более сложными и требуют проведения довольно жестких мер.

Развитие торговли и ремесел в XVI - XVII веках. Централизация Московского царства при Грозном и первых Романовых в XVII веке была в определенном смысле процессом экономической модернизации. Несмотря на то, что во главе тягловой системы стояли сугубо духовные ценности, – миссия Москвы-Третьего Рима, -- сам факт усиления государственного начала по сравнению с народным способствовал появлению в традиционном русском обществе первых элементов общества модерна. Это проявлялось и в развитии торговых связей с европейскими державами, и в динамике товарного производства, относительно возросшего в этот период.

Масштабы и значение торговли в России в XVI веке значительно выросли по сравнению с предшествующим столетием. С востока везли китайские ткани, фарфор и другие товары, на восток -- русские меха, пеньку, воск. На Запад отправлялись продукты русского промыслового хозяйства и лес. С Запада в Россию везли промышленные товары -- сукна, металл.

Ремесло и мелкое товарное производство в XVII веке представляли собой господствующие формы промышленности. Среди ремесленников наиболее многочисленную группу составляли тяглые ремесленники -- основная масса населения посадов. Тяглые ремесленники работали на заказ, но они же ранее других категорий ремесленников перешли к работе на рынок.

Укрупнение производства и применение в нем наемного труда нашли свое наиболее полное выражение в возникавших в XVII веке мануфактурах. Мануфактуры представляли собой форму крупного производства.

Уже XVI веке из среды посадских людей выделились три привилегированные корпорации: гости, гостиная и суконная сотни, стоявшие вне посадской организации и пополнявшиеся из наиболее зажиточных посадских людей или разбогатевших крестьян.

 «Аграрная вечность» и отсутствие предпосылок для развития капитализма снизу в русской экономической истории. Начиная с первых этапов Московского царства в экономической истории России выделяется фундаментальная особенность: инициатива модернизации экономики исходит не от самого народа, а от государства, которое решает таким образом определенные чисто государственные и военно-стратегические задачи.

«Идеальная» экономическая модель русского народа воплощена в свободном крестянском землепользовании в сочетании с уплатой дани на содержание государства (древне-русская модель «суверенной демократии»). Эта народная экономика связана с циклом сельхозработ и не содержит в себе внутренней динамики. Агарное традиционное общество живет в параметрах «вечности» -- из сезона в сезон повторяются одни и те же природные явления и соответствующие им циклы работ. Год от года мирно течет замкнутый цикл церковных служб. От поколения к поколению воспроизводятся одни и те же черты крестьянского быта. В такой аграрной народной экономической модели нет внутренних предпосылок для развития, дисгармонии и конфликта, нет предпринимательской психологии с ее духом авантюры, риска и индивидуальной активности.

Хозяйственная система, к которой тяготеет русский народ, это общинный циклический крестьянский труд, с повышенным напряжением в теплый период года и с относительной расслабленностью в холодный. Такая трудовая народная психология прекрасно сочетается и с православной этикой, ставящей во главу угла не материальные, но духовные, созерцательные ценности.

Экономическая «модернизация сверху» в эпоху Петра. Динамика возникает в другом месте – в государстве и властном аппарате. Оттуда и исходят импульсы, приводящие в движение всю систему хозяйства России.

В отличие от западно-европейского опыта модернизация российской экономики всегда происходит сверху, а не снизу, и политическая элита здесь выступает не выразителем объективных экономических процессов, автономно протекающих в обществе, но организует их искусственно.

Все это заметно уже в «тягловом государстве» Грозного и в XVII веке, а в эпоху реформ Петра Первого это становится неопровержимым фактом.

Петр Первый, наделенный страстным темпераментом и огромной волей, воспринимает состояние российского общества и, в частности, его хозяйственный уклад, тяготеющий к постоянному воспроизводству «аграрной вечности», как чисто отрицательное явление – «инерцию», «отсталость», «недостаток». Он вдохновляется примерами бурно развивающихся экономически западно-европейских держав, вступивших к началу XVIII века в стадию стремительного развития буржуазных отношений.

Петр ищет в русской среде то, что напоминает ему Европу –мануфактурное производство, активное купечество, первопроходцев новых территорий, предпринимательский дух и т.д. – и вкладывает в эти явления цареву волю. Так как импонирующие ему европейские явления носят ярко выраженный капиталистический характер, то он переносит «капитализм» на русскую почву. Но поскольку «капитализм» внедряется сверху, причем в ситуации, когда объективные процессы в экономике идут совершенно в ином ритме и по иной логике, в результате получается нечто совершенно оригинальное и самобытное: реформы Петра затрагивают только узкую прослойку общества, впечатляющие результаты модернизации касаются отдельных областей, – кораблестроения, внешней торговли, городского мануфактурного производства, оружейной промышленности и т.д., -- а основные хозяйственные механизмы остаются теме же, что и раньше. Россия после Петровских реформ по-прежнему аграрная страна, живущая в ритме традиционного общества – в ритме «аграрной вечности». И хотя после Петра властная элита все больше интегрируется в Европу, перенимая нравы, обычаи, традиции и даже язык, основную массу населения и ядро экономической системы России это не затрагивает.

«Второе крепостное право». Окончательное закрепощение крестьян. Самый большой процент среди всех крестьян к XVIII веку представляли собой государственные (казенные) крестьяне, обязанные платить подушную дань и обрабатывать землю, которая чаще всего принадлежала государству (волости). В «первом» крепостном праве (с эпохи Ивана Грозного до Петра), историки XIX века называли его «крепостью» или даже «круговой порукой», такие крестьяне были строго закреплены за землей (а не за владельцем – временным или постоянным), и не могли быть отделены от нее ни продажей, ни залогом. В начале XVIII века Петр присоединил к ним «экономических» крестьян, которые ранее были приписаны к монастырям и церквям. Все крестьяне были юридически привязаны к земле. Если эти земли входили в поместье (государственные земли, раздаваемые за заслуги дворянству), то они были обязаны отдавать часть урожая помещикам или отрабатывать барщину. Но до «Указа о вольности» «крепость» компенсировалась службой дворян. Даже в в «Наказе» Екатерины II говорится: «Сельские жители живут в селах и деревнях, обрабатывают землю, произведениями которой питаются все сословия, и сие есть их жребий».

Совсем иной правовой статус был у вотчинных холопов. Часть холопов оставались землепашцами, а часть переходила в дворовые люди (челядь). Землепашцы по «первому» крепостному праву также как и свободные крестьяне не могли быть проданы, а собственно «движимым имуществом», которое можно продавать, обменивать, закладывать и т.д. были лишь «дворовые люди», т.е. «челядь».

Во время правления Петра III (1728-1762) для упорядочивания сбора подушной подати произошло объединение в один класс крепостных (свободных) крестьян с холопами, что стало важным шагом в отъеме прав «свободных сельских граждан» в пользу помещиков. Если при Грозном помещики приравнивались к вотчинникам, чтобы ограничить власть наследственной аристократии и уравнять ее в правах со служилым сословием, то в XVIII веке под влиянием европейских обычаев, которые были свойственны «новой» знати, этот процесс стал проходить в обратном направлении: теперь помещики, по сути, сами становились вотчинниками, получая земли в наследную собственность. Так происходило изменение статуса «свободных» крепостных крестьян на статус холопов. По выражению государственного деятеля первой половины XIX века Михаила Сперанского (1772-1839), это привело к появлению «второго» крепостного права (или «крепостничества» в собственном смысле слова), когда крестьяне и их земли стали рассматриваться как частная собственность помещика; земли – недвижимая составляющая, а люди – движимая. Так к концу XVIII века по совершенно особой логике, свойственной исключительно русской истории, сложилась правовая модель, отдаленно напоминающая феодализм.

Но и в этом случае важнейшим отличием такой политико-экономической системы от западно-европейского феодального общества является полная зависимость крепостнической аристократии от царя и государства. Вассальные отношения не получают того качественного объема, который было свойственен Средневековой Европе. Сами баре остаются «государевыми холопами», полностью зависимыми от монаршей воли и необходимости нести государственную службу. По одним признакам «второе крепостное право» напоминает феодализм больше, чем первое, но и здесь это уравновешивается постоянно растущей централизацией власти, что постоянно ограничивает свободы помещичьей аристократии.